§ 4. Население Московского государства

Вектор собирания земли отразился и на формировании населения Великорусского государства. Население не было однородной серой массой рабов, на чем настаивают поборники европеизма. Москва, еще не будучи формально империей, уже отличалась чрезвычайной этнической пестротой населения. Факт исключительный по своей сути. Давно было подсчитано, что из более чем 150 родов русской аристократии только шесть были этническими русскими, остальные по происхождению скандинавы, татары, литовцы, немцы, шотландцы и т.д. Даже родоначальник Романовых <1> - последней династии русских царей был выходцем из Литвы!

--------------------------------

<1> Некий Андрей Кобыла, при Иване Калите вышедший на Москву из "Прусския земли".

Основной принцип, который был положен московскими великими князьями в основу регулирования положения населения, был принцип государственной пользы: raison d'etre русского государства - это пригодность того или иного лица для служения государству. Достоинство человека в московский период определяется достоинством или родом его службы. "Если у нас с ними (московитами), - писал Герберштейн, - заходила речь о литовцах, они обыкновенно с усмешкой говорили: "Когда их король или великий князь приказывает кому-либо из них отправляться с посольством или в какое другое место, то получает ответ, что, де жена больна или лошадь хрома. А у нас не так, - говорили они, смеясь, - если хочешь, чтобы голова была цела, отправляйся по первому приказу"" (Герберштейн. 1988. С. 113). В этом парадокс русской истории и цивилизации - будучи исключительно эгалитарной по духу, она так и не породила настоящую аристократию в западноевропейском понимании этого слова.

Служилое население.

В служилых людях Московского государства выражена материальная связь населения с государством. Форма связи - чин человека. Чин человека - мера его пригодности, полезности и, следовательно, смысла существования. Если мы возьмем судебники московских великих князей, то увидим, что содержание их во многом касается регулирования публичных дел. Все служебные чины: бояре, дьяки, наместники, волостели, губные старосты и т.д. названы в них исключительно в обстоятельствах осуществления ими своих служебных полномочий. Виды этих полномочий помогают дифференцировать все население Московского государства. Результаты этой дифференциации удобнее представить как таблицу:

Служилые люди по отечеству	Думные чины а) бояре б) околничьи в) думные дворяне Московские служилые чины а) стольники б) стряпчие в) дворяне московские г) жильцы Городовые служилые чины а) выбор б) дети боярские дворовые в) дети боярские городовые
Служилые люди по прибору	а) стрельцы б) казаки в) пушкари г) солдаты, рейтары, драгуны

Поскольку тяглые в той же мере считаются служилым разрядом населения, их мы представим в следующем виде:

Тяглые люди посадские	Посадские московские чины а) гости б) гостиная сотня в) суконная сотня г) черные слободы и сотни московские Городовые посадские чины а) лучшие люди б) средние люди в) молодшие люди
Тяглые люди уездные	Крестьяне черные и дворцовые а) крестьяне б) бобыли (захребетники) в) крепостные

Источник: [А. Ключевский. 1918. С. 110 - 111; Филиппов. 1916. С. 448].

К не тяглым и не служилым, собственно, в Московском государстве относились разумеется, рабы (холопы) совершенно разных видов.

Думные чины или бояре.

В боярах Московского государства мы видим преемственность высшего слоя служилых людей от древней части родовой аристократии, однако с измененным уже характером. Бояре в Московскую эпоху - те же служилые люди, что и их бывшие слуги - дворяне. Боярство давалось на Москве исключительно за службу. Так, при Василии II видим только четыре боярских рода, при Иване III их уже 19, при Василии III - 20, при Федоре Иоанновиче - 22, в середине XVII столетия, по данным Олеария, их уже 30, но при Петре I - 19, вскоре они и вовсе исчезают.

Положение бояр определено памятниками той эпохи как положение слуг царя. Судя по Судебникам и Уложению, бояре, либо главы приказов, либо наместники, либо волостели, либо воеводы. Разумеется, все они члены Боярской Думы. Одновременно стоит отметить, что положение боярина, несомненно, более высокое, нежели детей боярских. Так, боярин получает гораздо более высокие пошлины с судебных дел, им решенных; он защищен от бесчестия гораздо сильнее, чем другие. Защита его чести определяется в каждом отдельном случае царским указом, несмотря на то что ст. 26 Второго судебника и ст. 7 Третьего судебника в общем определили денежную пеню за бесчестие боярина размером в его годовой доход. Соборное уложение, можно сказать, только уточняет, что пеня может взыскиваться, если бесчестие наносится равным, если нет, то виновный наказывается кнутом и тюремным заключением. В общем положение боярина ниже только положения епископата Русской православной церкви, отмеченного в гл. X Уложения.

По своему служебному положению боярин, безусловно, второе лицо в государстве. Это особенно четко видно на примере Бориса Годунова, но об этом ниже. Боярину поручен суд великого князя; наиболее важные дела боярин судит с доклада. "А которого жалобника а непригоже управити, и то сказати великому князю", - гласит ст. 2 Первого судебника. Здесь же уместно сослаться на ст. 18 того же памятника, согласно которой отпускная грамота, не заверенная боярином, за исключением отпускной грамоты, выданной самим великим князем, объявляется недействительной. Особенно ясно это становится видно при сравнении со ст. 20 того же источника, где отпускная грамота, выданная наместником или волостелем без права боярского суда, должна быть одобрена боярином. Далее, из содержания ст. 21 видно, что боярский суд приравнен к суду великого князя: "А с великого князя и с детей великого князя суда имати на виноватом по тому же, как и с боярского суда".

Для истории боярства в ранний московский период характерна еще одна интересная деталь. Мы не случайно сравниваем служилое население с тяглым. Тяглые, как известно, до 1600 года пользовались правом Юрьева дня (см. ниже). Поэтому, думается, весьма правомерен вопрос: а был ли свой Юрьев день для боярства? Был. Это называлось правом свободного перехода бояр от одного князя к другому: "...и боярам и детям боярским и слугам и христианом меж нас вольным воля" (Собрание. 1813. 1. N 127). Бояре, следовательно, будучи основным проводником княжеской власти в ранний московский период и, будучи экономически независимыми, состояли в свободном договорном отношении с великим князем, что влекло за собой, в частности, свободу выбора для себя господина, которому тот или иной боярин предпочитал служить. Нередко на Москве этот принцип подкреплялся заявлениями великих московских князей. "А бояром и слугам вольным воля; кто поедет от нас к тобе и к великому князю или от тобе к нам, нелюбья ны не держати", - читаем в договоре сыновей Калиты (1341 г.).

Постепенное укрепление могущества великого князя Московского выразилось в том, что боярство и другие независимые служилые люди утратили право самостоятельного распоряжения собственной судьбой. Уже в договоре Дмитрия Донского с кузеном его Владимиром Андреевичем находим следующие строки: "А коли ми будем всести на конь, а тобе со мною, или тя куды пошлю и твои бояре с тобою"; или: "А кого коли оставити у тобя бояр, про то ти мене доложити, то ны учинити по згадце: кому будет слично ся остати, тому остатися, кому ехати". Еще позже положение бояр стесняется настолько, что они уже не стоят перед выбором, все бояре поставлены в жесткие рамки несения службы перед государством. Так, в договоре Василия I (1405 г.) со своими братьями читаем: "А кто которому князю служит, где бы ни был, полезти ему с тем князем, которому служит; а городская осада, где кто живет, тому туто сести".

В отечественной историографии, особенно в советской (впрочем, "белые вороны" были и в дореволюционной, например Н.П. Павлов-Сильванский), эти положения, регулировавшие право боярского отъезда, расценивали как доказательство наличия феодальных порядков в России. При этом авторы данной концепции всегда упускали и упускают главное: почему наличие "феодальных" (как они думают) порядков в России дало совершенно противоположный европейскому результат? Говоря проще, если бы в России был феодализм, большевики никогда бы не смогли захватить власть в стране. Не стоит забывать, что это право вольного перехода существовало в рамках жесткой политической парадигмы власти золотоордынского хана, ставленником которого был великий князь Московский. Этот характер государственной власти неизбежно превращал вольные переходы бояр в банальную склоку слуг со своими господами, склоку из-за большего жалованья, что неизбежно говорит о том, что служба несется с жалованья, а не с вотчины! Самый распространенный вид такого жалованья - хорошо известное кормление, отдача в прокорм даней и судебных пошлин с вотчин и владений великого князя!

* * *

Бояре делились на два общих разряда: бояре больших родов (первостатейные), таковых Котошихин насчитал 16 родов, и бояре низших родов (другие статьи), числом 15. Большие роды известны тем, что представители их в конце своей служебной карьеры бывали только боярами, низшие же "бывают в околничих и боярех". Кроме того, дочери больших бояр не могли быть взяты в услужение царицей без согласия родителей, тогда как дочери бояр младших родов "царица и царевна для житья взятии к себе в дом, и им то вольно" (Котошихин. 1906. С. 35).

В Московском государстве было три высшие боярские должности после царя. Первая - конюший: "А бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью; и когда у царя после его смерти не останется наследника, кому быть царем кроме того конюшего, иному царем быт некому, учинили б его царем без обирания" (Там же. С. 81). Правда, при Романовых боярина-конюшего уже не было, печальный опыт Бориса Годунова послужил причиной того, что "ныне в такой чин допускати опасаются". Вторая - дворецкий, который был главным управителем всего дворцового имущества. Третья - боярин оружейничий. Он заведовал обширным военным хозяйством Московского государства.

Служба сыновей бояр начиналась с малых лет. Родовитость, повторим еще раз, с начала XVI в. вовсе не гарантировала им чин боярина в зрелости. Как замечает Котошихин, сыновья ближних людей начинали со службы у царицы в стольниках. Служба эта продолжалась по достижении ими 15 или 17 лет. Затем возмужалых их брали уже в царский чин, опять-таки в стольники, спальники, стряпчие и прочие чины. Место их при царице занимала уже другая смена подростков. Царская служба отличалась своей неопределенностью (одних стольников было около 500 человек) и могла соответственно затянуться надолго. Все, следовательно, зависело от родственников, родовитости и не в последнюю очередь от деловых качеств служилого. Производство в очередной чин происходило на Москве обычно 1 сентября (в день Нового года), на Пасху и на день рождения Государя. При верстании в очередной чин имело большое значение усмотрение самого царя, равно пригодность того или иного к следующему чину.

"А кому царь похощет вновь дати боярство, и околничество, и думное дворянство из стольников и из дворян, или дворянина из дворовых всяких чинов и из вольных людей, и таким даст честь и службу, по своему рассмотрению, кто в какой чин и честь годен" (Там же. С. 28).

Особо стоит отметить, что выше всех боярских родов на Москве стояли потомки Чингисхана: Сибирские и Касимовские царевичи, равно высоко ставились Грузинские царевичи.

Боярский чин мог быть взят царем обратно за различные провинности, часто поводом к этому были местничьи счеты бояр.

Местничество.

Этот институт родовых пережитков возник в Московии тогда, когда "генеалогической знатностью стали жертвовать данностью службы" [Ключевский. 1994. С. 212]. Это означало, что в связи с массовым приходом служилых людей в Москве складывается иерархия служебных чинов, по которой преимущество получают пришлые, а не коренные московские служилые роды. Отчасти такое положение можно объяснить тем, что пришлые удельные князья тоже были Рюриковичами, что и князья московские. Подобное положение продолжалось до 1550 г., когда во главу угла было поставлено не "генеалогическое", а служебное отличие.

"Лета 7058, приговорил царь государь с митрополитом со всеми бояры: в полках бытии княжата и дети боярским с воеводами без мест, ходити на всякие дела со всеми воеводами, для вмещения людем; и в том отечеству их унижения нет: которые будут впредь в боярех или в воеводах, и они считаются по своему отечеству"; и далее: "Кто с кем в одном полку послан, тот того и меньши. А воевод государь прибирает, рассуждая их отечество; и кто того дородился, то может равный обычай содержати", - гласил приговор Земского собора.

Иными словами, московская власть торжественно объявила, что отныне решающим для нее критерием является служебная пригодность представителя того или иного рода. Но вопрос, как определять степень пригодности, решается этой властью по-старому. Пригодность к службе обусловлена родовитостью боярина или дворянина. Понятно, что, будучи паллиативом, данная мера не привела к окончанию местничьих споров. Только Петр Великий славный своим радикализмом поступил в этом вопросе по-своему: указал всем дворянам начинать службу с малых чинов, с тем чтобы по службе их видеть, кто на что способен. Но в московскую эпоху до такого радикализма было еще далеко. Московские служилые люди нашли выход в аналогии с родовым счетом. Если раньше считались происхождением (родом), то теперь стали считаться со служебным чином (местом) своим и своих ближайших родственников. Московские служилые люди постепенно вырабатывают для себя общее понятие чести - "служити Государю в свое место". Места эти записывались за представителями служилых родов в особые разрядные книги. По этим книгам справлялись в случае возникновения местничьих споров. Книги Разрядного приказа были сожжены по приговору Земского собора 1682 г., правительство только так смогло уничтожить повод к местничеству.

Изначально местничьи споры рассуживали особые родовые суды - старший в роду определял, кто из спорящих имеет больше прав. Образовалась и особая комиссия из бояр, представлявшая царю с доклада решать дело окончательно. С течением времени правительство вырабатывает несколько простых правил. Одно из них - "развод". Когда одного служилого человека, равного чинами, при назначении в подчинение другому разводили или отставляли от должности, но при этом отставляли и другого. Факт подобного развода в дальнейшем считался доказательством впредь их служебного равенства. Служить они отныне должны были на равных должностях. С окончанием Смутного времени невероятно умножились местничьи споры. Во избежание "докуки", как тогда говорили, правительство, если челобитчик не мог доказать свою правоту, выдавало его с головой ответчику, что означало нередко крупный денежный штраф или битье кнутом. Еще позже правительство вообще перестало рассматривать челобитья на невместность, а просто выдавало челобитчиков головой.

Вотчинное право.

Статус высшего слоя служилых людей Московского государства определялся еще тем, что в массе своей они представляли собой класс крупных землевладельцев, права которых на землю были освящены заветами древности. Право владения землей "в отца место", вотчинное право, постоянно находилось в центре внимания московского законодателя. Здесь в общем корпусе законодательства, посвященного этому вопросу, мы можем выделить одну общую тенденцию - тенденцию на слияние статуса вотчины со статусом поместий. В частности, эта тенденция видна уже в Первом судебнике, в ст. 63 которого говорится о равном сроке исковой давности по спорам о недвижимости монастырей, бояр и помещиков (в три года). Далее, как известно, само слово "поместчик" встречается в этом Судебнике в связи с правом владения недвижимостью. Статья эта была повторена ст. 84 Второго и ст. 163 Третьего судебников. Поразительно здесь и то, что Первый судебник вовсе не затрагивает вопросов вотчинного землевладения, тогда как Второй содержит в себе знаменитую новеллу - ст. 85.

Статья эта вводит куплю-продажу родовых вотчин. То, что речь идет именно о родовых имуществах, видно из указаний законодателя на право братьев, племянников и сестер. Они пользуются согласно ст. 85 правом родового выкупа или преимущественным правом покупки. Однако они теряют его, если участвуют свидетелями (послухами) при сделке; считается, что своим участием в оформлении договора они дали молчаливое согласие на отказ от своих прав. Далее, согласно этой же статье, законодатель установил срок исковой давности в 40 лет по праву родового выкупа: "А судити о вотчине за сорок лет; а далее сорока лет вотчичем до вотчины дела нет, и до купель дела нет; а кто куплю продаст, и детем, и братьем, и племянником тое купли не выкупити".

Такое подробное регулирование одного вида обязательства наводит на два общих вывода. Предыдущая статья (ст. 84 Второго и ст. 63 Первого судебников), следовательно, касалась в основном межевых споров; в Москве произошло коренное изменение во взглядах на родовое имущество; оно стало относительно свободно перераспределяться. Когда обычно-правовая норма сменяется нормой официального законодательства, это свидетельствует о важности для государства подобного рода отношений. Частота этих отношений колеблет устои родовой собственности, следовательно, принцип нерушимости рода и его имущества уходит в прошлое.

Не обошла ст. 85 Второго судебника стороной и вопрос о закладе вотчин. Обращает на себя внимание в этой связи особый упор законодателя на равнозначную оценку вотчины при закладе ("и тем сторонним людем, не вотчичем, те вотчины в заклад имати в толке, чего та вотчина стоит"). В этой связи верна мысль советского комментатора Судебника 1550 г. о том, что законодатель этой статьей подрывает основы родового вотчинного владения землей, сближает вотчину по статусу с поместным владением [Судебники. 1952. С. 299]. На этот вывод наталкивает также запрещение законодателя выкупать (а не покупать) вотчину "за чюжие деньги".

Правила о закладе повторены практически слово в слово ст. 22 пространной редакции Третьего судебника со ссылкой на ст. 85 Второго. Статья 30 гл. XVII Соборного уложения царя Алексея Михайловича распространила правило о сорокалетнем сроке давности и на заклад. Согласно Стоглаву 1551 г. запрещено было дарить вотчины монастырям, продажа вотчин возможна была только с согласия правительства. То, что общее направление законодательства шло именно к этому, показывает Указ 1557 г. об указной оценке вотчин. Способ калькуляции продажной цены вотчин явно не в пользу вотчича, пожелавшего воспользоваться своим правом родового выкупа. Так, земля под лесом идет по цене пашенной, цена, определенная в духовной, пересмотру не подлежит и др. Следующий Указ 1562 г. регулировал положение вотчин бывших удельных князей. Такие вотчины отныне запрещалось продавать, дарить, давать в приданое дочерям; при отсутствии наследников мужского пола вотчины отписывались на Государя. В последнем случае цари нередко запрещали боярам жениться. Более того, завещательные отказы агнатам нуждались теперь в правительственном подтверждении. Отсюда видно, между прочим, сильное желание правительства подменить собою род. Государь, таким образом, совершает в некотором роде общегосударственную коммендацию, жалуя в собственность то, что и так является собственностью данного лица. Но оценка этого явления как феодального была бы более чем сомнительной. Власть не подвергается обычной эрозии, такой характерной для обычного (западного) феодализма. У нас вотчинник не приобретает, а, наоборот, все больше и больше теряет публичные права, которые он имел в качестве землевладельца.

Способы обеспечения наследников женского пола по этому указу вообще говорят о приближении вотчины к поместью, поскольку в Соборном уложении мы встречаем аналогичные способы обеспечения вдов и сирот помещиков. Более того, указ предписывает широкие конфискации. Безденежно отписываются на Государя вотчины, пожалованные при Василии III, но проданные за 15 - 20 лет до указа. Вотчины, проданные за 10 лет до указа, царь предписывает либо отписывать на себя, либо выкупать казне. Подобный странный способ применения сроков исковой давности М.Ф. Владимирский-Буданов склонен объяснять тем, что "покупщики в последнем случае предполагаются живыми и служащими; от Государя зависит, пожаловать их за службу или нет. Впрочем, может быть, здесь принималось в расчет и то обстоятельство, что покупщики уже вознаградили себя долговременным пользованием" [Хрестоматия. 1909. 3 : 26]. Но налицо, совершенно очевидно, другой факт - стремление правительства ослабить вотчинников во что бы то ни стало! Соборным постановлением 1572 г. правила Указа 1562 г. были распространены на все государство (раньше они касались только бывших удельных князей). Более того, пожалованные от Государя вотчины подлежали возврату, если жалованная грамота на вотчину не содержит упоминания о передаче вотчины в род (по наследству). Если же нет и самой грамоты, то после смерти вотчинника вотчина однозначно отбирается в казну.

Дарить вотчины монастырям отныне можно было только с соблюдением двух условий: 1) если у монастыря мало земли; 2) дарственная должна быть утверждена Государем с доклада. Эпоха Смутного времени отразилась на некотором смягчении подхода правительства к этому вопросу. Рядом указов царя Михаила Федоровича были подтверждены жалованные грамоты, выданные Тушинским вором (Лжедмитрием II). Одновременно оскудение государственных финансов потребовало издание 26 февраля 1627 г. нового указа: "Государевых дворцовых сел и деревень, и пустошей в поместье и в вотчину никому же не давать". В декабре того же года вышел еще один указ о свободном обращении родовых вотчин с ограничением, правда, круга родичей, имеющих право выкупа, и с твердо установленными правилами об указной цене. Кроме того, жалованные вотчины по этому указу приравниваются к родовым. Купленные вотчины никаким ограничениям и стеснениям не подвергаются. Еще Указ 1573 г. разрешил покупку в вотчины пустопорожние (незаселенные) земли. Не менее интересен и следующий указ от декабря того же 1627 г. о праве родового выкупа. Вместе с предыдущим актом он вошел в состав Уложения 1649 г. К ним же следует присовокупить указ от августа 1646 г., уточнявший выкупные цены на вотчины, установленные Указом 1636 г.

Соборное уложения царя Алексея Михайловича подвело черту под развитием вотчинного права в России, но черту не окончательную. Незавершенность слияния статуса поместий и вотчин можно видеть и в основной цели существования вотчин и поместий самих по себе. Здесь возможна следующая точка зрения: вотчина сравнялась с поместьем по принципу наследования, но вотчина так и осталась не равной поместью по служебному признаку. Иными словами, как верно отметил советский комментатор Соборного уложения, "вотчинник несет военную службу не как слуга, а как хозяин, защищающий свои права на монопольное владение землей" [Соборное уложение. 1987. С. 269]. Следовательно, помещик и вотчинник - не одного поля ягоды. Это лишний раз подтверждается принципом, закрепленным Уложением: по вотчине служба, а по службе поместье. Чем богаче землевладелец (вотчинник), тем на более почетную службу он может претендовать; чем почетнее служба помещика, тем на большее верстание поместьем он может претендовать!

Итак, по Уложению, три типа вотчин: родовые, жалованные (выслуженные), купленные. Согласно смыслу ст. ст. 1 и 2 гл. XVII Уложения родовые вотчины по своему статусу приближены к выслуженным. Это, собственно, старое положение, установленное еще указами 1627 г. о составе круга родственников, допускаемых к наследованию вотчин, как родовых, так и выслуженных. Особенно отчетливо это видно в положениях ст. 4 гл. XVII Уложения. Наиболее четкий принцип, который позволяет различать между собой эти три (на самом деле два) вида вотчин, - это принцип их наследования. Купленные вотчины однозначно рассматриваются как res communis мужа и жены. Такие вотчины делятся по жребию всем кругом наследников (ст. 5 гл. XVII Соб. ул.). Кроме того, законодатель предусмотрел довольно широкую свободу завещания купленных вотчин: "А которая купленная вотчина после умершего дана будет жене его, опричь детей, и она в той вотчине вольна, а иному до той вотчины дела нет" (ст. 6 гл. XVII Соб. ул.).

Родовую и выслуженную вотчину передавали по наследству согласно строгому правилу родового наследования. Правда, здесь отчасти заметен и интерес государства, ожидавшего службы от вотчинника: вотчина состоит в некотором служебном отношении к службе Государю. Общие же правила родового наследования вотчин были суть следующие. Изначально в основе родового наследования лежал принцип агнатского родства. По пресечении линии наследников мужского пола к наследованию призывались женщины. Женщины в равной мере обладали правом родового выкупа. Сыновья однозначно являлись наследниками первой очереди (законодатель не раз говорит: "...наследуют, смотря по свойству их"). Но и братья наследодателя тоже являлись наследниками первой очереди. "Здесь дядя, кажется, предшествовал племяннику, - пишет известный историк русского права А.М.Ф. Рейц, - ибо он участвовал в общем владении с отцом умершего, хотя по степени и равен с племянником. Но племянник предшествует двоюродному брату" [Рейц. 1836. С. 308]. Внук же однозначно выступал наследником второй очереди. Женщинам при открытии наследства тем не менее назначался отказ, либо правительство заботилось о подобном распоряжении в указном порядке. Примером последнего следует назвать Указ 1627 г., неоднократно упоминавшийся выше.

Последнее, положения вотчинного права распространялись и на свободных крестьян-общинников, а равно людей простого звания, служащих по прибору: "Да и казаком своих казачьих вотчинных земель никому не продавать и не здавать" (ст. 50 гл. XVI Соб. ул.).

Дети боярские или дворяне.

Основной массой служилого населения в Московском государстве было дворянство. Частью русское дворянство можно подразделить на дворянство "шпаги" и "мантии". Первые в основном и довольно долго составляли основу армии, вторые - бюрократического аппарата. Первое упоминание о дворянах восходит к известному эпизоду убийства князя Андрея Боголюбского: "...горожане Боголюбскые же и дворяне разграбиша дом княж" (ПСРЛ. Т. I, стб. 369 - 370). Летописец сообщает, что двор князя был разграблен городскими жителями и дворовыми слугами князя (дворянами). Таким образом, в основе российского дворянства лежит не родовитость, не благородство происхождения (Adel, как у германцев, или Lech, как у западных славян), а общее понятие службы. В целом все дворянство, не исключая и родовитые фамилии, выделилось из общей массы населения особенностью своей службы государству. Особенность службы заключалась в близости к Государю и способе управления самого разряда служилых людей.

Уже начиная с 1550 г., со времени появления так называемого Московского списка, дворянство делится на несколько классов: тех, кто служит в непосредственном окружении царя, и тех, кто служит на месте своего испомещения, как тогда говорили, "в полках". 3 октября 1550 г. царь по приговору с боярами постановил набрать по разным концам государства избранную тысячу (на деле набрали несколько больше) дворян, которых расселили в ближайших от Москвы уездах. Саму "тысячу" уже тогда разделили на три статьи в зависимости от верстания в определенного рода службу. К концу XVI в. деление на статьи заменено было делением на чины. Общий и самый главный источник дворянства в начальный московский период - выход их на службу великому князю Московскому, следовательно, уход со службы удельных княжат и бояр.

Со временем изменение в службе дворян повлекло за собой изменение в их статусе. Если ст. 121 Русской Правды (Кар. сп.) говорилось: "А се третие холопьство: тиунство из ряда или ключ к себе привяжет; с рядом ли, то како ся будеть рядил, на том же и стоить", то уже ст. 66 Первого и ст. 76 Второго судебников требуют совершения доклада для придания юридической силы договору личного найма: "По тиунству и по ключу по сельскому холоп з докладом и без докладу". Понятно, что содержание этих статей могло касаться и дворян. Это явствует, например, из содержания ст. ст. 78 и 81 Второго судебника.

В целом же само дворянство очень долго не могло выйти из состояния служения частным лицам, а не исключительно государству. Дети боярские в Московском государстве вплоть до 1649 г. были двух родов. Те, кто непосредственно служил царю, т.е. государству, кто забыл уже своих господ. О таких часто встречаем упоминание в летописях. Например: "...а в 11 день, в неделю приехаша к великому князю из града Твери князи и бояре тверские и биша ему челом в службу" (ПСРЛ. Т. IV. Ч. 1. С. 526). Так, летописец сообщает о взятии в 1487 г. Твери Иваном III. И те, кто довольно долго продолжает, несмотря ни на что, служить крупным землевладельцам, боярам. Известны, например, патриаршие бояре и дети боярские. Именно к ним относилась гл. XII Соборного уложения, устанавлившая для этого разряда единый со всеми порядок суда. В этой связи уместно привести два указа 1558 и 1642 гг., дополнявшие ст. ст. 78 и 81 Второго судебника. Смысл Указа от 1 сентября 1558 г. состоял в уточнении права дворян поступать в служилую кабалу. Возможность эта была установлена ст. 81 Судебника: "А детей боярских служилых и их детей, которые не служивали, в холопи не примати никому, опричь тех, которых государь от службы отставит". Статья 78 этого же памятника касалась минимума служилой кабалы, установив его в 15 руб. Указ 1558 г., таким образом, дополнял и развивал вышеупомянутые статьи Судебника. Общая цель законодателя в данном случае ясна: твердо отстаивать интерес государства.

Окончательно эта проблема была решена в 1642 г., Указом от 11 марта устанавливалось: "А которые дети боярские по государеву указу и по боярскому приговору их холопства освободятся и воровством, не хотя государевой службы служити, учнут бити челом в иные боярские дворы и всяких чинов людем; и тех детей боярских указывал государь и бояре приговорили отдавати в холопи тем боярам, у кого они наперед нынешнего государеву указу и боярского приговору в холопстве были. А впредь с нынешнего государеву указу и боярского приговору дворян и детей боярских, и племянников, и внучат, верстанных и не верстанных и недорослей в холопи никому не принимать". Это положение практически в неизменном виде вошло в ст. ст. 1 - 4 гл. XX Соборного уложения.

Служба дворян и детей боярских проходила согласно их верстанию. Вид службы определялся, "смотря по чину и чести", как говорил Котошихин. Верстание было двух видов: земельное (поместное), хорошо известное со времен Иоанна Грозного (см. ст. 1 гл. XVI Соб. ул.), и денежное. Причем поместное верстание было обусловлено предыдущей службой отцов их, так как изначально человек не мог претендовать на большее, нежели его предок, и наоборот. В этом моменте связанности настоящих поколений с предшествующими - через размер самого поместья, а равно прямого влияния прошлого на служебное настоящее мы можем видеть некоторые причины неизживаемости местничества. Человек не мог прыгнуть не просто выше своей головы, но дальше своих предков; хотя, конечно, были счастливые исключения, в основном связанные со старой византийской традицией, согласно которой православный монарх должен брать себе жену из числа дочерей своих подданных.

Второй вид верстания - денежный оклад. Котошихин на страницах своего труда приводит подробную роспись денежного верстания служилых московских чинов. Денежный оклад давался непосредственно при несении государственной службы (раз в год или сразу за несколько лет). Вне службы бояре и помещики (дворяне) жили с вотчин и поместий.

В целом положение детей боярских на Москве было незавидным. Тяготы службы усугублял неповторимый стиль русской бюрократии (проблески его были видны уже тогда). Вот прямо-таки настоящий вопль отчаяния Ивана Пересветова (фаворита царя, sic!):

"Службы твои государевы служу, с Москвы на службу, а с службы к Москве; а в поместье, государь, в твоем царском жалованье не дадут пожити ни часу. Недруги, государь, нас приезжих не любят. И ныне от обид и волокит наг и бос, и пеш. Служил емся трем королям, а такие обиды ни в котором королевстве не видал. Что есми было с собою собинки вывез, то все здесь потерял в обидах и волокитах" (Челобитная. 1902. С. 14).

Да, не любят на Москве приезжих, ничего не скажешь!

Поместное право.

Поместья появились, если судить по уцелевшим памятникам права, уже во второй половине XIV в. Если предположить, что официальный законодатель, как правило, регулирует своей нормой обычай, давно сложившийся в обществе, то можем сказать, что становление поместного права приходится на время правления Василия II, при котором в массовом порядке идет прием служилых татарских царевичей и мурз. Поместное право представляет собой институт, группу норм, регулирующих земельные пожалования из дворцового, а потом и из казенного фонда в качестве вознаграждения за службу. В западноевропейском праве ближайшим аналогом нашего поместья будет бенефиций (особенно benefitium militaris), что роднит в некоторой степени порядки западного феодализма с московскими порядками. Но было бы наивно полагать, что подобная аналогия на самом деле уместна. Такой способ формирования вооруженных сил мы видим во все времена и во всех культурах. Главное, что не позволяет согласиться с подобной аналогией это то, что бенефициарная система, несмотря на ее "феодальность", знает очень сильный институт государства и централизованной власти, тогда как подлинный феодализм есть отрицание государства и центральной власти вообще.

Основной принцип поместного права - по службе поместье. Низший предел размера службы состоял уже во времена Иоанна Грозного в 100 четях земли <1>, с которых полагалось выставлять тяжеловооруженного кавалериста. Основная тенденция, доминирующая во время существования поместного права, - возрастание вещных прав на поместье. Ко времени издания Соборного уложения у помещиков сложился ряд полномочий.

--------------------------------

<1> На сегодняшний счет это около 96 гектаров земли. Формально "четь" или "четверть" представляла собой пространство, на котором высевалась четверть хлеба. Московская четверть в ту эпоху как мера сыпучих тел равнялась 6 пудам ржи.

Наибольшее сближение поместного права с вотчинным (полной собственностью) мы наблюдаем в области наследования. Отчасти наследование поместий играло роль пенсионного обеспечения вдов и сирот детей боярских (ст. 31 гл. XVI Соб. ул.), павших на поле боя. Общий же принцип, который был установлен в отношении наследования поместий: сыновья наследуют вместе с поместьем службу отца. В 1636 г. особым указом было определено, что поместья отходят именно младшим сыновьям, поскольку, как правило, старшие уже были поверстаны на государственную службу. Не стоит забывать, что служба дворян тогда начиналась с 15 лет согласно Указу 1558 г.

Мена поместий вообще первый вопрос, который регулирует законодатель вслед за росписью статей поместного верстания (гл. XVI). Обязательным условием договора мены является его регистрация в Поместном приказе (ст. 2 гл. XVI). Характерно, что интерес службы не допускал неравноценного обмена (ст. 3 гл. XVI). Поместье в принципе было невозможно поменять на вотчину, но поместье можно было выкупить в вотчину с именного царского указа.

Право залога, как видно из содержания ст. 69 гл. XVI, использовалось служилыми людьми как завуалированная форма продажи поместья, что прямо было запрещено законом. За подобного рода действия Уложение предписывало виновных бить кнутом и ссылать в полки. Проданное же таким образом поместье отбиралось у покупателя и возвращалось продавцу на безвозмездной основе.

Тяглое население.

Слово "тягло" (древнерусское тагло) фактически является калькой с древнегреческого ЛамбдаЭпсилонЙотаОмикронИпсилонРоГаммаЙотаАльфа, обозначавшего "общественную службу", "повинность". В Древнем мире государство из-за нехватки наличных средств, отчасти еще из-за неразвитости государственного аппарата, прямо возлагало на своих подданных обязанность несения некоторых видов государственной службы или выполнение тех работ, которые при развитом государстве выполнялись бы его органами (служащими). Московское государство, вне всякого сомнения, переняло этот институт из практики Византийской империи. Кроме того, совершенно очевидно, что основной причиной развития тягла стала исключительная бедность страны. Все иностранцы в один голос говорили, что в Московии нет залежей полезных ископаемых, все серебро и золото - привозное. Единственно, что доступно государству для оплаты труда служилых людей: заставить одних содержать других. Эта обязанность содержать за счет своих доходов государственный аппарат и военнослужилых приводит к становлению тягла.

Вообще тяглое население делилось согласно схеме, обозначенной выше, на несколько разрядов, важнейшие из которых определены как городское (посадские) и сельское (крестьяне). Все юридически свободное население (включая крепостное крестьянство формально до отмены права Юрьева дня) русского государства этого времени можно считать тяглым. Тягло, таким образом, - род службы, но в отличие от службы административной и военной дворян эта служба финансовая. Тягло - строго личный вид службы. Его несет каждый совершеннолетний мужчина в государстве. В городах тяглые единицы - посадские дворы, следовательно, субъект тягла (тяглец) - домохозяин. То же и в сельской местности, где основная тяглая единица - выть, хозяин которой черносошенный крестьянин.

Тягло как понятие государственной службы окончательно развилось к периоду Уложения. Именно к этому времени мы можем различать его понятие в узком и широком смысле. Итак, тягло в широком смысле - служба вообще, прежде всего государству. Тягло в узком смысле - служба конкретная, прежде всего финансовая, как городского населения (посадских), так и сельского (черных людей). Непременным условием тягла является проживание тяглеца на государственной земле; тягло тянется с государственной земли, таково условие. В этом виден, кстати, очередной парадокс русской истории, поскольку крепостной в поместье в равной мере считается тяглецом. Иное же дело, если вотчина и поместье населены холопами (обельными или кабальными). Этот разряд освобожден от тягла, что является основной причиной привлекательности несвободного состояния в это время. Налогов с частной собственности не платят. Именно это заставило правительство отменить рабство (холопство), что произошло, скажем, забегая немного вперед, в 1718 г. по первой ревизии.

* * *

К наиболее привилегированному слою городского тяглого населения относились гости. Служилая честь гостя защищалась штрафом в 50 руб. (ст. 56 Второго судебника). Основное отличие гостя московского периода от гостя Древней Руси состоит в том, что первый уже перестал быть иноземцем - теперь это туземный купец; иностранцам больше почестей не оказывают, за исключением периодов некоторого благоприятствования к той или иной торговой нации. Само звание гостя дается теперь правительством за особые заслуги в области торговли, за оказание экстренной финансовой помощи казне и т.п. Число гостей строго ограниченно. Так, во времена Котошихина их насчитывалось "блиско 30 человек".

Гости согласно Уложению (ст. 8 гл. XVIII) пользовались следующими льготами:

"А будет кому гостем или торговым людем даны будут государевы жалованные грамоты за красными печатями, что у них стояльщиков не ставить, и с черными сотнями им в тягле не быть, и питья у них не вымать, или торговым же людем за службы и за таможенные и кабацкие приборы з гостиным имянем, и с таких грамот печатных пошлин имати по два рубля с полтиною з грамоты". Помимо этого до 1666 г. гости могли свободно покупать вотчины, судиться "на Москве и в городех, у бояр и у воевод, и у приказных людей, где кто ведом и судим; а своих у них судов никаких делов не бывает" (Котошихин. 1906. С. 140).

Вообще торговля в русском государстве издавна находилась под сильной опекой власти. Татары со своей страстью к торговле только усилили роль правительства в этой сфере. Опека правительства выражалась не только в подробной градации штрафов за бесчестье лиц торгового класса (начиная со ст. 26 Второго судебника), но и в мелочной регламентации самого торгового дела. Купцам, например, запрещалось свободно разъезжать по стране для торга, торговать они могли в определенных местах. В стране существовала сеть внутренних таможен. Только гости имели право свободного разъезда: "Куда им лучится в дорогу ехать для своего промысла, и у них на реках перевозех, и на мостех мостовщины, и проезжего мыту не имати, а перевозить их на реках, и пропущати на мостах безденежно", гласила Жалованная грамота гостям и людям суконной сотни от 1648 г. Внутренняя разъездная торговля запрещалась, кстати, тоже иностранцам. Иноземные купцы обязаны были предъявлять все свои товары на внешней (пограничной) таможне к осмотру. Казна имела право преимущественной покупки; только потом русские купцы могли покупать товары иноземцев.

Средний слой городского населения - основное тяглое население, несшее главное финансовое бремя. Конечно, у него не было столько льгот, как у разряда гостей, но им гарантировались свобода торговли и занятие ремеслом и разного вида промыслами в городах. Особо правительство заботилось о том, чтобы тяглое посадское население не переходило в так называемые белые слободы, представлявшие собой частновладельческие дворы, население которых изъято было из государственного тягла. Этим объясняется запрет Соборным уложением белых слобод, впредь таковые велено было отписывать на государя. Прежние белые слободы, таким образом, становились черными, т.е. тяглыми. Сами посадские сотни получили право виндицировать своих беглых тяглецов откуда бы то ни было (ст. ст. 1 - 5 гл. XIX Соб. ул.). Посадский в принципе мог дослужиться до звания гостя.

Городское население организовывалось в сотни и слободы. Органами управления сотен (слобод) были выборные головы, целовальники, десяцкие и другие лица. Их выбирали сроком на один год. Основное предназначение этих чинов - финансовое управление. Котошихин разъясняет:

"А который человек гость и торговый человек, будучи в головстве в таможне и у иных сборов и у продажи, и у соболиные, и иные казны, в котором году год перед годом казны соберет болши: им за тое службу от царя бывает похвала, и бывает жалованье, по купку или по ковшу серебряному, да по сукну, да по камке, а товарищам целовальникам по ковшу серебряному, да по сукну и по тафте, смотря по прибыли и человеку. А будет который гость или иной человек, будучи у збору или у продажи, перед старыми годами прибыли соберет менши прошлого году, своим нераденьем, гулянем или пианством: тое прибыль, которой было быть в котором году, сочти против иных годов прибылей, берут на них самих; да сверх того бывает наказанье кнутом. А будет они, верные головы и целовальники, и истинны не соберут сполна за дороговью или за иным чем-нибудь, а не своим нераденьем: и таким за такие дела не бывает ничего" (Котошихин. 1906. С. 140).

Десяцкие смотрели за соблюдением государственной винной монополии и за запретом курения табаку (ст. ст. 1, 20 гл. XXV Соб. ул.).

Сельское население состояло из довольно большого числа разрядов. Вот лишь небольшое перечисление их: половники, серебряники, складники, бобыли, соседи, захребетники, старожильцы, монастырские детеныши и т.д. Далеко не все они входили в состав "черных людей", т.е. несущих государственное тягло. Основной критерий - проживание на государственной земле. Отношение крестьянина, таким образом, с государством выражалось через его отношение к земле. Землю представляла община (мiръ). Регулировались эти отношения порядной записью. Заключив такую запись, крестьянин становился вытным, т.е. владельцем выти, с которой нес тягло. Вытный волен был взять себе в батраки других безземельных крестьян, которые становились захребетниками. Знали эти отношения и особый разряд полувытчиков, в который входили бобыли или казаки. Они, исходя из названия, несли только половину тягла.

Переход крестьянина из общины в общину подчинялся нескольким общим правилам. Во-первых, для черносошенных крестьян, так же как и для крепостных, действовало правило Юрьева дня. Во-вторых, право перехода могло быть осуществлено только с согласия общины; она должна была согласиться взять к себе нового тяглеца вместо прежнего. Новый тяглец мог быть принят общиной и не на правах вытного, а по порядной записи он мог взять участок земли у общины для оброка. В этом случае оброчная запись не оформляла тягло, община просто получала лишний источник дохода для себя. В дальнейшем эти отношения оформлялись в виде так называемых кортомных записей. Сама кортомля - это вид арендных отношений в отечественном древнем праве. Наконец, при выходе вытника платился общине окуп; это некий аналог пожилого, который платился крепостным при выходе от помещика.

В гражданско-правовом отношении черносошенные крестьяне не сильно отличались от служилых. Так, ст. 12 Первого судебника приравнивает показание на суде черносошенного крестьянина к показаниям дворянина. Только ст. 5 Второго судебника изменяет это соотношение, приравняв показания двух детей боярских к показаниям трех крестьян. Постепенно это неравенство усиливается. Однако крестьяне, как крепостные, так и черные, очень долго судились земским и губным судом; они могли назначать от себя своих судей в случае, если образовывался смесной суд. Черносошенные крестьяне могли покупать земли в вотчины.

Крепостное право и состояние.

Следует отличать крепостное право от крепостного состояния. Юридически это разные вещи. Крепостное право - это право помещика на личность крестьянина, его труд. Крепостное состояние - это прикрепление крестьянина к земле, к поместью, к определенному месту жительства. Оба этих института сложились в России не сразу и развивались довольно долго <1>. Крепостное же право было уничтожено по крестьянской реформе 1861 г.

--------------------------------

<1> Нечто подобное крепостному состоянию, например, было возрождено в годы советской власти, например, в виде так называемой прописки.

Общая история становления этих институтов может быть разделена на несколько периодов. Первый период - до официального закрепления в законодательстве права Юрьева дня (по Первому судебнику), второй - до введения урочных лет по указу 1597 г., третий - до издания Соборного уложения, когда сыск беглых крестьян стал бессрочным, четвертый - до 1797 г., до знаменитого указа императора Павла I о трехдневной барщине, положившего конец развитию крепостного права. С этой даты и до 1861 г. в России идет постоянная и напряженная работа по уничтожению этого явления русской жизни.

Первое время до 1497 г. или, пожалуй, до 1597 г. отношения между крестьянами и помещиками подчиняются емкой формуле, сформулированной позже П.Н. Милюковым: "Обязанность, возложенная на крестьянство, считалась особым видом службы государству. Хотя государство и не позаботилось точно определить границы обязанностей крестьян к их помещикам, тем не менее ни земля, данная за службу, ни тем более сами крестьяне не считались отданными помещикам в полную собственность. Крестьянин смотрел на служилого человека, которого он обязан был "слушать" и подати ему платить, как на царского слугу, а на свое подчинение ему - как на временную форму казенного вознаграждения за его службу государству" [Милюков. 1909. 1 : 260]. Эта довольно абстрактная связь помещика с крестьянами составляет суть первого периода. Во всяком случае меры вознаграждения служилого за услуги царю напрямую зависят здесь от крестьян. Как только последние посчитают, что помещик запрашивает лишнее, они от него уходят.

Так, немец-опричник Г. Штаден, служивший в опричниках у Иоанна Грозного, сообщает: "Все крестьяне страны имеют в Юрьев день свободный выход. Они принадлежат тому, кому захотят" (Штаден. 1925. С. 123). При большой убыли крестьян из поместья правительство наделяло помещика новым населенным имением. Однако, судя по документам, большинство убыли приходится на побеги и выводы крестьян, а не на их переход по праву Юрьева дня. Согласно писцовым книгам вотчин великого князя Симеона Бекбулатовича получается, что в 1580 г. из его вотчин ушло 305 крестьян, из них по праву Юрьева дня ушло только 53, тогда как 188 крестьян были сманены другими землевладельцами, 59 крестьян просто сбежали, на 5 других данные не сообщаются. Прикрепление в это время касается в основном тяглых людей, так называемых старожильцев. Те же, которые крепились за старожильцами: безвытные, захребетники, подсуседники и пр., стали объектом крепостного состояния только во время второй ревизии, т.е. при преемниках Петра Великого.

В науке истории русского права наибольшие споры вызвали способы развития крепостного состояния. На сегодняшний день существует три общих направления.

Мнение В.О. Ключевского можно считать общим мнением ученых первого направления. Прикрепление как способ оформления крепостного состояния есть мера чисто полицейского свойства, чтобы население не разбредалось, благо страна огромная и скрыться есть где. Однако эта полицейская мера имела юридическую форму фиктивного договора займа. Дело в том, что порядная запись (см. выше), которой оформлялось вступление вновь прибывшего тяглеца в общину, заменяется постепенно ссудной записью - фиктивным договором займа, возвращение долга по которому не предусматривалось. К тому же невозможность возврата зачастую была обусловлена слабосильностью крестьянского хозяйства.

Второе направление исходит из полемики с первым. Например, М.Ф. Владимирский-Буданов полагал, что закрепление не могло идти через ссуду, поскольку тогда разницы между холопом (кабальным) и крестьянином не будет никакой. Закрепление, наоборот, шло обычным образом, посредством выработки к 1597 г. обычно-правовой нормы, санкцией к которой стал указ того же года об урочных летах (сроках сыска беглых крестьян). Окончательное прикрепление состоялось при переходе срочной санкции в бессрочную по Соборному уложению. Формального закона об отмене правила Юрьева дня правительство так и не издало.

Представители третьего направления (С.М. Соловьев, В.И. Сергеевич, И.Д. Беляев, советские историки) в основном склонялись к тому, что, наоборот, такой указ об отмене Юрьева дня был. Истины ради надо признать, что большая часть этой группы ученых отвергала подлинность Указа 1607 г. об отмене Юрьева дня, считая его позднейшей подделкой. Разумеется, только советские историки считали его подлинным. Тем не менее полагают, что при царе Федоре Иоанновиче по совету всесильного Бориса Годунова был запрещен переход крестьян. Косвенным доказательством существования такого распоряжения считают указы 1601 и 1602 гг. самого Бориса Годунова, разрешавшие временный переход крестьян. Но из смысла этих указов не явствует, что именно законодатель имеет в виду: переход по праву Юрьева дня или вывод, т.е. сманивание крестьян помещиками друг у друга. Причем парадоксальность этих указов заключается в том, что сманивание возможно в "Юрьев день осеннего, да после Юрьева дни две недели".

Тем не менее представляется, что второе направление более близко к истине. Вряд ли можно считать, что на Москве (родине крепостничества) не сохранился бы указ, устанавливавший основы этого самого крепостничества. Логически вернее предположить, что указы, вводившие, а потом удлинявшие сроки сыска беглых крестьян, представляли собой санкцию, наказывавшую крестьян за нарушение правила Юрьева дня - уход от помещика уже в любой день помимо Юрьева. Право перехода, таким образом, превратилось в самом начале XVII столетия в право принудительного вывоза. Сам вывоз или сманивание крестьян тоже со временем подвергся законодательному запрету. Так вырабатывается норма обычного права, позволяющая закрепощать крестьян. И последнее, во всей этой истории крайне интересны факты, по которым можно судить о том, что крестьянство никак не собиралось оставаться пассивным наблюдателем собственного закабаления. Практика правительства (в этом состояла суть нарождавшегося обычая) вызывала ряд крестьянских волнений. Не без основания считают, что восстание Ивана Болотникова (несмотря на весь его откровенно бандитский характер) было спровоцировано практикой исполнения указов об урочных летах, восстание Степана Разина - введением бессрочного сыска, восстание Емельяна Пугачева - отменой обязательной службы дворянства. Крестьянство, как совершенно логично предположил П.Н. Милюков, задалось вполне резонным вопросом: если дворянам позволено не служить (по Манифесту о вольности дворянству 1762 г.), то почему они, крестьяне, должны служить дворянам-дармоедам?

Прикрепление крестьян к земле посредством искоренения практики правила Юрьева дня в конце концов сыграет свою роль в истории России. У русских крепостных крестьян к отмене крепостного права (1861 г.) разовьется стойкое убеждение, что они (крестьяне) настолько "крепки земле", как писал в свое время М.М. Сперанский, что помещичья земля на самом деле не помещичья, а их, крестьянская. Это отрицание права частной собственности на землю сначала за помещиками, потом уже и за всеми остальными даст возможность большевикам сыграть на этом чувстве. Факт остается фактом, никакая продразверстка не смогла пересилить это укоренившееся убеждение русского крестьянина. В результате победа большевиков в Гражданской войне и более чем семидесятилетний большевистский эксперимент. Чем не наглядный пример, демонстрирующий "эффект бабочки": взмах крыла (всего-то наплевали на право Юрьева дня), может аукнуться спустя четыреста лет, вызвать национальную катастрофу. Именно в просчитывании результатов подобного рода эффектов состоит истинное искусство историка.

* * *

Время определения основных принципов крепостного состояния выявило также и новые виды эксплуатации, которые стали применяться к крепостным. А именно появляется формула ст. 88 Второго судебника о боярском деле, под которой скрывалась хорошо известная позднее барщина. ливонское разорение, опричнина, Смута и другие потрясения только усиливали гнет, так как правительство все больше и больше отстранялось от регулирования взаимоотношений помещиков с их крестьянами. В результате стало активно развиваться крепостное право, заключавшее в себе, напомним, правомочие помещика распоряжаться личностью и собственностью крестьянина. Картина развития этого правомочия представляла собой следующее.

По Указу 1625 г. труд тяглого крепостного стал приближаться к труду холопа. Так, например, убийство крепостного влекло за собой не только уголовную, но и деликтную ответственность. По Указу 1628 г. кредитор получил право обращать к взысканию на имущество крепостных своего должника. Указ гласил: "...которые городовые люди на Москве стоят в правеже в больших искех рублев во сто и больше, а есть у них в городех вотчины и поместья... и тех людей посылать в вотчины и в поместья, и велети правити на людех их и на крестьянах". Таким образом, помещики получили право выставлять вместо себя своих крестьян на правеж. Отменено это правило было в 1827 г.!

В 1642 г. состоялось новое ограничение личных прав крепостных. Их долговые требования не подлежали удовлетворению. Сделано это было с целью ограничить деловую свободу крестьян, лишить их кредита и возможности найма на работу. Статья 32 гл. XI Уложения подтвердила это правило, разрешив, впрочем, наниматься без ссудных записей и служилых кабал, т.е. на короткий срок. Указом 1726 г. эта норма Уложения была отменена, отныне крестьянам было запрещено уходить на промыслы, а Указом 1761 г. крестьянам было запрещено обязываться векселем. По регламенту Камер-коллегии казна с 1731 г. перестала давать крестьянам откупа и вступать с ними в обязательственные отношения; до этого крестьяне свободно вступали в такие отношения и распоряжались своим движимым и недвижимым имуществом. Но и это право у них было отнято Указом 1730 г. Указом 1792 г. крестьяне стали принадлежать земле, т.е. были объявлены частью инвентаря, но это положение, конечно, соблюдалось плохо. С 1740 г. крестьяне перестали приносить присягу Императору, за них это делал помещик.

Личная власть помещика над крестьянами развивалась следующим образом. Указом 1642 г. подтвержден существовавший ранее в качестве обычая судебный порядок возвращения беглых крестьян. Указ 1706 г. сделал этот порядок внесудебным. Год спустя учреждается особый штат сыщиков (по 10 - 15 человек) при воеводах, которым велено сыскивать беглых. По Указу 1661 г. помещик, принявший беглого крестьянина, обязывался за свой счет вернуть его прежнему владельцу. Указом 1681 г. подтверждалась установленная еще ст. 10 гл. XI Уложения пеня в 10 руб. за прием каждого беглого. В следующем 1682 г. велено было брать по четыре крестьянина за каждого беглого у укрывателя. Однако в этом же году это положение было заменено пеней в 20 руб. В 1692 г. к этой пене прибавилось битье кнутом за укрывательство беглого. Чуть ранее, в 1667 г., Церковь лишили ее древнего права давать убежище беглым. Ряса и схима перестали для беглых быть средством защиты. Беглых крестьян лишали священнического сана, монашествующих расстригали и возвращали прежним владельцам. В 1724 г. в России была введена паспортная система (по Плакату того же года), для отлучки с места жительства крепостной теперь должен был получить срочный паспорт у своего помещика. В 1721 г. крестьянам запретили без ведома помещика самостоятельно записываться в солдаты. Сама отдача в солдаты по Указу 1764 г. влекла за собой только временное освобождение от личной власти помещика. По истечении 25 лет срока службы помещик мог потребовать крестьянина к себе. Дети, рожденные от солдат, принадлежали военному ведомству. В 1739 г. крестьянам было запрещено откупаться от рекрутчины; помещик же получил право по собственному усмотрению отдавать крестьян в рекруты. В 1768 г. помещикам, правда, запретили торговать рекрутами, но этот запрет соблюдался очень плохо. Так, известный либерал П.Я. Чаадаев, "свободы сеятель пустынный", не раз поправлял таким образом свои пошатнувшиеся финансы.

Указом 1675 г. было разрешено свободно торговать крестьянами на вывод, менять, дарить и т.п. Только в 1843 г. последовал указ, запрещавший продажу крестьян поодиночке (т.е. разлучать семьи). Ранее, в 1771 г. был издан указ, запрещавший продажу крестьян с аукциона. Но этот указ плохо соблюдался, так же как и другой Указ 1801 г., запрещавший печатать в газетах объявления о продаже крестьян.

Личная власть помещика над крестьянами имела и полицейский аспект. Начало этому было положено Указом 1653 г., по которому помещики получили право налагать телесные наказания на крестьян за пьянство и драки. В 1673 г. помещик получил право наказывать крестьян за воровство. Указом 1732 г. помещик получил право выселять крепостных, что было специальной мерой правительства: таким образом хотели ускорить колонизацию Сибири и других отдаленных территорий. В 1760 и 1827 гг. это право помещиков было подтверждено. В 1765 г. помещик получил право отдавать крестьян в срочную каторгу, в 1807 г. это право было отменено. В 1766 г. помещики получили право ссылки крестьян в Сибирь.

В целом положение крепостных крестьян постепенно приближалось к положению холопа. Впрочем, можно рассудить и по-иному: положение холопа поднималось до положения крепостного.

Сначала правительство запрещало помещикам переводить крестьян в холопы, так как это сокращало тяглое население (ст. 6 гл. XX Соб. ул.). Но этот запрет соблюдался плохо. Покончил с этим Петр Великий со свойственным ему радикализмом. В 1714 г. в связи с изданием Указа о единонаследии тягло с земли было перенесено на личность (введена подушная подать, отмененная только императором Александром III). Теперь холопы, как и тяглые, обязаны были платить подушную подать. Кроме того, еще Указом 1658 г. побег крестьянина стал приравниваться к побегу холопа. Решающим, однако, стал Указ от 13 октября 1675 г., когда по челобитью боярина Матвеева правительство разрешило фактическую продажу крестьян, что ставило их вровень с холопами. Так единовременная, казалось бы, мера правительства стала своеобразным ratio decidendi для последующих решений. По первой ревизии (1718 - 1719) крестьян велено было писать в один разряд с дворовыми холопами. Сделано это было в фискальных интересах, чтобы помещики не смогли переводить крестьян в дворовые, освобождая их тем самым от тягла. По второй ревизии (1742 г.) дворовые совершенно сравнялись по статусу с крепостными. Тогда же всем гулящим велено было определиться: либо поступить в военную службу, либо записаться за каким-нибудь помещиком.

Общим началом смешения крепостных с холопами, таким образом, следует признать уничтожение юридического состояния рабства в России. По меткому замечанию И.Д. Беляева, "первая ревизия, с одной стороны, объявила доселе небывалое на Руси отрицание всякого исключительного права собственности на людей и всех людей, живущих в России, признала государственными людьми, от старого до последнего младенца. По первой ревизии и раб, полный холоп и по закону, перестал быть в высших соображениях правительства исключительной собственностью своего господина: ревизия и его зачислила в народную перепись, поместила в число людей, служащих государству. Следовательно, и раб, прежняя безгласная собственность господина, получил некоторым образом значение лица, члена того общества, которое составляет Русское государство: он сделался слугой того же государства, которому служит и его господин" [Беляев. 1903. С. 237].

Контроль правительства за соблюдением своих актов по крестьянскому вопросу, равно как и сам надзор за крепостными крестьянами страдал, надо это признать, совершенно необъяснимым для России либерализмом. В стране до 1797 г. действовала норма обычно-правового свойства:

"А будет который боярин или думной, и ближний человек, или и всякий помещик и вотчинник, учинит над крестьянами своими убойство смертное, или какое надругательство нехристьянским обычаем, и будут на него челобитчики: и такому злочинцу о указе написано подлинно в Уложенной книге. А не будут на него в смертном деле челобитчики, и таким делам за мертвых людей бывает истец сам царь" (Котошихин. 1906. С. 142).

И все. Остальное подлежало святительскому суду либо не регулировалось вовсе.

Несвободное население.

В Московский период холопы сохраняются, сохраняются и их виды: обельные, докладные, кабальные и пр. Первый судебник ввел некоторые новеллы в положение холопов. Правоспособность холопов значительно расширилась по сравнению с прежним положением. С холопа берется пошлина за выдачу ему отпускной грамоты. Он уже однозначно не res, а субъект права, если сам за себя платит (ст. ст. 17, 20, 23 Первого судебника). Эти положения почти дословно повторены ст. 35-40 Второго судебника. Статья 56 Первого судебника устанавливает такое основание получения холопом свободы, как его плен: "А холопа полонит рать татарская, а выбежит из полону, а он свободен, а старому государю не холоп". Это положение повторено ст. 80 Второго судебника, причем она содержит уточнение: холоп получает свободу, выбежав не из татарского плена, а из плена вообще. Статья 34 гл. XX Соборного уложения требует, чтобы холоп попал в плен во время похода, т.е. участвовал в боевых действиях. Другим основанием получения свободы была земская измена его господина (с 1608 г.). Отпуск холопов на волю осуществлялся согласно духовной (завещанию). Например, ст. 14 гл. XX Уложения подробно расписывает принудительный порядок осуществления воли наследодателя, если наследники отказываются исполнить его волю. Отпуск холопов на свободу был безвозвратным (ст. 174 гл. X Соб. ул.).

О статусе холопа как о субъекте, права которого защищены, говорит следующее. Например, по правилу Юрьева дня в случае перехода в холопы крестьянин не освобождался от тягла; крестьянин, ставший холопом, сохранял право убрать урожай со своего поля, которое покидал (ст. 88 Второго судебника). С холопов не берется пошлина за пересуд (ст. 64 Первого судебника). Соборное уложение (ст. ст. 60 и 87 гл. XX) запрещает разлучать семьи холопов. Холоп подвергается такому же наказанию, что и тяглые при бесчестии бояр и думных чинов (ст. 92 гл. X Соб. ул.). Холопство является строго индивидуальным (для докладных и кабальных), их дети не наследуют статус родителей в противовес холопам обельным или по закону (ст. 66 Первого судебника, ст. 76 Второго судебника). Статья же 30 гл. XX Соборного уложения несколько изменяет это положение, ставя условием долгосрочное проживание у господ детей кабальных холопов. В последнем случае на них велено "имати кабалу".

Сам характер холопства, очевидно, в это время смягчается настолько, что ст. 81 Второго судебника разрешает подряжаться в кабалу дворянам. Окончательно это запрещено только ст. 2 гл. XX Уложения. Хотя ст. 65 гл. XX Уложения запрещала бывшим холопам требовать себе средств пропитания у бывших владельцев, тем не менее законодатель обязывал господ заботиться о холопах, кормить их в голодные времена, прямо запрещал выгонять больных и увечных холопов на улицу.

Вместе с тем было бы неправильным приукрашивать положение этого слоя людей. Правосубъектность холопа была ограничена. Он не платил налогов (в этом было преимущество холопства), но он сам был имуществом своего господина. Право свободы наказания холопов рабовладельцами не подлежит сомнению. Дети холопов могли становиться автоматически рабами, если продолжали долго жить на дворе господина. При сыске беглых холопов их велено было пытать, если они запирались. Даже непризнание под пыткой в побеге не освобождало холопа от холопства. Правда, основанием в этом случае служили показания его близких: отца, матери, детей.

Источники холопства в это время были суть следующие (ст. 66 Первого судебника, ст. 76 Второго судебника):

- полная грамота;

- по ключу с доклада, а не автоматически, как это предписывала Русская Правда;

- женитьба или выход замуж;

- приданое;

- по духовной;

- рождение;

- плен.

Последнее основание было подтверждено Соборным постановлением 1556 г. Ранее это была обычно-правовая норма. Однако плен теперь становится источником служилого холопства. Дети такого холопа были свободными. Плен перестал быть источником холопства (крепостного состояния) по Указу 1776 г. А в 1785 г. запрещен был переход из свободного состояния в крепостное.

Основное отличие от времен Русской Правды, как можно судить, есть то, что поступление на службу теперь не является автоматическим источником холопства. Факт служилой кабалы требует правительственного одобрения, получения регистрации в Холопьем приказе. Но в то же время Устав о холопстве 1597 г. постановлял следующее: "...и которые люди служат в холопстве. по полным и по купчим и по рядным, полные люди". Таким образом, известная норма русского права о поступлении на службу как источнике холопства напомнила о себе неожиданным рецидивом в виде появления особой категории "добровольный холоп". Достаточно было вольному пожить более полугода у кого-либо, чтобы стать добровольным холопом этого лица. Однако 10 лет спустя формулируется общее правило, а именно: "не держати холопа без кабалы ни одного дни". Правда, ст. 16 гл. XX Уложения вернулась к прежнему положению, установив срок проживания в три месяца. Все эти противоречивые меры можно объяснить только стремлением государства не дать уменьшиться числу тяглых людей. Чтобы избежать этого, служилые кабалы предписывалось регистрировать у воевод (ст. 72 гл. XX Соб. ул.).