Глава V резюме и выводы

ГЛАВНЫЕ ЧЕРТЫ ЛОГИКИ РЕБЕНКА¹

Еще Руссо любил повторять, что ребенок вовсе не маленький взрослый человек, а что у него есть свои нужды и свой склад ума, приспособленный к этим нуждам. Современные работы, посвящен­ные языку и рисункам детей, неоднократно подчеркивали правиль­ность такого взгляда. Карл Гроос в своей теории игры основательно подкрепил это утверждение, а Клапаред его широко развил в функ­циональном аспекте. Итак, пора, думается, задать себе следующий вопрос: если мысль ребенка разнится от всякой другой интересами, которые ею управляют, равно как и способами выражения, то не от­личается ли она также с чисто логической точки зрения своей струк­турой и функционированием? Это-то мы и попытаемся показать те­перь, хотя бы схематически, не входя в детальное обсуждение яв­лений.

Чтобы осуществить эту попытку синтеза, мы располагаем извест­ной суммой наблюдений, собранных во время наших исследований детской мысли или в период работы по методу тестов. Сверх того, многие труды, посвященные изучению языка, рисунков и восприятий у детей, дают весьма ценные сведения относительно детской мыс­ли. Собранные материалы могут быть сгруппированы по известным рубрикам: эгоцентризм мысли, интеллектуальный реализм, синкре­тизм, непонимание отношений, трудность производить логическое умножение и т. д. и т. п. Итак, вот в чем вопрос: составляют ли эти явления некоторое бессвязное целое, то есть обязаны ли они своим существованием ряду случайных и отрывочных причин, не имеющих связи между собой, или они образуют связное целое и таким обра­зом представляют свою особую логику? Очевидно, что истина посе­редине: ребенок обнаруживает свою оригинальную умственную ор­ганизацию, но развитие ее подчинено случайным обстоятельствам. Что же приходится на долю этой особой умственной организации и что следует отнести на счет случайных обстоятельств? Единствен­ный возможный ответ — постараться установить характерные черты

346

детской логики, объясняя одни из них другими. Если они поддаются такому синтезу, хотя бы для этого пришлось вращаться в заколдо­ванном круге (законном, впрочем, как мы это сейчас увидим), то это значит, что у ребенка имеется своя связная мысль зи! депепз.

Если бы это оказалось не так, то тогда можно было бы смотреть на детскую логику как опороченную софизмами — результатами простого неумения приспособиться.

Но что значит объяснить психическое явление? Без генетиче­ского метода, как это показал своим тонким анализом Болдуин, в психологии не только нельзя быть уверенным, что не принима­ешь следствия за причины, но даже невозможно поставить самый вопрос об объяснении. Надо, стало быть, заменить отношение меж­ду причиной и следствием отношением генетического развития, ка­ковое отношение присоединяет к понятиям о предшествующем и последующем понятие функциональной зависимости в математиче­ском смысле. Мы можем, стало быть, сказать по поводу двух явле­ний а и Ь, что а есть функция Ь, как Ь есть функция а, оставляя за собой право расположить наше описание, отправляясь от первых наблюдаемых нами явлений, наиболее «объясняющих» в генетиче­ском смысле.

Но что же такое эти «объясняющие» явления? В этом отношении психология мысли всегда наталкивается на два основных фактора, связь между которыми она обязана объяснить, — фактор биологи­ческий и фактор социальный. В самом деле: ум осознает себя, а значит, говоря психологически, существует только в случае контакта с вещами или с другими умами. Тут имеются две плоскости, которые хотелось бы разграничить логически, но которые фактически оста­ются неотделимыми друг от друга, поскольку у ребенка есть роди­тели, представляющие для него общество, и поскольку он будет ис­пытывать ощущения, составляющие для него биологическую среду. Если попробовать описать эволюцию мысли только с.биологической точки зрения или, как становится теперь модным, только с социо­логической точки зрения, то рискуешь оставить в тени половину дей­ствительности. Значит, не надо терять из виду оба полюса и ничем не надо пренебрегать. Но чтобы начать, необходимо остановить свой выбор на одном из языков в ущерб другому. Мы выбрали язык со­циологический, но настаиваем на том, что в этом нет исключитель­ности, — мы оставляем за собой право вернуться к биологическому объяснению детского мышления и свести к нему то описание, какое : пытаемся здесь дать.

Представить описание с точки зрения социальной психологии, отправляясь от самого характерного в этом смысле явления — эго-

347

центризма детской мысли, — вот все, что мы попытались сделать для начала. Мы старались свести к эгоцентризму большую часть характерных черт детской логики. О многих из этих черт можно было бы сказать, что как раз их присутствие объясняет эгоцентризм; для предмета наших изысканий это не важно, достаточно отметить, что эти черты образуют комплекс, ибо этот комплекс и определяет ло­гику ребенка.