ЭНЦИКЛОПЕДИЯ УПШ

иным образом понял тогда смысл высказываний «жизнь в слове» и «служение литературе». Ранее они мне казались лживыми, пафосными и очень соответствующими образу совписов. А оказалось всё совсем не так. В слове действительно можно жить. А если хочешь написать нечто действи­ тельно непостыдное, только так и возможно. Тут больше многих объяснила мне Ира Каренина.

Кроме того, поменял работу. Позвали началь­ ником отдела на одно из предприятий, располо­ женных в отдалённом районе Перми, в Закамске. Вроде бы ерунда: подумаешь, стал на работу до­ бираться не по часу, а по полтора. Но оказалось – важный момент. Там, в Закамске, много лет назад была первая наша квартира. Жили три года, по­ том поменялись ближе к центру. И возвращение это, прогулки по локациям закончившейся к тому времени молодости, помогли.

Познакомился с Юрием Беликовым. Опятьтаки благодаря Оле Роленгоф – на презентации её книжки. За выпивкою Юрий Александрович спросил насчёт того, пишу ли я. Сознался, отпра­ вил стишат. Через месяц он сам звонит: «Андрей, купи газету «Труд-7», много интересного уви­ дишь». Так что первая моя публикация, наверное, навсегда останется и самой тиражной: газета с ру­ брикой «Приют неизвестных поэтов» выходила в количестве 650 000 экземпляров.

Ав Живом Журнале мои опусы нашёл Лёша Александров, редактор отдела поэзии журнала «Волга». И тоже взял подборку. Понемногу нала­ дились какие-то организационные дела в Перми

– поездив в тех же 2006–2007 годах по фестива­ лям, где организаторами были Василий Чепелев, Арсений Гончуков, Саша Петрушкин и другие не менее замечательные личности, решил сделать в своём городе подобное. Впрочем, о литературной жизни Перми двухтысячных годов в полной вер­ сии этой энциклопедии будет отдельная глава. Хотя уже тут скажу: ничего б не получилось без арт-группы «А-Либитум», состоявшей из Светы Домрачевой и Рустама Паймурзина. Я ж ни зала арендовать не умел, ни денег с городской админи­ страции испросить.

И о товариществе поэтов «Сибирский тракт» тоже отдельная глава будет. Хотя как это наше Товарищество отделить от литературной жизни города Перми тогдашних недавних времён, — не знаю. В общем, 2007–2008 года прошли интерес­ но: стихов было много и славных знакомств тоже.

Апотом пришлось уезжать.

Переезд в Подмосковье никак не был связан с ли­ тературой. Более того, в Перми б в этом плане жи­ лось не в пример удобнее. Но удалось накопить много долгов. Обычных таких долгов, не мораль­ ных, а финансовых. Жизнь опять стала тяжело­ ватой в материальном плане. А тут предложили работу с оплатой, казавшейся достойной. Особо и не думал. Хотя жаль, конечно, было уезжать.

Андрей Пермяков 271

Морально при переезде очень помог Олег Дозмо­ ров.Объяснилмногопроместныенравыиобычаи. Ни малейшей враждебности я, кстати, в Москве не заметил. Во всяком случае, на Урале межлич­ ностные отношения, кажется, куда жёстче. Олег потом ещё помогал, только он об этом не знал: я, когда приходил домой пьяным, отвечал честно: «Выпили с Дозморовым бутылку на двоих». Так продолжалось, пока Олег в гости не приехал, и все увидели, что он спиртного совсем не пьет.

Кстати, чтоб два раза не вставать: ничего хоро­ шего в алкоголе не вижу. Вот ни пьяный, ни с похмелья ни одного хотя бы среднего стишка не написал, ничего умного не сотворил. А гадостей и глупостей — сотни. Иногда почти ужасного свойства. Сломал, например, ключицу очень хо­ рошему пермскому прозаику Алексею Черепано­ ву. Стыдно. Впрочем, это уже совсем другая тема, отдельная.

В Москве, едва ли не на следующий день по при­ езде, был отведён поэтом Сергеем Шабуцким на семинар Леонида Костюкова. До этого учился стихописанию исключительно контрабандой, подворовывая у классиков и современников, а тут, в возрасте тридцати шести годиков, полу­ чил весьма полезный опыт некоего регулярного процесса. И не в плане «вот это слово поменять надо на вот это», а действительно ценных знаний о ценных вещах. Сразу стал писать гораздо хуже: неизбежный момент при столкновении собствен­ ного опыта с новой информацией. Да и город был чужим.

Спасло, опять-таки, возвращение. На сей раз – из столицы в Россию. Москва удобно расположена в транспортном отношении: с вечера пятницы мож­ но уехать автостопом куда-нибудь за полтысячи километров, погостить там, а к утру понедельни­ ка вернуться. Кроме того, работа у меня связана с вредными условиями, оттого отпуск длинный. В 2009 г. написал прозаическую книжку «Десятая часть года» – ровно тридцать шесть с половиной дней катался тогда по стране. Автостоп, кстати, за последние двадцать лет сделался не в пример лег­ че. Машин больше, подбирают охотнее.

И ещё понравилось критику писать. Всё равно, даже при самом внимательном чтении, не смо­ жешь понять автора так, как поймёшь, когда за­ хочешь о нём сказать нечто вразумительное. О будущем загадывать не хочу. Бессмысленно это. Вот кто знал, например, что у меня ребёнок за­ болеет? Он уже почти взрослый вырос, а теперь заболел. Всерьёз и, кажется, надолго. Так что ни­ чего конкретного не планирую. Ну, может быть, в относительно дальнем будущем – возвращение. Не обязательно на Урал, возможно, на Волгу куда-нибудь, там тоже красиво.

Ещё роман хочу написать. И книжку поэтиче­ скую издать когда-нибудь. А больше планов нет. Бесполезное это дело, планы.

Петрушкин Александр Александрович родился в 1972 г. в городе Озёрске Челябинской области. Жил в Челябинске. Публиковался в журналах «Урал», «Транзит-Урал», «Крещатик», «Ураль­ скаяновь»,«Уральскийследопыт»,«Деньиночь», «Аврора», «Нева», «Дети Ра», «Воздух», «Знамя», «Text only», «Топос», «Полутона», «Футурумарт», «Зинзивер», «Волга», «Волга–XXI век», «Новые облака». Лауреат литературной премии «ЛитератуРРентген» в номинации «Фиксаж» (лучший нестоличный издатель поэзии). Лауреат премий журналов «Дети Ра», «Зинзивер». Кура­ тор проектов культурной программы «Антоло­ гия». Куратор евразийского журнального портала «Мегалит». Автор 10 сборников стихотворений, среди которых: «Оборотень» (Челябинск, 1998, 100 экз.), «Улитка дыхания» (Челябинск, 1999, 200 экз.), «Флейта Искариота» (Челябинск, 2002, 400 экз.), «Кыштым» (Челябинск, 2008, 400 экз.) «Маргиналии» (Кыштым, 2011, 1000 экз.) и др. Участник АСУП-2,3. Муж поэтессы Н. Косола­ повой. Живёт в Кыштыме.

Филологическая маркировка стихов А.П.

Традиции, направления, течения: модернизм,

сюрреализм, обэриуты, постмодернизм, метареа­ лизм (метаметафоризм), постконцептуализм.

Основные имена влияния, переклички: И. Брод­ ский, И. Холин, Я. Сатуновский, В. Кальпиди, А. Санников, Р. Тягунов, Е. Туренко.

Основные формальные приемы, используемые автором: метафорические сюжеты, эклектизм, интертекстуальность, пародия, деконструкция, метатекст, абсурдизм, имитация спонтанной речи, аграмматизм, полифонизм.

Сквозные сюжеты, темы, мотивы, образы:

Урал, флора и фауна, одиночество, дети, стихия воды, снег, небо, бог, ангелы, язык, речь, тишина, немота, поэт, поэзия.

Творческая стратегия: деструктивная гармо­ ния, преодоление хаоса и космоса одновременно.

Автобиография

(То, про что не получилось умолчать)

Никогда не умел писать свою биографию и сей­ час, перечитывая текст, расположенный ниже, в полной мере ощущаю его корявость, – за что и прошу меня извинить. Просто многое из остав­ ленного позади уже совсем не важно для меня, чтобы это записывать, а многое ещё слишком важно. По этим причинам я очень постарался многое оставить за полями данных записок.

Я родился 6 сентября 1972 года в роддоме ЧТПЗ

всемье молодых, и тогда ещё стремившихся к интеллигентности, девушки и юноши (как это ни странно). Моя мать – Надежда Петровна (в деви­ честве Улинкина) тогда училась в мединституте и работала в аптеке фармацевтом, а отец – плавил сталь на ЧМЗ и учился на инженера в ЧПИ. Та­ кая типичная советская молодая семья.

Первая книга, которую я прочел, а точнее услы­ шал, и долго еще потом слушал – был «Малень­ кий принц» Экзюпери.

Первое более-менее осознанное воспоминание о детстве относится уже к Озёрску (Челябинску65 или «Сороковке»), к семье моей матери – деду Петру Ивановичу Улинкину и бабушке Антони­ не Алексеевне. Вообще надо сказать, что касается семьи и ее происхождения, очень многое относит­ ся к области мифологии и предположений – по­ скольку многие вещи не было принято говорить громко в советской стране. Так, со слов моего дед, его мать Александра Семеновна происходила из семьи священника Свято-Никольской церкви г. Верхнеуральск и обедневших дворян, а со слов Антонины Алексеевны – ее родители, она и еще 11 братьев и сестер были раскулачены в Вологод­ ской области в 1934 году и отправлены поездом под Копейск. Из двенадцати детей доехали четве­ ро. Но и эти предания кажутся не столь мифоло­ гичными рядом с генеалогией отца – со слов его матери Софьи Ивановны, озвученных ею лишь

в1987 году, она родом из семьи графа Билибина

Бабушка, Антонина Алексеевна

(того самого, который вел переговоры с Наполео­ ном)* и Жемчуговых, которые какой-то стороной приходятся родственниками Прасковье Жем­ чуговой (балерине, жене графа Шереметева)**. Правдива ли вся эта семейная история или нет, уже никто и никогда не сможет сказать. Но бу­ дем считать, что это правда. За неимением дока­ зательств мы вправе верить в неё и строить свою биографию, исходя из внутренней убежденности, что необходимо не подвести своих предков и не жаловаться на то, как складывается судьба.

Итак, с 1974 по 1978 (или это был 1979?) годы я жил в семье деда, а мать и отец получали свое об­ разование. Как это было? Шесть дней в неделю я находился в круглосуточном детском саду, а по четвергам меня забирал к себе дед. С тех пор са­ мая любимая моя еда – это блюдо из детства: два больших куска белого хлеба, на каждом из них – толстый кусок колбасы, хреновина или чеснок,

ивсе это запить холодной водой из-под крана. А еще желательно книгу Конан Дойля или журнал. В доме у бабушки и дедушки всегда выписыва­ ли журналы «Юность», «Юный натуралист» и «Человек и закон». Мало того, что выписывали,

– еще и читали. Соответственно, и я начал читать рано. Чаще всего Малую детскую энциклопедию

икиплинговского «Маугли». А еще Надежда Пе­ тровна, чтобы развивать мою память, задавала выучить какое-либо стихотворение – так что лет в пять я наизусть читал «Бородино». К восьмому классу довольно-таки неплохо знал большие от­ рывки из «Онегина». Наверное, поэтому сейчас я предпочитаю читать стихи с листа.

В школу меня отправили в шесть лет. Учиться было не слишком сложно, но поскольку многое давалось легко, – лень стала одной из моих основ­

Александр Петрушкин 273

ных черт на тот период. Получалось так, что сна­ чала я «запускал» учёбу, затем в школу вызывали мать или отца, они приходили домой, задавали хорошую трепку, после этого я «собирался» и – не напрягаясь – в течение нескольких недель вполне всё нагонял. Ко всему прочему меня записали в огромное количество разных секций и кружков (из которых большую часть времени занимали секция плавания и кружок рисования). Рисовать я так и не научился, а плавать – вполне.

Еще помню, как в пятом классе школы наш учи­ тель литературы Ольга Андреевна Иванова за­ дала на дом выучить стихотворение Лермонто­ ва. Поскольку мать всегда предпочитала ставить передо мной сверхзадачи, я не стал ни «Тучку» учить, ни повторять «Бородино», а с огромны­ ми усилиями зазубрил «На смерть гладиатора». Ну вот, выхожу я, читаю (наверное, даже без за­ пинки). И в финале вижу, что эта самая Ивано­ ва ставит мне пару. Спрашиваю: «Отчего так?» И она выдает мне феноменальное: «Потому что это – Пушкин!». Я беру книгу из «Библиотеки мировой культуры», возвращаюсь к учительско­ му столу, кладу книгу перед ней, но толку ноль, «мадам» остаётся при своем мнении. После чего я почти уверился, что все учителя – идиоты (а осо­ бенно те, что преподают литературу). Ну и фиг с ней, с этой литературой, потому что пришло вре­ мя окончания восьмого класса и время первой точки удачи.

Удача состояла в том, что я поступил в Кыштым­

Дед, Петр Иванович Улинкин

274 Александр Петрушкин

А.П., Александра Семеновна Улинкина и мама, Надежда Петровна, 1982 г.

ское медицинское училище, и в то же самое время в этом заведении стала преподавать литературу Наталья Николаевна Босомыкина. Учила она не­ стандартно (то ли от того, что на дворе уже была «перестройка-ля-ля-ля», то ли от того, что не так давно закончила институт и еще не устала от бес­ конечных тупых голов). Её уроки заставляли нас искать нестандартные точки для взгляда на то, что было уже «правильно записано» и упорядо­ чено в ранге современной критикой. Это вполне соответствовало моей, наверное, все же врожден­ ной неправильности (или неадекватности) – и отношения с литературой изменились от горячей нелюбви на противоположность.

И вот на первом курсе училища я написал не­ что стихоподобное, после этого – так как привык подвергать сомнению всё вокруг – засомневался и в себе, и приступил наконец-то к осознанному чтению = сравниванию своего представления о поэзии с тем, чем поэзия, собственно, является. Это по внимательному чтению оказалось совсем не одно и то же. Особенно когда в мои руки (с дедовской полки) попал очередной номер «Юно­ сти» с выпуском «Испытательного стенда» от Ковальджи. Так я познакомился с Кальпиди. Но намного большее воздействие на меня тогда ока­ зали Жданов и Парщиков (были еще Искренко, Пригов, который меня ни тогда, ни после не за­ хватывал, не интересовал и не интересует, Друк и еще много кто).

Почему Кальпиди меня тогда не впечатлил? Вопервых, как я выяснил много позже, «Юность» опубликовала у В.К. не стихотворение, а отрывок из него – видимо, уже тогда Москва и Урал мыс­ лили с разными скоростями, и то, что уральскому поэту было необходимо в тексте, для москалей было непонятно. Возможно, это восьмистишье было вообще принято для публикации как эк­ зотическая/этнографическая добавка к экзоти­

ческому блюду. Опубликовано не от того, что поняли или попытались понять, а потому как не­ обходим был абориген для видимости, что это не столичный проект, что и в глухой УралоСибири пишется нечто этакое. Как мне кажется, во взаи­ моотношениях метрополии и колоний ничего не изменилось и поныне.

Тогда пришло понимание, как я бы хотел писать, и понимание, что так писать я никогда не смогу. И в этом была моя удача. Непреодолимое/не­ возможное/непосильное всегда притягательно для меня – вроде маяка: надо двигаться именно в эту сторону. И я продолжил читать – благо тогда количество публикаций и книг стало превышать временные возможности для чтения. Открывался Серебряный век, неизвестный век неподцензур­ ной литературы (оговорка: неизвестный для 17летнего пацана из небольшого моногорода).

Из побочных событий того времени – первая девушка Света Антипина и первая любовь Ири­ на Филина (впоследствии моя вторая жена ока­ жется поразительно и анатомически, и психоло­ гически похожа на неё). Первая бутылка водки, выпитая в соседнем дворе, и первая выкуренная пачка «Беломора». В 17 лет поддался очарованию национальной идеологии и в результате манипу­ ляций соседа попал в поле зрения специальных органов. Только чудом (матерью) был «отмазан» от реального срока за чуть ли не попытку созда­ ния антисоветской организации, в результате чего эти товарищи обязали меня вступить в ком­ сомол. Я вступил, и ВЛКСМ через шесть месяцев не стало.

Затем училище неожиданно закончилось, и я устроился на работу. 1991 год. По распределению мне выпало служить на станции Кыштымской скорой помощи, где я проработал 3 месяца и сбе­ жал – во-первых, еще очень и очень не хотелось работать кем-либо, кроме дворника/сторожа, во-вторых, мать очень нуждалась, чтоб ее сын по­ лучил высшее образование. Сыну очень хотелось поступить в Литинститут – и, узнав, что с вузов­ скими корочками это сделать проще, я поступил в институт культуры. А пока поступал, – позна­ комился со своей первой женой Лилией Лейбо­ вич, через 3 дня сделал предложение, через месяц мы сыграли «еврейскую свадьбу», через 2 месяца снова стали жить в разных квартирах, через 6 ме­ сяцев поставили штампы о разводе и пошли вме­ сте кушать мороженое, купленное в киоске около кинотеатра Пушкина. Та легкость, с которой это было проделано, стала в некоторой степени при­ чиной разрыва между мной и матерью. С моей стороны разрыв длился до прошлого года (о чем я скажу в финале биографии), со стороны Надеж­ ды Петровны – разрыв продолжается и поныне, но хочется верить, что когда-нибудь завершится.

Последующие семь лет были проведены мной довольно-таки бестолково – в переездах с места на место, бесконечных заселениях в общежития или съемные квартиры. В попытках стать хоть каким-то более или менее приличным мужем для своей второй жены Ирины Михайловны Потапо­ вой и не самым плохим отцом для старших детей

–Татьяны (родилась в 1995-м) и Никиты (родил­ ся в 1998-м). Очень странно, но всякий раз перед тем, как каждому из них предстояло появиться на свет, в стране нашей случалась какая-нибудь фигня. И жить со мной становилось не слишком легко. Как правило, по финансовым причинам. В 1998 году Ирина заставила меня пойти и издать первую книгу – «Оборотень». Сейчас мне, как и положено, стыдно за этот сборник стихотворе­ ний. Впрочем, как и за все последующие. Навер­ ное, так и должно быть. То есть, мне кажется, как только ты достигаешь идиотичной уверенности, что хотя бы один текст у тебя получился, – надо уходить из поэзии или литературы на какуюнибудь стройку века. Потому что в конечном итоге поэзия – не искусство достижений, а путь обретения своего языка. И завершением этой тро­ пы может быть только молчание. Но книга была издана – и на следующий день, к счастью, ничего не произошло.

Далее было 29 июля 1999 года – в этот день я по­ знакомился с первым человеком, который начал вводить меня в современную литературу, Ниной Ягодинцевой. Работали мы с Ниной Алексан­ дровной довольно-таки плотно – она пыталась из меня сделать внятного (в её понимании) поэта, а я тем временем двигался совсем в другую сторо­ ну. Тем не менее, многие проекты мы создавали вместе – часть из них осталась моими, другие были взяты ею в свое ведение. О них я, пожалуй, не сильно жалею (все, что я мог сделать в рамках психотерапевтической резервации «литератур­ ной мастерской» – я сделал, и самое главное, обу­ чился некоторым технологиям, которые помогли мне в будущем осуществить свои независимые проекты).

В том же году познакомился с Димой Кондра­ шовым, который, помимо того, что обучал меня «правильной» технике написания стиха, очень много времени отдал моему культпросвету. На­ чиная с 2001 года, мы с ним прогуливались почти каждый вечер по улице Ловина, где находилась последняя моя съемная квартира, и говорили: он

–о бабах и политике, я – про литературу. К тому же времени относится мой последний трехлет­ ний бизнес-опыт по продаже гитар. Не скажу, что я много заработал, но зато смог позволить себе издать поэтов, которые сами вряд ли когда ре­ шились бы на издание своих книг. Именно тогда была запущена в производство поэтическая серия

Александр Петрушкин 275

Наталья Николаевна Босомыкина

«24 страницы современной классики». Исключи­ тельно из-за моего каприза иметь некоторые кни­ ги на своей книжной полке.

В 2003 году Ирина решила, что жить со мной в браке – это слишком мрачно. Мистически это решение совпало с некоторыми проблемами в бизнесе, и только спустя два года, в 2005-м, наша совместная жизнь закончилась. Тем временем в октябре 2003-го совместно с Ниной Ягодинце­ вой и Натальей Деревягиной мы провели пер­ вый поэтический фестиваль «Урал-Транзит». За шесть месяцев до этого я и компания начали из­ дание газеты «Транзит-Урал», затем в 2004 году

Отец, Александр Викторович Петрушкин

276 Александр Петрушкин

А.П. с женой, Н. Косолаповой, 2007 г.

Олег Синицын помог перевести это, в общем-то, самиздатовское издание, на более солидный уро­ вень – и до 2009 года газета выходила уже как журнал. Сейчас этот журнал выходит нерегуляр­ но в электронном виде.

В2005 году на Каслинских литературных чте­ ниях Маргарита Еременко познакомила меня с моей нынешней (очень сильно рассчитываю, что последней) супругой Натальей Косолаповой, и в феврале 2006 года я переехал на ПМЖ в Кыш­ тым, где и проживаю поныне вместе с приемной дочерью Аленой и младшими детьми Аполлина­ рией (родилась 4 года назад) и Ярославом (ро­ дился 2 года назад). Старшие дети также перио­ дически приезжают в гости, что не может меня не радовать.

Вобщем-то, можно, конечно, еще долго перечис­ лять карьерные достижения в области литерату­ ры, но эти, имеющие мало отношения к собствен­ но моей жизни «скрижали почёта», и так вполне доступны в интернете, и если кому-то действи­ тельно любопытно (сомневаюсь, что таких мно­ го), – можно легко «выгуглить».

Мне же намного интереснее сейчас, что я за по­

следние 5–6 лет смог перезнакомиться с людьми, которые в конце прошлого века были для меня легендами, и – смею надеяться – мы стали дру­ зьями. Например, с Андреем Санниковым, Же­ ней Туренко.

Интересно, что из абсолютно сумасшедшей идеи

– создать альтернативу ЖЗ – получился портал «Мегалит», который развивается настолько уско­ ренно, что мне, может, и хотелось бы, чтобы все двигалось помедленнее, т.к. обслуживание порта­ ла осуществляется только мной, а это все же за­ тратно.

Крайне важно, что в прошлом году, когда умер дед Петр Иванович, я внутри себя перестал про­ живать этот бесконечный конфликт с матерью.

Важно, что стихи перестали быть предметом тщеславия и пишутся от того, что иногда хочется именно так говорить.

Важно, что есть дом, в котором я все-таки когданибудь умру. А рядом с домом – своя земля, а на этой земле растут картошка, капуста, огурцы. Что этой весной я посадил у себя под окном три розы, и одна из них прижилась. Так что, когда в сентябре этого года мне исполнится сорок лет, – я буду, как и в июле, августе и в другие месяцы своей кыштымской жизни, счастлив. Потому что о многом смог умолчать в этих наспех набросан­ ных записках.

2 июля 2012 года

______________________________________

* Данный факт исторически недостоверен.

** Если автор имеет ввиду Прасковью Жемчугову (на­ стоящая фамилия Ковалева), то она была не балерина, а певица (см. Энциклопедический словарь).

278 Андрей Подушкин

А.П. с участниками группы «Среда», 1995 г.

Нахрапистые уголовнички… Рослось мне весело и вольготно.

Столкновения личности, взросление и всевоз­ можные радужные перспективы. Под бдитель­ ным контролем пионерской дружины и заботли­ вой детской комнаты милиции.

Мне стать хотелось мореманом, Индейцем, гуру, атаманом, Конкистадором, флибустьером, Бродягою, эротоманом, Гагариным и Магелланом.

Или героем-пионером.

Но более того – мне хотелось (уже тогда, просто

яэтого еще четко не осознавал) стать Андреем Подушкиным. Нисколько не блефуя и самую малость забегая вперед, спешу вас заверить, что именно им – Андреем Подушкиным – с годами

яи стал.

Первые стихотворные формы, пробудившие во мне тягу к словотворчеству, – матерные частуш­ ки (про «шёл я лесом – видел беса…», про «нет резинки от трусов…», про «вышел заяц на крыль­ цо…»). И, конечно же, стилизации под «блатняк»

– «Гоп со смыком», «Ах, Одесса», «Стоял я раз на стрёме» и т.п. Благо, что мой папа, шофёр, ве­ сельчак (всё относительно) и выпивоха, тяготел к блатфольклору (и не только во хмелю).

Во дворах и детсадах подобные шедевры (рус­ ские народные, блатные хороводные) шли на ура и ценились куда выше, чем Чукок-Маршак- Бартовщина (к Бартовщине мы только подобра­ лись). Потом, уже в отрочестве, всплыли Галич и Высоцкий, Есенин и Маяковский, Евтушенко (с ним – Рождественский, Вознесенский) и Гор­ бовский. Гораздо позже – Светлов, Заболоцкий, Мартынов, Слуцкий, Глазков, Рубцов, Шклярев­

ский. За ними – Чёрный Саша и Григорьев Олег. Всем им – огромный рахмат!

Пытались нарисоваться, но, пардон, «не прокати­ ли» – Сельвинский, Кирсанов, Гумилёв, Пастер­ нак и некоторые другие Бальмонты. «Серебри­ стам» – всем этим символистам, акмеистам и про­ чим прощелыгам от литературы так и не удалось привить мне поэтическое дурновкусие. (Трухля­ вая эстетчина и всякие проявления мелкобуржу­ азной отрыжки а-ля Бальмонт мне чужды! Долой белогвардейщину!). К лучшим образчикам со­ ветской поэзии, напротив, тянулся сызмальства. (О, эпоха!). Если бы не эти Исако-Твардовские да Щипачевы-Фатьяновы. Стыдоба-стыдобушка отечественной словесности! (Увы, таких во все времена хватало).

В районе семнадцати лет (к двум-трём сезонам поэтической практики) у меня появился псев­ доним (он вам известен) – Подушкин. Пушкин? Везде вы со своим Пушкиным суетесь! Нет, он здесь не у дел. А впрочем, считайте, как вам удоб­ но. Это ваше право. Только поосторожнее с этим Пушкиным! Хотя, чего там греха таить, какой же начинающий (начавшийся), полный юношеских дерзковато-борзоватых порывов и претензий на оригинальность поэт не мечтает (или давнымдавно отмечтал) явить миру (чуть-чуть получше, чем Пушкин) «Онегина Евгения» или поэму о царе Петре на бронзовом коняге? На худой (то­ щий, бледный и облезлый) конец – «Мцыри» (или «Мзиури»), «Витязя в тигровой шкуре», «Гамлета» или «Облако без трусов» (или всетаки… «в штанах»). Не говоря уже о «Василии Тёркине», «Луке Мудищеве» или «Дяде Степе». Бог? Бога нет! Это аксиома. А не повод для пу­ стословия и диспутов. Нет, и всё тут. Шатаясь по стране: от Приморья до Калининграда, от Ямала до Новороссийска (и далее того), я ни разу не нат­ кнулся даже на след оного. Ни тени, ни запаха, ни малейшего намёка!

Первая моя публикация – в газете очень местного масштаба «Человек» (достойное название!) – со­ стоялась в 1991 году. Первая книга вышла в свет в 1995-м. С тех пор у меня появились читатели. (Неизбежное зло!). Ими я дорожу (по мере сил

ивозможностей). Славные парни! (Не путайте с «отличные парни отличной страны»). Загружаю их по полной программе. Их не надо жалеть, ведь

иони никого не жалели! (Да простят мне поклон­ ники С. Гудзенко).

Все мои школы, техникумы, университеты, ар­ мейки и больнички, перроны и вокзалы, кафе и рестораны, часто меняющиеся места работы (и затяжные провалы между ними), все мои мно­ гократные (и малоуспешные) попытки начать новую жизнь – второстепенны. Они лишь фон (агрессивная среда). Фон, благоприятствующий

280

Софья Попова

Попова Софья (псевдоним, настоящее имя – По-

пова Светлана Викторовна) родилась 6.01.1968 в городе Благовещенск (Амурская область). В 1985 г. окончила среднюю школу № 24 в городе Касли. В 1991-м окончила Башкирский государствен­ ный университет (Уфа). В 1995–97 гг. – участни­ ца поэтической группы «Среда». Публиковалась в периодических и коллективных изданиях. Ав­ тор книги «Лесной пожар» (Челябинск, 1997). Участница АСУП-1 в составе группы «Среда». Жена поэта А. Подушкина. Живет в Ногинске.

Филологическая маркировка стихов С.П.

Традиции, направления, течения: постмодер­ низм, модернизм, фольк-арт.

Основные имена влияния, переклички: И. Севе­ рянин, С. Нельдихен.

Основные формальные приемы, используемые автором: яркая образность, ирония, синтаксиче­ ский параллелизм, лексический повтор, ритми­ ческий сбой, инверсия, жанровая форма – песня, аллитерация, стилизация под простонародную речь, ролевая лирика, версификация.

Сквозные сюжеты, темы, мотивы, образы: мечтательность, бунтарство, любовь (трагиче­ ская), звезда, лирический герой – маска, игровой персонаж, способность видеть прекрасное в обы­ денном.

Творческая стратегия: творческая оппозиция бытовому сознанию, поэтизация реальности.

Коэффициент присутствия: 0,15

С.П. О себе

Сама с трудом верю в то, что я родилась в Благо­ вещенске, поскольку ни славного Амура, ни само­ го городишки не помню. Но и по сей день считаю «Амурские волны» сильнейшим из вальсовых

произведений человечества. «Дунайские волны» и дядюшка Штраус – отдыхают. До «Амурских волн» им далековато.

Не помню я и Актюбинска (или как там его нынче обозвали), где жила с мамой и папой в 1969–70 годах. Ни бронзоволицые сутулые казахи на об­ лезлых, поджарых верблюдах, ни мощноклювые степные орлы на верстовых столбах заброшенных пыльных степных дорог мне не снятся.

Конкретное восприятие жизневращения обрела в самом начале 70-х, в тихом уральском сельце Ог­ нёво (тогда и ныне – Каслинского района Челя­ бинской области). Пузатые карасики из тёплого неглубокого озера, дикие заросли черёмушника по берегу хилой речонки Синары. Робкие, во­ роватые, вечно чумазые, шуршащие в полевых бурьянах, что твои мышата, сельские детишки. Грузди-крепыши и природная клубника в берё­ зовых, сухих светлых берёзово-осиновых, по­ мрачнее, перелесках. Кособокие, таинственные, поросшие крапивой руины местной церквухи.

Первые два класса отучилась в своеобразнопримечательном допотопном строении, бывшем купеческом жилище. Купцами там уже и не пах­ ло, а все более – трухлявой мебелью и мышами, школьно-купеческими.

Окончила школу в заброшенном, захудалом за­ водском городишке – Касли. Полнейшая про­ винция, но со своим лицом, этаким чугунным ли­ чиком. Далеко разошлись, разбежались по свету каслинские литые фигурки, зверушки, человеч­ ки, подсвечники и пепельницы.

Редко-редко, но снятся каслинские малорослые, лохматые сосны по косогорам вдоль больших, хо­ лодных озёр, полных рыбы и утопленников всех полов и возрастов.

Потом были – чужой и чванливый Свердловск с его псевдоимперскими замашками, красавица Уфа со своим неприхотливым студенчеством. И, конечно, Челябинск. Город серый и тоскливый, весь в промерзших, замусоренных пустырях, на­ вечно пропахший коксом, окалиной, угольной пылью и чем-то ещё, откровенно и безжалостно металлургическим. Под сенью его кряжистых, блеклолистых карагачей и кривоподпиленных тополей появились мои первые стихи.

А ещё в Челябинске была (была, да сплыла…) не­ известно каким возникшая чудом «Среда». Безо­ говорочно утверждаю, что на период 90-х – самая конкретная,самаяинтереснаяпоэтическаягруппа. В Челябинске и за его пределами. Спорить по это­ му поводу не собираюсь, но с некоторой грустью понимаю, что времена «Среды» давно минули.

Да и прожила-то она совсем-совсем немного.