Линьков Е.С. Лекции разных лет. Том 1. 2012

473

Практический разум ведёт себя по-иному. Он определяет себя и иное; кто же определяется иным, тот не определяет себя. Однако моральность, по Канту, требует бесконечного прогресса (как в математике в резуль­ тате деления), хотя это — не движение к совершенству моральности, а дурная бесконечность, вечное движение на месте, вывернутый наизнанку эмпиризм! Заметьте: любая абстракция (например, самого прекрасного, самого справедливого и т.п. государства) именно поэтому требует самого варварского наличного бытия; абстрактное возвышенное и его мнимая противоположность, низменное, есть одно и то же. Не случайно и в истории революции нашего общества самые светлые поборники будущего будут стражами порядка: мечтатели светлого будущего есть палачи настоящего. Это — повторение средневековых форм, в которых дуализм божественного и тварного есть их тождество. Правильно говорится, что крайности сходят­ ся: берегитесь слишком возвышенных натур; они опаснее, чем низменные, ибо имеют в себе реальную возможность противоположности!

Раз единства нет ни в теоретической, ни в практической способности, его надо искать снова — в третьей форме. Что такое суждение? — Связь субъекта и предиката, причём в истинном суждении субъект связывается с всеобщим предикатом. В «Критике силы суждения» Кант делает два открытия. Первое состоит в том, что между рассудком и разумом есть суждение как связь особенного и всеобщего. Второе — в том, что между теоретической и практической способностью есть чувство удовольствия и неудовольствия, которое связывает особенность теоретического рассудка с всеобщностью практического разума. Вот эта сила суждения (Urteilskraft, которую у нас неточно переводят как способность суждения) есть нечто новое по сравнению с первыми «Критиками». В «Критике чистого разума» была определяющая способность суждения, состоявшая в подведении особенного под всеобщее, а здесь Кантом исследуется рефлектирующая сила суждения. Определяющее суждение знали и до Канта. Эмпиризм, до­ стигая всеобщего, всё под него подводил, и метафизика также подводила единичное под всеобщие представления. Кант же в «Критике силы сужде­ ния» открывает проблему всеобщего единства бесконечного многообразия особенных законов природы — конкретного единства, без которого невоз­ можен опыт. Заметьте, что Кант везде выступает как Платон и Аристотель наизнанку, ибо утверждает, что хотя мы не знаем всеобщего, мы без него не можем. Рефлектирующая сила суждения исходит не из всеобщего и не из особенного, а из единства всеобщего и особенного. Здесь Кант, не догадываясь об этом, напал на метафизический метод. Поэтому рефлекти­

рующая сила суждения не есть искусственно придуманная способность, как думал на нашей почве Владимир Соловьёв. Кант инстинктивно напал на

474

ограниченность метафизического мышления и под несуразным названием рефлектирующей силы суждения дал куколку диалектического процесса и метода, ибо, уйдя от данности всеобщего и особенного, рассмотрел всеобщее в особенном и особенное во всеобщем!

По своему предмету рефлектирующая сила суждения есть одновремен­ но телеологическая сила суждения, ибо она направлена на цель, целесоо­ бразность, а цель, по Канту, есть то понятие, которое в себе самом содержит основание реальности своего предмета. Цель есть то понятие, которое есть причина своей реальности; она есть не внешняя форма, а то, что присуще самому предмету и определяет его реальность. Предмет рефлектирующей силы суждения есть, согласно Канту, не внешняя цель, а исключительно внутренняя цель, которая может быть формальной (таково прекрасное в искусстве) или материальной (такова органическая природа). Вот каковы настоящие предметы рефлектирующей силы суждения, и эти предметы содержат в себе зародыши диалектического мышления, ибо тут всеобщее из себя самого определяет свою особенную реальность. В действительности, стало быть, не особенное и единичное определяют всеобщее, а наоборот, оно их определяет. Это знал Аристотель; поэтому только кажется, что у него есть подведение единичного под всеобщее.

Итак, по Канту, природа искусства и органическая природа не так уж противостоят друг другу. Подлинное искусство должно быть, согласно ему, по крайней мере, не ниже органической природы (на деле оно, конечно, выше её, ибо искусство обладает большей определённостью внутренней цели, чем организм природы). Следовательно, Кант идёт дальше форма­ лизма в понимании искусства, вопреки обыденному взгляду. Искусство есть сфера прекрасного и возвышенного. Прекрасное возникает тогда, когда мы без всякого рассудочного намерения приводим в гармонию воображение и рассудок. «Прекрасен тот предмет, форма которого — кошмар! — вызывает у нас чувство удовольствия», — формулирует одно из своих определений прекрасного Кант. Это открытое Кантом ненаме­ ренное единство, единство без заранее данной цели выступит исходным пунктом теории игры как природы искусства у Шиллера. Искусство есть, по Шиллеру, единство свободного воображения и жёсткой рассудочной определённости, т.е. правил.

475