Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2003

падеж ед. числа) и о более случайных омонимах типа стекло (имя существительное) и стекло (например, стекло много воды)

итолько омографы (звучание не совпадает) — зáмок, замóк. Особый и более сложный случай — это лексико-граммати-

ческие омонимы, часто встречающиеся в языках аналитического строя (см. с. 261). Лексико-грамматические омонимы создаются в процессе так называемой конверсии, когда данное слово переходит в другую часть речи без изменения своего морфологического состава. Например, в английском языке look — «смотреть» и look — «взгляд» являются омонимами, так как каждое из этих слов попадает в разные грамматические ряды (парадигмы): look как глагол спрягается, а look как существительное склоняется. В результате все «поведение» подобных слов в языке оказывается различным. Слова распределяются между разными частями речи и становятся тем самым разными словами.

Итак, омонимы бывают трех основных типов: лексические, морфологические и лексико-грамматические.

Приведем несколько литературных примеров, подтверждающих, что омонимы встречаются в языке достаточно часто.

Омонимы лексические:

«Разговор происходил у дверей с надписью “Отдел приключений”. Андрей понимал истинный смысл этих слов, но, посмотрев на унылого сотрудника этого отдела, улыбнулся. А жаль, что действительно не существует на свете такого отдела увлекательных, волнующих приключений» (Д. Гранин. Искатели, гл. I). Писатель умышленно сближает два лексических омонима: приключение — отглагольное существительное от приключить (например, приключить электрический ток, следовательно, отдел приключений — это отдел, где приключают токи, механизмы и пр.), и приключение — «случай, происшествие, увлекательное похождение». Герой романа сожалеет, что лишенным инициативы работникам «Отдела приключений» не хватит смелости, творческого воображения. Так встречаются два омонима — приключение и приключение.

«Однажды, — пишет И.С. Тургенев в “Пунине и Бабурине” (гл. 2), — я сидел у него в кабинете. — Петя, заговорил он вдруг, краснея, — я должен познакомить тебя с моей Музой. — С твоей музой... Разве я с нею не знаком... Новое стихотворение ты написал, что ли? — Ты меня не понимаешь, — возразил Тархов. Я познакомлю тебя с живой музой. — А! вот как!.. Вот, постой, кажется, это она идет сюда. — Послышался легкий стук проворных каблучков... и на пороге показалась девушка лет во-

семнадцати... — Пожалуйста, Муза Павловна, войдите». В этом случае собственное имя Муза фонетически совпадает с нарицательным муза, образуя омонимы1.

Но если лексические омонимы подобного типа иногда умышленно сближаются писателями (эффект очевиден!), то омонимы морфологические встречаются в языке непроизвольнее.

«Здание было в два этажа, и над ним вверху надстроен был в две арки бельведер, где стоял часовой; большой часовой циферблат вделан был в крышу» (Н.В. Гоголь. Тарас Бульба, редакция 1842 г., гл. VI). Часовой — «тот, кто стоит на часах» (имя существительное) и часовой — прилагательное от существительного час, определение к существительному циферблат.

Еще чаще подобного рода морфологические омонимы возникают в поэтическом языке. В «Евгении Онегине» Пушкина:

Защитник вольности и прав В сем случае совсем не прав.

Ине заботился о том, Какой у дочки тайный том...

Ипрерывал его меж тем Разумный толк без пошлых тем.

Количество омонимов в языке станет еще бóльшим, если мы привлечем к рассмотрению термины. Слово бар — «маленький ресторан» окажется омонимом по отношению к термину бар — «единица атмосферного давления». В свою очередь этот последний термин является омонимом к другому термину бар — «рабочая часть врубовой машины, снабженная зубьями». Наконец, еще один омоним бар — «наносная мель в устьях рек». Все эти слова — омонимы по отношению друг к другу.

Омонимы часто встречаются в самых различных языках. Так, в английском: bail — «поручительство» и bail — «ведро», ear — «ухо» и ear — «колос»; во французском: louer — «нанимать» и louer — «хвалить», point — «точка» и point — «нисколько»; в немецком: Schauer — «зритель» и Schauer — «приступ», Fest — «праздник» и fest — «крепкий» и т.д. Количество омонимов еще больше

1 Различают омонимы (слова, одинаково звучащие) и омографы (слова, одинаково пишущиеся). Бывают случаи, когда омонимы не совпадают с омографами. Так, французские существительные la mere — «мать» и la mer — «море» являются омонимами (звучат одинаково), но не омографами, так как в орфографии эти два слова различаются. В русском языке омонимы чаще всего совпадают с омографами.

увеличится, если принять во внимание омонимы, основанные на одинаковом звучании слов при разной орфографии: таковы, например, частично уже приведенные в сноске французские слова mer — «море», mere — «мать» и maire — «городской голова»; ver — «червь», vert — «зеленый» и vair — «беличий мех» и пр.

Как бы ни были различны отдельные значения многозначного слова, все же, как мы уже знаем, они всегда группируются вокруг одного смыслового стержня. От соли — «важного продукта питания» к соли — «сущности чего-либо» тянутся нити фигурального осмысления. Различные смыслы соотнесены здесь с основным значением слова, являются его дальнейшим развитием.

Совсем иначе в системе омонимии. Ключ к двери и ключ — «родник» вовсе не имеют между собой смысловых точек соприкосновения, не являются результатом развития единого слова, а лишь случайно совпали между собой по звучанию. В этих случаях различие между омонимами и полисемией очевидно и не вызывает сомнений.

Как было уже отмечено, омонимы морфологические кажутся обычно более далекими друг от друга словами, чем омонимы лексические. Никому не придет в голову связывать существительное стекло с формой прошедшего времени от глагола стекать (стекло много воды), тогда как омонимы лексические часто нуждаются в разграничении. Чтобы слово брак со значением «женитьба» никогда не связывать с другим словом брак — со значением «вещь с изъяном», нужно не только понимать различные значения этих двух слов-омонимов, но и знать их различную этимологию: брак — «супружество» происходит от слова брать («брать невесту в жены»), тогда как брак — «вещь с изъяном» — заимствовано из немецкого brack — «недостаток», «изъян», букв. «перелом».

Но омонимы вовсе не всегда являются словами, искони различавшимися. Если бы это было так, то проблема омонимов не соприкасалась бы с проблемой полисемии. В действительности же омонимы не имеют никакого отношения к полисемии лишь в тех случаях, когда они образуются в результате случайных звуковых совпадений. К таким омонимам относится большинство морфологических и известная часть лексических омонимов.

Но омонимы могут возникать в языке не только путем звуковых совпадений, но и в результате распада былой полисемии слова. Омонимы этого типа теснейшим образом связаны с самим явлением многозначности слова.

Когда в просторечии иногда говорят благодаря ему я сломал себе ногу, то употребляют благодаря только как предлог, выражающий причину, следствие. В этом случае перестает ощущаться связь предлога благодаря с глаголом благодарить. Если бы связь эта всегда ощущалась, предложение типа благодаря ему я сломал себе ногу было бы совершенно невозможно (за что же человека благодарить?). Между тем благодаря — предлог и благодаря — деепричастие от глагола благодарить находились в несомненной открытой зависимости, как различные формы единого смыслового целого благодарить1. Чем более часто, однако, благодаря стало употребляться как предлог, тем сильнее «выветривалось» его самостоятельное лексическое значение, тем отчетливее оно стало выступать как грамматический показатель следствия, лишенный своего независимого вещественного содержания, и тем дальше, следовательно, откалывалось благодаря — предлог от глагола благодарить. В результате некогда связанные между собой образования — деепричастие благодаря и предлог благодаря — распались, стали разными, не связанными между собой словами. Произошел распад полисемии (полный в просторечии и частичный в литературном языке, в системе которого благодаря — предлог еще не целиком порывает связи с глаголом благодарить) — некогда близкие между собой слова разошлись, образовав омонимы.

Каков бы ни был, однако, источник образования омонимов — случайные фонетические совпадения этимологически разных слов или распад былой полисемии, на определенном этапе развития языка омонимы обычно воспринимаются как разные слова, не связанные между собой по смыслу. Тому, кто говорит благодаря ему я сломал себе ногу, совершенно безразлично, что благодаря — предлог и благодаря — деепричастие некогда образовывали смысловое целое. Безразлично, ибо говорящий уже не ощущает этой связи. Больше того, именно в результате забвения или простого незнания, что эти два слова восходят к одному источнику, говорящий может построить фразу типа благодаря ему я сломал себе ногу. Поэтому омонимы типа благодаря —

предлог и благодаря — деепричастие не отличаются в сознании говорящего от омонимов типа ключ от замка и ключ — «родник». Различие между этими двумя типами омонимов оказывается лишь

1 В этих случаях благодаря употреблялось не с дательным падежом, как теперь, а с винительным. Например, в «Переводах» Карамзина, 1: «благодаря судьбу», у Аксакова в «Семейной хронике»: «Ей теперь, благодаря Бога, лучше...» (Чернышев В.И. Правильность и чистота русской речи. СПб., 1911. С. 171).

историческим и не всегда ощущается говорящими. Однако это историческое отличие омонимов типа ключ от омонимов типа благодаря весьма существенно. Если в первом случае (ключ от замка и ключ — «родник») между омонимами никогда и не было связи, то во втором (благодаря — деепричастие и благодаря — предлог) эта связь некогда была вполне реальной. Поэтому, как увидим, в известных случаях она все же может ощущаться и теперь.

Грань, отделяющая омонимы от полисемии, нередко бывает очень тонкой и подвижной. Худой в значении «тощий», «не полный» (худой человек) на наших глазах отделяется от худой в значении «плохой» (худой мир лучше доброй ссоры), хотя исторически здесь имелось одно слово с разными значениями. В старом русском языке худыми людьми именовали бедноту, так называемые «низшие слои» городского населения. Значение прилагательного худой стало развиваться в разных направлениях. В многообразном словоупотреблении прилагательное худой осмыслялось настолько неодинаково, что связь между разными значениями понемногу ослабевала. Стали созревать условия для разрыва смыслового целого. В результате толковые словари русского языка (в частности словарь, составленный С.И. Ожеговым1) рассматривают различные значения прилагательного худой как значения, теперь уже не связанные между собой. Худой — «тощий» и худой — «плохой» начинают превращаться в разные слова, звучащие одинаково, т.е. в омонимы2.

Проводя различие между полисемией и омонимами, возникшими в результате распада былой полисемии, не следует, на наш взгляд, слишком расширять сферу подобных омонимов за счет полисемии.

Как было показано, многозначность пронизывает огромное большинство слов самых разнообразных языков, причем различные значения одного и того же слова подчас могут сравнительно далеко удаляться друг от друга, не теряя все же связи между собой. Именно в той мере, в какой многозначность (полисемия) слова определяется природой самого слова, нельзя в каждом мало-мальски отделившемся значении слова видеть другое слово — омоним по отношению к «исконному» значению. Рассматривать каждое самостоятельное значение слова как осо-

1 Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1963.

2 Иначе в более старом четырехтомном «Толковом словаре» (1935–1940) под ред. Д.Н. Ушакова, в котором различные значения прилагательного худой фиксируются в пределах полисемии этого слова.

бое, отдельное слово — значит не учитывать сложной природы самого слова1.

Сказанное отнюдь не означает, что омонимы не могут образовываться путем распада былой полисемии. Примеры подобного рода образований известны самым разным языкам. Но для того, чтобы неодинаковые значения слова образовали омонимы, т.е. стали самостоятельными словами, следует проследить все их «поведение» в языке, которое подтверждало бы утрату былых семантических связей. Современный уступительный и противительный союз хотя уже бесспорно обособился от деепричастия глагола хотеть, от которого он когда-то образовался. Все «поведение» этих двух слов в языке (хотя — союз и хотя — деепричастие) подтверждает данное разделение2. По-своему, но

1 Справедливо подчеркивая, что одной из самых существенных проблем лексикологии и семасиологии является проблема многозначности (полисемии) слова и что поэтому нельзя слишком широко понимать омонимы, В.И. Абаев в интересной дискуссионной статье (ВЯ. 1957. № 3) разграничивает полисемию и омонимию с помощью таких схем:

В первом случае разные значения слова связаны между собой, во втором — этой связи нет: параллельные линии, как известно, не пересекаются. Представляется, однако, что вторая схема относится лишь к тем омонимам, которые случайно совпали между собой. К другим же омонимам, формирующимся в языке в результате распада полисемии — важный процесс, тесно связанный с постоянным движением внутри самой полисемии, — схема эта не применима. Омонимы последнего типа определяются «смешанным» соотношением:

Сначала близость значений (одна историческая эпоха), затем, после постепенной утраты былой близости, самостоятельное развитие (другая историческая эпоха).

Вместе с тем В.И. Абаев справедливо замечает, что многие составители наших толковых и двуязычных словарей склонны — без всяких на то оснований — чуть ли не каждое самостоятельное значение слова рассматривать как омоним. Такая точка зрения затемняет историческую перспективу развития лексики, обедняет возможности языка, лишает слово присущей ему многоплановости.

2 Ср., например: Хотя он был глуп, он все же понял своего собеседника, где

хотя никак не может быть связанным с хотеть.

тоже совсем неодинаково «ведут себя» в родном языке английские слова типа look — «смотреть» и look — «взгляд». Грамматическое «поведение» их различно уже потому, что одно из этих слов является глаголом, а другое — существительным.

Значительно труднее разобраться в тех случаях, когда предстают омонимы типа худой. В подобных образованиях полисемия и омонимия настолько соприкасаются, что лишь углубленные исследования могут определить, произошел ли здесь разрыв смысловой цепи или не произошел.

Всовременном русском языке, как и во многих других языках, часто возникают спорные случаи: считать ли те или иные слова омонимами или рассматривать их в пределах одного слова, как явление полисемии. Другими словами: существует ли в современном языке смысловое взаимодействие между теми или иными значениями или не существует. Только всесторонний семантический и грамматический анализ выявит это важное лексическое соотношение. Вид — «наружность», «выражение лица» и вид — «местность», «перспектива», «пейзаж» при всем их различии составят разные значения одного и того же слова (полисемия), но вид как логико-философское понятие (то, что объединяет по сходству признаков ряд предметов и явлений и входит в состав другой, более общей категории — рода) и вид как лингвистическое понятие (грамматическая категория, обозначающая характер протекания глагольного действия), бесспорно, образуют омонимы (это разные термины).

Хотя омонимия существует в самых разнообразных языках, однако конкретные омонимы по разным языкам обычно не совпадают.

Врусском языке мир — «вселенная» и мир — «спокойствие» (отсутствие войны, вражды) являются омонимами, тогда как в немецком (die Welt, der Friede), в английском (world, peace) и во французском языках (le monde, la paix) эти слова омонимами не являются. В свою очередь, например, немецкие омонимы Schauer — «зритель» и Schauer — «приступ» не оказываются омонимами в русском языке и т.д.

Переводя «Пиковую даму» Пушкина на французский язык, Мериме неправильно понял одно слово во фразе Томский закурил трубку, затянулся и продолжал. Французский писатель глагол затянулся истолковал как затянул кушак («затянул себе кушак»): Томский закурил трубку, затянул кушак и продолжал. Впоследствии на эту ошибку Мериме указал Лев Пушкин в бытность свою в Париже в 1851 г. Мериме очень огорчился и в

новом издании своего перевода исправил ошибку1. Промах Мериме был обусловлен своеобразным омонимическим «столкновением» двух разных глаголов затянуться. Но это сближение столь непохожих друг на друга омонимов мог допустить только иностранец, так как для языкового сознания русского человека эти два омонима представляются совсем несходными.

Омонимы — это настолько широко распространенное явление в лексике, что было бы рискованно считать их «больными словами». Между тем такая точка зрения распространена в учебной и научной литературе2. Защитники этой точки зрения рассуждают примерно так: язык дифференцирует слова, а омонимы в своем звучании совпадают, поэтому они противоречат дифференцирующей тенденции языка и являются необычными, неестественными, как бы больными словами (нездоровый нарост на здоровом «теле» языка)3.

Дифференцирующие тенденции в языке, действительно очень значительные, нельзя понимать упрощенно. Дифференциация может проходить в пределах одного слова и между разными словами, точно так же как она проходит в пределах одной грамматической категории и между разными категориями. Говорим же мы о дифференциации разных значений в пределах одного слова; так почему же нельзя обнаружить дифференциации разных слов в пределах одного звучания? Дифференциация не всегда затрагивает формы языка — она может проходить внутри самих форм, обусловливая полифункциональность и внутреннюю емкость

1 Временник Пушкинской комиссии. 1939. № 4–5. С. 342.

2 См., например: Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка. М., 1955. С. 39; Реформатский А.А. Введение в языкознание. М., 1960. В этой последней книге читаем: «...омонимы во всех случаях — это досадное неразличение того, что должно различаться» (с. 65). Если признать подобное положение правильным, тогда невозможно объяснить, почему во многих языках омонимы исчисляются тысячами. Старый и неполный словарь омонимов одного только французского языка насчитывает 650 страниц (Zlatogorskï E. Essai d’un dictionnaire des homonyms de la langue française. Paris, 1882). Что же это — 650 страниц «досадных неразличений»? См. более позднюю интересную лексикографическую работу: Ахманова О.С. Словарь омонимов русского языка. М., 1974; см. также: Тышлер И.С. Словарь омонимов английского языка. Саратов, 1963 (в словаре дается 810 омонимических «гнезд», в каждое из которых входит от 2 до 10 слов). Ошибочный взгляд на омонимы как на «больные слова» защищал французский диалектолог Жильерон.

3 Подобные рассуждения восходят к известному положению швейцарского языковеда Соссюра (1857–1913), который утверждал, что «в языке нет ничего, кроме различий» (Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики / Рус. пер. М., 1933. С. 119). Эта же мысль еще более настойчиво защищается некоторыми современными структуралистами (см. об этом гл. III).

этих форм. Кроме того, как мы уже знаем, различие между словами не всегда может быть связано с различием в звучании данных слов еще и потому, что слов в языке бесконечно много, количество же звуков сравнительно ограниченно.

Защитники взгляда на омонимы как на «больные слова» были бы правы только в том случае, если бы язык представлял собой математическую систему: одно слово — одно значение, одно звучание — одно слово. В действительности же язык складывается иначе, он имеет свою специфику, поэтому и омонимы являются вполне естественным и вполне закономерным явлением. К тому же принцип «одно слово — одно звучание» сделал бы язык весьма громоздким (количество лексем должно было бы неизмеримо возрасти), а слово — необъемным, «плоским», неподвижным. Как уже отмечалось, крупнейший датский лингвист О. Есперсен считал, что язык, лишенный полисемии слова, превратился бы для говорящих в «лингвистический ад».

Несмотря на чисто внешнюю заманчивость принципа «одно слово — одно звучание», по существу своему он не только ошибочен, но и невозможен. Практически язык обычно и не испытывает никаких неудобств от существования омонимов. Когда отпирают ключом дверь, то не думают при этом о ключе — «роднике»; когда же в жаркий летний день во время прогулки пьют ключевую воду, то ключ — «родник» исключает из сознания говорящего представление о ключе, при помощи которого запирают дверь комнаты, уходя на прогулку. Омонимы (ключ и ключ) нисколько не мешают друг другу. Контекст устраняет возможность смешения омонимов, как устраняет он и возможность смешения различных значений одного и того же слова.

Лишь в особых и сравнительно редких случаях омонимы могут мешать друг другу, сталкиваться между собой. Лингвисты избегают употреблять термин диалектический в значении «относящийся к диалекту», ибо диалектический воспринимается нами как философский термин (прилагательное от диалектика). Поэтому лингвисты стали говорить о диалектных или диалектальных явлениях, когда нужно образовать прилагательное от слова диалект1. Следовательно, прилагательное диалектический от существительного диалект как бы «столкнулось» с другим прилагательным — диалектический от слова диалектика. В результате этого столкновения первое прилагательное вышло из употребления и уступило место другому — диалектный или диалекталь-

1 Ср.: Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 127.

ный (относящийся к диалекту). «Столкновение» в данном случае происходит потому, что оба прилагательных имеют терминологический характер и оба они могут употребляться в одной области знания. Термин же всегда стремится к однозначности.

Врезультате и происходит «столкновение омонимов».

Втех же случаях, когда омонимы, имеющие терминологический характер, употребляются в разных областях знания, их столкновения не наблюдается. Так, прилагательное морфологический в грамматическом значении является омонимом по отношению к прилагательному морфологический в ботаническом

значении, однако оба термина-омонима не мешают друг другу, легко уживаются в языке1.

Итак, омонимы могут «мешать» друг другу лишь в очень редких контекстах. Практически, однако, и в подобных случаях неудобство, вызываемое омонимами, оказывается временным, так как язык заблаговременно устраняет омонимы из тех сфер, где они неудобны. И, что особенно важно, омонимы глубоко проникают в общенародный язык, где, существуя, они никому не мешают.

Положение о том, что в общенародном языке омонимы обычно нисколько не мешают и не вытесняют друг друга, может быть проиллюстрировано таким литературным примером. С.А. Серге- ев-Ценский в своем историческом романе «Севастопольская страда» создает такой диалог между Николаем I и юнкером:

«–Откуда идешь так поздно? — спросил его царь.

— Из депа, ваше императорское величество! — громогласно ответил юнкер.

— Дурак!.. Разве “депо” склоняется! — крикнул царь.

— Все склоняется перед вашим императорским величест-

вом! — еще громче гаркнул юнкер. Этот ответ понравился царю...

Он вообще любил, когда перед ним склонялись...»2.

Конечно, в этом случае совершенно очевидно, что перед нами два разных слова, два омонима: 1) склоняться (только несов.) — «изменяться по падежам», 2) склоняться — (совершенная форма

1 Возможны случаи омонимии собственных имен, но только в результате явных недоразумений здесь происходят «столкновения». Так, в одну из книг известного русского библиографа XIX в. В.И. Межова работа французского географа Э. Реклю «Мои воспоминания о Галилее» (т.е. о северной части Палестины) попала в литературу о великом итальянском ученом XVI–XVII вв. Галилее (см.: Берков П.Н. Введение в технику литературоведческого исследования. М., 1956. С. 129).

2 Сергеев-Ценский С.А. Севастопольская страда. Кн. I. Ч. 2. М., 1948. С. 159.