из электронной библиотеки / 646822013426572.pdf

методологии, оказался позицией крайнего антисциентизма, его наиболее жесткой формой. Подтверждением этому служит широко известная характеристика науки как «наиболее современного, наиболее агрессивного

научной объективности и субъективного стремления к новому знанию, опровергающему старые стандарты рациональности, социальную индифферентность науки и ее связь с общественным прогрессом. Отчасти это было возможно потому, что наука как таковая мыслилась в качестве постоянной интеллектуальной революции, противостоящей косной метафизике и догматической теологии. Такой просвещенческий образ науки, отчасти сохраненный К. Поппером, был развенчан Т. Куном, обнаружившим в науке как социальном институте две разнонаправленные тенденции. «Нормальная наука» – не задумывается о принципиально новых теориях, представляет собой решение частных задач, связана с техническими приложениями, безразлична к судьбе своего применения, в то время, как «наука переднего края» – смело опровергает устоявшиеся мнения, направлена на глобальные открытия, предназначенные изменить мир, обеспокоена возможностью их неконтролируемого использования. Когда же наука перестала мыслиться как монолит, ориентированный исключительно стремлением к истине, это сделало востребованным понятие «кризис науки», что, как известно, привело к пересмотру классического представления о познании вообще. Как отмечает А. Г. Дугин, «…к концу XX века некогда единое научное мышление со строгой системой критериев научности, «точности», «корректности», «верифицируемости», «доказуемости» и т.д. превратилось в довольно разнородную мозаику теорий, позиций, школ, от-личаюшихся друг от друга не только по методологиям, но и по базовой, парадигмальной аксиоматике, в разных случаях совершенно разной, что привело, свою очередь, к постановке вопроса, есть ли еще наука или ее больше нет, и как называется то, что существует на ее месте?» 2 Однако же кризис науки не отменяет ее нормы и идеалы.

Каковы бы ни были ответы на эти и иные, затрагивающие научную проблематику, вопросы, достаточно очевидно, что в существе своем представление о кризисе науки говорит о безусловной ущербности идеала научной эпистемологии, имеет гносеологическую основу и состоит в смешении различных аспектов рассмотрения науки и приписывании одному из аспектов функции другого. Критике в значительной мере подвергается основанная на науке техника и ее использование, идеология догматического сциентизма, институциональные структуры науки, а также место и роль науки в формах коммуникации и духовного производства. Как верно заметил И.Т.Касавин, «хотя наука, действительно, связана едва ли не со всеми сторонами современной жизни, на нее нельзя возлагать основную ответственность за социальные проблемы.

1 Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки /Пер. А.Никифорова / М.: Прогресс,

1986. - С. 195.

2 Дугин А.Г. Эволюция парадигмальных оснований науки, М., Арктогея-иентр, 2002. - С. 7.

151

Тот, кто занимает такого рода антисциентистскую позицию, не замечает, что рассуждает как завзятый сциентист»1. Разумеется, наука не может заменить собой всю культуру и иные социальные структуры.

Ярким выражением представлений о науке и научности в обществе выступает сохраняющаяся антиномичность между сциентистскотехнократической и антисциентистской ориентациями. Сегодня данная антиномия в значительной мере выступает выражением процессов, сопряженных с формированием нового типа науки и задачами ее реальной гуманизации, все более зримо обретая характер социально-культурной симптоматичности. В данном отношении гносеологические образы науки, созданные сциентистским и антисциентистским направлениями, имеют общие точки соприкосновения, совпадая в ряде аспектов. Как правило, оба направления сходятся в том, что естествознание и развитый в нем образец познания являются олицетворением научности. Эта общая объединительная позиция лежит, так сказать, на поверхности современной теории познания. В то же время сциентизм и антисциентизм в их «чистом» виде представляют собой нередко полярные оценки и по гносеологическим вопросам. При этом одним из основных пунктов расхождений выступает оценка области значимости естественнонаучного стандарта научности. Так, представители сциентического направления утверждают широкую сферу (безграничность) области его применения, отождествляя стандарт естественнонаучного образца с познанием как таковым. Если научные теории рассматриваются в развитии, ценности, а значит и утверждения с «должно быть», необходимые для операции понимания, не могут быть устранены из их структуры. Наиболее очевидно это в случае социальных и гуманитарных наук. Естественные науки, взятые в динамике, также не свободны от ценностей (идеалы и нормы науки, методологические рекомендации, аналитические высказывания, критерии совершенства теории и регулятивные принципы познания, номинальные определения, конвенции и др.) . Антисциентисты, напротив, исходят из его принципиальной ограниченности, обосновывая и усиливая аспект гораздо больших возможностей и эффективности и, что существенно, гуманности иных форм познания и мышления.

На этапе неклассической науки отступление от прежнего категорического отождествления рациональности вообще с рациональностью науки, ее восприятия как идеала рациональности и последующая критика данной модели, как правило, идет в направлении дискредитации просветительского представления о науке как о воплощении «свободного авторитарного духа». Современные симптоматичные тенденции, возникшие в ходе критики науки как парадигмальной сферы познания, связаны с

1 Касавин И.Т. Наука и иные типы знания: позиция эпистемолога //Эпистемология и философия науки. Т. IV, № 2. , 2005.- С. 12.

Однако, например, неопозитивизм, высокомерно относившийся к гуманитарным наукам и пренебрегавший их своеобразием, не нашел в системе своих понятий места для казавшегося ему «сугубо гуманитарным» понятия понимания. В результате предложенное неопозитивистами описание объяснения оказалось узким и односторонним.

152

отходом от жестких позитивистских критериев демаркации науки и не-науки, расшатыванием «перегородок» между наукой и другими сферами духовной деятельности в направлении последующего слома этих барьеров. На смену распространению стандартов научной рациональности на иные типы познавательной деятельности, характерной для позитивистской традиции, приходит понимание значимости иных форм осмысления мира при росте интереса ко всему, отличному от науки. Высокий статус рациональности как

основанием к ее универсализации и догматизации. - Даже тогда, когда мы, скажем, хотим подчеркнуть узловые моменты, принципиально отличающие (или сближающие) научную деятельность от других форм духовного производства. В таком ракурсе, вполне можно сказать, что «плох» не сам принцип рационализма и техники, рациональная представительная демократия и наука, а попытка рационализировать все человеческое бытие, устранить иррациональную стихию, спонтанность из жизни человека и человеческого общества.

Таким образом, можно сделать некоторые обобщения следующего характера. Выявив, что для различных форм философского иррационализма характерно обращение к внерациональному началу как к более фундаментальному по сравнению с рациональным, логическим, мы

послегегелевской европейской философии с присущей ей ориентацией на чувственно-эмоциональный фактор. Одновременно мы постарались показать, что формообразующим ингредиентом убеждений, которых придерживается конкретное научное сообщество, всегда являются (при допущении элемента произвольности) не только исторические, но и личные (личностные, индивидуадьные, ментально-когнитивные, психологические) факторы, при обязательном наличии системы общепринятых представлений. (На это обращено внимание в концепции науки Т.Куна, где роли и значению научного сообщества («психологии открытия», в частности), отводится существенное место в вопросе объяснения механизма развития научного знания.

Осмысление значения интуитивных пластов внутреннего мира ученого, «психологии открытия» в объяснении процесса развития науки в условиях коренной трансформации научного знания, и уяснение данных взаимосвязей, позволило нам усилить философскую аргументацию в отношении необходимости актуализации общей установки научного сообщества (независимо от парадигмальных и методологических предпочтений) на выяснение принципиальной возможности диалога рационально и логически

1 Швырев В.С. Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность / В.С.Швырев.

– М.: Прогресс-Традиция, 2003. – С. 219.

153

ориентированных дискурсов, с одной стороны, и иррациональных форм ментальности и культуры, с другой.

Все вышеизложенное позволило придти к общему выводу об объективной роли философского иррационализма как безусловно важной, обладающей своей онтологической, аксиологической, гносеологической спецификой, «единицы измерения» как внутри самого процесса научного развития, так и в границах познавательного процесса в целом, и с учетом выявленных характеристик обосновать философский иррационализм в

качестве эпистемологического основания генезиса паранаучного знания на границах науки.

Подведем некоторые итоги. Философские концепции иррационализма и различные формы антисциентизма, возникая и функционируя на границах науки, были (и являются сегодня) интеллектуальной специфической реакцией на идеологию догматичекого сциентизма и крайних форм ее выражения. Обладая собственной спецификой оба направления признают нецелессобразность (философский иррационализм - абсурдность) полной рационализации познавательного процесса и «жизненного мира» человека. Так же они выступают против мировоззренческой «презумпции» науки, отрицая научный рационально-логический дискурс в качестве парадигмального, и подвергая критике «эпистемологические претензии» науки. Философский иррационализм и антисциентизм выступают своеобразным выражением представлений о науке и научности в обществе на протяжении всей истории науки.

«Классическое» противоречие между сциентистско-технократической и антисциентистско-альтернативной мировоззренческими ориентациями имеет характер социально-культурной симптоматичности, которая, собственно, лежит в основе дилеммы «сциентизм-антисциентизм», одновременно выходя за «узкие» рамки современной социокультурной ситуации. Эпистемологические основания данной антиномии находят выражение в воссоздании гносеологических образов и концепций науки. Примечательно, что общая объединительная позиция обоих направлений состоит в признании естествознания (и развитого в нем образца познания) олицетворением научности, в то время как главный пункт расхождений обоих направлений состоит в оценке области значимости естественнонаучного стандарта научности.

Мы пришли к выводу о наличии некоторых оснований для выяснения принципиальной возможности корректного диалога рационально, логически ориентированных дискурсов, с одной стороны, и иррациональных форм ментальности и культуры, с другой, на общем фоне полноты бытия. Обоснованием такого рода установки может служить принцип взаимодополнительности и синтез безусловных положительных моментов

Заметим, что диалог, прежде всего, предполагает общий язык, в то время как внутренняя взаимодополнительность не требует этого.

154

предшествующего развития обоих философских направлений, не сводимых друг к другу, при сохранении роли каждого из них в бытийной целостности. Абсолютизация при таком подходе уступает место ориентации на идеал оптимальной гармонии мира и человека. – Важного (в роли мировоззренческого образца) для человечества, «жителя» ХХI века, в том числе – в его идеальной деятельности.

2.3. Генезис паранауки как превращенной формы знания

Обращение к генезису паранаучного феномена и его анализ решается автором через постановку определенных задач, в числе которых первостепенная роль отводится интерпретации паранауки как «превращенной формы и маргинального знания», что позволяет обосновать необходимость выработки более адекватной системы взаимоотношений в сфере «наука – паранаука» в рамках более гибкой познавательной модели. И далее - показать, что существующие «другие» (донаучные, ненаучные и паранаучные) знания способны играть вполне положительную роль, из чего следует, что огульное отрицание паранаучных поисков (равно как и квалификация последних исключительно в терминах «антинаучных построений») не представляется вполне обоснованной и корректной.

Вплоть до недавнего (по историческим меркам) времени странное слово «паранаука» и ассоциации, с ним связанные, не выходили за рамки «простого» человеческого любопытства, удивляя (и тем самым, привлекая) прежде всего, своей новизной и эпатажностью «звучания» (в сравнении, скажем, с до боли «родным», «привычным», высокоавторитетным и предельно ясным словом «наука»). Все разговоры, лежавшие «на поверхности», в принципе, сводились к одному – желанию заглянуть за фасад этого режущего слух понятия, и посмотреть – что же скрывается за «ним» такое «особенное», что нашло внешнее отражение в столь странной дефиниции «пара». Вот, собственно, здесь и заканчивалась область любопытства. Однако сейчас совсем иное дело – интерес разного уровня и формата к феномену паранауки как, впрочем, и к «другому», ненаучному знанию, возникающему и существующему на границах науки, ряд теоретиков квалифицируют (в условиях российской практики) как «возникновение нового типа культуры»1. Мы, в свою очередь, постараемся подойти к исследованию феномена паранаучного знания с позиции критической рефлексии. Но отнюдь не из желания следуя «в ногу со временем», вписать свой голос в общий дискуссионный хор по пранаучной проблематике, а, потому только, чтобы, руководствуясь поставленными в диссертационном исследовании задачами, реализовать общий замысел работы наиболее продуктивно.

1 Псевдонаучное знание в современной культуре (Материалы «круглого стола») // Вопросы философии. –2001. – №6. – С. 3-32.

155

Понятие «паранаука» было сформулировано в рамках философии и социологии науки, отражая ряд результатов рефлексии о природе науки и ее взаимодействии с окружающей действительностью – в частности, стремление провести демаркационную линию между собственно наукой и иными формами знания. Интерес отечественных исследователей к паранаучной проблематике подтверждается напряженными контроверзами с крайне широким диапазоном позиций - от резкой критики «так называемой паранауки», до готовности фанатично верить и «доморощенным чудесам», и «новоявленным пророкам». Причем сопровождается он отсутствием четкого понимания вопросов, лежащих в проблемном поле пара, лже, квази, псевдонауки, границ «истинной» и «лженауки, а также – с чем именно из названных «типов наук» надо бороться?

Для российской философии во второй половине 80-х годов ХХ века серьезный анализ данной проблемы стал свидетельством пересмотра одной из догм, которую диалектический материализм разделял с другими просвещенческими и сциентистскими философскими течениями. Положение о незыблемом авторитете науки как высшего типа знания, который «отменяет» все его другие типы, было чревато весьма жесткими эпистемологическими ограничениями: метод философского анализа знания и познания должен был быть максимально приближен к научному, сведен к процедурам и концепциям выделившимся из философии (логика, психология). Во-вторых, эмпирическим базисом философской эпистемологии полагались «данные наук» (частных естественнонаучных или социально-гуманитарных дисциплин). В-третьих, на прояжении длительного периода теория познания, по существу, редуцировалась к философии науки, к ориентации на идеал научной эпистемологии.

На сегодняшний день в арсенале исследовательского аппарата многих авторов прочно укоренились такие понятия, как: «вненаучные», «антинаучные», «паранаучные», «девиантные», «лженаучные», «псевдонаучные», «квазинаучные» знания, «антинаука», «лженаука», «псевдонаука»1, «девиантная», наконец, «паранаука» (последняя, традиционно интерпретируется как сомнительное, околонаучное, девиантное, маргинальное знание. Основанием к подобной множественности и размывчатости терминологического обозначения данного ряда феноменов служит их определенная общность: все они существуют на границах науки, в пределах дихотомического разделения науки на «собственно науку» и «ненауку» (равно как и сами по себе). В.С.Степин, с учетом взаимодействия науки с иными формами знания, получаемыми в других пластах познавательной деятельности, назвал такого рода знания «вненаучными»,

1 Список характерных черт псевдонауки изложен в книге Джона Касти «Утерянные парадигмы»: анахронизм мышления; поиск чудес (есть гораздо больше вещей на свете, нежели подозревает «официальная наука»); апелляция к мифу; неопровержимые гипотезы; непеодлежащие фальсификации; ложное сходство с принципами стандартной неауки; объяснение по сценарию; следование буквальной интерпретации; отказ от ревизии и иммунитет к критике; утверждение «все пройдет».

156

подчеркнув тем самым, что они не являются результатом собственно научного исследования и генерируются в другие области культуры1. Мы, в свою очередь, указанный выше ряд «множественностей» обозначаем дефиницией «паранаука», другие же понятия с частицами «лже», «псевдо», «квази», «деви», широко употребляемые в паранаучной или критической

«паранаука» достаточно активно работает в научном обороте, «на слуху» оно и у массового потребителя книжной продукции, причем, в обоих случаях толкование данного понятия далеко от терминологической ясности и строгости.2 Так, паранаучное знание (оно же и форма вненаучного знания) трактуется как «несовместимое с имеющимся гносеологическим стандартом, включающее в себя учения и размышления о феноменах, объяснение которых не является убедительным с точки зрения критериев научности» 3; и как «многообразие идейно-теоретических концепций (течений, представлений), связанных с наукой общностью проблематики и методологии, являющихся при этом наукообразными по форме, но ненаучными по сути», и как «проведение сомнительных или даже заведомо ложных исследований и наблюдений, осуществляющихся в течение какогото времени». Причем, «отделить паранауку, лженауку и жульничество можно лишь в случаях наиболее ярких ее проявлений»4.

Присутствуют и более развернутые характеристики. Так, в одних паранаука представлена как «признающая науку на словах, а на деле

1 Степин В.С. У истоков современной философии науки // Вопросы философии . -2006. - №1.- С.11.

С нашей точки зрения, корректнее вести речь не о целом ряде или нескольких «паранауках», как это зафиксировано в справочной литературе, а о паранауке как форме (по) знания (наряду с донаучной и научной формами знания). Впрочем, данные источники нередко противоречат себе же, употребляя термин «паранаука» то во множественном («тип паранаук», «для таких паранаук», «паранауки нередко бывают»), то в единичном («значение паранауки», «паранаука в ее современном виде») значении // См.: Калинина Г.Н. Наука: прерванный триумф. - Белгород, 2007. - 326 с.

2 Курбатов Ю.В. Фундаментальные теории и законы: I. Оснований, кислот, амфотерных соединений; II. Мироздания и III. Сопутствующие проблемы. – Самарканд: СГУ, 2001. - 27 с.; Алексеевский В.А. Судьба. Самарканд: СГУ, 2002. – 126 с.; Кругляков Э. П. «Ученые» с большой дороги. – М.: Наука, 2001. – 320 с.; Логинов В. С., Дорошенко С. И. Мошенничество в науке // Химия и жизнь. – 1992. – № 8. – С. 22–25; Катинин П. // Химия и жизнь. – 1982. – № 6. – С. 58–63; Гинзбург В. Л. // Наука и жизнь. – 2000. – № 11. – С. 74–83; Александров Е. Б., Гинзбург В. Л. Вестник РАН. – 1999. – Т. 69. – № 3. – С. 199–202; Гинзбург В. Л. О науке, о себе и о других. – М.: Наука. Физматлит, 1997. – С. 240–246.; Сухотин А. Парадоксы науки. – М.: Молодая гвардия, 1978.-240 с; Охлобыстин О. Ю. Жизнь и смерть химических идей. Очерк по истории теоретической химии. – М.: Наука, 1989. – 192 с.; Иванов К. П. // Вестник РАН.- 2002. -Т. 72. № 1. С. 30–36.; Мельников В. П. История открытия химических элементов методами спектрального анализа. – М.: Наука, 1995.

3См.: Кохановский В.П., Пржиленский В.И., Сергодеева Е.А. Философия науки. Учебн. Пособ. Ростов Н/Д.: «МарТ». - 2006. – С.12.

4 Иванов Д.В. Виртуализация общества / Д.В.Иванов. – СПб.: Петербургское востоковедение,

2000. – С. 30.

157

построенная на результатах грязно поставленных, невоспроизводимых экспериментов, часто сопровождающихся откровенным жульничеством и подтасовкой фактов, это «теории», порожденные некомпетентностью, дилетантизмом или откровенной неграмотностью авторов». В других источниках читаем: «паразит на теле науки, питающийся ее жизненными соками, присваивая себе научные факты и беззастенчиво имитируя научные подходы и методы, ее отличают максимализм претензий при минимуме обоснованности, дерзко переступает границы реально возможного в науке настоящего времени, ее отличает неоправданный замах на решение глобальных проблем при весьма скудном доказательном фундаменте и пр. интерпретации1. Нельзя удержаться, чтобы не сказать, в адрес приведенного цитирования: обсуждать эту проблему следует все же в корректной форме, а не соревнуясь в демагогии и взаимных оскорблениях.

Даются и такие толкования: паранаука – это и «учение, которое притязает на научный статус, но эти претензии не соответствуют, не удовлетворяют требованиям научности, не укладываются в принятые наукой стандарты», «параученые» и «паранаука – это околонаучное решение реальных научных проблем, а в девиантных случаях, когда и сами «научные» проблемы оказываются квазинаучными - это «паранаучное постижение паранаучных проблем» (А.Н.Кезин)2. К категории паранаучного знания причисляются и «ложные религиозные направления (оккультизм, эзотеризм), которые в рамках специфической однородной системы разрабатывают внешне различающиеся вероучительные и мировоззренческие взгляды3. В свою очередь, С. Яржембовский приводит «список» признаков, причин, по которым классифицируются «научне спекуляции» в целом (причем, со ссылками на факты «квазинаучных, околонаучных, псевдонаучных, антинаучных воззрений»), приводится и типология аргументации, которой располагает паранаука (прагматического, онтологического, гносеологического характера). Паранаучное знание данным автором рассматривается с позиций перехода мифологизации в мистификацию как единого процесса с отсутствием четко выраженной между ними границы. В сущности, заключает автор, все стадии осознания творческого результата представляют собой непрерывную «серую» зону: по мере удаления от истоков свет истины непрерывно меркнет, исчезая во тьме невежества -

1См.: Логинов В. С., Дорошенко С. И. Мошенничество в науке // Химия и жизнь. 1992. № 8.- С. 22–25.; Катинин П. // Химия и жизнь. 1982. № 6. –С. 58–63.

2Кезин А.В. Идеалы и нормы научного исследования. - Минск, 1981.

3Так, священник Андрей И. Хвыля-Олинтер характеризует феномен паранауки через рассмотрение явления оккультизма, псевдорелигиозных учений и архаичных форм познания в сознании современного человека, подходя к вопросу с точки зрения философско-научного и богословского подходов, указывая на ряд признаков, которые, по его мнению, «диагностируют лженаучные изобретения и псевдонаучные взгляды», здесь же приводится четыре вида «объективных ограничений», которые имеет наука в своих возможностях познания мира (методологическое, историческое, этическое, моральное и нравственное, правовое ограничения). См.: Хвыля-Олинтер. Феномены оккультизма и паранауки: философско-научный и богословский подходы / В кн.: Наука и философия: классические и постнеклассические парадигмы / Под ред В.П. Римского. Белгород: ИПЦ «ПОЛИТЕРА». 2008. - С.101-119. - 470 с.

158

происходит незаметный переход от «строгой научной концепции через сомнительную гипотезу к необоснованной спекуляции и в конечном итоге через практику – к параноидальному бреду…при этом невольная мистификация простодушно естественна, в ней нет сомнения и притязаний на нечто глобальное и важное. Злокачественным образованием (паранаукой) она становится лишь в силу чрезмерно разросшихся претензий на обладание истиной»1.

Рассматривается паранаучное знание и с позиции методологии науки. В частности, Джан Р. говорит о невозможности приближения экспериментов парапрактики по воспроизводимости к опытам классической науки с точки зрения технологии научного процесса; в общем контексте традиций классической философии феномен паранауки, практика параученых осмысливается В.Степиным2. «Психологический портрет», «собирательный образ параученого» дает М.Е. Поляков, отмечая ее позитивную роль в расшатывании догматизма в науке (равно как и догматизма самой науки). Одновременно говорится о надобности специальных «заслонов» со стороны государственной науки против «паранаучных идей», их распространения. В.А.Кувакин дает оценку парафеноменов, видя в них некий научный и морально-юридический императив, - с позиции соотношения науки, здравого смысла и паранормального, говоря о необходимости создания независимой экспертизы научных трудов, намечая ее принципы и методы. Культурноидеологические аспекты явления паранормальности поднимаются В.П.Казначеевым, Н.П.Бехтеровой. Авторы М.В.Волькенштейн, В.С.Логинов, С.И.Дорошенко, П.И.Катинин, В.П.Казначеев указывают на необходимость «разоблачения и наказывания» лжеученых, в «духе» призыва «не проходить мимо фактов проявления псевдонауки». В контексте современных болевых проблем развития науки, взаимоотношения науки и антинауки, борьбы науки с «антинаучным мракобесием» излагают свою позицию Н.Лавров, В.Кудрявцев, В.Гинсбург, С.Капица, А.Венгеров, В.Садовничий и др., констатируя факт «вакуума в духовной жизни, заполняющегося сейчас атинаучными и псевдонаучными идеями».3

В свою очередь, лженаука понимается и как верхоглядство, попытка протащить утверждение, противоречащее существующему набору фактов, взглядов, представлений, на основе неоднозначного, часто единичного эксперимента, не подтвержденного другими исследованиями, вплоть до прямых фальсификаций, 4 и как «банальное мошенничество, жульничество,

1Яржембовский С. Сказки для невзрослых // Звезда. 2006. №.1.

2В частности, А.К. Сухотин, О.Ю. Охлобыстин говорят о невозможности прорыва к новым состояниям науки на пути только рациональных объяснений и доказательств. Причем авторы ссылаются на мнения И. Берцелиуса, Луи де Бройля о роли в науке метода индукции, основанной на воображении и интуиции ученого, как основе достижений науки и всех великих завоеваний мысли в целом. См., напр.: Сухотин А. Парадоксы науки. – М.: Молодая гвардия, 1978. – 240 с.

3См.: Золотов Ю.А. Что же такое лженаука? // Академия тринитаризма. - М., 2004 - № 77-63-67. 15.06.2004.

4Крымский С.Б. Культурно-экзистенциальные измерения познавательного процесса / С.Б.Крымский // Вопросы философии.- 1988. - № 4. – С. 40-49.

159

сознательный обман, шарлатанство в науке со стороны «ученых» с большой дороги» (В.С. Логинов, С.И. Дорошенко, П. Катинин), и как «преследование научными средствами вненаучных целей – идеологических, политических, престижных, вплоть до низменно корыстных при отсутствии трезвой сдержанности»1. В данную сферу включаются и «умозрительные изыскания пенсионеров-энтузиастов, часто в тех областях науки, к которым они в период активной деятельности большого отношения не имели, полагая при этом, что сделали крупные, даже эпохальные открытия».

Другие авторы (В.П. Филатов, М.И. Кабанчик), акцентируя внимание на источниках лженауки, анализируют их с позиции многообразия вненаучного знания и «заблуждающегося разума» в связи с проблемой соотношения «научное познание и мир человека». При этом одним из главных называется «вторжение дилетантов, делающих, тем не менее, выдающиеся открытия в «хорошей» науке. Ю. Золотов, в фокусе критического рассмотрения, дает свою оценку книги «Судьба» (2002 г) как пример лженаучной продукции, в которой «густо замешены астрология с теологией», причем со ссылками на Е.Блаватскую, других «великих посвященных», Э.Мулдашева, Н. Рериха, а также «новоявленных пророков». Этот же автор подвергает достаточно резкой критике «умозрительные изыскания» в ряде других отраслей науки и характеризует параученых как убежденных сторонников всякого рода «чудес»2.

В аспекте роста внимания россиян к вненаучным видам знания - мифам, социальным утопиям, к религиозно-нравственному опыту Востока, к интуиции как форме познания мира проблема паранауки рассматривается В.Е.Максимовым, А.Н.Прохоровым, В.В.Похлебкиным, Л.Н.Митрохиным, В.С.Семеновым, А.Ф.Окуловым, Н.И.Конрадом. Констатируя динамичные изменения в современном мире и в научных взглядах на мир, расширение диапазона мистических и мифологических концепций, эта группа ученых апеллирует к отказу от наиболее «одиозных и негуманных, ретроградных, реакционных позиций» с учетом здравого смысла и научного, критического подхода к вопросам мироздания, внутреннего мира человека. В свою очерель, А.К.Сухотин, О.Ю.Охлобыстин подчеркивают невозможность прорыва к новым состояниям науки на пути только рациональных объяснений и доказательств. Причем авторы ссылаются на мнения И. Берцелиуса, Луи де Бройля о роли в науке метода индукции, основанной на воображении и интуиции ученого, как основе достижений науки и всех великих завоеваний мысли в целом3. Академик В.М.Найдыш, специализирующийся в вопросе «подмены науки квазинаучными формами сознания, мифотворчества, облаченного в одежды науки», а также - в исследовании функциональной ниши паранауки, прямо указывает на

1 См.: Катинин П. // Химия и жизнь. - 1982. -№ 6. С. 58-63; Логинов В. С., Дорошенко С. И. Мошенничество в науке // Химия и жизнь. - 1992. - № 8. - С. 22-25.

2 Золотов Ю.А. Что же такое лженаука? // Академия тринитаризма. – М., 2004. № 77-63-67; 15.06.2004.

3 См., напр.: Сухотин А. Парадоксы науки. – М.: Молодая гвардия, 1978. – 240 с.

160