Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2003

своем значении («железнодорожный состав») превратилось в очень распространенное имя существительное. Возник архаизм по значению («ряд повозок, едущих друг за другом») у неархаичного слова поезд. Два значения слова как бы обменялись своими местами. Культурно-исторические причины подобного «обмена» в данном случае совершенно очевидны.

Новейшими толковыми словарями русского языка прилагательное щепетильный объясняется так: «до мелочей последовательный и принципиальный в отношениях с кем-нибудь или по отношению к чему-нибудь». Но в первой главе «Евгения Онегина» читаем:

Все, чем для прихоти обильной

Торгует Лондон щепетильный...

Вэтом случае щепетильный у Пушкина выступает в значении, уже явно архаичном для языка наших дней: «галантерейный, торгующий галантерейными товарами». Следовательно, и здесь приходится считаться с наличием архаичного значения у неархаичного слова, у прилагательного щепетильный.

Вцелом ряде языков слово анекдот (от греческого anékdota — букв. «неизданные вещи») еще в XVIII и в первой половине XIX в. не имело современного значения. Оно осмыслялось как

«событие». Поэтому серьезное исследование Вольтера о Петре Первом называлось «Анекдоты о Петре Великом»1, психологический роман французского писателя Б. Констана «Адольф» (1816) вышел под названием «Анекдот, обнаруженный в бумагах неизвестного», наконец, свою раннюю политическую ста-

тью молодой К. Маркс поместил в цюрихских философских сборниках, которые назывались «Anekdota»2. Если мы будем судить

овсех этих фактах с позиций современного значения слова анекдот, то ровно ничего не поймем. Значение «событие», бывшее в ряде языков основным значением слова анекдот еще в первой половине XIX в., в настоящее время является архаичным. И в

этом случае мы оказываемся свидетелями архаичного значения у слова, которое само по себе архаичным никак не является3.

1 См.: Державин К.Н. Вольтер. М., 1946. С. 197.

2 Anekdota zur neuesten deutschen Philosophie und Publizistik // Herausgegeben von Arnold Ruge. Erster und Zweiter Band. Zürich und Wintertur, 1843.

3Ср. аналогичное развитие немецкого слова Witz — от философского значения «мудрость» в XVIII столетии до «шутки», «остроты» в настоящее время (см.: Бах А. История немецкого языка. М., 1956. С. 211).

Существительное вратарь, архаичное по форме (врата, а не ворота), с архаичным суффиксом -арь (ср. пахарь, звонарь и др.), вместе с тем совсем неархаично по своему значению и широко употребляется.

Что же способствует тому, что одни значения слова делаются архаичными, а другие выдвигаются вперед? В случае с различными значениями слова поезд такие причины оказались на поверхности: развитие техники определило в конце концов и перегруппировку значений слова. Однако не всегда импульсы, определяющие подобное лексическое движение, обнаруживаются так легко.

В 1778 г. Фонвизин писал своей сестре из Франции: «Хотя жена моя приехала сюда не так здорова, как из Монпелье выехала, но приписываю это дорожным беспокойствам... Ласкаюсь, что весна и воды будут ей полезны»1. Ласкаюсь — «надеюсь». С другой стороны, наречие ласково у него же употребляется уже в современном значении: «Все они приняли меня очень ласково и на другой же день отдали визит»2.

Так образовалась неоднородность словообразовательного ряда: наречие ласково употреблялось уже в современном значении, тогда как глагол ласкаться осмыслялся иначе. Впоследствии происходит выравнивание: более современное значение наречия помогает движению значений и внутри глагола. В этом случае не столько культурно-исторические предпосылки, сколько прежде всего внутренние смысловые связи между словами определяют развитие значения слова.

Процесс дифференциации синонимов может также привести к тому, что одно из значений слова, находящегося в определенном ряду синонимов, оказывается в конце концов архаичным.

У Пушкина существенность обычно употреблялась еще в значении «действительность», «реальность». «Но кипы ассигнаций, — читаем в “Дубровском”, — были у него в кармане и красноречиво твердили ему о существенности удивительного происшествия». Ср. в «Арапе Петра Великого»: «Воображение его восторжествовало над существенностью». В этом предложении существенность — «реальная действительность»3. В дальнейшем, по мере того как само слово существенность стало приобретать значение отвлеченного имени к прилагательному существенный, наметилась дифференциация между действительность и существенность.

1 Фонвизин Д.И. Избранное. М., 1947. С. 230.

2 Там же. С. 216.

3 Словарь языка Пушкина. Т. I–IV. М., 1956–1961.

Слово действительность начало употребляться в том значении, которое некогда было характерно для слова существенность. В результате произошла дифференциация синонимов, приведшая, в частности, к тому, что существенность в значении «реальность», «действительность» стало архаичным. Возникло архаичное значение у неархаичного слова в результате процесса дифференциации синонимов и стремления разграничить понятия.

Таким образом, архаичные значения у неархаичных слов могут возникать под воздействием разных причин. Одни из них более очевидны, другие скрыты в сложной системе самого языка.

Следовательно, по типу значений архаизмы бывают двух видов: архаизмы-слова, или собственно архаизмы, и архаизмы по значению, или архаичные значения у неархаичных слов.

Иногда бывает и так, что слово, непонятное и архаичное само по себе, продолжает жить в языке в системе того или иного фразеологического целого. Так, говорящий на современном русском языке уже не знает, что такое зга, но понимает выражение не видно ни зги — «совсем ничего не видно». Следовательно, слово зга, неясное само по себе, живет в определенном фразеологическом сочетании1. То же следует сказать о выражении сырбор загорелся, т.е. то, из-за чего затеялось дело, начался переполох. Сейчас «схватывают» значение всего выражения в целом, но уже не употребляют сыр-бор само по себе, в смысле «сырой бор», «сырой хвойный лес». Толкователь русских крылатых выражений С. Максимов комментирует: «Нет для великоросса более сокрушительной беды, как если когда займется пожаром этот сырой бор и помрачится солнце, и потонет в непроглядном дыму вся его поднебесная красота... Следует посетовать на злоупотребление, допускаемое в разговорной речи, позволяющей себе уподобить людской пустяковый шум тому могучему и устрашающему, который подымает лесной богатырь (бор)»2. Так отдельные, ставшие архаичными слова продолжают жить в некоторых устойчивых сочетаниях.

Итак, архаизмы бывают следующих типов: архаизмы-слова, архаизмы — отдельные значения слова, архаизмы-историзмы (частная разновидность архаизмов-слов) и, наконец, стилевые

1 Имеются различные толкования выражения не видно ни зги. Зга — это и «мгла» и «искра». Поэтому не видно ни зги может означать «так темно, что не видно даже самой темноты», ничего не видно или «так темно, что не видно даже искры». Есть и другие объяснения (см.: Михельсон М. Опыт русской фразеологии. Т. I. С. 692).

2 Максимов С. Крылатые слова. М., 1899. С. 38.

архаизмы. Не все эти типы так тесно взаимодействуют между собой, как соответствующие типы неологизмов. В стороне, в частности, оказываются стилевые архаизмы (лик, млат). Новое

вязыке более подвижно, чем старое, поэтому и неудивительно отмеченное различие между неологизмами и архаизмами.

Изучение архаизмов, как и изучение неологизмов, не сводится, таким образом, к простому механическому подсчету устаревших и вновь возникших в языке слов. Проблема эта сложна, так как затрагивает разные стороны словарного состава языка

вего непрерывном развитии1.

9. Явления табу. Эвфемизмы и их функции

Причины, вызывающие появление новых слов и определяющие изменение значения старых, хотя и разнообразны, но вполне поддаются научному изучению. Конечно, у разных народов, находящихся на разных этапах экономического, политического

икультурного развития, могут существовать и дополнительные своеобразные условия, способствующие развитию словарного состава языка. В каждом случае приходится считаться с конкретной историей того или иного народа, с условиями его жизни. У так называемых первобытных народов, например, обновлению словаря очень способствовали явления табý.

Табý — это своеобразный запрет, налагаемый на различные слова и предметы. Как показали многочисленные исследования, многие племена и народы до сих пор верят, что между именем и человеком, носящим это имя, существует особая органическая связь. Некоторые жители чилийских островов убеждены, что если иностранец знает ваше имя, он может проделать

1 О неологизмах и архаизмах см.: Боровой Л.Я. Путь слова. Очерки о старом

иновом в языке русской советской литературы. 2-е изд. М., 1963 (1-е изд. М.,

1960); Земская Е.А. Как делаются слова. М., 1963; Шанский Н.М. Очерки по русскому словообразованию и лексикологии. М., 1959. С. 228–239; Винокур Г.О. Маяковский — новатор языка. М., 1943. Материалы по истории отдельных неологизмов советской эпохи можно найти в сб: Вопросы культуры речи. Вып. I. М., 1955; вып. II, 1959; вып. III, 1961; вып. IV, 1963; Лексикографический сборник. Вып. I–V. М., 1957–1962; см. также: Лафарг П. Язык и революция. М., 1930; Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961. С. 103–111; Riffaterre M. La durée de la valeur stylistique du néologisme // The Romantic Review. 1953. N 4. P. 282–289; Lippold E. Die Gründe des Wortuntergangs. Erlangen, 1946. S. 1–42.

с вами все что угодно. Согласно очень древним представлениям, человек, произнося свое имя, отделяет от себя частицу самого себя, поэтому, если он много раз повторит свое имя, он худеет. Вот почему американские индейцы очень неохотно сообщают свои имена европейцам. У кафров женщина не имеет права публично произносить имя мужа и часто становится запретным не только имя мужа, но и все те слова, в которых имеется хоть один слог, входящий в состав имени ее мужа или даже его родственников. В этом случае женщина вынуждена изобретать свои особые слова, свои особые неологизмы. У самых разнообразных племен существует табу на имена умерших. У многих туземных народов людей называют такими конкретными именами, как ягуар, петух, дорога, курица, огонь и др. После смерти человека, которого звали, например, огонь или петух, слова эти делались запретными, а для огня и петуха подыскивали новые наименования.

В результате такого рода табу словарь многих туземных языков непрерывно обновляется, находится в постоянном и своеобразном движении1.

Бесспорно, конечно, что явление табу обусловлено определенными верованиями. Представление о том, что между предметом и его именем будто бы устанавливается такая же физическая связь, какая существует между человеком и его ногтями или волосами, отражало определенную ступень в развитии мышления и не могло пройти бесследно и для языка. Но табу делалось все более ограниченным явлением, по мере того как сами религиозные представления стали изменяться. Однако у многочисленных туземных народов явления табу широко распространены и теперь. В иных жизненных условиях явления табу, например, у некоторых северных народностей имеют уже явно пережиточный характер.

Необходимо, однако, заметить, что для исторического языкознания, для исторической лексикологии разных языков явления табу представляют бесспорный интерес, так как дают возможность разобраться в развитии отдельных слов, в своеобразных заменах одних слов другими.

«В славянских языках, — пишет французский лингвист А. Мейе (1866–1936), — как и в балтийских, германских и отчасти кельтских языках, нет древнего названия для зверя медведь, сохра-

1 Ср. материалы в работе: Weisgerber L. Die Stellung der Sprache im Aufbau der Gesamtkultur // Wörter und Sachen. XV. Heidelberg, 1933. S. 157.

ненного большинством других индоевропейских языков. Оно было замещено различными словами (а в славянском языке словом медвhдь), обозначающими “едок меда”. Это следствие словарного запрета: следуя обычаю, хорошо известному у многих народов, охотники избегали называть своим именем зверей, которых они преследуют; народы севера Европы, финны, как и индоевропейские племена, обозначают медведя различными определениями. Точно так же можно предположить, что древнее название зайца, встреча с которым служит дурным предзнаменованием, сохранившееся в славянском языке в неясной форме zajeсь, было произвольно заменено»1. То, что Н.Я. Марр склонен был преувеличивать и в ряде случаев ошибочно толковать явления табу, не может оправдать исключения этой проблемы из дальнейших языковых исследований. Между тем разыскания в этой области довольно часты в зарубежных науках2. Раньше явления табу изучались у нас не только лингвистами, но и историками культуры, в частности Г.В. Плехановым в его известных работах о происхождении искусства3.

Своеобразные запреты на слова, которые встречаются среди культурных народов, определяются, однако, совсем другими причинами. Кто из нас не ощущал, что то или иное слово произнести неудобно, что его следует «смягчить», заменить другим? Не желая прямо оскорбить неумного человека, говорят о нем, что «он не изобретет пороха», а того, кто имеет привычку неточно излагать факты, поправляют: «не отклоняйтесь от истины». О пьяном человеке можно услышать, что «он навеселе», о нечистоплотном — «он неаккуратен» и т.д. Чеховская Соня в пьесе «Дядя Ваня» (действ. III, явл. 1) замечает: «Когда женщина некрасива, ей говорят: у вас прекрасные глаза, у вас прекрасные волосы». Легко понять, что в этом последнем случае «смягчение» вполне оправданно и, быть может, даже необходимо.

В романе современного английского писателя Дж. Брэйна «Room at the Top» (в русском переводе Т. Кудрявцевой — «Путь наверх») встречается такой эпизод в главе первой: интеллигентная хозяйка дома сдает комнату молодому человеку, которого она хочет принять как можно более приветливо.

«— Мы еще никогда не держали жильцов, — сказала миссис Томпсон. Она сделала еле уловимую паузу перед словом жильцов,

1 Мейе А. Общеславянский язык / Пер. с фр. М., 1951. С. 400.

2 См., например, обширную библиографию: Havers W. Neuere Literatur zur Sprachtabu. Wien, 1946.

3 См.: Плеханов Г.В. Искусство и литература. М., 1948. С. 111 и сл.

будто хотела заменить его более мягким, более неопределенным выражением:

— У нас никогда прежде не останавливались молодые люди; эта комната обычно пустовала. Я хочу, чтобы вы знали — комната целиком ваша».

Русское жилец, как и английское lodger, ни в каком «смягчении» обычно не нуждается. Но, как видим, в особом случае (его можно назвать контекстом-ситуацией) перечисленные существительные не вполне соответствуют чувствам говорящих. Логическая определенность слова жилец оказывается слишком резкой для эмоциональной «расплывчатости» переживаний одного из собеседников.

Какие же виды словесных «смягчений» (эвфемúзмов) можно установить?

Следует различать эвфемизмы общелитературного языка и эвфемизмы различных жаргонов.

К первым относятся такие «смягчения», которые определяются стремлением говорящих не называть слишком «грубые» или не очень приятные слова (см., например, различные слова и словосочетания для обозначения старости: почтенный возраст, преклонный возраст, в летах и пр.); ко вторым мы обратимся далее.

Желание не называть вещи прямо своими именами может быть вызвано самыми различными причинами. Название, например, танк (английское tank) для военной машины возникло потому, что первые танки при перевозке их по железной дороге в целях секретности именовались в официальных документах «водяными баками для Месопотамии» (water tanks for Mesopotamia). Танк по-английски — «резервуар для жидкости». Итальянский писатель Мандзони (роман «Обрученные», гл. 15) сообщает, что в XVII в. в Италии арестованным перевязывали руки «особыми приспособлениями, которые в силу эвфемизма называются рукавчиками» (по-итальянски ручные кандалы — manichini, что означает «рукавчики» или «манжеты»). Такого рода эвфемизмы проникают в литературный язык и способствуют развитию его словарного состава: они расширяют полисемию, увеличивают количество омонимов и т.д.

Значительно более сложны эвфемизмы, определяемые условиями особого контекста или характером того лица, которое выражает свои мысли. Вот какой разговор ведет гоголевский Чичиков у Манилова по поводу умерших крестьян («Мертвые души», т. 1, гл. 2):

«— Я бы хотел купить крестьян, — сказал Чичиков...

—Как желаете вы купить крестьян: с землею или просто на вывод?..

—Я желаю иметь... мертвых, — заметил Чичиков.

—Как-с? Извините... я несколько туг на ухо...

–...Я желал бы знать, можете ли вы мне... уступить крестьян,

не живых в действительности».

Как только Чичиков почувствовал, что прилагательное мертвые действует на Манилова слишком сильно, он сейчас же заменил его «смягчающим» словосочетанием не живых в действительности. В доме же Собакевича разговор произошел другой (гл. 5): «Насчет главного предмета Чичиков выразился очень осторожно: никак не назвал души умершими, а только несуществующими».

«— Вам нужно мертвых душ? — спросил Собакевич без малейшего изумления...

—Да, — отвечал Чичиков и опять смягчил выражение, прибавивши: — несуществующих.

—Найдутся... — сказал Собакевич».

Положение здесь меняется: если в беседе с робким Маниловым Чичиков сам вначале произносит решающее для темы разговора слово мертвые и лишь затем смягчает его, то в кабинете Собакевича хозяин начинает с мертвых душ, а Чичикову только остается ослабить сильное впечатление от этого страшного прилагательного. Так различные эвфемистические замены определяются в этом случае сложной ситуацией, разным характером тех или иных действующих лиц, общим замыслом автора.

Иного характера эвфемизмы жаргонов. Так, в «Мертвых душах» читаем: «Дамы города N. отличались, подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: я высморкалась, я вспотела, я плюнула, а говорили: я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка. Ни в коем случае нельзя было сказать: этот стакан... воняет... А говорили: этот стакан нехорошо ведет себя» (ч. 1, гл. 8).

Эвфемизмы этого своеобразного жаргона среднепоместного русского дворянства середины XIX в. отличаются от эвфемизмов общелитературного языка тем, что употребляются не только по отношению к таким предметам и понятиям, точные названия которых произнести иногда действительно неудобно (см. выше старость или сообщение больному о том, какой тяжелой болезнью он страдает). К эвфемизмам жаргонов прибегают

тогда, когда, казалось бы, в них нет никакой надобности. «Нехорошо ведущий себя стакан» показывает, как далеко может зайти это уродливое искажение, эта боязнь точного слова, это стремление «смягчить» то, что ни в каком «смягчении» не нуждается.

Известно, что на основе различного рода эвфемистических жаргонов развивались даже отдельные недолговечные литературные направления в разных странах: эвфуизм в XVI столетии

вАнглии (от имени Эвфуэса, героя романа Лили), маринизм в XVII столетии в Италии (от имени итальянского поэта Марино), гонгоризм в Испании (от имени испанского поэта начала XVII в.

Гонгоры) и особенно прециозная литература XVII столетия во Франции1. Необходимо также иметь в виду, что под воздействие поэтики подобных литературных направлений попадали иногда и некоторые великие писатели (хотя и ненадолго). Так,

вначале трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта» (акт 1, сцена 5) Ромео на балу у Капулетти спрашивает слугу: «Кто эта дама, которая обогащает руку того рыцаря?» (...enrich the hand of yonder knight), т.е. «кто эта дама, чьей рукой почтен тот рыцарь». Дама не просто опирается на руку рыцаря, а «делает руку рыцаря более богатой», «обогащает» ее.

Попытки создать особый поэтический язык и искусственно отделить его от общенародного языка не могли в конце концов не окончиться неудачей, хотя такого рода попытки производились в разных странах и в разное время. Подобные искусственные поэтические «языки» опирались, в частности, на широкое употребление различного рода эвфемизмов. Но если такие эвфемизмы обычно обусловлены особенностями самой поэтики определенного литературного направления, то встречаются и другие эвфемизмы, которые служат говорящим для того, чтобы умышленно искажать смысл сообщения (по принципу французского дипломата начала XIX в. Талейрана: «Язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли»).

В1813 г., во время бегства остатков наполеоновской армии из России, один русский журналист посмеивался над хитростью отступающих французов: «Французы, — писал он, — на-

1 См. насмешки Мольера над так называемыми жеманницами в его комедии «Смешные жеманницы»: двое знатных молодых дворян отвергнуты дочерью и племянницей богатого буржуа Горжибюса. Девушки находят, что молодые люди изъясняются недостаточно изысканно. Тогда молодые люди обучают своих лакеев искусству произносить пышные фразы, и эти последние покоряют сердца девушек.

зывают малые остатки своих полков “кадрами”. “Кадр” означает “рама”. Следовательно, те, коим сие выражение еще ново, сочтут, что в раме есть и картина. Но русские в картинах знатоки. Они французам оставили одни изломанные рамы»1.

При помощи своеобразного эвфемизма кадр французы стремились обмануть государственных деятелей различных стран, создать впечатление, будто у них еще имеется боеспособная армия, тогда как в действительности разбитые завоеватели, оборванные и голодные, просто бежали из России.

Уже в XVII в. канцлер шведского государства А. Оксеншерн, используя латинское изречение, говорил, что настоящий дипломат всегда должен иметь в своем распоряжении двух рабынь — симуляцию и диссимуляцию: «Симулируется то, чего нет, а то, что есть на самом деле, диссимулируется» (simulantur quae non sunt, quae sunt vero dissimulantur)2.

Р. Юнг в своей книге об американских ученых-атомниках сообщает, что, секретно работая над атомной бомбой в годы Второй мировой войны, ученые в целях все той же секретности называли будущую бомбу изделием: «сработает ли изделие?»3.

Хотя природа различных эвфемизмов неодинакова, следует все же подчеркнуть, что в самих эвфемизмах уже таится опасность превращения их в ложь. Поэтому надо уметь отделять эвфемизмы общелитературного языка (например, он в почтенном возрасте вместо он стар) и эвфемизмы художественной речи как своеобразное средство характеристики (ср. приведенные выше слова чеховской Сони о красоте женщины) от эвфемизмов, которые служат умышленному искажению мысли, от эвфемизмов, распространенных в искусственно созданных стилях художественной литературы (различного рода прециозная литература). Таковы вместе с тем основные типы эвфемизмов.

Еще значительнее различие, существующее между эвфемизмами и явлениями табу, которые часто неправомерно смешиваются. Табу, как мы видели, предполагает особое мировоззрение, исходящее из убеждения, что имеется физическая связь между предметом и словом, которое этот предмет обозначает. Между тем для более развитого мышления очевидно, что слово — это известного рода сложная абстракция, связь которой с

1 Черных П.Я. Русский язык в 1812 г. // Уч. зап. Ярославского педагогического института. 1947. Вып. IX. С. 7.

2 История дипломатии / Под ред. акад. В.П. Потемкина. Т. III. 1945. С. 702. 3 См.: Юнг Р. Ярче тысячи солнц. Повествование об ученых-атомниках /

Рус. пер. М., 1961. С. 167.