Конденсация и замещение

нем. verdichtung, франц., англ. condensation; нем. verschiebung, франц. deplacement, англ. displacement. Иначе — сгущение и смещение. В сновидениях Лакан вслед за Фрейдом выделяет два основных процесса: конденсацию и замещение. Реинтерпретируя традиционные понятия психоанализа, подразумевающие под пер­вым совмещение в одном образе, слове, мысли, симптоме или акте несколько бессознательных желаний или объектов, а под вторым — сдвиг ментальной энергии с одного явления в мозгу на другое, Лакан переосмыслил их в языковом плане. Для него при конден­сации происходит наложение одних означающих на другие, полем чего служит метафора. В результате даже самый простой образ приобретает различные значения. Замещение же трактуется им как другое средство, используемое бессознательным для обмана психологической самоцензуры, и ассоциируется им с метони­мией.

Впоследствии эти два термина стали ключевыми для теорети­ческой основы постструктуралистской риторики. Кристева, на­пример, анализируя в своем исследовании «Революция поэтиче­ского языка» (Kristeva:1974) раннеавангардистскую поэзию, ис­пользует их как базисные, исходные постулаты. Практически в методологический принцип превратил «замещение» Деррида, передав «по наследству» проблематику замещения всей пост­структуралистской и постмодернистской мысли (см. работу «Замещение: Деррида и после него» — Displacement: 1983, где подробно рассматривается практика применения этого термина как опорного понятия при деконструкции текстов самого разного характера в работах Поля де Мана, Майкла Рьяна, Г. Ч. Спивак и пр.).

[117]

Короткое замыкание

Англ. short circuit, франц. COURT-CIRCUT. Термин, введенный анг­лийским теоретиком Д. Лоджем (Lodge: 1981, с. 135).

Любой процесс интерпретации художественного произведения, утверждает Лодж, основан на его сравнении с действительностью и тем самым якобы предполагает наличие определенного зазора, дистанции между литературным текстом и реальным миром, меж­ду искусством и жизнью — то, что как раз постмодернизм и пы­тается преодолеть, устроив «короткое замыкание», чтобы привес­ти читателя в шоковое состояние и не дать ему возможности асси­милировать «постмодернистское письмо» «конвенциональными категориями» традиционной литературы: «Способы достижения этого состоят в следующем: сочетание в одном произведении явно фактического и явно фиктивного, введение в текст автора и тем самым постановка вопроса о проблеме авторства и обнажение ус­ловностей литературы в самом процессе их использования. Эти металитературные приемы сами по себе не являются открытием постмодернистов — их можно обнаружить в художественной про­зе еще во времена Сервантеса и Стерна, но в постмодернистском письме они появляются настолько часто и в таком количестве, что свидетельствуют о возникновении явно нового феномена» (Lodge:1981, с. 15).

В качестве примера Лодж приводит отрывок из романа «Завтрак чемпионов» Курта Воннегута, где через восприятие бывшего заключенного Вейна Гублера описывается сцена в баре: «"Блэк-энд-Уайт" да разбавь! — услышал он голос. Надо бы Вейну навострить уши. Как раз этот напиток предназначался не кому попало. Он предназначался человеку, который создал все теперешние горести Вейна, тому, кто мог его убить, или сделать миллионером, или вновь отправить в тюрьму — словом, мог про­делать с Вейном любую чертовщину. Этот напиток подали мне (т. е. автору романа)» (Воннегут: 1975, с. 172).

Этот пример наглядно демонстрирует постмодернистскую тех­нику письма, построенную на обнажении приема — на демонстра­ции самого процесса письма. С точки зрения Лоджа, «это совер­шенно сбивает с толку читателя, ставя реального, исторически-конкретного автора на один уровень с его собственными вымышленными персонажами и в то же самое время обращая внимание читателя на их общую фиктивность. Тем самым ставится под во­прос сам факт чтения и написания художественной литературы» (Lodge: 1981, с. 15).

[118]

В то же время многие произведения этого рода «законтачены» на современности, на политической и рекламной актуальности по­вседневного бытия. В этом плане они близки в своей непосредст­венности отклика на актуальность текущей повседневности сред­ствам массовой информации: газетно-журнальной периодике, те­ле- и радиохронике и рекламе.

Разумеется, это обманчивая близость, поскольку она служит средством дискредитации привлекаемого «реально-жизненного» материала и тесно связана с проблемой псевдореализма постмо­дернистской манеры письма, отмеченной специфической для мо­дернизма тенденцией к натурализму. Ее постмодернистское свое­образие заключается в том, что здесь она выступает как Псевдо-фактографичность или псевдодокументализм, когда неинтерпретированные куски реальности посредством коллажной техники вводятся в ткань художественного повествования как бы в сыром, неопосредованном виде. Естественно, что в общей структуре произведения они все равно получают интерпретацию и как правило в весьма однозначной идеологически-эстетической перспективе. Псевдодокументализм в конечном счете является одним из средств общего принципа контрастности, последовательно прово­димого во всей формальной и содержательной структуре типового постмодернистского романа. На содержательном уровне он вы­ступает как непреодолимая противоречивость художественно вос­производимого образа бытия — абсурдного в своем извращении причинно-следственной связи и гротескного в своем восприятии авторской маской, за которой прячется писатель.