Литература

¹ Гегель Г. Соч. М., 1972. Т. 1. С. 318 - 319.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 21.

³ Л е н и н В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 194.

⁴ Там же. С. 195.

⁵ М а р к с К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 36.

⁶ Та м же. С. 249.

⁷ М а р к с К., Э н г е л ь с Ф. Соч. Т. 3. С. 29.

Глава третья мышление - сущность сознания

§ 1. Мышление есть всеобщее

Сознание как духовное производство, как активная творческая духовная деятельность людей, обусловленная общественно-исторической практикой, функционирует прежде всего как ощущение, восприятие и представление.

Ощущение - самая низшая и простейшая форма (состояние) сознания, поскольку оно результат непосредственного воздействия практики, - а через последнюю и всего внешнего мира - на органы чувств. Оно - элементарная форма непосредственного отражения на уровне чувственного созерцания. Эта природа непосредственности делает ощущение историческим и логическим исходным пунктом познания. Иначе как через ощущение ничего нельзя знать о внешнем мире. Оно есть начало и базис других форм сознания. На его основе строятся восприятия, представления, понятия, теории и т. д. Никакая форма познания невозможна без него. Познание, которое изолируется от чувственного созерцания, от ощущения, неизбежно абсолютизирует рационализм, что также неизбежно ведет к иррационализму. Это важно подчеркнуть в особенности сейчас, когда в эпоху бурного развития теоретического познания раздаются голоса о том, что ощущение как форма отражения «исчерпало» себя, что познание может «обходиться» и без ощущения, что на уровне чувственного созерцания невозможно получить информацию и т. д. и т. п.

Слов нет, используя современные достижения науки и техники, в частности информативные возможности новейшей техники связи, люди преодолевают естественную ограниченность своих органов чувств, как бы добиваясь их «удлинения», «развития», «совершенствования». Поскольку ощущение является субъективным образом объективного мира, то многообразие свойств объективного источника внешних раздражителей обусловливает его модальность. С дальнейшим проникновением науки в тайны специфики объективного источника и изучением природы зрительных, осязательных, слуховых, вкусовых, обонятельных и т. д. ощущений открываются все новые и новые, к тому же неисчерпаемые, возможности их «совершенствования» путем вооружения соответствующего органа чувств новыми научно-техническими средствами. Человек присоединяет к своим органам чувств такие искусственные средства, как телескопы, микроскопы, спектроскопы, рентгеновские аппараты, сейсмографы, радио, телевизоры, всякие усилители и т. д., с помощью которых он не только добивается усиления непосредственного восприятия, но и косвенного восприятия таких явлений, как инфракрасные, ультрафиолетовые, рентгеновские лучи и т. д. Как мы убедились на примере кибернетики, человек, используя достижения науки и техники, усиливает свою власть над природой, облегчает и умножает свои жизненные условия. То же происходит и в данном случае. Чтобы видеть дальше, глубже, человек вовсе не изобретает еще одну пару глаз, а вооружается электронными микроскопами, дающими увеличение до двух миллионов раз. Но, разумеется, дело не только и не столько в этом. Развивая свое мышление, он «видит» несравненно дальше и глубже, чем с помощью любого средства увеличения.

Все это говорит о том, что ощущение вовсе не исчерпало себя, а, напротив, в связи с научно-техническим прогрессом наполняется новым содержанием. Это и значит, что всякая недооценка роли и места ощущения в познании - как в историческом, так и -в логическом плане - несостоятельна. Однако следует подчеркнуть, что и абсолютизация роли ощущения в познании также несостоятельна. Как первая, так и вторая крайности не позволяют отразить объективную природу предмета, адекватно воспроизвести его. Гипертрофирование роли ощущения в познании есть линия субъективного идеализма.

Познание есть единый процесс, есть целое. Ни чувственное без рационального, ни рациональное без чувственного невозможно. Каждая из противоположностей содержит в себе свою другую, обусловливается ею и обусловливает ее. Это - азбучная истина. Однако поскольку познание самого познания возможно путем рассмотрения его в чистом виде - как по форме, так и по содержанию, то рассудок создает иллюзию о самостоятельном существовании либо той, либо другой стороны этого целого.

Вместе с тем в единстве противоположностей одна из них выражает сущность, точнее, есть сущность единства. Как показано было раньше, сущность противоречива, но дуализма сущности нет. Это и дает нам основание говорить о сущности чувственного или рационального, видеть не только их тождество, но и их различие, их взаимопревращение.

Ощущение как элементарная форма не остается таковой, а в процессе познания переходит, превращается в восприятие. Познание снимает ощущение и восходит к воспроизведению объекта в виде целостного чувственного образа. Восприятие возникает из ощущений и определяется процессом общественно-исторической практики. Отдельное ощущение выполняет функцию сигнала; совокупность ощущений в их внутренней взаимосвязи как элементов структуры восприятия изоморфна связи элементов предмета и выполняет функцию воспроизведения его как целостного чувственного образа.

Непосредственная связь ощущения, восприятия с предметной деятельностью людей, с практикой обусловливает две закономерных взаимоисключающих и взаимодополняющих друг друга тенденции. С одной стороны, по мере развития практики и мышления и в зависимости от этого человек в той или иной степени освобождается от необходимости непосредственного приспособления его органов чувств к внешнему миру - чем дальше, тем в большей степени. С другой стороны, развитие практики и мышления непрестанно снимает границы ощущения и восприятия, расширяет их возможности, совершенствуя их, чем дальше, тем в большей степени. Очевидно, в каждую конкретную эпоху одна из этих тенденций должна преобладать над своей противоположностью. Так или иначе обе тенденции в единстве выражают закономерный процесс чувственного познания, определяемый в конечном итоге общественным прогрессом.

Чувственное созерцание предполагает свою противоположность - представление и снимает себя в нем. Движение познания от ощущения к восприятию и от него к представлению есть закономерный процесс усложнения. Представление есть продукт ощущения, восприятия и, следовательно, высшая по отношению к ним ступень познания, которая характеризуется выходам сознания за пределы чувственного созерцания. Но вместе с тем оно содержит в себе низшую, элементарную форму обобщения - абстрактно-всеобщее и основывается на чувственно-образной модели. Правда, оно может основываться и на модели чувственно не воспринимаемого объекта, что подтверждается данными современной науки, в особенности кибернетики, но это не меняет его сущности, которая состоит в выходе познания за пределы чувственного и в переходе его в безграничную сферу мышления.

Мышление является сущностью сознания, его высшей формой. Оно есть духовная деятельность в ее всеобщей форме и в снятом виде содержит в себе результаты чувственного познания. Как пишет Гегель, во всяком человеческом созерцании имеется мышление. Мышление есть также всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и в любом виде духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т. д. Мышление - это такая деятельность, которая организует весь мир представлений. Ему принадлежит определенность чувств, созерцаний, образов, представлений, целей, обязанностей и т. д., а также мыслей и понятий.

Это обстоятельство дает нам возможность не задерживаться долго на низших формах сознания, дабы сосредоточить внимание на анализе его высшей формы - мышления. Что же касается спорадических замечаний об ощущении, восприятии и представлении, то они предпосланы нами рассмотрению мышления в качестве подсобного материала, как условие для перехода от этой внешности сознания к его сущности - мышлению.

Как уже отмечалось, мышление стало предметом исследования еще в античной философии. Однако заслуга более или менее систематического и всестороннего исследования мышления, в особенности его диалектической природы, в истории домарксистской философии все же принадлежит немецкой классической философии. Именно творческое, материалистическое переосмысление последней позволило Марксу, Энгельсу, Ленину выработать свои диалектико-материалистические взгляды на мышление, разработать основополагающие принципы диалектического материализма как логики, теории познания марксизма.

Творчески-материалистическое преодоление ограниченности немецкой классической философии, в особенности гегелевской, вовсе не означает ни недооценки важности исследования диалектического содержания теоретического мышления, ни недооценки исследования таких проблем, как возникновение нового знания, «мышление о мышлении», «понятие понятия», «анализ развивающегося понятия» и т. д. Суть «гегельянщины» не в исследовании самой диалектической природы мышления, а в ее идеализме.

Действительная ограниченность гегелевской диалектики (понимаемой им впервые как логика, теория познания) состояла в идеалистической интерпретации как материи, так и самого процесса сознания, мышления. В понимании Гегеля, мышление- вечный, первичный и абсолютный демиург всей действительности, творец всей истории культуры, науки, техники. Весь реальный материальный и духовный мир есть внешнее воплощение, проявление мышления как высшей активной деятельности. Объективный мир есть не что иное, как опредмеченное отчужденное мышление. Поэтому он чувственно-предметную деятельность, материальную практику также понимает как .следствие деятельности мышления, которое есть начало и конец всякой другой деятельности.

Так Гегель перевернул действительные отношения, его диалектика «стояла на голове». Заслуга марксизма состояла прежде всего в том, что он диалектику поставил «с головы на ноги». Если у Гегеля мышление - начало и конец всякой деятельности, то у Маркса чувственно-предметная деятельность, практика - начало и конец всякой другой деятельности. Развитие происходит по законам диалектики, циклично, триадично. У Гегеля: мышление - практика - мышление на новой основе. У Маркса: практика - мышление - практика на новой основе. Третья стадия обогащена предыдущим процессом и, в частности, результатами самого мышления.

Нередко здесь отличие видят в том, будто у Гегеля мышление - активное начало, а у Маркса - нет. Это недоразумение. У Маркса нет абсолютно никакой недооценки, активности мышления. Напротив, у Гегеля активность мышления на деле отсутствует, поскольку вопрос об источнике ее остается открытым. Это иллюзорная, вымышленная активность - мертвая абстракция, которая не адекватна действительной активности мышления. И когда Маркс, говоря о главном недостатке предшествующего материализма, пишет, что «деятельная сторона в противоположность материализму развивалась идеализмом, но только абстрактно», то он как раз указывает на эту абстрактность. У Маркса же мышление действительно активно, поскольку он не оставляет вопрос об источнике активности мышления открытым, а дает ответ на него, видя этот источник в практике. Если Гегель весь мир выводит из активности, мощи мышления, то Маркс ему отвечает, что на практике должен доказать человек истинность, действительность и мощь своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос. При этом у Гегеля практика - это абстрактно-духовный труд, а у Маркса - чувственно-материальная деятельность.

Мышление как исторически, так и логически возникает, развивается в процессе общественно-исторической практики. Сама его сущность как опосредованного отражения высшего порядка, активность, его модификация, его содержание и форма, состояния, уровни, степень удаления от материального источника, внутренние закономерности развития, относительная самостоятельность, преемственность в развитии и другие характерные черты в конечном итоге определяются обществом, исторической практикой и потребностями ее развития. Этим объясняется и диалектический характер мышления, тот факт, что оно имеет свою историю и логику, проходит ряд состояний, уровней исторического и логического развития, в частности такие общие состояния и формы, как рассудок и разум.

К сожалению, в нашей специальной литературе долгое время категории рассудка и разума не были предметом самостоятельного исследования. Такое отношение к ним объяснялось тем, что эти категории исследовали и применяли в научном познании идеалисты вроде Гегеля. Между тем дальнейшее изложение воочию покажет, какой вред принесло нам это заблуждение.