0470486_EC709_orwell_george_1984

There was a constant come-and-go of

Через камеру непрерывно текли самые

prisoners of every description: drug-

разные

арестанты:

торговцы

peddlers,

thieves,

bandits,

black-

наркотиками,

воры,

бандиты,

marketeers, drunks, prostitutes. Some of

спекулянты, пьяницы, проститутки.

the drunks were so violent that the other

Пьяницы иногда буянили так, что

prisoners had to combine to suppress

остальным

приходилось

усмирять

их

them. An enormous wreck of a woman,

сообща. Четверо надзирателей втащили,

aged about sixty, with great tumbling

растянув

за

четыре

конечности,

breasts and thick coils of white hair which

громадную

растерзанную

бабищу

лет

had come down in her struggles, was

шестидесяти, с большой вислой грудью;

carried in, kicking and shouting, by four

она кричала, дрыгала ногами, и от возни

guards, who had hold of her one at each

ее седые волосы рассыпались толстыми

corner. They wrenched off the boots with

извилистыми прядами. Она все время

which she had been trying to kick them,

норовила пнуть надзирателей, и, сорвав с

and dumped her down across Winston’s

нее ботинки, они свалили ее на Уинстона,

lap, almost breaking his thigh-bones. The

чуть не сломав ему ноги. Женщина села и

woman hoisted herself upright and followed

крикнула им вдогонку: «За...цы!» Потом

them out with a yell of “F-- bastards!” Then,

почувствовала, что сидит на неровном, и

noticing that she was sitting on something

сползла с его колен на скамью.

uneven, she slid off Winston’s knees on to

the bench.

“Beg pardon, dearie,” she said. “I wouldn’t

-- Извини, голубок, -- сказала она. -- Я не

’a sat on you, only the buggers put me

сама на тебя села -- паразиты посадили.

there. They dono ’ow to treat a lady, do

Видал, что с женщиной творят? -- Она

they?” She paused, patted her breast, and

замолчала, похлопала себя по груди и

belched. “Pardon,” she said, “I ain’t meself,

рыгнула. -- Извиняюсь. Сама не своя.

quite.”

She leant forward and vomited copiously on

Она наклонилась, и ее обильно вырвало

the floor.

на пол.

“Thass better,” she said, leaning back with

-- Все полегче, -- сказала она, с

closed eyes. “Never keep it down, thass

закрытыми

глазами

откинувшись

к

what I say. Get it up while it’s fresh on your

стене. -- Я так говорю: никогда в себе не

stomach, like.”

задерживай. Выпускай, чтоб в животе не

закисло.

She revived, turned to have another look at

Она слегка ожила, повернулась, еще раз

Winston and seemed immediately to take a

взглянула на Уинстона и моментально к

fancy to him. She put a vast arm round his

нему расположилась. Толстой ручищей

shoulder and drew him towards her,

она обняла его за плечи и притянула к

breathing beer and vomit into his face.

себе, дыша в лицо пивом и рвотой.

“Wass your name, dearie?” she said.

-- Звать-то тебя как, голубок?

“Smith,” said Winston.

-- Смит, -- сказал Уинстон.

“Smith?” said the woman. “Thass funny.

-- Смит? Смотри ты. И я Смит. -- И,

My name’s Smith too. Why,” she added

расчувствовавшись, добавила: -- Я тебе

sentimentally, “I might be your mother!”

матерью могла быть.

She might, thought Winston, be his

Могла быть и матерью, подумал Уинстон.

mother. She was about the right age and

И по возрасту, и по телосложению -- а за

physique, and it was probable that people

двадцать лет в лагере человек, надо

changed somewhat after twenty years in a

полагать, меняется.

forced-labour camp.

No one else had spoken to him. To a

Больше никто с ним не заговаривал.

surprising extent the ordinary criminals

Удивительно было, насколько уголовники

ignored the Party prisoners. “The polits,”

игнорируют партийных. Называли они их

they called them, with a sort of

с нескрываемым презрением «политики».

uninterested contempt. The Party prisoners

Арестованные партийцы вообще боялись

seemed terrified of

speaking to

anybody,

разговаривать,

а друг

с

другом -- в

It might be two or three hours ago that they

В новой камере он сидел, наверно, уже

had brought him here. The dull pain in his

два часа, а то и три. Тупая боль в животе

belly never went away, but sometimes it

не проходила, но временами ослабевала,

grew better and sometimes worse, and his

а

временами

усиливалась

--

thoughts

expanded

or

contracted

соответственно

мысли

его

то

accordingly. When it grew worse he thought

распространялись, то съеживались. Когда

only of the pain itself, and of his desire for

боль усиливалась, он думал только о ней и

food. When it grew better, panic took hold

о том, что хочется есть. Когда она

of him. There were moments when he

отступала, его охватывала паника. Иной

foresaw the things that would happen to

раз предстоящее рисовалось ему так

him with such actuality that his heart

ясно, что дух занимался и сердце неслось

galloped and his breath stopped. He felt the

вскачь. Он ощущал удары дубинки по

smash of truncheons on his elbows and

локтю и подкованных сапог -- по

iron-shod boots on his shins; he saw

щиколоткам; видел, как ползает по полу

himself grovelling on the floor, screaming

и, выплевывая зубы, кричит «не надо!». О

for mercy through broken teeth. He hardly

Джулии он почти не думал. Не мог на ней

thought of Julia. He could not fix his mind

сосредоточиться. Он любил ее и он ее не

on her. He loved her and would not betray

предаст; но это был просто факт,

her; but that was only a fact, known as he

известный, как известно правило

knew the rules of arithmetic. He felt no love

арифметики. Любви он не чувствовал и

for her, and he hardly even wondered what

даже не особенно думал о том, что сейчас

was happening to her. He thought oftener

происходит с Джулией. О'Брайена он

of O’Brien, with a flickering hope. O’Brien

вспоминал чаще -- и с проблесками

might know that he had been arrested. The

надежды. О'Брайен должен знать, что его

Brotherhood, he had said, never tried to

арестовали. Братство, сказал он, никогда

save its members. But there was the razor

не пытается выручить своих. Но --

blade; they would send the razor blade if

бритвенное лезвие; если удастся, они

they could. There would be perhaps five

передадут ему бритву. Пока надзиратели

seconds before the guard could rush into

прибегут в камеру, пройдет секунд пять.

the cell. The blade would bite into him with

Лезвие вопьется обжигающим холодом, и

a sort of burning coldness, and even the

даже пальцы, сжавшие его, будут

fingers that held it would be cut to the

прорезаны до кости. Все это он ощущал

bone. Everything came back to his sick

явственно, а измученное тело и так

body, which shrank trembling from the

дрожало и сжималось от малейшей боли.

smallest pain. He was not certain that he

Уинстон не был уверен, что воспользуется

would use the razor blade even if he got the

бритвой, даже если получит ее в руки.

chance. It was more natural to exist from

Человеку свойственно жить мгновением,

moment to moment, accepting another ten

он согласится продлить жизнь хоть на

minutes’ life even with the certainty that

десять минут, даже зная наверняка, что

there was torture at the end of it.

в конце его ждет пытка.

Sometimes he tried to calculate the number

Несколько раз он пытался сосчитать

of porcelain bricks in the walls of the cell. It

изразцы на стенах камеры. Казалось бы,

should have been easy, but he always lost

простое дело, но всякий раз он сбивался

count at some point or another. More often

со счета. Чаще он думал о том, куда его

he wondered where he was, and what time

посадили и какое сейчас время суток.

of day it was. At one moment he felt certain

Минуту назад он был уверен, что на

that it was broad daylight outside, and at

улице день в разгаре, а сейчас так же

the next equally certain that it was pitch

твердо -- что за стенами тюрьмы глухая

darkness. In this place, he knew

ночь. Инстинкт подсказывал, что в таком

instinctively, the lights would never be

месте свет вообще не выключают. Место,

turned out. It was the place with no

где нет темноты; теперь ему стало ясно,

darkness: he saw now why O’Brien had

почему О'Брайен как будто сразу понял

seemed to recognize the allusion. In the

эти слова. В министерстве любви не было

Ministry of Love there were no windows. His

окон. Камера его может быть и в середке

cell might be at the heart of the building or

здания, и у внешней стены, может быть

against its outer wall; it might be ten floors

под землей на десятом этаже, а может --

below ground, or thirty above it. He moved

на тридцатом над землей. Он мысленно

himself mentally from place to place, and

двигался с места на место -- не

tried to determine by the feeling of his body

подскажет ли тело, где он, высоко над

whether he was perched high in the air or

улицей или погребен в недрах.

buried deep underground.

There was a sound of marching boots

Снаружи послышался мерный топот.

outside. The steel door opened with a clang.

Стальная дверь с лязгом распахнулась.

A young officer, a trim black-uniformed

Браво вошел молодой офицер в ладном

figure who seemed to glitter all over with

черном мундире, весь сияющий кожей, с

polished leather, and whose pale, straight-

бледным правильным лицом, похожим на

featured face was like a wax mask, stepped

восковую маску. Он знаком приказал

smartly through the doorway. He motioned

надзирателям

за

дверью

ввести

to the guards outside to bring in the

арестованного. Спотыкаясь, вошел поэт

prisoner they were leading. The poet

Амплфорт. Дверь с лязгом захлопнулась.

Ampleforth shambled into the cell. The door

clanged shut again.

Ampleforth made one or two uncertain

Поэт неуверенно ткнулся в одну сторону

movements from side to side, as though

и в другую, словно думая, что где-то

having some idea that there was another

будет еще одна дверь, выход, а потом

door to go out of, and then began to wander

стал ходить взад и вперед по камере.

up and down the cell. He had not yet

Уинстона

он

еще

не

заметил.

noticed Winston’s presence. His troubled

Встревоженный взгляд его скользил по

eyes were gazing at the wall about a metre

стене на метр выше головы Уинстона.

above the level of Winston’s head. He was

Амплфорт был разут; из дыр в носках

shoeless; large, dirty toes were sticking out

выглядывали крупные грязные пальцы.

of the holes in his socks. He was also

Он несколько дней не брился. Лицо, до

several days away from a shave. A scrubby

скул заросшее щетиной, приобрело

beard covered his face to the cheekbones,

разбойничий вид, не вязавшийся с его

giving him an air of ruffianism that went

большой

расхлябанной

фигурой

и

oddly with his large weak frame and

нервностью движений.

nervous movements.

Winston roused hirnself a little from his

Уинстон старался стряхнуть оцепенение.

lethargy. He must speak to Ampleforth, and

Он должен поговорить с Амплфортом --

risk the yell from the telescreen. It was even

даже если за этим последует окрик из

conceivable that Ampleforth was the bearer

телекрана. Не исключено, что с

of the razor blade.

Амплфортом прислали бритву.

“Ampleforth,” he said.

-- Амплфорт, -- сказал он.

There was no yell from the telescreen.

Телекран молчал. Амплфорт, слегка

Ampleforth paused, mildly startled. His

опешив,

остановился.

Взгляд

его

eyes focused themselves slowly on Winston.

медленно сфокусировался на Уинстоне.

“Ah, Smith!” he said. “You too!”

-- А-а, Смит! -- сказал он. -- И вы тут!

“What are you in for?”

-- За что вас?

“To tell you the truth --.” He sat down

-- По правде говоря... -- Он неуклюже

awkwardly on the bench opposite Winston.

опустился на скамью напротив Уинстона.

“There is only one offence, is there not?” he

-- Ведь есть только одно преступление?

said.

“And have you committed it?”

-- И вы его совершили?

“Apparently I have.”

-- Очевидно, да.

He put a hand to his forehead and pressed

Он поднес руку ко лбу и сжал пальцами

his temples for a moment, as though trying

виски, словно что-то припоминая.

to remember something.

“These things happen,” he began vaguely. “I

-- Такое случается, -- неуверенно начал

have been able to recall one instance -- a

он. -- Я могу припомнить одно

possible instance. It was an indiscretion,

обстоятельство...

возможное

undoubtedly. We were producing a

обстоятельство. Неосторожность с моей

definitive edition of the poems of Kipling. I

стороны -- это несомненно. Мы готовили

allowed the word ‘God’ to remain at the end

каноническое издание стихов Киплинга.

of a line. I could not help it!” he added

Я оставил

в

конце

строки

слово

almost indignantly, raising his face to look

«молитва». Ничего не мог сделать! --

at Winston. “It was impossible to change

добавил он почти с негодованием и

the line. The rhyme was ‘rod’. Do you

поднял глаза на Уинстона. -- Невозможно

realize that there are only twelve rhymes to

было изменить

строку.

Рифмовалось с

‘rod’ in the entire language? For days I had

«битвой». Вам известно, что с «битвой»

racked my brains. There was no other

рифмуются всего три слова? Ломал

rhyme.”

голову несколько дней. Не было другой

рифмы.

The expression on his face changed. The

Выражение его лица изменилось. Досада

annoyance passed out of it and for a

ушла, и сейчас вид у него был чуть ли не

moment he looked almost pleased. A sort of

довольный. Сквозь грязь и щетину

intellectual warmth, the joy of the pedant

проглянул энтузиазм, радость педанта,

who has found out some useless fact,

откопавшего

какой-то

бесполезный

shone through the dirt and scrubby hair.

фактик.

“Has it ever occurred to you,” he said, “that

-- Вам когда-нибудь приходило в голову,

the whole history of English poetry has

что все развитие нашей поэзии

been determined by the fact that the

определялось бедностью рифм в языке?

English language lacks rhymes?”

No, that particular thought had never

Нет, эта мысль Уинстону никогда не

occurred to Winston. Nor, in the

приходила в голову. И в нынешних

circumstances, did it strike him as very

обстоятельствах она тоже не показалась

important or interesting.

ему особенно интересной и важной.

“Do you know what time of day it is?” he

-- Вы не знаете, который час? -- спросил

said.

он.

Ampleforth looked startled again. “I had

Амплфорт опять опешил. -- Я об атом

hardly thought about it. They arrested me -

как-то

не

задумывался.

Меня

- it could be two days ago -- perhaps three.”

арестовали... дня два назад... или три. --

His eyes flitted round the walls, as though

Он окинул взглядом стены, словно все-

he half expected to find a window

таки надеялся увидеть окно. -- Тут день

somewhere. “There is no difference between

от ночи не отличишь. Не понимаю, как

night and day in this place. I do not see

тут можно определить время.

how one can calculate the time.”

They talked desultorily for some minutes,

Они поговорили бессвязно еще несколько

then, without apparent reason, a yell from

минут, а потом, без всякой видимой

the telescreen bade them be silent. Winston

причины телекран рявкнул на них:

sat quietly, his hands crossed. Ampleforth,

замолчать. Уинстон затих, сложив руки

too large to sit in comfort on the narrow

на колене. Большому Амплфорту было

bench, fidgeted from side to side, clasping

неудобно на узкой скамье, он ерзал,

his lank hands first round one knee, then

сдвигался влево, вправо, обхватывал

round the other. The telescreen barked at

худыми руками то одно колено, то другое.

him to keep still. Time passed. Twenty

Телекран снова рявкнул: сидеть тихо.

minutes, an hour -- it was difficult to judge.

Время шло. Двадцать минут, час --

Once more there was a sound of boots

понять

было

трудно. Снаружи

опять

outside. Winston’s entrails contracted.

затопали башмаки. У Уинстона схватило

Soon, very soon, perhaps in five minutes,

живот. Скоро, очень скоро, может быть,

perhaps now, the tramp of boots would

через пять минут затопают так же, и это

mean that his own turn had come.

будет значить, что настал его черед.

The door opened. The cold-faced young

Открылась дверь. Офицер с безучастным

officer stepped into the cell. With a brief

лицом вошел в камеру. Легким

movement of the hand he indicated

движением руки он показал на

Ampleforth.

Амплфорта.

“Room 101,” he said.

-- В комнату сто один, -- произнес он.

Ampleforth marched clumsily out between

Амплфорт в смутной тревоге и

the guards, his face vaguely perturbed, but

недоумении неуклюже вышел с двумя

uncomprehending.

надзирателями.

What seemed like a long time passed. The

Прошло как будто много времени.

pain in Winston’s belly had revived. His

Уинстона донимала боль в животе. Мысли

mind sagged round and round on the same

снова и снова ползли по одним и тем же

trick, like a ball falling again and again into

предметам, как шарик, все время

the same series of slots. He had only six

застревающий в одних и тех же лунках.

thoughts. The pain in his belly; a piece of

Мыслей у него было шесть. Болит живот;

bread; the blood and the screaming;

кусок хлеба; кровь и вопли; О'Брайен;

O’Brien; Julia; the razor blade. There was

Джулия; бритва. Живот опять схватило:

another spasm in his entrails, the heavy

тяжелый топот башмаков приближался.

boots were approaching. As the door

Дверь распахнулась, и Уинстона обдало

opened, the wave of air that it created

запахом старого пота. В камеру вошел

brought in a powerful smell of cold sweat.

Парсонс. Он был в шортах защитного

Parsons walked into the cell. He was

цвета и в майке.

wearing khaki shorts and a sports-shirt.

This time Winston was startled into self-

От изумления Уинстон забыл обо всем.

forgetfulness.

“You here!” he said.

-- Вы здесь! -- сказал он.

Parsons gave Winston a glance in which

Парсонс бросил на Уинстона взгляд, в

there was neither interest nor surprise, but

котором не было ни интереса, ни

only misery. He began walking jerkily up

удивления, а только пришибленность. Он

and down, evidently unable to keep still.

нервно заходил по камере -- по-

Each time he straightened his pudgy knees

видимому, не мог сидеть спокойно.

it was apparent that they were trembling.

Заметно было, как дрожат его пухлые

His eyes had a wide-open, staring look, as

колени. Широко раскрытые глаза

though he could not prevent himself from

неподвижно смотрели вперед, словно не

gazing at something in the middle distance.

могли оторваться от какого-то предмета

вдалеке.

“What are you in for?” said Winston.

-- За что вас арестовали? -- спросил

Уинстон.

“Thoughtcrime!” said Parsons, almost

-- Мыслепреступление! -- сказал Парсонс,

blubbering. The tone of his voice implied at

чуть не плача. В голосе его слышалось и

once a complete admission of his guilt and

глубокое раскаяние и смешанный с

a sort of incredulous horror that such a

изумлением ужас: неужели это слово

word could be applied to himself. He

относится к нему? Он стал напротив

paused opposite Winston and began eagerly

Уинстона и страстно, умоляюще начал: --

appealing to him: “You don’t think they’ll

Ведь меня не расстреляют, скажите,

shoot me, do you, old chap? They don’t

Смит? У нас же не расстреливают, если

shoot you if you haven’t actually done

ты ничего не сделал... только за мысли, а

anything -- only thoughts, which you can’t

мыслям ведь не прикажешь. Я знаю, там

help? I know they give you a fair hearing.

разберутся, выслушают. В это я твердо

Oh, I trust them for that! They’ll know my

верю. Там же знают, как я старался. Вы-

record, won’t they? You know what kind of

то знаете, что я за человек. Неплохой по-

chap I was. Not a bad chap in my way. Not

своему. Ума, конечно, небольшого, но

“Are you guilty?” said Winston.

-- Вы виноваты? -- спросил Уинстон.

“Of course I’m guilty!” cried Parsons with a

-- Конечно, виноват! -- вскричал Парсонс,

servile glance at the telescreen. “You don’t

подобострастно взглянув на телекран. --

think the Party would arrest an innocent

Неужели

же

партия

арестует

man, do you?” His frog-like face grew

невиноватого, как, по-вашему? -- Его

calmer, and even took on a slightly

лягушачье лицо стало чуть спокойней, и

sanctimonious expression. “Thoughtcrime

на нем даже появилось ханжеское

is a dreadful thing, old man,” he said

выражение. -- Мыслепреступление -- это

sententiously. “It’s insidious. It can get hold

жуткая штука, Смит, -- нравоучительно

of you without your even knowing it. Do

произнес он. -- Коварная. Нападает так,

you know how it got hold of me? In my

что не заметишь. Знаете, как на меня

sleep! Yes, that’s a fact. There I was,

напало? Во сне. Верно вам говорю.

working away, trying to do my bit -- never

Работал вовсю, вносил свою лепту -- и

knew I had any bad stuff in my mind at all.

даже не знал, что в голове у меня есть

And then I started talking in my sleep. Do

какая-то дрянь. А потом стал во сне

you know what they heard me saying?”

разговаривать. Знаете, что от меня

услышали?

He sank his voice, like someone who is

Он понизил голос, как человек,

obliged for medical reasons to utter an

вынужденный

по

медицинским

obscenity.

соображениям

произнести

непристойность:

“‘Down with Big Brother!’ Yes, I said that!

-- Долой Старшего Брата! Вот что я

Said it over and over again, it seems.

говорил. И кажется, много раз. Между

Between you and me, old man, I’m glad

нами, я рад, что меня забрали, пока это

they got me before it went any further. Do

дальше не зашло. Знаете, что я скажу,

you know what I’m going to say to them

когда меня поставят перед трибуналом?

when I go up before the tribunal? ‘Thank

Я скажу: «Спасибо вам. Спасибо, что

you,’ I’m going to say, ‘thank you for saving

спасли меня вовремя».

me before it was too late.’“

“Who denounced you?” said Winston.

-- Кто о вас сообщил? -- спросил Уинстон.

“It was my little daughter,” said Parsons

-- Дочурка, -- со скорбной гордостью

with a sort of doleful pride. “She listened at

ответил Парсонс. -- Подслушивала в

the keyhole. Heard what I was saying, and

замочную скважину. Услышала, что я

nipped off to the patrols the very next day.

говорю, и на другой же день -- шасть к

Pretty smart for a nipper of seven, eh? I

патрулям. Недурно для семилетней

don’t bear her any grudge for it. In fact I’m

пигалицы, а? Я на нее не в обиде.

proud of her. It shows I brought her up in

Наоборот, горжусь. Это показывает, что я

the right spirit, anyway.”

воспитал ее в правильном духе.

He made a few more jerky movements up

Он несколько раз судорожно присел, с

and down, several times, casting a longing

тоской поглядывая на ведро для

glance at the lavatory pan. Then he

экскрементов. И вдруг сдернул шорты.

suddenly ripped down his shorts.

“Excuse me, old man,” he said. “I can’t help

-- Прошу прощения, старина. Не могу

it. It’s the waiting.”

больше. Это от волнения.

He plumped his large posterior into the

Он плюхнулся пышными ягодицами на

lavatory pan. Winston covered his face with

ведро. Уинстон закрыл лицо ладонями.

his hands.

“Smith!” yelled the voice from the

-- Смит! -- рявкнул телекран. --

telescreen. “6079 Smith W! Uncover your

Шестьдесят -- семьдесят девять, Смит У.!

face. No faces covered in the cells.”

Откройте лицо. В камере лицо не

закрывать!

Winston uncovered his face. Parsons used

Уинстон опустил руки. Парсонс обильно и

the lavatory, loudly and abundantly. It then

шумно опростался в ведро. Потом

turned out that the plug was defective and

выяснилось, что крышка подогнана

the cell stank abominably for hours

плохо, и еще несколько часов в камере

afterwards.

стояла ужасная вонь.

Parsons was removed. More prisoners came

Парсонса

забрали.

Таинственно

and went, mysteriously. One, a woman,

появлялись и исчезали все новые

was consigned to “Room 101”, and,

арестанты. Уинстон заметил, как одна

Winston noticed, seemed to shrivel and

женщина, направленная в «комнату 101»,

turn a different colour when she heard the

съежилась и побледнела, услышав эти

words. A time came when, if it had been

слова. Если его привели сюда утром, то

morning when he was brought here, it

сейчас уже была, наверно, вторая

would be afternoon; or if it had been

половина дня; а если привели днем -- то

afternoon, then it would be midnight. There

полночь. В камере осталось шесть

were six prisoners in the cell, men and

арестованных, мужчин и женщин. Все

women. All sat very still. Opposite Winston

сидели очень тихо. Напротив Уинстона

there sat a man with a chinless, toothy face

находился человек с длинными зубами и

exactly like that of some large, harmless

почти без подбородка, похожий на

rodent. His fat, mottled cheeks were so

какого-то большого безобидного грызуна.

pouched at the bottom that it was difficult

Его

толстые

крапчатые

щеки

not to believe that he had little stores of

оттопыривались снизу, и очень трудно

food tucked away there. His pale-grey eyes

было отделаться от ощущения, что у него

flitted timorously from face to face and

там спрятана еда. Светло-серые глаза

turned quickly away again when he caught

пугливо перебегали с одного лица на

anyone’s eye.

другое, а встретив чей-то взгляд, тут же

устремлялись прочь.

The door opened, and another prisoner was

Открылась дверь, и ввели нового

brought in whose appearance sent a

арестанта, при виде которого Уинстон

momentary chill through Winston. He was

похолодел. Это был обыкновенный

a commonplace, mean-looking man who

неприятный

человек,

какой-нибудь

might have been an engineer or technician

инженер или техник. Поразительной была

of some kind. But what was startling was

изможденность

его

лица.

Оно

the emaciation of his face. It was like a

напоминало череп. Из-за худобы рот и

skull. Because of its thinness the mouth

глаза

казались

непропорционально

and eyes looked disproportionately large,

большими, а в глазах будто застыла

and the eyes seemed filled with a

смертельная, неукротимая ненависть к

murderous, unappeasable hatred of

кому-то или чему-то.

somebody or something.

The man sat down on the bench at a little

Новый сел на скамью неподалеку от

distance from Winston. Winston did not

Уинстона. Уинстон больше не смотрел на

look at him again, but the tormented, skull-

него, но измученное лицо-череп так и

like face was as vivid in his mind as though

стояло перед глазами. Он вдруг

it had been straight in front of his eyes.

сообразил, в чем дело. Человек умирал от

Suddenly he realized what was the matter.

голода. Эта мысль, по-видимому, пришла

The man was dying of starvation. The same

в голову всем обитателям камеры почти

thought seemed to occur almost

одновременно.

На

всей

скамье

simultaneously to everyone in the cell.

произошло легкое движение. Человек без

There was a very faint stirring all the way

подбородка то и дело поглядывал на

round the bench. The eyes of the chinless

лицо-череп, виновато отводил взгляд и

man kept flitting towards the skull-faced

снова смотрел, как будто это лицо

man, then turning guiltily away, then being

притягивало его неудержимо. Он начал

dragged back by an irresistible attraction.

ерзать.

Наконец

встал, вперевалку

Presently he began to fidget on his seat. At

подошел к скамье напротив, залез в

last he stood up, waddled clumsily across

карман

комбинезона и

смущенно

the cell, dug down into the pocket of his

протянул человеку-черепу грязный кусок

overalls, and, with an abashed air, held out

хлеба.

a grimy piece of bread to the skull-faced

man.

There was a furious, deafening roar from

Телекран

загремел

яростно,

the telescreen. The chinless man jumped in

оглушительно. Человек без подбородка

his tracks. The skull-faced man had quickly

вздрогнул всем телом. Человек-череп

thrust his hands behind his back, as

отдернул руки и спрятал за спину, как бы

though demonstrating to all the world that

показывая всему свету, что не принял

he refused the gift.

дар.

“Bumstead!” roared the voice. “2713

-- Бамстед! -- прогремело из телекрана, --

Bumstead J! Let fall that piece of bread!”

Двадцать семь -- тридцать один, Бамстед

Д.! Бросьте хлеб!

The chinless man dropped the piece of

Человек без подбородка уронил хлеб на

bread on the floor.

пол.

The chinless man obeyed. His large pouchy

Человек без подбородка подчинился. Его

cheeks were quivering uncontrollably. The

одутловатые щеки заметно дрожали. С

door clanged open. As the young officer

лязгом распахнулась дверь. Молодой

entered and stepped aside, there emerged

офицер вошел и отступил в сторону, а из-

from behind him a short stumpy guard

за его спины появился коренастый

with enormous arms and shoulders. He

надзиратель с могучими руками и

took his stand opposite the chinless man,

плечами. Он стал против арестованного и

and then, at a signal from the officer, let

по

знаку

офицера

нанес

ему

free a frightful blow, with all the weight of

сокрушительный удар в зубы, вложив в

his body behind it, full in the chinless

этот удар весь свой вес. Арестованного

man’s mouth. The force of it seemed almost

будто подбросило в воздух. Он отлетел к

to knock him clear of the floor. His body

противоположной стене и свалился у

was flung across the cell and fetched up

ведра. Он лежал там, оглушенный, а изо

against the base of the lavatory seat. For a

рта и носа у него текла темная кровь.

moment he lay as though stunned, with

Потом он стал не то повизгивать, не то

dark blood oozing from his mouth and

хныкать, как бы еще в беспамятстве.

nose. A very faint whimpering or squeaking,

Потом перевернулся на живот и

which seemed unconscious, came out of

неуверенно встал на четвереньки. Изо

him. Then he rolled over and raised himself

рта со слюной и кровью вывалились две

unsteadily on hands and knees. Amid a

половинки зубного протеза.

stream of blood and saliva, the two halves

of a dental plate fell out of his mouth.

The prisoners sat very still, their hands

Арестованные сидели очень тихо, сложив

crossed on their knees. The chinless man

руки на коленях. Человек без подбородка

climbed back into his place. Down one side

забрался на свое место. Одна сторона

of his face the flesh was darkening. His

лица у него уже темнела. Рот распух,

mouth had swollen into a shapeless cherry-

превратившись

в

бесформенную,

coloured mass with a black hole in the

вишневого цвета массу с черной дырой

middle of it.

посередине.

From time to time a little blood dripped on

Время от времени на грудь его

to the breast of his overalls. His grey eyes

комбинезона падала капля крови. Его

still flitted from face to face, more guiltily

серые глаза опять перебегали с лица на

than ever, as though he were trying to

лицо, только еще более виновато, словно

discover how much the others despised him

он пытался понять, насколько презирают

for his humiliation.

его остальные за это унижение.

The door opened. With a small gesture the

Дверь

открылась. Легким

движением

officer indicated the skull-faced man.

руки офицер показал на человека-черепа.

“Room 101,” he said.

-- В комнату сто один, -- распорядился

он.

“Comrade! Officer!” he cried. “You don’t

-- Товарищ! Офицер! -- заголосил он. --

have to take me to that place! Haven’t I told

Не отправляйте меня туда! Разве я не все

you everything already? What else is it you

вам рассказал? Что еще вы хотите

want to know? There’s nothing I wouldn’t

узнать? Я во всем признаюсь, что вам

confess, nothing! Just tell me what it is and

надо, во всем! Только скажите, в чем, и я

I’ll confess straight off. Write it down and

сразу признаюсь. Напишите -- я

I’ll sign it -- anything! Not room 101!”

подпишу... что угодно! Только не в

комнату сто один!

“Room 101,” said the officer.

-- В комнату сто один, -- сказал офицер.

The man’s face, already very pale, turned a

Лицо арестанта, и без того бледное,

colour Winston would not have believed

окрасилось в такой цвет, который

possible. It was definitely, unmistakably, a

Уинстону до сих пор представлялся

shade of green.

невозможным.

Оно

приобрело

отчетливый зеленый оттенок.

“Do anything to me!” he yelled. “You’ve

-- Делайте со мной что угодно! -- вопил

been starving me for weeks. Finish it off

он. -- Вы неделями морили меня голодом.

and let me die. Shoot me. Hang me.

Доведите дело до конца, дайте умереть.

Sentence me to twenty-five years. Is there

Расстреляйте меня. Повесьте. Посадите

somebody else you want me to give away?

на двадцать пять лет. Кого еще я должен

Just say who it is and I’ll tell you anything

выдать? Только назовите, я скажу все,

you want. I don’t care who it is or what you

что вам надо. Мне все равно, кто он и что

do to them. I’ve got a wife and three

вы с ним сделаете. У меня жена и трое

children. The biggest of them isn’t six years

детей. Старшему шести не исполнилось.

old. You can take the whole lot of them and

Заберите их всех, перережьте им глотки у

cut their throats in front of my eyes, and I’ll

меня на глазах -- я буду стоять и

stand by and watch it. But not Room 101!”

смотреть. Только не в комнату сто один!

“Room 101,” said the officer.

-- В комнату сто один, -- сказал офицер.

The man looked frantically round at the

Безумным взглядом человек окинул

other prisoners, as though with some idea

остальных арестантов, словно задумав

that he could put another victim in his own

подсунуть вместо себя другую жертву.

place. His eyes settled on the smashed face

Глаза его остановились на разбитом лица

of the chinless man. He flung out a lean

без подбородка. Он вскинул исхудалую

arm.

руку.

“That’s the one you ought to be taking, not

-- Вам не меня, а вот кого надо взять! --

me!” he shouted. “You didn’t hear what he

крикнул он. -- Вы не слышали, что он

was saying after they bashed his face. Give

говорил, когда ему разбили лицо. Я все

me a chance and I’ll tell you every word of

вам перескажу слово в слово, разрешите.

it. He’s the one that’s against the Party, not

Это он против партии, а не я. -- К нему

me.” The guards stepped forward. The

шагнули надзиратели. Его голос взвился

man’s voice rose to a shriek. “You didn’t

до визга. -- Вы его не слышали! Телекран

hear him!” he repeated. “Something went

не сработал. Вот кто вам нужен. Его

wrong with the telescreen. He’s the one you

берите, не меня!

want. Take him, not me!”

supported the bench. He had set up a

без слов. Надзиратели схватили его,

wordless howling, like an animal. The

хотели оторвать от ножки, но он цеплялся

guards took hold of him to wrench him

за нее с поразительной силой. Они

loose, but he clung on with astonishing

пытались оторвать его секунд двадцать.

strength. For perhaps twenty seconds they

Арестованные сидели тихо, сложив руки

were hauling at him. The prisoners sat

на коленях, и глядели прямо перед собой.

quiet, their hands crossed on their knees,

Вой смолк; сил у человека осталось только

looking straight in front of them. The

на то, чтобы цепляться. Потом раздался

howling stopped; the man had no breath

совсем другой крик. Ударом башмака

left for anything except hanging on. Then

надзиратель сломал ему пальцы. Потом

there was a different kind of cry. A kick

вдвоем они подняли его на ноги.

from a guard’s boot had broken the fingers

of one of his hands. They dragged him to

his feet.

“Room 101,” said the officer.

-- В комнату сто один, -- сказал офицер.

The man was led out, walking unsteadily,

Арестованного вывели: он больше не

with head sunken, nursing his crushed

противился и шел еле-еле, повесив голову

hand, all the fight had gone out of him.

и поддерживая изувеченную руку.

A long time passed. If it had been midnight

Прошло много времени. Если человека с

when the skull-faced man was taken away,

лицом-черепом увели ночью, то сейчас

it was morning: if morning, it was

было утро; если увели утром -- значит,

afternoon. Winston was alone, and had

приближался вечер. Уинстон был один,

been alone for hours. The pain of sitting on

уже несколько часов был один. От

the narrow bench was such that often he

сидения на узкой скамье иногда

got up and walked about, unreproved by

начиналась такая боль, что он вставал и

the telescreen. The piece of bread still lay

ходил по камере, и телекран не кричал на

where the chinless man had dropped it. At

него. Кусок хлеба до сих пор лежал там,

the beginning it needed a hard effort not to

где его уронил человек без подбородка.

look at it, but presently hunger gave way to

Вначале было очень трудно не смотреть

thirst. His mouth was sticky and evil-

на хлеб, но в конце концов голод

tasting. The humming sound and the

оттеснила жажда. Во рту было липко и

unvarying white light induced a sort of

противно. Из-за гудения и ровного белого

faintness, an empty feeling inside his head.

света он чувствовал дурноту, какую-то

He would get up because the ache in his

пустоту в голове. Он вставал, когда боль в

bones was no longer bearable, and then

костях от неудобной лавки становилась

would sit down again almost at once

невыносимой, и почти сразу снова

because he was too dizzy to make sure of

садился, потому что кружилась голова и

staying on his feet. Whenever his physical

он боялся упасть. Стоило ему более или

sensations were a little under control the

менее отвлечься от чисто физических

terror returned. Sometimes with a fading

неприятностей, как возвращался ужас.

hope he thought of O’Brien and the razor

Иногда, со слабеющей надеждой, он

blade. It was thinkable that the razor blade

думал о бритве и О'Брайене. Он допускал

might arrive concealed in his food, if he

мысль, что бритву могут передать в еде,

were ever fed. More dimly he thought of

если ему вообще дадут есть. О Джулии он

Julia. Somewhere or other she was

думал более смутно. Так или иначе, она

suffering perhaps far worse than he. She

страдает и, может быть, больше его.

might be screaming with pain at this

Может быть, в эту секунду она кричит от

moment. He thought: “If I could save Julia

боли. Он подумал: «Если бы я мог спасти

by doubling my own pain, would I do it?

Джулию, удвоив собственные мучения,

Yes, I would.” But that was merely an

согласился бы я на это? Да, согласился

intellectual decision, taken because he

бы». Но решение это было чисто

knew that he ought to take it. He did not

умственное и принято потому, что он

feel it. In this place you could not feel

считал нужным его принять. Он его не

anything, except pain and foreknowledge of

чувствовал. В таком месте чувств не

pain. Besides, was it possible, when you

остается, есть только боль и предчувствие

were actually suffering it, to wish for any

боли. Да и возможно ли, испытывая боль,