Стивен Тулмин

Человек не только познает, но также и осознает то, что познает, пишет С.Тулмин (1922 – 1997) в работе «Человеческое понимание» (1972), а центральным элементом понимания является понятие. Знание и понимание могут быть только коллективными. Соответственно, мы должны обсуждать развитие наших коллективных понятий в двух разных терминах: 1) нововведения – если мы задаемся вопросом, какие факторы или соображения приводят носителей интеллектуальной традиции к тому, чтобы предложить какие-то способы продвижения вперед по сравнению с занимаемыми в настоящее время позициями; 2) отбор, если мы задаемся вопросом, какие факторы или соображения приводят их к тому, чтобы принять некоторые из этих нововведений, доказавших, что они предпочтительнее других, и, таким образом, модифицировать коллективную концептуальную традицию.

Итак, научное исследование коллективно, и научное знание также коллективно. Это обстоятельство вместе с идеалами объяснения, которые составляют основу понимания, опирающегося на популяции понятий, определяют преемственность в единой системе популяция идей – популяция ученых.

С.Тулмин полагает, что развитие рациональной инициативы, как и инициативы экономического сообщества, можно анализировать на трех уровнях:

-мы имеем общее благо, представленное историческим развитием коллективной дисциплины, со всеми ее достоверными понятиями, процедурами объяснения и стратегиями;

-мы имеем профессиональные институты, которые обслуживают ту или иную дисциплину, но в которых могут развиваться и другие, независимые интересы;

-мы имеем совокупность ученых, которые делают карьеру и одновременно руководствуются идеальными требованиями избранной им дисциплины.

Пол Фейерабенд

Научные идеи проясняют наш дух и улучшают нашу жизнь, пишет П.Фейерабенд в своей книге «Против методологического принуждения. Очерк анархистской теории познания» (1975). В то же время наука вытесняет позитивные достижения более ранних эпох и вследствие этого лишает нашу жизнь многих возможностей. Есть традиционная наука, но неверно принимать ее как единственный путь познания мира, поскольку есть и другие пути, в том числе и те, которые сложившейся наукой подавляются. Поэтому пролиферация теорий (неограниченное размножение теорий, в том числе и по отношению к познанию одного и того же объекта) благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу. Кроме того, единообразие подвергает опасности свободное развитие людей. И вообще, не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она ни была, которая не способна улучшить наше познание.

Ни одна теория не согласуется со всеми известными в своей области фактами, однако не всегда следует порицать ее за это. Но если наука существует, разум не может быть универсальным и неразумность исключить невозможно. Эта характерная черта науки и требует анархистской эпистемологии. Каждый ученый может изобретать свою собственную концепцию и разрабатывать ее, сколь бы абсурдной она ни казалась окружающим. Если кто-то изобретет совершенно фантастическую концепцию и пожелает с нею расставаться, то с ним ничего нельзя сделать: нет фактов, которые можно было бы противопоставить этой концепции, поскольку она формирует свои собственные факты. Автор фантазии создает что-то похожее на парадигму, что-то вроде особого замкнутого мира, и все, что не входит в данный мир, не имеет для него никакого смысла. Получившуюся концепцию невозможно сравнивать с другими, поскольку у них нет никакой основы для сравнения. Все допустимо и все дозволено.

Для лучшего понимания его позиции, П.Фейерабенд предлагает считать его анархизм близким к дадаизму. Дадаизм – это характерное, но весьма размытое движение в художественной культуре начала 20 века, его характеризуют как дурачество, как пародию на искусство; это некая игра без правил; это революция, разрушающая стандарты сложившегося общества. Можно также сказать, что дадаизм – это искусство с детским взглядом на мир и младенческой вседозволенностью. Надеюсь, прочитав эти строки, пишет П.Фейерабенд, обо мне будут думать скорее как о ветреном дадаисте, чем как о серьезном анархисте.

Может возникнуть впечатление, будто я рекомендую некоторую новую методологию, которая индукцию заменяет контриндукцией и использует множество теорий, метафизических концепций и волшебных сказок вместо обычной пары «теория – наблюдение». Всякая методология, даже наиболее очевидная, имеет свои пределы.

Итак, П.Фейерабенд, исходя из анализа истории науки, приходит к выводу о неверности кумулятивной модели развития науки. История показывает, что часто старая теория не является частным случаем новой и не выводится (не дедуцируется) из нее.

Развитие науки идет не путем сравнения теорий с эмпирическими фактами, а путем взаимной критики несовместимых теорий, учитывающей имеющиеся факты. Поэтому методологический принцип пролиферации теорий способствует развитию науки. Мир, который мы хотим исследовать, представляет собой в значительной степени неизвестную сущность. Поэтому мы должны держать глаза открытыми и не ограничивать себя заранее. Отсюда принцип, не препятствующий прогрессу, допустимо все. С этой точки зрения оказываются бессмысленными методологические критерии верификационизма и фальсификационизма, а также принципы соответствия, недопустимости противоречия, избегания гипотез эд хок, простоты. Этот анархистский принцип, подтверждает история науки, которая демонстрирует, что не существует правила, которое в то или иное время не было бы нарушено. Такие нарушения не случайны. Напротив, они необходимы для прогресса науки.

Следует добавить, что П.Фейерабенд не признавал модели Т.Куна. Он критиковал ее, исходя из принципов пролиферации и контриндукции, призывал к перманентной революции в науке, считая период нормальной науки прелюдией.