§ 1. Единство

Под единством мы понимаем любое материальное или идеальное образование, целостную систему внутренне взаимосвязанных и взаимодействующих сторон, процессов, образующих явление, вещь, предмет, в конечном итоге - всю действительность. Единство всегда есть целое, конкретное, состоящее из своих сторон, элементов, частей. Единство как система, как целостность богаче не только каждой из своих сторон, но и их .«суммы», поскольку оно есть нечто высшее, конкретное, есть «единство многообразного» (Маркс), «определенное множество» (Гегель).

Определенному единству внутренне присущ и определенный тип взаимодействия сторон, элементов, частей, причем каждая из частей единства испытывает определенное влияние со стороны других его частей и поэтому отличается от аналогичной ей, не входящей в состав данного целого. Господствующий в единстве тип связей и взаимодействия видоизменяет составные части, элементы единства, определяет характер, тип их объективного бытия, назначения, функционирования таким образом, что нечто в единстве является самим собою, а не иным, благодаря этому типу взаимодействия его элементов, сторон.

Вместе с тем, каждое единство существует, является самим собою благодаря наличию взаимосвязей между его элементами, частями. Без взаимосвязей между последними нет единства как целого. Причем каков характер, тип этих взаимосвязей, таково и единство как целое, таковы его свойства, функции и сущность. Именно каждый данный тип, характер взаимосвязей сторон, элементов, частей выражает относительную устойчивость данного единства. Ликвидация данного типа, характера взаимосвязи, смена его другим типом есть коренное изменение единства, есть превращение его в иное.

Вследствие того, что каждое явление есть единство внутренне взаимосвязанных сторон, моментов, отношений и т. д., с самого первого мгновения своего появления на свет оно неизбежно, хотя бы в скрытом, неразвернутом виде содержит и себе какие-то противоречия, ибо, как указывает Маркс, «уже внутренняя необходимость взаимосвязанного целого и его существование в виде самостоятельных. безразличных друг к другу моментов представляют собой основу противоречий»². Это свое положение Маркс блестяще доказал в «Капитале», вскрыв в товаре, этой «ячейке», «клеточке» буржуазного общества, выступающие позже неизбежно наружу «все противоречия (respective зародыши всех противоречий) современного общества»³.

Как бы много ни было сторон в единстве, оно раздваивается на противоположности. Источником этого раздвоения единства в познании является раздвоение единства на противоположности в самом объективном мире, в самих материальных условиях жизни, а не в мышлении только, как считал Гегель. Не допуская выхода мышления к практике, он, таким образом, обрекал его на бесплодное вращение внутри себя, в заколдованном кругу логических категорий.

В живом созерцании единство выступает в слитности, в нерасчлененном виде, как чувственно-конкретное. На этом этапе мы рассматриваем его с внешней стороны, как качество, данное в живом созерцании. Такое «знание» о единстве представляет собой самое абстрактное, тощее, бедное содержанием внешнее знакомство, которое не есть, говоря строго, знание единства, и лишь «пустое» начало его познания, тенденция, стремление к его узнаванию. Поэтому познание не задерживается на этом единстве, выходит за рамки «чувственного опыта», направляется к абстрактному мышлению, к более активной деятельности, задача которой состоит прежде всего в разделении единства на противоположности и их рассмотрение в чистом виде. «Раздвоение единого и познание противоречивых частей его... есть суть (одна из «сущностей», одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики»'¹.

В этой связи мы считаем необходимым сделать следующее замечание. Эту цитату В. И. Ленина часто приводят, считая, что здесь В. И. Ленин полностью выразил свое понимание сути диалектики. На самом же деле он эту суть понимает полнее - не только как «раздвоение единого» на противоположности, но и как тождество (синтез) этих раздвоенных противоположностей, т. е. единение раздвоенного. Так, буквально через несколько, строк после приведенной цитаты, В. И. Ленин продолжает: «Тождество противоположностей... есть признание (открытие) противоречивых, взаимоисключающих, противоположных тенденций во всех явлениях и процессах природы (и духа и общества в том числе)»". Познать предмет возможно только как единство, тождество противоположностей и иначе нельзя. Эту .мысль В. И. Ленин неоднократно подчеркивает и в других, соответствующих связях.

Следовательно, справедливости ради необходимо приводить если не все, то по крайней мере основные ленинские высказывания, выражающие суть диалектики - раздвоение единого и единение раздвоенного, а не одно из них, которое, разумеется, не может полностью воспроизводить ленинское понимание этой сути.

Раздвоение единого выступает как отрицание единого раздвоенным, что означает обогащение определениями, конкретизацию первоначального абстрактного, бедного содержанием внешнего знакомства с единствам. Раздвоение единого - единственная возможность, условие проникновения мышления внутрь единства и просвечивания внутренних его связей и процессов. Поскольку познание есть временной процесс, то «просвечивание» противоположностей практически осуществляется последовательно: то одна из них, то другая выступает на первый план, являясь на этом отрезке движения мысли целью или предметом познания. Но «просвечиванием», изучением противоположностей в чистом виде познание единства не завершается. Необходимым образом оно как бы пускается в обратный путь для синтеза, тождества уже познанных противоположностей, что означает переход познания на новый, высший этап и воспроизведение единства как диалектически расчлененного, генетически и синтетически развитого единого целого. Последнее есть наиболее конкретное и полное знание о единстве, в котором сняты в синтезе все прошлые абстрактные определения.

Закон познания - раздвоение единого и единение раздвоенного всесторонне и глубоко разработан в «Капитале» К. Маркса, где единый процесс капиталистического производства прежде всего раздваивается на «процесс производства» (1том) и на «процесс обращения капитала» (II том). Эти раздвоенные противоположности единого изучаются в чистом виде, особо: сначала исследуется - на основе принципов восхождения от абстрактного к конкретному и совпадения исторического и логического - процесс производства капитала как самостоятельный момент, а затем - процесс обращения капитала, также как самостоятельный момент. После того как эти противоположности познаны и зафиксированы, мышление переходит к их синтезу, к интеграции (или к тождеству) противоположностей. Оно как бы возвращается к целому, единому, но уже на основе знания каждой из противоположностей, синтезируя которые оно воспроизводит целое: «Процесс капиталистического производства, взятый в целом» (III том), где в высшем единстве удержаны в снятом виде результаты познания этих противоположностей (I и II томов).

Как пишет сам Маркс об этом, в первой книге были исследованы явления, которые представляют капиталистический процесс производства, взятый сам по себе как непосредственный процесс производства, причем оставлялись в стороне все вторичные воздействия чуждых ему обстоятельств. Но этим непосредственным процессом производства еще не исчерпывается жизненный путь капитала. В действительном мире он дополняется процессом обращения, который составил предмет исследования второй книги. Капиталистический процесс производства, рассматриваемый в целом, есть единство процесса производства и обращения, который составил предмет исследования третьей книги, где показаны те конкретные формы, которые возникают из процесса движения капитала, рассматриваемого как целое.

Вместе с тем внутри каждого тома «Капитала», более того, внутри каждого отдела, каждой главы, даже каждого параграфа мы наблюдаем ту же картину: единое раздваивается на противоположности, каждая из которых исследуется в чистом виде, а затем противоположности синтезируются в высшем единстве.

Логическая структура «Капитала» не какая-либо произвольная конструкция, вызванная какими-то внешними соображениями рассудка, а величайшее завоевание человеческого разума, выражение действительной сути диалектики и потому она имеет значение не частного случая, хотя развертывается на частном - политико-экономическом - материале, а всеобщее, общеметодологическое значение. Любое цельное научное исследование в любой сфере научного познания - будь это в математике, механике, физике, химии, биологии или в общественных науках - должно сознательно руководствоваться логикой «Капитала» К. Маркса.

В противном случае вместо целого - будут «кусочки», вместо системы - «моменты», вместо последовательного восхождения от нерасчлененного единства к его раздвоению на противоположности и к их последовательному самостоятельному изучению и, наконец, от этого к их синтезу, к целому - вместо всего этого будут блуждания в потемках, попятные движения, зигзаги и т. д., которые способны только затруднять научное исследование, отнимать у исследователя много времени, сил, энергии, к тому же на устранение этих блужданий придется последующим исследователям тратить также немало сил, энергии и времени, пока изучение не придет (через эти отступления) к осознанию этой логики и к ее сознательному применению.

Однако даже сознательное, диалектико-материалистическое применение раздвоения единого и единения раздвоенного в научном исследовании -- задача не из простых. Сложность заключена в самом объективном бытии всякого единства. Поскольку последнее в своей необходимости имеет многочисленные «определения содержания», раздваивающиеся на противоположности, то при незнании диалектики или при сознательном ее игнорировании можно приводить доводы в любом числе за и против, .поэтому особого труда не стоит .подобрать определенные «хорошие» или «плохие», «положительные» или «отрицательные» признаки данного единства и доказывать истинность желаемого признака. Но такой прием, игнорирующий сущность единства, открывает дорогу в софистику.

Одна из разновидностей софистики исходит из того «основания», что в единстве видит две стороны: хорошую и дурную. Задача, по ее мнению», состоит в сохранении «хорошей» и устранении «дурной» стороны. Критика этой разновидности софистики дана классиками марксизма. Так, К. Маркс в «Нищете философии» вскрыл научную несостоятельность рассуждении Прудона о сохранении «хорошей» стороны современного ему буржуазного общества и устранении его «дурной» стороны. Прудон берет первую попавшуюся категорию и произвольно приписывает ей свойство устранить недостатки категории, подлежащей очищению. Так, налоги устраняют, если верить Прудону, недостатки монополии, торговый баланс - недостатки налогов, земельная собственность - недостатки кредита. Прудон в каждой экономической категории догматически различает «хорошую» и «дурную» стороны, но обнаруживает полнейшее бессилие там, где речь идет о выведении при помощи диалектики какой-либо новой категории. Он не понимает, что нельзя сохранить капитализм и устранить его «дурную» сторону, скажем, капиталистическую эксплуатацию, что невозможно коронное изменение данного единства без перехода в новое единство, что невозможно сохранить только «хорошую» сторону, устраняя «дурную», что «тот, кто ставит себе задачу устранения дурной стороны, уже одним этим сразу кладет конец диалектическому движению»⁶.

Эти заблуждения Прудона повторял Михайловский, который также делил современное ему русское общество на «хорошую» и «дурную» стороны и предлагал сохранить «хорошую» сторону, устраняя «дурную». Более того, он считал, что надо брать хорошее отовсюду, откуда можно, а свое оно будет или чужое, это уже вопрос не принципа. По-видимому, это столь просто, ясно и понятно, что и разговаривать не о чем. Отвечая Михайловскому, В. И. Ленин писал: «И в самом деле, как это просто! Хорошее «брать» отовсюду - и дело в шляпе!.. Субъективный метод в социологии тут весь как на ладони: социология начинает с утопии - принадлежность земли работнику - и указывает условия осуществления желательного: «взять» хорошее оттуда-то да еще оттуда. Философ этот чисто метафизически смотрит на общественные отношения, как на простой механический агрегат тех или других институтов»⁷.

Вторая разновидность софистики берет другую сторону - «дурную» и проявляет себя в таких уродливых формах в жизни людей, как недооценка, клевета, пасквильной пропаганды, суть которых сводится к тому, что отдельные недостатки выдаются за сущность явления.

Третьей разновидностью софистики является эклектическое понимание единства но формуле: «с одной стороны, с другой стороны». Софистика свои ложные выводы строит будто на «всестороннем» анализе, будто всесторонне учитывает все связи, но при этом непременно игнорирует сущность. Научную несостоятельность этой ее разновидности вскрыл В. И. Ленин в особенности на примере логического анализа тактики лидеров II Интернационала в период первой мировой войны. Как известно, лидеры II Интернационала замазывали империалистический характер этой войны софизмами, в том числе и таким, как рассуждение Каутского о том, что война эта «не чисто империалистическая». Он считал, что в этой войне были и национальные проблемы и империалистические тенденции. В. И. Ленин писал, что чистых явлений ни в природе, ни в обществе нет и быть не может. В какой-то степени, конечно, национальный момент в этой войне имел место (сербско-австрийский конфликт). Однако этот момент не имел решительно никакого значения для империалистической сущности войны в целом. Но выпячивание, подчеркивание этого момента означает замазывание действительной сущности этой войны, ее империалистического, грабительского характера. Она же не с одной стороны империалистическая, а с другой - нечто другое, а со всех сторон империалистическая.

Формой проявления этой разновидности софистики является и такой прием, как игнорирование сущности путем перечисления некоторых случайно выхваченных признаков предмета, без внутренней связи и условий их проявления. Диалектик же, всесторонне изучая предмет в его развитии, открывает сущность предмета, выделяет, оттеняет, подчеркивает ее.

Марксистская диалектика, разумеется, не против рассмотрения единства с одной стороны, с другой, с третьей и т. д. Наоборот, она требует всестороннего рассмотрения любого единства, однако таким образом, чтобы после возможного всестороннего учета всех связей, отношений, сторон единства непременно вычленять его сущность, а не растворять ее во множестве мелочей, подробностей и т. д. Особенность этой разновидности софистики состоит в том. что она как раз под видом «всесторонности» уничтожает сущность единства. «При подделке марксизма под оппортунизм подделка эклектицизма под диалектику легче всего обманывает массы, дает кажущееся удовлетворение, якобы учитывает все стороны процесса, все тенденции развития, все противоречивые влияния и прочее, а на деле не дает никакого цельного и революционного понимания процесса общественного развития»⁸.

Четвертой разновидностью софистики является отрицание качественной определенности данного единства на основе «субъективной гибкости понятий». Так, если как видели, Каутский софистически преувеличивал роль национального момента в первой мировой войне, то Р. Люксембург ударилась в другую крайность, и на основании того, что всякая национальная война может в определенных условиях превратиться в империалистическую, стала утверждать, что в эпоху империализма вообще невозможны национальные войны, т. е. пришла тоже к софистике, но другим путем. Верно, конечно, что все грани условны и подвижны, что нет ни одного явления, которое бы не могло, при известных условиях, превратиться в свою противоположность. Национальная войта может превратиться в империалистическую и обратно. Но «только софист мог бы стирать разницу между империалистской и национальной войной на том основании, что одна может превратиться в другую. Диалектика не раз служила – и в истории греческой философии - мостиком к софистике. Но мы остаемся диалектиками, борясь с софизмами не посредством отрицания возможности всяких превращений вообще, а посредством конкретного анализа данного в его обстановке и в его развитии»⁹.

Есть еще одна - пятая разновидность софистики и эклектики в понимании раздвоения единого, которая, возможно, недостаточно изучена и охарактеризована в специальной философской литературе, но которая тем более из себя представляет серьезную опасность. Это догматически -механическое или формальное представление о раздвоении единого, которое это раздвоение понимает не как диалектический процесс, а как механическое, топорное .деление целого на две части. Исходя из такого понимания раздвоения единого, «левые» ревизионисты софистически обосновывают неизбежность раскола всякого единства в любой сфере- практики. Но это философское освящение раскольнической деятельности сторонников этого механицизма.

Но такое мышление скорее пребывает в детском наивном состоянии, чем является научно-теоретическим. Здесь надо иметь в виду одно очень важное обстоятельство: детское мышление у детей - явление закономерное. Однако детское мышление у политического деятеля и тем более, когда это мышление у него принимает уродливые формы - не только ненормальное явление, но в сущности оно трагедия и бедствие того класса, тех социальных групп пли людей, интересы которых он представляет, ибо самое разумное, на что способен такой «теоретик» с детским мышлением - это погубить порученное ему дело, подобно тому как самое разумное, что .может сделать ребенок с игрушкой, это сломать ее.

Все эти разновидности софистики (разумеется, мы их не исчерпали) в понимании единства и его раздвоения сознательно или бессознательно искажают познание, являются проявлениями немощи рассудка, который занят тем, что членит единство на две части: на «хорошее» н «плохое», «положительное» и «отрицательное», имеет дело то «с одной стороной», то «с другой», или «с той и другой» одновременно, но не хочет и не может видеть ни сущности, ни единства как оно есть в себе, ни никаких взаимопереходов противоположностей, довольствуется случайным признаком, моментом или отрицает качественную определенность на основании «гибкости» понятий и. т. д., т.е. довольствуется скудной абстракцией или бесплодным верчением в рамках мертвых абстракций, не находя выхода из их лабиринта.