Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2003

На почве диссимиляции происходят разнообразные фонетические явления, в частности случаи так называемой гаплологии (поглощения слога). Древнее образование близозорок означало «зорок на близкое расстояние», т.е. «не видящий далеко». Но вследствие столкновения двух одинаковых слогов зо-зо, один из них был вытеснен, в результате чего образовалось близорок. Но близорок стало непонятным, ибо уже не распадалось в сознании на такие четкие элементы, как близозорок. В слове близозорок обе составные части легко осмыслялись, в образовавшемся же новом слове близорок последний элемент рок стал непонятным и сделал тем самым непонятным все слово. Тогда в результате так называемой «народной этимологии» непонятное близорок было переосмыслено и превратилось в близорук, т.е. «видящий не дальше своих рук», следовательно, «не видящий далеко». Слово порвало с понятием зоркости (но ср. дальнозоркий, где эта связь сохранилась) и сблизилось с представлением о руке.

Так, казалось бы, совершенно внешнее по отношению к смысловым связям явление гаплологии может иметь немаловажные последствия для самой семантики слова. В случаях траги/ко/ комедия > трагикомедия, минера/ло/логия > минералогия, несмотря на выпадение слога, смысловая связь между компонентами слов не была нарушена.

Необходимо, однако, заметить, что соотношение фонетических и семантических процессов в самом взаимодействии звуков может быть и более сложным по сравнению с приведенными примерами. Русское слово свадьба связано со словами сват, сватать. Поэтому теоретически можно было ожидать, что существительное свадьба будет иметь форму сватьба (ср., например, чешское svatba). Но в действительности вместо сватьба в русском языке оказалось слово свадьба, которое возникло в результате регрессивной ассимиляции: последующий звонкий согласный б уподобил себе предшествующий глухой т, изменив его в звонкий. Тем самым ассимиляция оторвала существительное свадьба от его этимологических родичей — сват, сватать.

Таким образом, ассимиляция, как и другие фонетические процессы, может осложнить этимологические и семантические связи между словами. Подобные осложнения часто приводят к разнообразным последствиям: отдельные слова выпадают из прямой этимологической цепи родственных образований.

Различные явления взаимодействия звуков имеют большое значение для понимания многообразных особенностей «жизни» языка, внутренних тенденций его развития.

Звуки обычно образуют слоги. Проблема слога, при всей своей кажущейся простоте, в действительности относится к очень сложным проблемам общей и специальной фонетики. Ученые придерживаются разных взглядов на природу слога.

Так как вопрос о слогоделении является основным для понимания природы самого слога, то наиболее правильной теорией слога представляется та, которая успешнее решает именно вопрос о слогоделении.

Основные положения, на которых строится истолкование слогоделения в нашей отечественной литературе, сводятся либо к выделению мышечного напряжения в так называемых фазах артикуляции согласных (Л.В. Щерба), либо к установлению нарастания и ослабления звучности (Р.И. Аванесов). Принципы эти по существу лишь дополняют друг друга. «Слогораздел проходит через пункт минимальной спайки звуков»1.

Наше школьное представление о слоге осложняется еще и по другим причинам. Дело в том, что слоги образуются не только гласными звуками или сочетанием гласных и согласных, но

исогласными звуками.

Вживом произношении обычно слышится не И-ва-нов-на, а И-ва-н-на, в котором согласный н образует самостоятельный слог. Мы говорим не в са-мом деле, а фса-м деле: здесь согласный м формирует отдельный слог и т.д. В чешском языке сонорные согласные р и л постоянно и закономерно образуют самостоятельные слоги: ср. чешские vlk (волк), krk (шея) и многие другие. Следовательно, то, что в русском языке встречается спорадически, в чешском получает широкое развитие.

Возвращаясь к сложному вопросу о слогоделении, необходимо подчеркнуть, что «минимальная спайка звуков» в разных языках зависит от разных условий. В русском языке, например, такие условия определяются законом восходящей звучности. Сущность этого закона состоит в том, что в пределах слога звуки располагаются от наименее звучного к наиболее звучному. Сочетания согласных между гласными в слове могут поэтому занимать неодинаковое положение по отношению к самому слогоразделу.

Приведем только два примера.

Если имеется сочетание шумного согласного2 с сонорным в интервокальном положении (между гласными), то это сочетание примыкает к последующему слогу: р’и/брó (ребро).

1 Трахтеров А.Л. Основные вопросы теории слога и его определения // ВЯ. 1956. № 6. С. 22.

2 Шумными называются все согласные, за исключением сонорных.

Если же имеется сочетание сонорного согласного с последующим шумным, то слогораздел проходит внутри данного сочетания звуков: сту/д’éн/ты (сочетание согласных нт оказалось разделенным между двумя слогами).

Таким образом, условия «минимальной спайки звуков», определяющие слогораздел, в свою очередь зависят от конкретных форм взаимодействия гласных и согласных в речевом потоке. Если сам принцип минимальной спайки звуков в определенных фонетических условиях имеет общелингвистическое значение, то условия, в которых осуществляется этот закон в разных языках, зависят от их конкретного фонетического материала1.

5. Ударение и интонация

Когда произносят слова, словосочетания и предложения, то трудно себе представить поток речи, который не членился бы с помощью различного рода ударений. В многообразных языках мира наблюдаются неодинаковые виды ударений.

Обычно выделяют ударение силовое (или динамическое), музыкальное и так называемое смешанное. Силовое, или динамическое, ударение основано на выделении одного слога в слове среди других большей силой звука. В свою очередь сила звука зависит, как известно, от амплитуды колеблющегося тела вообще, а в данном случае — голосовых связок. Силовое ударение имеется в русском языке: кóмната, погóда, красотá. Музыкальное ударение выделяет слог уже не силой звука, а его высотой. Высота же звука определяется частотой колебаний голосовых связок.

Так, в сербско-хорватском языке от слов нос, град дательный падеж будет нóсу, грáду (нисходящий тон), а местный — разновидность предложного падежа — носý, градý (восходящий тон). В истории некоторых языков, например латинского, наблюдается переход от музыкального к силовому ударению. Наконец, смешанное ударение представлено в тех многочисленных языках,

1 О взаимодействии звуков, помимо общих работ по фонетике и фонологии, приведенных в предшествующих двух разделах, см.: Трахтеров А.Л. Основные вопросы теории слога и его определение // ВЯ. 1956. № 6. С. 15–32; Смирницкий А.И. Фонетическая транскрипция и звуковые типы // Вестн. Моск. ун-та. 1948. № 7. С. 19–30; Конечна Г. Ассимиляция и диссимиляция // ВЯ. 1958. № 3. С. 90–95; Мальмберг Б. Проблема метода в синхронной фонетике // Новое в лингвистике. Вып. 2. М., 1962. С. 340–388; Hàla B. Slabika, její podstata a vývoj. Praha, 1956; Forchhammar I. Zur Silbentheorie // Indo-germanische Forschungen. 1956. N 2. S. 102–112; Posner R. Consonantal Dissimilation in the Romance Languages. Oxford, 1961. P. 1–34 (общие предпосылки диссимиляции согласных).

в которых имеются элементы силового и элементы музыкального ударения (например, в немецком).

Но можно подойти к ударению и с другой стороны. В некоторых языках, например в русском, ударение может падать и на первый слог (вéрование), и на второй (рабóта), и на последний (главáрь) и т.д. Такое ударение называется свободным. Но существуют языки, в которых ударение всегда падает на определенный слог в слове: либо на последний, либо на второй от конца, либо на какой-либо другой, но определенный слог. Так, в польском языке оно всегда находится на втором слоге от конца, во французском — на последнем. Такое ударение называется связанным или несвободным.

Организующая роль ударения очень велика в языке. Различные типы ударения присущи слову и выполняют разные грамматические и семантические функции. Ударение может способствовать дифференциации слов по смыслу, т.е. выступать в своей семантической функции1: зáмок — замóк; мýка — мукá; óрган — оргáн; áтлас — атлáс; крéдит — кредúт; пóдать — подáть (разные части речи); пúща — пищá (деепричастие); плáчу (от плакать) — плачý (от платить); крóю (от крыть) — кроюá(от кроить) и т.д.2 Ср. то же явление в болгарском языке: пáра (пар) и парá (монета), рóден (родной) и родéн (рожденный) и т.д.

У Маяковского в стихотворении «Юбилейное» есть такие строки:

Тýшу

вперед стремяá,

я

с удовольствием справлюсь с двоими,

аразозлить –

ис тремя.

Если на первом и третьем словах этого отрывка поставить другое ударение, то возникает бессмыслица, хотя сами по себе, взятые вне данного контекста, слова эти могут иметь и другое ударение — тушý (от глагола тушить) и стрéмя (существительное). Следовательно, хотя в языке и может быть дифференциация внут-

1 Здесь следует помнить то, что раньше уже было сказано о дифференцирующих признаках фонемы: слова различаются прежде всего по своему значению и происхождению. Ударение же может являться лишь одним из дополнительных средств, способствующих различению слов.

2 Случаи так называемого факультативного ударения, когда допускаются два разных ударения без дифференциации слов по значению, сравнительно редки в русском языке (ср. мыáшление и мышлéние).

ри каждой пары: тýшу — тушý, стрéмя — стремяá, однако в данном случае эти ударения возможны только в определенной расстановке: тýшу вперед стремя. Ср. у А. Толстого в «Петре Первом»: «Дéла в приказе Большого дворца было много, а делá путаные»1. У А. Безыменского в эпиграмме «Многим журналам»:

...Ваши принципы просты: Вы очень любите

острóты, Но вы боитесь

остротыá.

Внекоторых из этих примеров ударение уже выполняет грамматическую функцию — способствует дифференциации частей речи или грамматических категорий. Эта последняя функция ударения характерна для такого языка, как английский: ср. cómbine — «комбинат» (имя существительное с ударением на первом слоге); combíne — «объединять» (глагол с ударением на втором слоге); réfuse — «отбросы» (имя существительное с ударением на первом слоге), refúse — «отказывать» (глагол с ударением на втором слоге) и многие другие.

Ударение способствует дифференциации частей речи и в русском языке. Так, в приведенных примерах пúща (существительное) и пищá (деепричастие), тýшу (косвенный падеж существительного) и тушý (личная форма глагола) уже наблюдалось грамматическое различие между частями речи.

Ударение не всегда является столь заметным дифференциальным признаком, как в данных примерах. Чаще оно выступает лишь как один из факторов, выражающих различие между грамматическими категориями, которое оформляется прежде всего флексией: кóлокол — колоколá, горá — гóры (различие между единственным и множественным числом передано флексией и ударением), труд — трудá, стол — столá, пикнúк — пикникá

(различие между именительным и родительным падежами выражено флексией и ударением).

Но, помимо ударения в слове (словесного ударения), отмечают также ударение фразовое и ударение логическое. Слова в предложении образуют известное единство, в системе которого части (отдельные слова) в какой-то степени подчиняются целому (предложению).

Внекоторых языках фразовое ударение приобретает особо важное значение. Это относится прежде всего к языкам аналитическим и языкам корневым (см. гл. III). Во французском

1 Толстой А. Петр Первый. М., 1947. С. 359.

(аналитическом) языке простое предложение типа fe ne sais pas — «я не знаю» произносится с одним фразовым ударением на последнем слове.

В отличие от фразового ударения, которое определяется характером фонетического и грамматического строя языка, логическое ударение возникает под воздействием других причин — намерений говорящего. Когда по-русски произносят предложение типа сегодня хорошая погода, то в нем можно обнаружить и отдельные ударения на каждом слове, и общее фразовое ударение, которое подчиняет себе ударения на отдельных словах. Но, помимо этого, говорящий часто подчеркивает с помощью ударения то или иное слово предложения, специально выделяя или

сегодня, или погода, или хорошая.

Таким образом, если самый принцип группировки слов в предложении определен характером фразового ударения в языке, то различная реализация этого ударения находится в зависимости от смысловых устремлений говорящего.

Сложное соотношение словесного, фразового и логического ударения особенно ярко обнаруживается в ритмическом членении стихотворного текста. В статье «Как делать стихи» Маяковский отмечал1, как часто ошибочно читают стихи, в которых фразовое ударение не совпадает с ритмическим членением стиха. Строки А.К. Толстого:

Шибанов молчал. Из пронзенной ноги Кровь алым струилася током

иногда читают: Шибанов молчал из пронзенной ноги, подчиняя стихотворной строке фразовое и логическое ударение. В действительности же стихотворная строка не совпадает с фразовым и логическим ударением. После глагола молчал следует сделать паузу, хотя стихотворная строка «тянет» неопытного чтеца к слову ноги. Возникает несовпадение стихотворного и логического членения текста.

То же следует сказать, например, и о знаменитых пушкинских стихах («Борис Годунов», сцена у фонтана), в которых Самозванец, оскорбленный Мариной, замечает:

Царевич я. Довольно. Стыдно мне Пред гордою полячкой унижаться.

Наречие довольно здесь должно иметь отчетливое самостоятельное ударение и самостоятельную паузу, без которых смысл

1 См.: Маяковский В. Соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1951. С. 234.

стиха изменится. Если прочитать довольно стыдно мне с одним фразовым ударением, если лишить наречие довольно самостоятельного фразового ударения, оно приобретет другой смысл и будет выражать не гнев, а смущение — довольно стыдно мне, т.е. «несколько стыдно мне». Так соотношение словесного, фразового и логического ударений, разное истолкование их взаимодействия меняют и общий смысл стиха. В этом случае, в частности, для сохранения замысла поэта нельзя допустить, чтобы одно фразовое ударение поглотило другое фразовое ударение на наречии довольно, выступающем в роли предложения.

В ответе Марины Самозванцу образуется сходное соотношение между словесным и фразовым ударением:

Постой, царевич. Наконец Я слышу речь не мальчика, но мужа.

После слова царевич должна быть отчетливая пауза. Слово наконец ни в коем случае не должно быть отнесено к первому предложению: оно целиком относится к последующему. Это явление, известное в поэтике под названием enjambement (перенос, букв. «перешагивание» слов через строчку в стихе), важно и в плане соотношения и взаимодействия между собой различных типов ударения. Если наконец примыкало бы к первому предложению, то смысл получился бы другой: наконец постой, следовательно, оттенок властного приказания Марины, уверенной в слепой и беззаветной любви к ней Самозванца, пропал бы совершенно.

В 1827 г. в заметках на полях стихотворений Батюшкова Пушкин к стихам поэта

И гордый ум не победит Любви, холодными словами

сделал такое краткое, но многозначительное и тонкое замечание: «Смысл выходит — холодными словами любви — запятая не поможет»1. Действительно, прилагательное холодный относится у Батюшкова к словам («холодные слова»), но привычное для романтической поэзии той эпохи сочетание слова любви оказывается неразрывным и не дает возможности прилагательному холодный войти в непосредственное соприкосновение с существительным словами. Так возникает неожиданное для самого поэта значение холодные слова любви, хотя Батюшков говорит лишь о холодных словах гордого ума, которым не победить

1 Пушкин А.С. Соч. Т. VII. М.; Л., 1949. С. 578.

любви, и, конечно, «пламенной любви». В действительности же возникает представление не о «пламенной», а о «холодной любви» — противоположное значение вследствие неразрывности самого лексического комплекса слова любви, который и «тянет за собой» прилагательное холодный.

Вэтом случает возникает другая картина: стихотворная строка любви холодными словами, как бы сводя на нет значение запятой после слова любви, начинает образовывать единство, противоречащее логическому членению предложения и замыслу поэта. Запятой оказывается недостаточно, чтобы создать новое членение: гордому уму не победить любви при помощи холодных слов. Здесь тоже образуется своеобразное столкновение словесного, фразового и ритмического ударения. Промах Батюшкова приводит к тому, что ритмическое членение начинает подчинять себе ударение логическое и приводит тем самым к искажению замысла самого поэта.

Вфонетике различают проклитики и энклитики. Проклитика — это безударное слово, стоящее впереди слова, имеющего ударение, и образующее с этим последним известное ритмическое единство (например, подо мнóй с единым ударением на втором слове). Энклитика — это тоже безударное слово, но стоящее после слова, имеющего ударение, и также образующее с этим последним известное ритмическое целое. В пушкинской «Зимней дороге»:

Что-то слышится родное В долгих песнях ямщика: Тó разгулье удалое, Тó сердечная тоска,

первое то будет в положении энклитики, тогда как последующие два то приобретают самостоятельное ударение и энклитиками уже не являются.

Классификация типов ударения в разных языках представляет известные трудности, так как сами эти типы очень многообразны.

Можно противопоставлять языки со связанным ударением языкам с ударением свободным, но возможно положить в основу и совсем другой признак, различая языки с ударением силовым, музыкальным и смешанным. Классификация осложняется, когда учитывают ударение не только в слове, но и в таких единствах, как словосочетание и предложение. В большинстве случаев, однако, классификация по одному признаку лишь дополняет классификацию по другому признаку, делая ее объемной, перекрестной.

Еще более существенно другое: имеется известная связь между различными типами ударения и их функциями. Чтобы ударение могло способствовать дифференциации слов (крéдит — кредúт) или грамматических форм (горá — гóры), оно должно быть свободным или относительно свободным, иначе не могла бы проявиться его смыслоразличительная функция. Следовательно, одно явление в системе ударения оказывается обусловленным другим явлением. К сожалению, вопрос о взаимосвязи разных признаков в системе самого ударения исследован очень мало. Между тем он представляет большой интерес.

* * *

Звучащая речь предполагает не только определенную систему акцентуации (понятие более широкое, чем ударение1), но и определенный тип интонации.

Интонация — это ритмико-мелодический рисунок речи. С чисто лингвистической точки зрения в языках следует различать два основных типа интонации. При интонации первого типа меняется самый смысл слова, его основное значение. Интонация этого рода свойственна таким языкам, как китайский, японский и др. Так, в японском языке слово su может иметь значение «гнезда» или «уксуса» в зависимости от характера интонации. Слово hi — «день» и «огонь», слово ku — «девять» и «грусть» и т.д. В этих случаях интонация более или менее резко меняет значение слова и выступает как важнейший фактор в системе языка2.

Интонация второго типа имеет менее самостоятельное значение, чем интонация первого типа. Интонация второго типа придает слову лишь дополнительное значение, обычно резко не меняющее его смысла, как и смысла предложения. Такая интонация свойственна индоевропейским языкам. Так, по-русски можно произнести с различной интонацией, например, слово день (кто-то встал утром, убедился, что уже день, и произнес это слово категорически) или даже день! и вопросительно-сомни- тельное день? — в смысле разве день? разве уже наступил день? —

и т.д. То же следует сказать об интонации словосочетания и предложения, хотя оттенки в этом последнем случае бывают значительно более многообразными.

1Акцентуация языка как научное понятие включает в себя не только учение об ударении, но и учение о тоне, о котором см.: Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. М., 1960. С. 311–312.

1Ср.: Колпакчи Е.М. Опыт семантического анализа в области японского языка // Уч. зап. ЛГУ. Серия востоковедных наук. 1949. № 98. Вып. 1. С. 79–91.

Иногда и в индоевропейских языках интонация может резко изменить значение слова или даже целого предложения, но эти случаи либо встречаются значительно реже, чем в языках типа китайского или японского, либо обусловливаются особыми причинами контекстно-стилистического характера. Таких же примеров, чтобы с помощью интонации слово со значением, например, гнездо превратилось в другое слово со значением уксус, индоевропейские языки не знают.

Представим себе, что мы заметили на улице упавшего в грязь человека. Если этот человек был нашим недоброжелателем, мы можем воскликнуть: Ну и чистый! В подобном случае, во всей данной ситуации слово чистый как бы приобретает противоположное значение — «грязный» (ср. крыловское «Откуда умная бредешь ты, голова?»). Интонация и своеобразная ситуация придают здесь слову совершенно другое значение1.

Но все же это явно особое осмысление слова в данной ситуации, а не общее свойство языка — превращать при помощи интонации словá с одним значением в словá совсем другого значения.

Следовательно, хотя подобные случаи превращения не исключаются в индоевропейских языках, они все же для них не характерны, не типичны. Это не общее объективное свойство интонации данных языков, а частные, стилистические случаи контекстной семантики слова. Напротив того, в языках типа китайского и японского интонация объективно, как определенное грамматическое и семантическое средство, способна резко менять семантику и грамматические особенности слова и предложения.

Так как всякое слово произносится с известной интонацией, а говорящий может к ней прибавить свою собственную, дополнительную интонацию, то следует различать объективное и субъективное в интонации таких, например, языков, как русский, в интонации других славянских и других индоевропейских языков. Интонация слова чистый в только что разобранном примере окажется интонацией субъективной, хотя самому прилагательному чистый свойственна и объективная интонация, т.е. интонация, с которой произносится данное прилагательное в относительно нейтральном контексте2.

1 См.: Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961. С. 116. «Я сделался настоящим мастером, — свидетельствует другой автор, — только тогда, когда научился говорить иди сюда с 15–20 оттенками, когда научился давать 20 нюансов в постановке лица, фигуры, голоса. И тогда я не боялся, что кто-то ко мне не пойдет или не почувствует того, что нужно» (Макаренко А.С. Избранные педагогические произведения. М., 1945. С. 206).

2 Ср.: Всеволодский-Гернгросс В. Теория русской речевой интонации. М., 1922. С. 12.