§ 1. Определительное придаточное предложение

Определительное придаточное предложение в аварском языке, как и в Других так Называемых агглютинативных языках, основано на опре­делительном употреблении причастия и представляет собой более или

'Фор:

Формы придаточных предложений

мы придаточных предложений

225

менее распространенное причастное определение. По внутренним смысло­вым отношениям своих членов и. главное, по их формам оно совершенно одинаково с отдельным простым предложением и отличается от само­стоятельного простого предложения только формой своего сказуемого; эта последняя, невозможная в отдельном предложении, указывает на несамо­стоятельность придаточного определительного. Так как, однако, по внеш­ним признакам аварское придаточное предложение сходно с русскими так называемыми причастными оборотами („сокращенными придаточными пред­ложениями" русских дореволюционных учебников) и так как в основной массе случаев в таком определительном предложении отсутствуют формы, которые можно было бы непосредственно уподобить относительным союзам индо-европейских языков, то обычно мнение об отсутствии в языках, подоб­ных аварскому, придаточных предложений в собственном смысле слова. Это мнение лежит в основе употребления терминов „развернутое", „развитое", „интегральное" определение, с помощью которых хотят отделить формы, употребляемые в агглютинативных языках взамен индо-европейских при­даточных определительных предложений от этих последних, нередко прида­вая этим терминам не только технический, в плане описательном, но и исто­рический смысл. Насколько такое мнение оправдывается материалами аварского языка, будет видно из изложения.

а) Причастное определение и придаточное определи­тельное предложение. Особенности причастного определения. легче проследить на наиболее развитых его типах, в которых причастие, опре­деляя последующее имя, само осложнено рядом зависимых от него слов. Таковы, например, причастные определения в следующих примерах: ав гп1охпг1е вахараб мехалъ к1анц1ун бач!анкла асда цебе цо г!унк! 'когда он поднялся на крышу, подбелила к нему мышь' (Ш, 80); мун т!охгп1е яхунеб хиял гьабула ^гты всходишь, я вижу, на крышу свою [букв, я делаю думу, как ты всходишь на крышу]' (Мах!., 79); дир т!ан-ч!и рцгеб гъот!оде зодусаниш мун решт/арав? 'Не спустился ли ты с неба на дерево, на котором находятся мои дети?' (Ш, 60—61); рек!елъ чаран бугел гъол хьиндалаца чергесаб лого да ярагъ бррч[ана 'хиндалальцы, у кото­рых в сердце сталь, навесили оружие на тонкий стан' (Усл. II, 18); дида, дун хвезег1ан, к!очон теларо каранда инсуца орден баоаб къо 'я никогда не забуду день, в который отец прикрепил к моей груди орден' (XI., 10) и т. п.

Основной вывод, который можно сделать из рассмотрения подобных примеров, состоит в том, что причастие значением своей основы не отно­сится к определяемому существительному, почему внутреннее строение причастного определения, подобное строению отдельного предложения, является независимым от отношений внутри предложения в целом, в кото­ром употреблено такое причастное определение. Решающим для такого вывода является независимость изменений, которым подвергаются началь­ный и конечный классные показатели причастия, и принципиальное раз­личие синтаксических функций классных показателей, находящее отраже­ние в этой независимости.

Отношения внутри причастного определения, точнее — между основой причастия и членами, входящими в причастное определение, подобны отно­шениям внутри отдельного предложения. Так, в определении ав т1охт!е вахараб в первом примере местоимение ав 'он' оформлено именительным падежом как субъект непереходного действия, выраженного в основе при-

частия -ах- 'подниматься'; обстоятельство места т/охт/е 'на крышу' офор­млено направительным падежом, как это было бы и в отдельном предло­жения ав т.1охт1е вахана 'он поднялся на крышу' при сказуемом того же значения. Что касается начального классного показателя причастия, то из сопоставления причастных определений в двух первых примерах (ав т1охт[е в-ахараб и мун т!охт1е й-ахунеб) ясно, что он согласуется по правилам согласования классных показателей непереходного сказуемого, т. е. с субъектом непереходного действия, выраженного основой причастия, в первом случае — мужского рода (ав 'он'), во втором — женского (мун 'ты'). Таковы же отношения внутри причастного определения и в двух следующих примерах; ср. с отдельными предложениями: дир тТанчЫ р-уго 'мои дети есть', рек!елъ чаран б-уго 'в сердце сталь есть'. Наконец, в последнем примере причастное определение по своему внутреннему строению и связям подобно отдельному предложению с переходным ска­зуемым (каранда инсуца орден б-ана 'на грудь отец прикрепил орден'): в нем содержатся все три главных члена переходного предложения, соот­ветственно оформленных — активным падежом (подлежащее), именительным (объект), с которым связан классный показатель переходного по своей основе причастия (сказуемое). Согласование начального классного показа­теля причастия с субъектом непереходного действия, выраженного основой причастия, или с объектом, если основа причастия обозначает переходное действие,—только частное проявление того общего правила, рассмотрен­ного в начальных параграфах, согласно которому классные показатели в основе глагола заранее и необходимо соотнесены с субъектом или объектом в зависимости от значения этой основы. Таким образом, началь­ный классный показатель причастия является одним из средств выражения предикатных связей внутри причастного определения, будучи таковым, начальный классный показатель независим от определительных отношений, в которых причастие находится с определяемым им членом главного пред­ложения. Это видно, в частности, из того, что на форму начальных пока­зателей в двух первых примерах никакого влияния не оказывает род (средний) определяемых существительных (в-ахараб мехалъ, й-ахунеб хиял), что начальный показатель множественного числа в третьем при­мере употреблен наряду с единственным числом определяемого (р-угеб гъопг!оде), что, наоборот, множественное число определяемого в четвертом примере не сказалось на форме единственного числа начального показа­теля (б-угел хьиндалаца) и т. п. Как в глаголах классный показатель не создавал предикативных связей, а только выражал их наиболее очевид­ным образом и при его отсутствии выразителем этих связей оставались только падежные формы других главных членов предложения, так и в при­частном определении связи между его членами в том случае, когда при­частие не имеет начального классного показателя, выражаются падежными формами этих членов: щеанила ав ахиралъ чи-лъин [им. падеж субъекта при непереходном причастии] кьижараб мехалъ ралъадрагГалде 'достиг он, наконец, берега моря во время, когда спят люди и воды' (Ш, 5); тп!аде рахъизе цо рокьог!ан жанаил хут!араб мехалъ т!аг1анила гьан 'мясо кончилось, когда осталось расстояния в пядь, чтобы подняться им наверх' (Ш, 24); щеанила ав жинда [местн. падеж субъекта при причастии вос­приятия] лъалареб дуниялалде 'достиг он края, которого он не знал' (Ш, .89) и т. п.

Если начальный классный показатель имеет, в зависимости от значения основы причастия, либо субъектное, либо объектное значение, то содер­жание конечного классного показателя принципиально иное. Его измене*

15 А, А. Бокаро!

256 (Ьаршя придаточных предложений

яяя независимы от изменений начального показателя, как было сказано выше, и в этом легко убедиться из приведенных примеров. Так, в первых двух примерах начальные классные показатели причастия различны соот­ветственно различию рода субъектов непереходного действия, выражен­ного причастием: аз вахараб 'он поднялся' — мдн. яхунгб [йахунеб] 'ты [женщина] поднимаешься'. В то же время конечный классный пока­затель причастия в обоих примерах один и тот же, среднего рода, не со­гласующийся, следовательно, ни с первым (мужского рода) ее вахара-б., ни со вторым субъектом (женского рода) — мун яхуяг-б. В независимости конечного классного показателя причастия от изменений начального отра­жается то, что он не имеет никакого отношения к значению основы при­частия и, следовательно, к внутренней предикатной связи причастного определения. Это станет еще более очевидным, если сравнить третий и четвертый примеры. В них начальные классные показатели согласованы с числом субъекта, множественным в первом случае (т!анч[и р-угеб) к единственным во втором (чаран б-угел); конечные же показатели согла­сованы с числом определяемого причастием существительного, единствен­ным в первом случав (ругв'б гъотпТоде), множественным во втором (буге-л хьиндалаца). Что касается самого этого определяемого, то не только его род и число, но и его синтаксическая роль в предложении в целом совер­шенно безразлична для внутренних отношений причастного определения и устанавливается только в связи со строением предложения в целом и связью его членов. Так, в первом примере активный падеж опреде­ляемого мех 'время' связан с его ролью обстоятельства времени по отно­шению к сказуемому к1анц1ун бач!анила 'подбежала'; во втором примере именительный падеж хиял 'дума' определяется его ролью объекта по отно­шению к переходному сказуемому гъабула 'делаю', причем различие син­таксической роли этих определяемых, как видно из сравнения в двух первых призерах, не сказывается на внутреннем строении причастного определения и не зависит от отношения его членов. Можно сказать, таким образом, что перед конечным классным показателем причастия проходит граница, отделяющая предикативные связи внутри причастного определе­ния, от связей, свойственных предложению в целом: [аз пг/охт/е в-ахара]-б мехалъ к!анц[ун 6ач1анила асда цебе цо г!унк1 'когда он поднялся на крышу, подбежала к нему мышь'; [мун т1охт[е й-ахдне]-б хиял гъаб^ла 'ты всходишь на крышу, я воображаю'.

По отношению к классным показателям причастия эти особенности построения предложения с причастным определением могут быть форму­лированы так: начальный классный показатель независим от отношений, выходящих за пределы причастного определения, и выражает предика­тивные связи внутри этого определения, основанные на лексическом зна­чении основы причастия; конечный, наоборот,. независим от внутренних отношений причастного определения и выражает определительные связи за его пределами.

Он принадлежит, следовательно, не столько причастию самому по себе, сколько причастному определению в целом, оформляя его как цельное определение по отношению к именному члену последующего главного предложения.

Другими словами, основа причастия не относится по своему значению непосредственно к определяемому существительному. Отношения между нею и определяемым устанавливаются только через определительные связи между предикативными связями причастного определения в целом и опре­деляемым. В этом проявляется своеобразие аварского причастного опреде-

придаточных предложен

ления. В русском языке, как известно, причастие нз только своей опреде­лительной природой (через окэнчзяаэ), но и значением основы относится либо к с/бъекту (причастие действительного залога), либо к объекту (причастие страдательного залога). Между тем, в рассмотренных аварских примерах (а они типичны для одной части случаев употребления прича­стного определения) формальные связи классных показателей причастия указывают именно на независимость основы причастия от определяемого причастием существительного. Причастия аварского и русского языков в этом пункте, следовательно, незоотносительны. Этим объясняется, что значение аварского причастия во всех приведенных выше примерах не может быть передано русским причастием же. Само собою разумеется, что аварское причастие в такого рода примерах стоит вне противопоста­вления действительного и страдательного залогов.

Независимость значения основы причастия от определяемого суще­ствительного и основанная на ней независимость внутренних смысловых отношений причастного определения от отношений последующего предло­жения наблюдается не только при распространенном причастном определе­нии, как во всех приводившихся примерах, но и в том случае, когда опре­деление состоит из одного причастия. Так, в примере вач1араб нухзлъ нахе херазги анила 'пошел старик назад дорогой, которой пришел' (Ш, 56) причастие несогласованностью своего начального показателя (в-ач1ара-б нухалъ) с определяемым обнаруживает, что оно имеет свои собст­венные смысловые, предикативные связи и не относится к опреде­ляемому существительному значением свози основы. Конечный показатель и здесь, следовательно, принадлежит не столько причастию, сколь"О всей предикативной связи причастия в целом, которая обнаруживается в при­частии в неразвитом виде в его начальном показателе: [в-ач[ара]-б нухалъ. С этой точки зрения перестают быть странными обороты, в которых оди­ночное причастие, не имеющее начального классного показателя, опреде­ляет имя, не стоящее в непосредственной смысловой связи со значением его основы: инеб мехалъ цо ч!орги реххилебин гьудуласда хадуб '[когда будет игти], пущу я стрелу вслед другу'; хъвараг/араб мехалъ гьаракь гьибеймн дуца 'в нужное время подай голос' (Ш, 6); цо къвараг!араб къоялъ батилебин дуе дун 'в нужный день отыщусь я для тебя' (Ш, 59); бач!ана ЦЬроса цГорораб хабар 'пришло из Цора холодящее [от цЬрозе 'мерзнуть'] известие' (Ш, 103); чучараб мехалъ къват/ие яхъанчла хъарт 'когда успокоилась [от чучизе 'ослабеть', 'умерять гнев'], вышла ведьма наружу' (Ш, 28) и т. п. Во всех этих случаях определение может быть понято как непосредственно и полностью, всема своими связями, в том числе смысловой связью свози основы, относящееся к определяемому. Этому способствует отсутствие в причастиях начального показателя. Между тем отсутствие классного показателя в основе причастия делает его отно­шение к его смысловому субъекту неочевидным, но нз снимает этого отношения. В первом примере слово нух 'дорога' непосредственно не свя­зано с основой причастия; своей основой причастие относится к смысло­вому субъекту, который может подразумеваться, как в приведенном при­мере, или быть налицо (гьудул инеб мгхалъ... 'когда идет друг [букв, во время, в которое идет друг]'; к слову нух 'дорога' причастие относится только в составе целого сочетания его с субъектом и только своей опре­делительной, но не вещественной стороной. Точно так же и во втором и третьем примерах рзчь идет не о нужном времени или дне самих по себе, а о времени или дне, в который понадобится говорящий его собесед-15*

Формы придаточных предложений

Формы придаточных предложений

229

нику; в четвертом примере известие не холодеет, а таково, что говорящий холодеет; в пятом примере не время успокаивалось, а ведьма; русский перевод 'ни сытого дня нет для нас, ни радостного дня' формально совпа­дает со строением аварского я г1орц1араб къо гурин нилъее, я роххараб къо гурин (Ш, 47), но в аварском еще отчетливее, чем в русском, опре­деление не относится полностью и непосредственно к определяемому; более точным переводом будет: 'ни дня, в который мы сыты, нет для нас, ни дня, в который мы веселы' (р-оххараб—с начальным субъектным пока­зателем множественного числа). Таковы случаи асул х!ал бихьизе, хвараб ххвел гьабун, азбар бакьулъ т[ибит!анила цер 'чтобы испытать его, рас­тянулась лисица посреди двора, притворяясь умершею [букв, умершее притворство сделав]' (Ш, 58); цояв хвараб хвел гьабун ч!ун вуго 'один лег, притворившись мертвым' (Б, 95); кьижараб хвел гьабун вук[анин дун 'притворился я спящим [букв, спящее притворство сделав был я]' (Ш, 73) и т. п. Здесь причастие сохраняет свои предикативные связи со своим смысловым субъектом и непосредственно не относится значе­нием своей основы к определяемому; ср. пример й-оххара-б хвел гьабун, къунчанила аи алда 'притворившись обрадовавшейся, обняла она его' (III, 80), в котором независимость значения основы причастия от опре­деляемого выражена в его начальном классном показателе, ориентирован­ном на смысловой субъект основы причастия.

Тем, что основа причастия по своему значению не относится к опре­деляемому существительному, а конечный классный показатель имеет только определительное, но не предикативное значение, открываются широ­кие возможности определения причастным оборотом таких именных членов следующего предложения, которые не стоят в необходимой смысловой связи с внутренними предикативньпяи отношениями определения. Пример такого определения можно было видеть в нашем втором предложении, в котором определяемое хиял 'дума' не вошло бы в связь членов при­частного определения, если бы последнее развернулось в самостоятельное предложение. Таковы же, в большинстве, примеры на одиночное причастие. Таковы и следующие примеры: [бох къот1ара]-в нарт 'нарт, которому отрубили ногу' (III, 76); [дол ахал к1очонтара]-л ахал ратанила 'нашел , такие сады, что забыл прежние [букв, те сады забытые, сады нашел]' (III, 84); кваназе [чи т1аг!ара]-б гп1ут!ги батиларо, гъекъезе [чи т!аг1-ара]-б лълъарги батиларо 'найдется человек, чтобы есть с этого стола [букв, есть человек „исчезнувшим" столом не окажется это], найдется человек, чтобы пить из рога [букв, пить человек „исчезнувшим" рогом не окажется это]' (Ш, 38); [лъабго къо базег!ан гьоболасул и,1ар гьикъуле]-б г1здатги бук!инч!о нижер 'у нас нет обычая спрашивать имя гостя [букв, гостя' „спрашивающих" обычай] прежде, чем пройдет три дня' (XI., 203); [ургьиб рек!ел билги берзул маг!илги г!оралъ дун восарара]-б рисалат хъвазин 'напишу послание о том, как меня унесла река слез из глаз и крови сердца' (Мах!., 23); гьава буго каранлъ [квен к!очон тара]-б 'страсть в груди, от которой забыта еда [букв, страсть в груди, „забыв­шая" еду]' (Мах!., 47) и т. п.

Однако, хотя такие случаи в общем нередки, в большинстве случаев причастное определение относится к такому именному члену следующего предложения, который мог бы быть его членом, если бы причастное опре­деление превратилось в отдельное предложение. Так, например, если бы причастное определение в нашем третьем предложении превратилось 'в отдельное предложение, его определяемое заняло бы в этом предложе­нии позицию обстоятельства места: дир т!анч!и гъотЬда руго 'мои дети

на дереве', определяемое в четвертом примере стало бы в позицию опре­деления к слову рек!елъ 'в сердце': хьиндалазул рек1елъ чаран буго 'в сердце хиндалальцев сталь'; определяемые в предложении мег!ер ц1ураб г!азулъан гГурчин ххер баккун бугин, кЫалал ц!ураб цГоролъан ихдалил т1егъ бан бугин 'из снега, покрывающего горы, поднялась зеленая трава, из льда, наполняющего ущелья, показались весенние цветы' (Ш, 102) перешли бы в положение косвенного дополнения к сказуемому: мег!ер г/азул г$1уна 'гора покрылась снегом', к!к!алал ц!орол й/г/на 'ущелья напол­нились льдом'; определяемое нухалъ 'дорогой' в предложении илълъанила цо кидаго чи инч!еб нухалъ 'пошел дорогой, по которой никогда не ходил человек' (Ш, 71) осталось бы в той же падежной форме обстоятельства места, но зависело бы от другого сказуемого: кидаго чи гьаб нухалъ инч!о 'человек никогда не ходил 'по этой дороге'; в предложении щванила ав цо заманалдасан гъванзлъиялъ зоб бихъулареб, дуниял бижаралдаса г!ошт1ол гьаракь раг1ич!еб рохьове 'прибыл через некоторое время в лес, от густоты которого не видно неба, в котором от сотворения мира не слышался звук топора' (Ш, 2) определяемое рохьове 'в лес', зависящее по своей форме от сказуемого щванила 'прибыл', по смысловым связям было бы опреде­лением (в родительном падеже) в первом причастном обороте и обстоя­тельством места — во втором, и т. п. Во всех этих примерах причастным определением выражается его смысловой (не грамматический) потенциаль­ный второстепенный член. Так как второстепенные члены не входят в основ­ную предикативную связь предложения, почему отношение сказуемого к второстепенным членам формой сказуемого, в частности формой его классных показателей не выражается, то род и число определяемого во всех этих примерах не сказывается на начальных классных показате­лях причастия.

При_:определении такого потенциального второстепенного члена этот последний исключается из состава причастного определения. Но так как второстепенные члены не входят в основную, предикативную связь пред­ложения, то перевод их в положение определяемого не сказывается на пол­ноте предикативных связей внутри причастного определения.

Несколько сложнее построение причастного определения и его связи с последующим предложением при определении причастием его смысло­вого субъекта или объекта. Примеры такого рода составляют вторую основную группу случаев применения причастного определения, к рас­смотрению которой мы и переходим.

При определении смыслового субъекта переходного действия внешних отличий от рассмотренных выше типов меньше. Отношения подлежащего и переходного сказуемого не выражаются классными показателями ска­зуемого. Поэтому, если причастным определением, с переходным, по значе­нию основы, причастием, определяется его смысловой субъект, то начальный классный показатель причастия, согласно со сказанным выше, попрежнему будет независим от рода, числа и действительной синтаксической роли этого потенциального субъекта в главном предложении: къого сон б-ара-в г!олоханчи 'двадцать лет проживший молодой человек' (Ш, 8); хур б-екьуле-е чи 'землепашец', 'поле обрабатывающий человек' (Усл. II, 7); учти т!и-б-ит/иза-б-уле-л жал 'болезнь распространяющие существа' (С. Б., 34); г/емер дуниял б-ихьара-в чи 'человек, много видевший мир' и т. п. Однако субъект отдельного переходного предложения входит в основную преди­кативную связь предложения, и переходное сказуемое связано не только с объектом (с помощью классного показателя), но и с субъектом, что находит свое внешнее выражение, как мы видели в начальных параграфах,

230

Фирмы придаточных предложений

Формы придаточных предложений

231

в частности в особом падежном оформлении субъекта. Поэтому, при пере­ходе такого субъекта в положзние определяемого, предикативные отно­шения внутри причастного определения оказываются не доведенными до конца. Связи сказуемого не замыкаются внутри причастного опреде­ления, как это было в предыдущих типах, а переходят его границы. Этим устанавливаются более тесные отношения между содержанием причастного определения и следующей частью предложения.

Эти более сложные связи причастного определения становятся еще отчетливее в том случае, когда причастное определение, с переходным по значению основы причастием, относится к своему смысловому объекту или когда определениз, основанное на непереходном причастии, относится к своему смысловому субъекту. Переходный глагол ориентирован на объект, как непереходный — на субъект. Эта ориентированность находит свое наибо­лее яркое внешнее выражение в постоянном и неизменном согласовании классного показателя с объектом в первом случае, с субъектом — во вто­ром. Это положение распространяется и на причастие. Поэтому, когда в положении определяемого оказывается смысловой субъект непереход­ного или смысловой объект переходного причастия, то не только конечный, но и начальный классный показатель причастия согласуются с опреде­ляемым, .следуя за всеми изменениями рода и числа последнего: дур хдрнб б-и-жара-б ламаддр 'морковь, выросшая на твоем поле' (Усл. II, 8); база-ралде къвараг1араб босизе в-ач!ара-в Охьай вук!ун вуго аа 'это был Охай, пришедший на базар купить необходимое' (Ш, 52); бергьарас гьа-б-уларе-б то гьечГеб 'нет вещи, которой не делает победитель' (Усл. II, 2); гъесие гьа-в-ура-в и,о васги вугезин элъул 'у нее есть сын, рожденный от него , [букв, сделанный ему]' (Ш, 76); дица 6-е.кьа-ра-б хур-иб б-ижара-б цо лама-дар 'моркэвь, выросшая на поле, которое я вспахал' (Усл. II, 7); умумуца р-ара-л рорхатал гъиндул 'высокие дворцы, которые построили огцы' (Ш, 105); дуе б-окь'ара-б жо кьелин дица 'я дам тебе полюбившуюся вещь' (Ш, 21); гъаняысгб заманалда б-атд-л-ар-е-б ярагъ 'в теперешнее время не находимое оружие'(Ш, 56};цгве в-атара-в пачах! кЫванила алъ 'прежде других найденного царя проглотила она' (Ш, 32); дида 6-м.хьара-б тухъ 'мнз видная сторона' (Ш, 65); нижеда р-ихъара-л жал 'нам видные вещи' (Б, 89) и т. п. Эти случаи значительно отличаются от тех, в которых при­частное определение относилось к любому из его потенциальных второ­степенных членов или, особенно, к имени, не стоящему в непосредствен­ных смысловых отношениях к его основной внутренней связи. В этих последних случаях начальный классный показатель не выходил своими связями (т. е. внутренними предикативными связями причастного опреде­ления) за пределы определения; между определением и определяемым с помощью конечного классного показателя, независимого в своих изме­нениях от изменений начального, устанавливались только определите >\ьные отношения. Между тем при определении причастным определением его смыслового субъекта (при непереходном значении основы причастия: база-ралде къвараг/арзб босизе в-ач!ара-в Охьай 'Охай, пришедший на базар купигь необходимое') или смыслового объекта (при переходном значении основы причастия: дица б-ехьара-б хур 'поле, вспаханное мною') началь­ный классный показатель как бы прорывается своими связями за границы причастного определения и изменяется согласованно с конечным в зависи­мости от рода и числа опреде^яемого. При этом (что необходимо особенно подчеркнуть) он не перестает быть выразителем предикативных отношений. Согласованность начального и конечного классных показателей только затушевывает, но не снимает различил их синтаксических функций. При

сопоставлении, например, дица б-екьараб хур 'поле, вспасанное мною' с хур б-екьарав чи 'человек, вспахавший поле' обнаруживается, что начальный классный показатель в обоих случаях следует.за смысловым объектом причастия независимо от позиции последнего и ни при каких условиях не согласуется ни с субъекгом_; ни с любым другим потенциаль­ным членом причастного определения и выражает, следовательно, только предикативные отношения: дица б-е-кьараб хур 'поле, которое я вспахал', хур б-ехъараа чи 'человек, вспахавший поле'. В противоположность этому конечный показатель может отнэситься как к объекту, так и к субъекту и любому другому потенциальному члену причастного оборота, следую­щему за причастием в качестве определяемого, и выражает, следовательно, только определительные отношения: дица бекъара-б хур 'поле, которое я вспахал', хур бекьуле-в чи 'человек, пашущий поле'. Следовательно, и в тех случаях, когда начальный классный показатель согласован с опре­деляемым, он выражает не определи гельные, а предикативные отношения. Но если в случаях определения смыслового второстепенного члена выра­жаемые им предикативные связи строго ограничены рамками причастного определения, то особенностью выражений типа в-ач1ара-в ч:1 'пришедший человек', б-екьара-б хур 'вспаханное поле' является именно то, что преди­кативные связи определения переходят за его пределы, почему между при­частным определением и определяемым устанавливаются более интимные отношения, чем в первом случае.

Очевидно, что если к причастным определениям, характеризующим свои потенциальные второстепенные члены или имзна вообще, не стоящие в непосредственных отношениях к его предикативным связям, ншриложима противоположность действительного и страдательного значений, то в слу­чаях определения причастием его смыслового субъекта и объекта имеются все основания говорить о наличии в аварском языке действительных и страдательных причастных определений. Однако аварские действитель­ные и страдательные причастные определения значительно отличаются от русских. Различны прежде всего способы, с помощью которых отли­чаются друг от друга действительные и страдательные значения. В русском языке действительные и страдательные причастия сходны между собой в том, что они относятся к определяемому субъекту или объекту и значе­нием основ и родовыми окончаниями. В этом отношении рассмотренные аварские причастные определения к субъекту или объекту не отличаются от русских. Но в русском языке характер предикативной связи основы причастия с определяемым существительным выражается специальными субъектными и объектными суффиксами в составе основы причастия, т. е. суффиксами действительного и страдательного залогов, почему в русском языке можно говорить о действительных и страдательных причастиях. В аварском же языке начальные классные показатели, имея, в отличие от конечного, субъектное или объектное значения, сами по себе не диффе­ренцируют своей формой субъект и объект, как суффиксы залога в рус­ском языке, почему не могут быть признаны полным соответствием рус­ским суффиксам действительного и страдательного залогов. Последним в аварском языке соответствуют не сами по себе начальные классные показатели, а порядок их согласования: с определяемым объектом, одно­временно с конечным показателем, при страдательном значении определе­ния (чаяс б-е-кьара-б хдр 'поле вспаханное человеком'), с объектом, вхо­дящим в состав причастного определения, в разрез с конечным показателем, при действительном значении определения (хур б-екьара-в чи 'человек, вспахавший поле'). Поэтому в аварском языке можно говорить не о стра-

232

придаточных предложений

дательном или действительном причастиях самих по себе, а о страдатель­ном и действительном причастных определениях. Например, само по себе причастие в сочетании с вихьарав чи (чи 'человек", причастие — от бихьизе 'видеть') не дает оснований для определения его как страдательного (чело­век, которого видели, виденный человек) или как действительного (видев­ший человек); оно может иметь и тот и другой характер, потому что его начальный классный показатель может либо относиться к определяемому как к объекту, либо относиться к другому объекту, входящему в состав определения (например дун в-ихьарав чи. 'человек, видевший меня'). Чтобы выяснить значения причастия, необходимо, следовательно, выяснить поря­док согласования его начального классного показателя. Для этого можно изменить число определяемого. Если начальный показатель изменится соответственно числу определяемого, то обнаружится страдательное зна­чение определения (р-ихъара-л чаг!и 'люди, которых видели'); если он оста­нется неизменным, то обнаружится его согласование с другим объектом и, следовательно, действительное значение причастия (в-ихьара-л чаг!и 'люди, которые видели [одного мужчину]'). Можно также употребить при причастии один из главных членов: если при нем возможна объектная падежная форма, то определяемое может быть только субъектом, вслед­ствие чего обнаружится действительное значение определения (дун вихьа­рав чи 'человек, видевший меня'); если, наоборот, при причастии возможна объектная форма, то определяемое может быть только объектом, почему обнаружится страдательное значение определения (дида вихьарав чи 'чело­век, которого я видел', 'мною увиденный человек').

В этом последнем пункте обнаруживается другое, еще более суще­ственное отличие аварских действительных и страдательных определений от русских, чем отсутствие специальных суффиксов залога. При русском страдательном причастии допустима постановка реального субъекта только в специальной форме, в форме творительного падежа, возможной только при страдательном построении предложения („увиденный мною человек"); , употребление обычной формы субъекта, т. е. именительного падежа, воз­можно только в том случае, если определение к объекту построено в форме придаточного определительного предложения с относительным местоиме­нием в его составе (человек, которого я увидел). В аварском языке такой специальной формы субъекта страдательного предложения нет, и в составе причастного определения к объекту возможны только те формы субъекта, которые употребительны в отдельном предложении. Таким образом, аварские страдательные причастные определения по форме своих членов сходны с рус­скими придаточными определительными предложениями, по составу же —• с русскими страдательными причастными оборотами.

Способ уточнить характер (страдательный или действительный) авар­ского причастного определения с помощью падежных форм его субъекта или объекта деления становится совершенно необходимым, если причастие не имеет начального показателя. Так, лъалареб дукиял может иметь как значение 'незнаемый край', так и значение 'край, который [т. е. в котором] не знает кого-то или чго-то'. Постановка падежной формы делает значе­ние несомненным: щванила ав т1арамагъада [жив лъаларе]-б, [жинда лъаларе]-б дуниялалде 'достиг он края, в котором его [букв, самого] не знают, которого [сам] не знает' (Ш, 89).

Относительно употребленного в последнем примере возвратного место­имения жив 'сам' необходимо сказать несколько слов, так как оно играет важную роль в построении причастного определения. О его значении Услар говорит так: „Довго, имея значение тот самый, не выражает собою

Формы придаточных предложений • 233

местоимения возвратного 3-го лица. Чтобы выразить таковое, употребляется местоимение жив, которого значение мы объясним примерами.-Дое лъияв чи вугинан абдна дос, он сказал, что он хороший человек. Русское пред­ложение может подать повод к недоумению: говорит ли он о себе, или

0 ком другом (что он хороший человек); аварское предложение совер­ шенно определительно: говорящий отзывается не о себе, а о другом. /Кие лъияв чи вугинан абуна дос, он сказал, что он хороший человек. Здесь говорящий отзывается о себе самом".¹ Выше мы видели, что причастное определение может относиться как к своим потенциальным членам, так и к именам, не относящимся по смыслу к содержанию причастного опре­ деления, причем только в случае определения субъекта и объекта (и то не всегда) смысловые отношения определения и определяемого могут быть выяснены по их внешнему виду. Употребление возвратного местоимения жив в составе определения в нужной падежной форме в качестве грамма­ тического заместителя определяемого устраняет всякие сомнения, как мы то видели в приведенном выше примере. Этим объясняется, почему местоимение жив так излюблено в точных определениях: предмет жинца бихьизабулеб кинабго раг!иялда существительный ц!ар абула 'слово, которое [букв, 'само', активный падеж субъекта] обозначает предмет, назы­ вают именем существительным' (Гр. II, 7); предложениялда жаниб жиндир х!акъалъулъ бицен гьабулеб предмет бихьизабулеб раг!иялда субъект абула 'слово, показывающее предмет, о котором [букв, 'о самом', родит, падеж с послелогом] говорится в предложении, называют субъектом' (Гр. II, 11); баянраг!аби ятделъ гьеч!ел предложениязда т1ирит!ич1ел предложениял абула 'предложения, в которых (букв, 'в самих', падеж покоя 3-й серии) нет пояснительных слов, называют нераспространенными' (Гр. II, 13); В-аб гьумералъул ц1арубак!аздасан и,ояз манзилги бихьиза- була: гьаб—жив к!алъалев чиясда аск!об, гьеб—жинда к!алъалев чиясда аск!об 'некоторые из указательных местоимений 3-го лица показывают расстояние [от говорящего]: гьаб— около человека, который [букв, 'сам', именит, падеж субъекта] говорит, гьеб—около человека, которому [букв, 'самому', падеж покоя 1-й серии в дополнительном значении] говорят' (Гр. II, 53) и т. п. Легко заметить, что в таком употреблении возвратное местоимение жив составляет полную аналогию русским относительным союзам: оно в падежной форме зависит от (причастного) сказуемого опре­ деления, в роде (во всяком случае в именительном падеже, см. последний пример)² и числе — от определяемого причастным определением существи­ тельного. ³

Последний вывод вплотную подводит к затронутому в начале вопросу о том, существует ли в аварском языке определительное придаточное предложение, в собственном смысле слова, в составе сложного предложе­ния, или формы, рассмотренные выше, необходимо определять, как это обычно в описательной литературе по агглютинативным языкам, как раз-, вернутые или развитые члены в составе простого предложения.

¹ Усл., стр. 98.

² В косвенных падежах жив не различает родов. ,

³ Местоимение шив не обязательно заменяет собою определяемое имя — оно может относиться и к другим членам предложения: гъолъул лъабайго яс ж&вюги ваи,алги регун рух!ара6 босада регизарукила Ч 1ил(>ип1ии,а 'положил Чилбик ее трех дочерей на постель, на которой лежал сам и братья' (Ш, 26); жиндиего Ч/илбах/ии,а гъабураб рак!алде щун, хъарлгги г!о Данила 'заплакала ведьма, вспомнив сделанное ей [букв, самой] Чилбиком' (Щ, 31). В этом случае нет, конечно, соответствия русским относительным местоимениям.

234

Формы' придаточных

Формы придазочкъгх

Произведенный выше анализ показал, что необходимо различать две группы случаев употребления причастного определения. В одних случаях, когда определяется смысловой второстепенный член (или даже не член) .причастного определения, предикативная связь причастного определения не только обособлена от связи остальной части'предложения; но и вполне •закончена, причем, чт'о необходимо особенно подчеркнуть, она выражена совершенно теки же средствами, что и в отдельном предложении, т. е. теми же падежными формами субъекта и объекта и тем же порядком согласования начальных классных показателей сказуемого. Таковы же отно--Шёния и в русском сложном предложении с придаточным определительным, относящимся ке к своему субъекту или объекту. Выражение подчинитель-• ной связи между двумя предикативными связями в русском и -аварском языках различны формально, но одинаковы по существу: русский язык прибегает к помощи относительяого союза, согласованного в роде и числе с определяемым именем в составе главного ' предложения, аварский — к помощи, конечного классного показателя причастия, согласованного в роде и' числе с определяемым. Различия между русским и аварским языками .не в том, как выражазтся подчинительная связь двух предложе­ний, — она одинаково отчетливо выражена в обоих языках, — а в степени уточнения этой связи. Относительное слово в русском языке, увязывая придаточное предложение с членом главного по роду и числ}', своей падеж­ной формой одновременно указывает, каким именно членом придаточного предложения был бы этот член главного предложения, причем эту функцию относительное слово (во всяком случае склоняемое) выполняет в любом случае его употребления. Конечный классный показатель аварского при­частия не можзт выполнить эту функцию, так как он имеет только опре­делительное значение. Однако в необходимых случаях, когда важно устра­нить сомнения в характере смысловых отношений между причастным определением и определяемым, аварский язык использует возвратное местоимение жиз 'сам', способное изменять свою падежную форму. Таким образом, различие межцу русским и аварским языками состоит не в нали­чии определительных придаточных предложений в первом и отсутствии их во втором, так как они имеются в обоих языках, а только в степени распространения и обязательности средств для уточнения смысловых отно­шений между уже существующим придаточным предложением и опреде­ляемым им членом главного предложения.

Кэсвенным подтверждением того, что в этом случае мы имеем при­даточное предложение в собственном смысле слова, могут служить также некоторые факты, проливающие свет на историю образования при­частных определений. Мы видели выше (см. главу IX), что причастие может быть формой сказуемого и в отдельном предложении, например дир вац рохъоа е-^гг-з 'мой брат дома [есть, букв, сущий/; цо ч!ор б-еччале-6 гъудуласда хадуб 'стрелу пущу [прич.] вслед другу'. В этом случае не толькэ начальный, но и конечный классный показатель при­частного сказуемого согласован с субъектом или объектом предложения (в зависимости от значения основы причастия) и также выражает, сле­довательно, предикативную связь. Причастное определение отличается от такого предложения тем, что его конечный классный показатель оторван от предикативной связи определения и снабжен определительными функциями. Естественно предположить, что образование аварского при­даточного определительного предложения исторически происходило именно с помощью изменения функции конечного показателя, в результате которого предложение становилось формально незаконченным и открытым

б сторону следующего предложения. Средним звеном между отдельным предложением и возникшим из него придаточным определительным пред­ложением должно было бы быть в такэм случае позиционное пэдчинение этого предложения другому предложению с сохранением за конечным классным показателем причаст-ия субъектно.го или объектного (а не определительного) значения. Это среднее - звено можно наблюдать в отдельных случаях еще и, сейчас. Таково, например, предложение, встретившееся у Услара (135): дун в-ач1а.ра-е мехалъ гьав чи вЧк!ана рокъов 'в тэ время, кэгда [букв, во время, в которое! я пришел, этот человек был дома'. В этом примере причастное определение дун в-ач/ара-в относится к слову мехалъ 'во вреим', но его конечный классный пока­затель согласуется не с этим словом, а с субъектом причастного опре­деления и своими связями обращен, следовательно, во внутрь определения. Таким образом, зависимость причастного определения от следующего слова выражена здесь не классным показателем, а только тем, что оно помещено в обычной позиции определения — перед определяемым. Таковы же следующие примеры: кванан лъшс!аб х1алалда г!ори,1ара-в мехам ургъизе лъугъана 'когда, поев, хорошо насытился, начал думать' (Р, 27); и,о эй хурхднел куц 'как она вцепляется!" Наби эвгун к/алъале-в мехалъ ... 'в то время, когда Наби разговаривал с ним'; базаралдаса рд-сса-ра-л къаг!ида .бую х1а.музул 'ослы, кажется, вернулись с базара [букв, у ослов поведение,, как будто с базара вернулись/; ниж нух ккун хъетуле-л мехалъ дол лъутизе рек!ана 'когда мы побежали по дороге, они начали убегать'; къоял кьиждн ара-л, сардал р-орч!ара-л бач1уна дуниял дидеги цебг 'передо мною проходит жизнь, когда дни проводил во сне, а вечерами бодрствовал' и т. п.¹ В другом месте Услар замечает, что вместо дун в-уге-б бак[ 'место, в котором я нахожусь' „случается иногда слышать: дун вугев бак! или дун \женщи.на\ йигей бак! и пр., но это признается за неправильность" (Усл., 125). Очевидно, что неправильностью такой способ подчинения одного предложения другому признается именно потому, что в современном языке позиционное подчинение заменено обычным подчинением с помощью конечного клас­сного показателя.²

В других случаях, когда аварское причастное определение относится к своему смысловому субъекту или объекту, предикативная связь опре­деления не замыкается внутри него и переходит его границы. В противо­положность этому в русском языке предикативная связь придаточного предложения, определяющего свой смысловой субъект или объект, замкнута, во всяком случае формально, с помощью падежной формы относительного слова. Таким образом, аварское причастное определение при субъекте и объекте не только по своим внешним показателям, но и по составу (отсутствие относительного местоимения) больше сходно с русскими так называемыми причастными оборотами, внутренняя предикативная связь которых также не замкнута. Но между русскими причастными оборотами и аварскими причастными определениями, во всяком случае между теми из них, которые имеют страдательный смысл, существует

¹ Примеры и соображения заимствую из диссертации М. Саидова „Развернутые члены предложения в аварском языке".

² Легко заметить, что позиционное, не с помощью конечного показателя, подчинение придаточного определительного члену главного предложения сохранилось только в том случае, если этот член либо является смысловым второстепенным членом придаточного предложения, либэ вообще непосредственно не связан с внутренним смыслом этого предложения.

236

придаточных предложений

придаточных предложении

разница, обычно недостаточно учитывающаяся: в то время как при русском страдательном причастии возможна только специальная форма реального субъекта (творительный падеж), в аварском страдательном причастном определении употребляются те же падежные формы субъекта, что и в отдельном предложении. Благодаря этой особенности аварские при­частные определения не совпадают вполне с русскими причастными оборотами и сближаются с придаточными определительными, в которых употребляется обычная форма подлежащего. Кроме того, аварский язык и в случае определения субъекта и объекта может прибегнуть к помощи возвратного местоимения жив 'сам' и создать полное смысловое и фор­мальное соответствие русским придаточным определительным предложениям. Следовательно, и здесь аварский и русский языки разделяет не отсутствие подчинительной связи между предложениями в первом и наличие ее во втором, а только меньшая степень распространения в аварском языке придаточного определительного предложения, совершенно подобного русскому.

В отличие от русского языка, в котором причастие при местоимении возможно только как аппозитивное или в составе обособленного при­частного оборота, аварское причастие широко распространено в качестве непосредственного определения местоимений: [хвараб .лъимер гьабун моц! т!убач1е]-й алъ анкъго сон базег[ан поэт хъихьана 'она, у которой еще месяц не прошел, как родила мертвого ребенка, воспитывала поэта до семи лет' (XI., 49); рек!арав дун лъелго лъица гьавурав? 'верхом ехавшего меня кто сделал пешим?' (XI., 124); херлъарав дида гьеб/ г!акъуба — зах!мат бихьизабичЬго 'не давая видеть состарившемуся мне эту горесть' (Ш, 51); х1инкъарав гьас ах/и бала 'испугавшийся/он бьет тревогу' (Хр. I, 13) и т. п.

б) Обособленное причастное, определение. Причастное определение может обособляться. В этом случае оно помещается не перед, а после определяемого члена главного предложения, как^хнепосред- ственно за ним, так и будучи отделено от него всем составом главного пред­ ложения, в конце последнего: и,1акъав раг1улин Цилг1ин, кето г/адин пачах1асухе аздагьо бачарав 'молодец, как слышно, Медвежье-Ухо, который притащил к царю змея, как кота' (Ш, 17); дун йиго Пандиса Пашу рал Пат/и, гъит/инаб хъулухъалъ Хунзахе щварай 'я — Ашурова Пати из Анди, пришедшая по небольшому делу в Хунзах' (XI., 204); шагъро карамалда, театралда теч/о къеда сурат, къулич!еб т/аде 'в больших городах, на стенах театров не оставил ни одной картины, над которой не склонился' (А, 34); нагагьаб сон унаро, ункъо-щуго чи ч1вач1еб 'редкий год проходит, в который не убили четырех-пяти человек' (XI., 216); гьава буго каранлъ, квен к/очон тараб 'страсть в груди, от которой забыта еда' (Мах!., 47); цо г!акълу кье дне, къалда вер- гьунеб 'дайте совет, благодаря которому буду побеждать в бою' (3. XI., 57) и т. п. Такому обособлению сопутств}?ет интонационное выделение при­ частного определения.

в) Причастное определение в составе сказуемого. Как определение может относиться к определяемому не только непо­ средственно, но и в составе сказуемого, при посредстве формальной или вещественной связки, так и причастное определение. Выше, в главе X, рассматривая сочетания причастия с различными связочными глаголами, мы не всегда обращали внимание на то, что в ряде приводимых примеров

причастие обозначает действенный признак предмета не сам по себе, а в составе целого комплекса слов, образуемого им и относящегося к нему по смыслу и форме слова. Таковы, например, предложения типа гъел (нух гъабуле)-л руго 'они заняты постройкой дороги', они — строящие дорогу, которые были анализированы в главе X, раздел Б, § 5. В пред­ложениях такого типа причастие, как мы видели, не вступает в непо­средственные отношения с формами глагола бук/ине 'быть', не образует с ними цельной по своей синтаксической функции временной . формы, а относится к ним только через свое отношение к объекту действия, выраженного его основой. Кроме того, мы видели также, что связь между объектом и переходным причастием не выходит за пределы их внутренних отношений, так что в связи всего предложения в целом они входят только как цельное определение к подлежащему предложения. Отражением этих отношений между причастным определением и остальными членами предложения является то, что к связям всего предложения в целом относится только конечный классный показатель причастия, и то, что начальный классный показатель не зависит от этих связей и согласуется только с объектом, оформленным, в свою очередь, в обычном для отдельного предложения порядке — именительным падежом. Таким образом сочетание причастия с объектом в такого рода предложениях представляет собою причастное определение, обычное по своему построению, но помещенное в состав сказуемого. После сказанного выше о страдательном и действительном характере причастного опре­деления мы можем уточнить характеристику таких предложений, как гьал [нух гьабуле]-л руго 'они заняты постройкой дороги'; Пали, мун [х1алт1уде кват1уле]-в вуго, [заман лъуг/илелде лъутуле]-в вуго 'Али, ты [постоянно] опаздываешь на работу, убегаешь до окончания работы' и т/олго нилъер улка [бииата5 гъаталъул ц1ороца бацара]-б бук!ана 'вся наша страна была покрыта толстым слоем льда'. Предложения того типа, который представлен в двух первых примерах, содержат в составном сказуемом в. качестве именного члена действительное опре­деление подлежащего, т. е. такое причастное определение, которое относится значением основы причастия к подлежащему предложения как к смысловому субъекту выраженного этой основой действия, переходного (в первом примере) или непереходного (во втором); предложения этого типа действительны по своему характеру. В предложениях того типа, который представлен в третьем примере, причастное определение отно­сится значением основы причастия к подлежащему предложения как к своему собственному смысловому объекту; предложения этого типа страдательны по своему характеру. Само собою разумеется, что если причастное определение относится к подлежащему предложения не как к субъекту или объекту выражаемого им действия, то такое предложение стоит вне противоположности действительных и страдательных значений; ср., например, рукъзал [т!ад махх (объект) ккура]-л руго 'дома покрыты железом', букв, 'дома были [такими], на которые было положено железо', г) Соподчиненные и включенные причастные опре­деления. Причастные определения могут быть однородными, сопод-чиняясь одному и тому же определяемому: шванила ав нахул г/орги жаниб бугеб, накахе х/аш бахунеб, х!урда бакъвараб дуниялалде 'доехал он до места, в котором текла масляная река, в котором была грязь по колено и в котором была пыль от засухи' (Ш, 84); батанила асда цо къоялъ г!адамасул лъарк!, нат! г!еблъуда бугеб, лъабго хала-тлъуда, натицаннги ракьулъеги араб 'нашел он однаж.ды человеческий

Форлпл придаточных предложений

Формы придаточнЫх предложений

239

след, шириною в локоть, длиною в три, в землю на локоть ушедший" (Ш, 3); ц1акъал чаг!и рух1ияг кхелин нуж, дир харибах!а*.де чуялгн. реччалгл, дл.р т!ут.1ш кваналгл, дчр льарш гъехьолгл 'вы, виднэ, хра­брецы, [есла] пустившее на мо8 луг лошадей, едящие за моим столом, пьющие из моего рога' (Ш, 38) и т. п.

Причастные определения могут также включаться друг в друга, причем одно из них в этом случае определяет имя внутри другого, а пэследнее — имя в главном предложении. Построение такого сложного определения графически мэжнэ изобразить так: [(кидаю ноу/мл ц[дра)-б т!имугъ гурони т1ац ре.т1ине щвеч!е]-в Бухъдч ц1ияб, лъияб ретЬл щаедал, алъул хал гъабиэг лъугьана 'Букхуч, которому никогда не приходилось ничего надевать кроме тулупа, наполненного вшами, надев новое, хорошее платье, стал его осматривать' (Ш, 55); гьенир ц[акъа-и,!акъал ахал ратпаниш асда [(дуниялалда бугебан а.бзра)-б гмхъил и,[ара]-б 'чудные сады нашел он тут, наполненные плодами, какие только ^гёсть на свеге' (Ш, 83) и т. п.

Соединение соподчинения со включением создает сложные типы пред­ложения с придаточными определительными: (рахьдал г1ор жаниб бдге)-б, [(ражи ц!ороле)-б моц[алъ ц1ибил барщуле]-б дуниялалде щванила 'достиг места, в котором была молочная река, в котором поспевал виноград в месяц, в который мерзнет чеснок' (Ш, 83) и т. п.

д) Обобщительные придаточные определительные предложения. В состав придаточного определительного предложения может включаться сообщительное местоимение щинаб 'всякий', 'каждый'. Оно помещается в конце придаточного предложения, нзпосредственно при определяемых: гъанив вугев щинав чи 'всякий находящийся здесь человек' (Усл., 109); бицанила васас, жинцаго гьабун щинаб жо 'рас­сказал юноша обо всем [букв, вещь], что он сделал' (Ш, 87); бица-нила эбглалъ лъугьан щинаб жо 'рассказала мать обо всем, чго произошло' (Ш, 13); рихьан щипал ишал школлъун ч!ана 'все, что он видел, было ему школой' (X!., 51) и т. п. Причастие прошедшего времени при этом обычно заменяется особой глагольнэй формой, образуемой непосред­ственно от основы глагола суффиксом -аи: бдк!ан щинаб жо 'всякая бывшая вещь', кеараг!ан щинаб жо 'все необходимое' и т. п. Образуемое так причастное определение сходно с числительными типа к/иябго 'оба.', с местоимением т!олабго 'все без исключения'; так, если къвараг1араб жо значит просто 'понадобившаяся вещь', то квараг1ан щинаб жо значит 'все [без исключения] необходимое', 'всякая понадобившаяся вещь': квараг/ан щинаб жоги. кьун 'дав все необходимое' (Ш, 4); ср. также: батан щинаб жо, 'все_; что нашел' (Ш, 20); жиндаго берцин бихьан щинаб жо 'все, что ему понравилось' (Ш, 46); ах1т[анила ахикь бук!ан щинаб ххер 'закричала вся трава, какая была в саду' (Ш, 85) и т. п.