0470486_EC709_orwell_george_1984

the freckled face, still peacefully asleep,

посмотрел

на

веснушчатое

лицо,

pillowed on the palm of her hand. Except

спокойно лежавшее на ладони. Красивым

for her mouth, you could not call her

в нем был, пожалуй, только рот. Возле

beautiful. There was a line or two round the

глаз, если приглядеться, уже залегли

eyes, if you looked closely. The short dark

морщинки. Короткие темные волосы

hair was extraordinarily thick and soft. It

были необычайно густы и мягки. Он

occurred to him that he still did not know

вспомнил, что до сих пор не знает, как ее

her surname or where she lived.

фамилия и где она живет.

The young, strong body, now helpless in

Молодое сильное тело стало беспомощным

sleep, awoke in him a pitying, protecting

во сне, и Уинстон смотрел на него с

feeling. But the mindless tenderness that

жалостливым,

покровительственным

he had felt under the hazel tree, while the

чувством.

Но

та

бессмысленная

thrush was singing, had not quite come

нежность, которая овладела им в

back. He pulled the overalls aside and

орешнике, когда пел дрозд, вернулась не

studied her smooth white flank. In the old

вполне. Он приподнял край комбинезона

days, he thought, a man looked at a girl’s

и посмотрел на ее гладкий белый бок.

body and saw that it was desirable, and

Прежде, подумал он, мужчина смотрел на

that was the end of the story. But you

женское тело, видел, что оно желанно, и

could not have pure love or pure lust

дело с концом. А нынче не может быть ни

nowadays. No emotion was pure, because

чистой любви, ни чистого вожделения.

everything was mixed up with fear and

Нет чистых чувств, все смешаны со

hatred. Their embrace had been a battle,

страхом и ненавистью. Их любовные

the climax a victory. It was a blow struck

объятия были боем, а завершение --

against the Party. It was a political act.

победой. Это был удар по партии. Это

был политический акт.

III

III

“We can come here once again,” said Julia.

-- Мы можем прийти сюда еще раз, --

“It’s generally safe to use any hide-out

сказала Джулия. -- Два раза использовать

twice. But not for another month or two, of

одно укрытие, в общем, неопасно. Но,

course.”

конечно, не раньше чем через месяц иди

два.

As soon as she woke up her demeanour

Проснулась Джулия другой -- собранной

had changed. She became alert and

и деловитой. Сразу оделась, затянула на

business-like, put her clothes on, knotted

себе алый кушак и стала объяснять план

the scarlet sash about her waist, and began

возвращения.

Естественно

было

arranging the details of the journey home.

предоставить руководство ей. Она

It seemed natural to leave this to her. She

обладала практической сметкой -- не в

obviously had a practical cunning which

пример Уинстону, -- а, кроме того, в

Winston lacked, and she seemed also to

бесчисленных

туристских

походах

have an exhaustive knowledge of the

досконально

изучила

окрестности

countryside round London, stored away

Лондона. Обратный маршрут она дала

from innumerable community hikes. The

ему совсем другой, и заканчивался он на

route she gave him was quite different from

другом вокзале. «Никогда не возвращайся

the one by which he had come, and

тем же путем, каким приехал», -- сказала

brought him out at a different railway

она, будто провозгласила некий общий

station. “Never go home the same way as

принцип. Она уйдет первой, а Уинстон

you went out,” she said, as though

должен выждать полчаса.

enunciating an important general principle.

She would leave first, and Winston was to

wait half an hour before following her.

She had named a place where they could

Она назвала место, где они смогут

meet after work, four evenings hence. It

встретиться через четыре вечера, после

was a street in one of the poorer quarters,

работы. Это была улица в бедном районе

where there was an open market which was

-- там рынок, всегда шумно и людно. Она

generally crowded and noisy. She would be

будет бродить возле ларьков якобы в

hanging about among the stalls, pretending

поисках шнурков или ниток. Если она

to be in search of shoelaces or sewing-

сочтет, что опасности нет, то при его

thread. If she judged that the coast was

приближении

высморкается;

в

clear she would blow her nose when he

противном случае он должен пройти

approached; otherwise he was to walk past

мимо, как бы не заметив ее. Но если

her without recognition. But with luck, in

повезет, то в гуще народа можно

the middle of the crowd, it would be safe to

четверть часа поговорить и условиться о

talk for a quarter of an hour and arrange

новой встрече.

another meeting.

“And now I must go,” she said as soon as

-- А теперь мне пора, -- сказала она,

he had mastered his instructions. “I’m due

когда он усвоил предписания. -- Я

back at nineteen-thirty. I’ve got to put in

должна

вернуться

к

девятнадцати

two hours for the Junior Anti-Sex League,

тридцати. Надо отработать два часа в

handing out leaflets, or something. Isn’t it

Молодежном

антиполовом союзе

--

bloody? Give me a brush-down, would you?

раздавать листовки или что-то такое. Ну

Have I got any twigs in my hair? Are you

не гадость? Отряхни меня, пожалуйста.

sure? Then good-bye, my love, good-bye!”

Травы в волосах нет? Ты уверен? Тогда

до свидания, любимый, до свидания.

She flung herself into his arms, kissed him

Она кинулась к нему в объятья,

almost violently, and a moment later

поцеловала его почти исступленно, а

pushed her way through the saplings and

через мгновение уже протиснулась между

disappeared into the wood with very little

молодых деревьев и бесшумно исчезла в

noise. Even now he had not found out her

лесу. Он так и не узнал ее фамилию и

surname or her address. However, it made

адрес. Но это не имело значения: под

no difference, for it was inconceivable that

крышей им не встретиться и писем друг

they could ever meet indoors or exchange

другу не писать.

any kind of written communication.

As it happened, they never went back to the

Вышло так, что на прогалину они больше

clearing in the wood. During the month of

не вернулись. За май им только раз

May there was only one further occasion on

удалось побыть вдвоем. Джулия выбрала

which they actually succeeded in making

другое место -- колокольню разрушенной

love. That was in another hidlng-place

церкви в почти безлюдной местности, где

known to Julia, the belfry of a ruinous

тридцать лет назад сбросили атомную

church in an almost-deserted stretch of

бомбу. Убежище было хорошее, но дорога

country where an atomic bomb had fallen

туда -- очень опасна. В остальном они

thirty years earlier. It was a good hiding-

встречались только на улицах, каждый

place when once you got there, but the

вечер в новом месте и не больше чем на

getting there was very dangerous. For the

полчаса. На улице можно было

rest they could meet only in the streets, in

поговорить -- более или менее. Двигаясь в

a different place every evening and never for

толчее по тротуару не рядом и не глядя

more than half an hour at a time. In the

друг на друга, они вели странный

street it was usually possible to talk, after a

разговор, прерывистый, как миганье

fashion. As they drifted down the crowded

маяка: когда поблизости был телекран

pavements, not quite abreast and never

или навстречу шел партиец в форме,

looking at one another, they carried on a

разговор замолкал, потом возобновлялся

curious, intermittent conversation which

на середине фразы; там, где они

flicked on and off like the beams of a

условились

расстаться,

он

резко

lighthouse, suddenly nipped into silence by

обрывался и продолжался снова почти

the approach of a Party uniform or the

без вступления на следующий вечер.

proximity of a telescreen, then taken up

Джулия, видимо, привыкла к такому

again minutes later in the middle of a

способу вести беседу -- у нее это

sentence, then abruptly cut short as they

называлось разговором в рассрочку.

parted at the agreed spot, then continued

Кроме того, она удивительно владела

almost without introduction on the

искусством говорить, не шевеля губами.

following day. Julia appeared to be quite

За месяц, встречаясь почти каждый

used to this kind of conversation, which

вечер,

они

только

раз

смогли

she called “talking by instalments”. She

поцеловаться.

Они

молча

шли

по

was also surprisingly adept at speaking

переулку (Джулия не разговаривала,

without moving her lips. Just once in

когда они уходили с больших улиц), как

almost a month of nightly meetings they

вдруг раздался оглушительный грохот,

managed to exchange a kiss. They were

мостовая

всколыхнулась,

воздух

passing in silence down a side-street (Julia

потемнел, и Уинстон очутился на земле,

would never speak when they were away

испуганный, весь в ссадинах. Ракета,

from the main streets) when there was a

должно быть, упала совсем близко. В

deafening roar, the earth heaved, and the

нескольких сантиметрах он увидел лицо

air darkened, and Winston found himself

Джулии, мертвенно бледное, белое как

lying on his side, bruised and terrified. A

мел. Даже губы были белые. Убита! Он

rocket bomb must have dropped quite near

прижал ее к себе, и вдруг оказалось, что

at hand. Suddenly he became aware of

целует он живое, теплое лицо, только на

Julia’s face a few centimetres from his own,

губах у него все время какой-то порошок.

deathly white, as white as chalk. Even her

Лица у обоих были густо засыпаны

lips were white. She was dead! He clasped

алебастровой пылью.

her against him and found that he was

kissing a live warm face. But there was

some powdery stuff that got in the way of

his lips. Both of their faces were thickly

coated with plaster.

There were evenings when they reached

Случались и такие вечера, когда они

their rendezvous and then had to walk past

приходили на место встречи и

one another without a sign, because a

расходились, не взглянув друг на друга:

patrol had just come round the corner or a

то ли патруль появился из-за поворота, то

helicopter was hovering overhead. Even if it

ли зависал над головой вертолет. Не

had been less dangerous, it would still have

говоря об опасности, им было попросту

been difficult to find time to meet.

трудно выкроить время для встреч.

Winston’s working week was sixty hours,

Уинстон работал шестьдесят часов в

Julia’s was even longer, and their free days

неделю, Джулия еще больше, выходные

varied according to the pressure of work

дни зависели от количества работы и

and did not often coincide. Julia, in any

совпадали не часто. Вдобавок у Джулии

case, seldom had an evening completely

редко

выдавался вполне

свободный

free. She spent an astonishing amount of

вечер. Удивительно много времени она

time

in

attending

lectures

and

тратила на посещение лекций и

demonstrations, distributing literature

for

демонстраций, на раздачу литературы в

the junior Anti-Sex League, preparing

Молодежном

антиполовом

союзе,

banners for Hate Week, making collections

изготовление

лозунгов

к

Неделе

for the savings campaign, and such-like

ненависти, сбор всяческих добровольных

activities. It paid, she said, it was

взносов и тому подобные дела. Это

camouflage. If you kept the small rules, you

окупается, сказала она, -- маскировка.

could break the big ones. She even induced

Если соблюдаешь мелкие правила, можно

Winston to mortgage yet another of his

нарушать большие. Она и Уинстона

evenings by enrolling himself for the part-

уговорила

пожертвовать

еще одним

time munition work which was done

вечером -- записаться на работу по

voluntarily by zealous Party members. So,

изготовлению

боеприпасов,

которую

one evening every week, Winston spent four

добровольно выполняли во внеслужебное

hours of paralysing boredom, screwing

время усердные партийцы. И теперь раз

together small bits of metal which were

в неделю, изнемогая от скуки, в

probably parts of bomb fuses, in a

сумрачной мастерской, где гуляли

draughty, ill-lit workshop where the

сквозняки и унылый стук молотков

knocking of hammers mingled drearily with

мешался с телемузыкой, Уинстон по

the music of the telescreens.

четыре часа свинчивал какие-то железки

--

наверно,

детали

бомбовых

взрывателей.

filled up. It was a blazing afternoon. The air

были заполнены. День стоял знойный. В

in the little square chamber above the bells

квадратной

комнатке

над звонницей

was hot and stagnant, and smelt

было душно и нестерпимо пахло

overpoweringly of pigeon dung. They sat

голубиным пометом. Несколько часов они

talking for hours on the dusty, twig-littered

просидели

на

пыльном

полу,

floor, one or other of them getting up from

замусоренном

хворостинками,

и

time to time to cast a glance through the

разговаривали; иногда один из них

arrowslits and make sure that no one was

вставал и подходил к окошкам --

coming.

посмотреть, не идет ли кто.

Julia was twenty-six years old. She lived in

Джулии было двадцать шесть лет. Она

a hostel with thirty other girls (“Always in

жила в общежитии еще с тридцатью

the stink of women! How I hate women!”

молодыми женщинами («Все провоняло

she said parenthetically), and she worked,

бабами! До чего я ненавижу баб!» --

as he had guessed, on the novel-writing

заметила она мимоходом), а работала,

machines in the Fiction Department. She

как он и догадывался, в отделе

enjoyed her work, which consisted chiefly

литературы на машине для сочинения

in running and servicing a powerful but

романов. Работа ей нравилась -- она

tricky electric motor. She was “not clever”,

обслуживала мощный, но капризный

but was fond of using her hands and felt at

электромотор. Она была «неспособной»,

home with machinery. She could describe

но любила работать руками и хорошо

the whole process of composing a novel,

разбиралась в технике. Могла описать

from the general directive issued by the

весь процесс сочинения романа -- от

Planning Committee down to the final

общей директивы, выданной плановым

touching-up by the Rewrite Squad. But she

комитетом, до заключительной правки в

was not interested in the finished product.

редакционной группе. Но сам конечный

She “didn’t much care for reading,” she

продукт ее не интересовал. «Читать не

said. Books were just a commodity that had

охотница», -- сказала она. Книги были

to be produced, like jam or bootlaces.

одним из потребительских товаров, как

повидло и шнурки для ботинок.

She had no memories of anything before

О том, что происходило до 60-х годов,

the early ’sixties and the only person she

воспоминаний у нее не сохранилось, а

had ever known who talked frequently of

среди людей, которых она знала, лишь

the days before the Revolution was a

один

человек

часто

говорил

о

grandfather who had disappeared when she

дореволюционной жизни -- это был ее

was eight. At school she had been captain

дед, но он исчез, когда ей шел девятый

of the hockey team and had won the

год. В школе она была капитаном

gymnastics trophy two years running. She

хоккейной команды и два года подряд

had been a troop-leader in the Spies and a

выигрывала первенство по гимнастике. В

branch secretary in the Youth League

разведчицах

она

была

командиром

before joining the Junior Anti-Sex League.

отряда, а в Союзе юных, до того, как

She had always borne an excellent

вступила

в

Молодежный

антиполовой

character. She had even (an infallible mark

союз, -- секретарем отделения. Всюду --

of good reputation) been picked out to work

на отличном счету. Ее даже выдвинули

in Pornosec, the sub-section of the Fiction

(признак хорошей репутации) на работу в

Department which turned out cheap

порносеке,

подразделении литературного

pornography for distribution among the

отдела,

выпускающем

дешевую

proles. It was nicknamed Muck House by

порнографию для пролов. Сотрудники

the people who worked in it, she remarked.

называли его Навозным домом, сказала

There she had remained for a year, helping

она. Там Джулия проработала год,

to produce booklets in sealed packets with

занимаясь

изготовлением

таких

titles like Spanking Stories or One Night in a

книжечек,

как «Оззорные

рассказы»

и

Girls’ School, to be bought furtively by

«Одна ночь в женской школе», -- эту

proletarian youths who were under the

литературу

рассылают

в

запечатанных

impression that they were buying

пакетах, и пролетарская молодежь

something illegal.

покупает ее украдкой, полагая, что

покупает запретное.

“What are these books like?” said Winston

-- Что это за книжки? -- спросил Уинстон.

curiously.

“Oh, ghastly rubbish. They’re boring, really. -- Жуткая дребедень.

И скучища,

между

They only have six plots, but they swap

прочим. Есть всего шесть сюжетов, их

them round a bit. Of course I was only on

слегка тасуют. Я, конечно, работала

the kaleidoscopes. I was never in the

только

на

калейдоскопах.

В

Rewrite Squad. I’m not literary, dear -- not

редакционной группе -- никогда. Я,

even enough for that.”

милый, мало смыслю в литературе.

He learned with astonishment that all the

Он с удивлением узнал, что, кроме

workers in Pornosec, except the heads of

главного, все сотрудники порносека --

the departments, were girls. The theory was

девушки. Идея в том, что половой

that men, whose sex instincts were less

инстинкт

у

мужчин

труднее

controllable than those of women, were in

контролируется, чем у женщин, а

greater danger of being corrupted by the

следовательно, набраться грязи на такой

filth they handled.

работе мужчина может с большей

вероятностью.

“They don’t even like having married

-- Там даже замужних женщин не

women there,” she added. Girls are always

держат, -- сказала Джулия. -- Считается

supposed to be so pure. Here’s one who

ведь, что девушки -- чистые создания.

isn’t, anyway.

Перед тобой пример обратного.

She had had her first love-affair when she

Первый роман у нее был в шестнадцать

was sixteen, with a Party member of sixty

лет -- с шестидесятилетним партийцем,

who later committed suicide to avoid arrest.

который впоследствии покончил с собой,

“And a good job too,” said Julia, “otherwise

чтобы избежать ареста. «И правильно

they’d have had my name out of him when

сделал, -- добавила Джулия. -- У него бы и

he confessed.” Since then there had been

мое имя вытянули на допросе». После

various others. Life as she saw it was quite

этого у нее были разные другие. Жизнь в

simple. You wanted a good time; “they”,

ее представлении была штука простая.

meaning the Party, wanted to stop you

Ты хочешь жить весело; «они», то есть

having it; you broke the rules as best you

партия, хотят тебе помещать; ты

could. She seemed to think it just as

нарушаешь правила как можешь. То, что

natural that “they” should want to rob you

«они» хотят отнять у тебя удовольствия,

of your pleasures as that you should want

казалось ей таким же естественным, как

to avoid being caught. She hated the Party,

то, что ты не хочешь попасться. Она

and said so in the crudest words, but she

ненавидела партию и выражала это

made no general criticism of it. Except

самыми грубыми словами, но в целом ее

where it touched upon her own life she had

не критиковала. Партийным учением

no interest in Party doctrine. He noticed

Джулия интересовалась лишь в той

that she never used Newspeak words

степени, в какой оно затрагивало ее

except the ones that had passed into

личную жизнь. Уинстон заметил, что и

everyday use. She had never heard of the

новоязовских слов она не употребляет --

Brotherhood, and refused to believe in its

за исключением тех, которые вошли в

existence. Any kind of organized revolt

общий обиход. О Братстве она никогда

against the Party, which was bound to be a

не слышала и верить в его существование

failure, struck her as stupid. The clever

не желала. Любой организованный бунт

thing was to break the rules and stay alive

против партии, поскольку он обречен,

all the same. He wondered vaguely how

представлялся ей глупостью. Умный тот,

many others like her there might be in the

кто нарушает правила и все-таки

younger generation people who had grown

остается жив. Уинстон рассеянно спросил

up in the world of the Revolution, knowing

себя, много ли таких, как она, в молодом

nothing else, accepting the Party as

поколении -- среди людей, которые

something unalterable, like the sky, not

выросли в революционном мире, ничего

rebelling against its authority but simply

другого не знают и принимают партию

evading it, as a rabbit dodges a dog.

как нечто незыблемое, как небо, не

восстают против ее владычества, а

просто

пытаются

из-под

него

ускользнуть, как кролик от собаки.

They did not discuss the possibility of

О женитьбе они не заговаривали.

getting married. It was too remote to be

Слишком призрачное дело -- не стоило о

worth thinking about. No imaginable

нем и думать. Даже если бы удалось

committee would ever sanction such a

избавиться от Кэтрин, жены Уинстона,

marriage even if Katharine, Winston’s wife,

ни один комитет не даст им разрешения.

could somehow have been got rid of. It was

Даже как мечта это безнадежно.

hopeless even as a daydream.

“What was she like, your wife?” said Julia.

-- Какая она была -- твоя жена? --

спросила Джулия.

“She was -- do you know the Newspeak

-- Она?.. Ты знаешь, в новоязе есть слово

word goodthinkful? Meaning naturally

«благомыслящий».

Означает:

orthodox, incapable of thinking a bad

правоверный от природы, не способный

thought?”

на дурную мысль.

“No, I didn’t know the word, but I know the

-- Нет, слова не знаю, а породу эту знаю,

kind of person, right enough.”

и даже очень.

He began telling her the story of his

Он стал рассказывать ей о своей

married life, but curiously enough she

супружеской жизни, но, как ни странно,

appeared to know the essential parts of it

все самое главное она знала и без него.

already. She described to him, almost as

Она описала ему, да так, словно сама

though she had seen or felt it, the stiffening

видела или чувствовала, как цепенела

of Katharine’s body as soon as he touched

при его прикосновении Кэтрин, как,

her, the way in which she still seemed to be

крепко обнимая его, в то же время будто

pushing him from her with all her strength,

отталкивала изо всей силы. С Джулией

even when her arms were clasped tightly

ему было легко об этом говорить, да и

round him. With Julia he felt no difficulty

Кэтрин из мучительного

воспоминания

in talking about such things: Katharine, in

давно превратилась всего лишь в

any case, had long ceased to be a painful

противное.

memory and became merely a distasteful

one.

“I could have stood it if it hadn’t been for

-- Я бы вытерпел, если бы не одна вещь. -

one thing,” he said. He told her about the

- Он рассказал ей о маленькой холодной

frigid little ceremony that Katharine had

церемонии, к которой его принуждала

forced him to go through on the same night

Кэтрин, всегда в один и тот же день

every week. “She hated it, but nothing

недели. -- Терпеть этого не могла, но

would make her stop doing it. She used to

помешать ей было нельзя никакими

call it -- but you’ll never guess.”

силами. У нее это называлось... никогда

не догадаешься.

“Our duty to the Party,” said Julia

-- Наш партийный долг, -- без

promptly.

промедления отозвалась Джулия.

“How did you know that?”

-- Откуда ты знаешь?

“I’ve been at school too, dear. Sex talks

-- Милый, я тоже ходила в школу. После

once a month for the over-sixteens. And in

шестнадцати лет -- раз в месяц беседы на

the Youth Movement. They rub it into you

половые темы. И в Союзе юных. Это

for years. I dare say it works in a lot of

вбивают годами. И я бы сказала, во

cases. But of course you can never tell;

многих случаях действует. Конечно,

people are such hypocrites.”

никогда не угадаешь: люди -- лицемеры...

She began to enlarge upon the subject.

Она увлеклась темой. У Джулии все

With Julia, everything came back to her

неизменно сводилось к ее сексуальности.

own sexuality. As soon as this was touched

И когда речь заходила об этом, ее

upon in any way she was capable of great

суждения бывали очень проницательны.

acuteness. Unlike Winston, she had

В отличие от Уинстона она поняла смысл

grasped the inner meaning of the Party’s

пуританства, насаждаемого партией.

sexual puritanism. It was not merely that

Дело не только в том,

что половой

the sex instinct created a world of its own

инстинкт творит свой собственный мир,

which was outside the Party’s control and

который неподвластен партии, а значит,

which therefore had to be destroyed if

должен быть по возможности уничтожен.

possible. What was more important was

Еще важнее то, что половой голод

that sexual privation induced hysteria,

вызывает истерию, а она желательна, ибо

which was desirable because it could be

ее можно преобразовать в военное

transformed into war-fever and leader-

неистовство и в поклонение вождю.

worship. The way she put it was:

Джулия выразила это так:

“When you make love you’re using up

-- Когда спишь с человеком, тратишь

energy; and afterwards you feel happy and

энергию; а потом тебе хорошо и на все

don’t give a damn for anything. They can’t

наплевать. Им это -- поперек горла. Они

bear you to feel like that. They want you to

хотят, чтобы анергия в тебе бурлила

be bursting with energy all the time. All this

постоянно. Вся эта маршировка, крики,

marching up and down and cheering and

махание флагами -- просто секс

waving flags is simply sex gone sour. If

протухший. Если ты сам по себе

you’re happy inside yourself, why should

счастлив, зачем тебе возбуждаться из-за

you get excited about Big Brother and the

Старшего Брата, трехлетних планов,

Three-Year Plans and the Two Minutes

двухминуток ненависти и прочей гнусной

Hate and all the rest of their bloody rot?”

ахинеи?

That was very true, he thought. There was

Очень верно, додумал он. Между

a direct intimate connexion between

воздержанием

и

политической

chastity and political orthodoxy. For how

правоверностью есть прямая и тесная

could the fear, the hatred, and the lunatic

связь. Как еще разогреть до нужного

credulity which the Party needed in its

градуса ненависть, страх и кретинскую

members be kept at the right pitch, except

доверчивость, если не закупорив наглухо

by bottling down some powerful instinct

какой-то могучий инстинкт, дабы он

and using it as a driving force? The sex

превратился в топливо? Половое влечение

impulse was dangerous to the Party, and

было опасно для партии, и партия

the Party had turned it to account. They

поставила его себе на службу. Такой же

had played a similar trick with the instinct

фокус проделали

с

родительским

of parenthood. The family could not

инстинктом. Семью отменить нельзя;

actually be abolished, and, indeed, people

напротив,

любовь

к

детям,

were encouraged to be fond of their

сохранившуюся почти в прежнем виде,

children, in almost the old-fashioned way.

поощряют. Детей же систематически

The children, on the other hand, were

настраивают против родителей, учат

systematically turned against their parents

шпионить за ними и доносить об их

and taught to spy on them and report their

отклонениях. По существу, семья стала

deviations. The family had become in effect

придатком полиции мыслей. К каждому

an extension of the Thought Police. It was a

человеку

круглые

сутки

приставлен

device by means of which everyone could be

осведомитель -- его близкий.

surrounded night and day by informers

who knew him intimately.

Abruptly his mind went back to Katharine.

Неожиданно мысли Уинстона вернулись к

Katharine would unquestionably have

Кэтрин. Если бы Кэтрин была не так

denounced him to the Thought Police if she

глупа

и

смогла

уловить

had not happened to be too stupid to detect

неортодоксальность его мнений, она

the unorthodoxy of his opinions. But what

непременно донесла бы в полицию

really recalled her to him at this moment

мыслей. А напомнили ему о жене зной и

was the stifling heat of the afternoon, which

духота, испарина на лбу. Он стал

had brought the sweat out on his forehead.

рассказывать Джулии о том что

He began telling Julia of something that

произошло, а вернее, не произошло в

had happened, or rather had failed to

такой же жаркий день одиннадцать лет

happen, on another sweltering summer

назад.

afternoon, eleven years ago.

community hike somewhere in Kent. They

походе, где-то в Кенте, они отстали от

had only lagged behind the others for a

группы. Замешкались на каких-нибудь

couple of minutes, but they took a wrong

две минуты, но повернули не туда и

turning, and presently found themselves

вскоре вышли к старому меловому

pulled up short by the edge of an old chalk

карьеру. Путь им преградил обрыв в

quarry. It was a sheer drop of ten or twenty

десять или двадцать метров; на дне

metres, with boulders at the bottom. There

лежали валуны. Спросить дорогу было не

was nobody of whom they could ask the

у кого. Сообразив, что они сбились с

way. As soon as she realized that they were

пути, Кэтрин забеспокоилась. Отстать от

lost Katharine became very uneasy. To be

шумной ватаги туристов хотя бы на

away from the noisy mob of hikers even for

минуту для нее уже было нарушением.

a moment gave her a feeling of wrong-

Она хотела сразу бежать назад, искать

doing. She wanted to hurry back by the

группу в другой стороне. Но тут Уинстон

way they had come and start searching in

заметил дербенник, росший пучками в

the other direction. But at this moment

трещинах каменного обрыва. Один был с

Winston noticed some tufts of loosestrife

двумя цветками -- ярко-красным и

growing in the cracks of the cliff beneath

кирпичным, -- они росли из одного

them. One tuft was of two colours, magenta

корня. Уинстон ничего подобного не

and brick-red, apparently growing on the

видел и позвал Кэтрин.

same root. He had never seen anything of

the kind before, and he called to Katharine

to come and look at it.

“Look, Katharine! Look at those flowers.

-- Кэтрин, смотри! Смотри, какие цветы.

That clump down near the bottom. Do you

Вон тот кустик в самом низу. Видишь,

see they’re two different colours?”

двухцветный?

She had already turned to go, but she did

Она уже пошла прочь, но вернулась, не

rather fretfully come back for a moment.

скрывая

раздражения.

И

даже

She even leaned out over the cliff face to

наклонилась над обрывом, чтобы

see where he was pointing. He was

разглядеть, куда он показывает. Уинстон

standing a little behind her, and he put his

стоял сзади и придерживал ее за талию.

hand on her waist to steady her. At this

Вдруг ему пришло в голову, что они здесь

moment it suddenly occurred to him how

совсем одни. Ни души кругом, листик не

completely alone they were. There was not

шелохнется, птицы и те затихли. В таком

a human creature anywhere, not a leaf

месте можно было почти не бояться

stirring, not even a bird awake. In a place

скрытого микрофона, да если и есть

like this the danger that there would be a

микрофон -- что он уловит, кроме звука?

hidden microphone was very small, and

Был самый жаркий, самый сонный

even if there was a microphone it would

послеполуденный час. Солнце палило, пот

only pick up sounds. It was the hottest

щекотал лицо. И у него мелькнула

sleepiest hour of the afternoon. The sun

мысль...

blazed down upon them, the sweat tickled

his face. And the thought struck him...

“Why didn’t you give her a good shove?”

-- Толкнул бы ее как следует, -- сказала

said Julia. “I would have.”

Джулия. -- Я бы обязательно толкнула.

“Yes, dear, you would have. I would, if I’d

-- Да, милая, ты бы толкнула. И я бы

been the same person then as I am now. Or

толкнул, будь я таким, как сейчас. А

perhaps I would -- I’m not certain.”

может... Не уверен.

“Are you sorry you didn’t?”

-- Жалеешь, что не толкнул?

“Yes. On the whole I’m sorry I didn’t.”

-- Да. В общем, жалею.

not understand that to push an

понимает, что, столкнув неприятного

inconvenient person over a cliff solves

человека с кручи, ничего не решишь.

nothing.

“Actually it would have made no difference,”

-- По сути, это ничего бы не изменило.

he said.

“Then why are you sorry you didn’t do it?”

-- Тогда почему жалеешь, что не

столкнул?

“Only because I prefer a positive to a

-- Только потому, что действие

negative. In this game that we’re playing,

предпочитаю бездействию. В этой игре,

we can’t win. Some kinds of failure are

которую мы ведем, выиграть нельзя.

better than other kinds, that’s all.”

Одни неудачи лучше других -- вот и все.

He felt her shoulders give a wriggle of

Джулия упрямо передернула плечами.

dissent. She always contradicted him when

Когда он высказывался в таком духе, она

he said anything of this kind. She would

ему возражала. Она не желала

not accept it as a law of nature that the

признавать законом природы то, что

individual is always defeated. In a way she

человек обречен на поражение. В глубине

realized that she herself was doomed, that

души она знала, что приговорена, что

sooner or later the Thought Police would

рано или поздно полиция мыслей

catch her and kill her, but with another

настигнет ее и убьет, но вместе с тем

part of her mind she believed that it was

верила,

будто

можно

выстроить

somehow possible to construct a secret

отдельный тайный мир и жить там как

world in which you could live as you chose.

тебе хочется. Для этого нужно только

All you needed was luck and cunning and

везение да еще ловкость и дерзость. Она

boldness. She did not understand that

не понимала, что счастья не бывает, что

there was no such thing as happiness, that

победа возможна только в отдаленном

the only victory lay in the far future, long

будущем и тебя к тому времени давно не

after you were dead, that from the moment

будет на свете, что с той минуты, когда

of declaring war on the Party it was better

ты объявил партии войну, лучше всего

to think of yourself as a corpse.

считать себя трупом.

“We are the dead,” he said.

-- Мы покойники, -- сказал он.

“We’re not dead yet,” said Julia prosaically.

-- Еще не покойники, -- прозаически

поправила его Джулия.

“Not physically. Six months, a year -- five

-- Не телесно. Через полгода, через год...

years, conceivably. I am afraid of death.

ну, предположим, через пять. Я боюсь

You are young, so presumably you’re more

смерти. Ты молодая и, надо думать,

afraid of it than I am. Obviously we shall

боишься больше меня. Ясно, что мы

put it off as long as we can. But it makes

будем оттягивать ее как можем. Но

very little difference. So long as human

разница маленькая. Покуда человек

beings stay human, death and life are the

остается человеком, смерть и жизнь --

same thing.”

одно и то же.

“Oh, rubbish! Which would you sooner

-- Тьфу, чепуха. С кем ты захочешь спать

sleep with, me or a skeleton? Don’t you

-- со мной или со скелетом? Ты не

enjoy being alive? Don’t you like feeling:

радуешься тому, что жив? Тебе

This is me, this is my hand, this is my leg,

неприятно чувствовать: вот я, вот моя

I’m real, I’m solid, I’m alive! Don’t you like

рука, моя нога, я хожу, я дышу, я живу!

this?”

Это тебе не нравится?

She twisted herself round and pressed her

Она повернулась и прижалась к нему

bosom against him. He could feel her

грудью. Он чувствовал ее грудь сквозь

breasts, ripe yet firm, through her overalls.

комбинезон -- спелую, но твердую. В его

Her body seemed to be pouring some of its

тело будто переливалась молодость и

youth and vigour into his.

энергия из ее тела.

“Yes, I like that,” he said.

-- Нет, это мне нравится, -- сказал он.

“Then stop talking about dying. And now

-- Тогда перестань говорить о смерти. А

listen, dear, we’ve got to fix up about the

теперь

слушай,

милый, --

нам надо

next time we meet. We may as well go back

условиться о следующей встрече.

to the place in the wood. We’ve given it a

Свободно можем поехать на то место, в

good long rest. But you must get there by a

лес. Перерыв был вполне достаточный.

different way this time. I’ve got it all

Только ты должен добираться туда

planned out. You take the train -- but look,

другим путем. Я уже все рассчитала.

I’ll draw it out for you.”

Садишься в поезд... подожди, я тебе

нарисую.

And in her practical way she scraped

И, практичная, как всегда, она сгребла в

together a small square of dust, and with a

квадратик пыль на полу и хворостинкой

twig from a pigeon’s nest began drawing a

из голубиного гнезда стала рисовать

map on the floor.

карту.

IV

IV

Winston looked round the shabby little

Уинстон

обвел

взглядом запущенную

room above Mr. Charrington’s shop. Beside

комнатушку

над

лавкой мистера

the window the enormous bed was made

Чаррингтона. Широченная с голым

up, with ragged blankets and a coverless

валиком кровать возле окна была

bolster. The old-fashioned clock with the

застлана

драными

одеялами.

На

twelve-hour face was ticking away on the

каминной доске тикали старинные часы

mantelpiece. In the corner, on the gateleg

с двенадцатичасовым циферблатом. В

table, the glass paperweight which he had

темном углу на раздвижном столе

bought on his last visit gleamed softly out

поблескивало стеклянное пресс-папье,

of the half-darkness.

которое он принес сюда в прошлый раз.

Folly, folly, his heart kept saying:

Безрассудство, безрассудство! -- твердило

conscious, gratuitous, suicidal folly. Of all

ему сердце: самоубийственная прихоть и

the crimes that a Party member could

безрассудство. Из всех преступлений,

commit, this one was the least possible to

какие может совершить член партии, это

conceal. Actually the idea had first floated

скрыть труднее всего. Идея зародилась у

into his head in the form of a vision, of the

него

как

видение:

стеклянное

glass paperweight mirrored by the surface

пресспапье, отразившееся в крышке

of the gateleg table. As he had foreseen, Mr.

раздвижного стола. Как он и ожидал,

Charrington had made no difficulty about

мистер

Ларрингтон охотно

согласился

letting the room. He was obviously glad of

сдать комнату. Он был явно рад этим

the few dollars that it would bring him. Nor

нескольким лишним долларам. А когда

did he seem shocked or become offensively

Уинстон объяснил ему, что комната

knowing when it was made clear that

нужна для свиданий с женщиной, он и не

Winston wanted the room for the purpose

оскорбился и не перешел на противный

of a love-affair. Instead he looked into the

доверительный тон. Глядя куда-то мимо,

middle distance and spoke in generalities,

он завел разговор на общие темы, причем

with so delicate an air as to give the

с такой деликатностью, что сделался как

impression that he had become partly

бы отчасти невидим. Уединиться, сказал

invisible. Privacy, he said, was a very

он, для человека очень важно. Каждому

valuable thing. Everyone wanted a place

время от времени хочется побыть

where they could be alone occasionally.

одному. И когда человек находит такое

And when they had such a place, it was

место, те, кто об этом знает, должны хотя

only common courtesy in anyone else who

бы из простой вежливости держать эти

knew of it to keep his knowledge to himself.

сведения при себе. Он добавил -- причем

He even, seeming almost to fade out of

создалось впечатление, будто его уже