из электронной библиотеки / 646822013426572.pdf

позитивистской традицией, подход к анализу развития науки, не рассекающий ее (науку) на отдельные элементы, а функционально целостный живой организм. В свою очередь, Тулмин формулирует взгляд на эпистемологию как теорию функционирования «стандартов рациональности и понимания, лежащих в основе научных теорий», - а то, что не укладывается в «матрицу понимания», постулируется как аномалия.

Несмотря на расхожесть современного тезиса о кризисе неопозитивистской философии науки, о крушении ее методологической программы, ее влияние остается весьма значительным. Оно имеет скрытые сциентистские формы, образуя собой неявный регулятив сообщества ученыхпрофессионалов, работающих в конкретно-научных областях и в сфере философского и методологического анализа науки. Сложился довольно значительный круг позитивистски ориентированных направлений философии науки, которые при достаточно очевидном критическом осмыслении программы «логики науки», воплощавшей, как мы показали, наиболее жесткую (крайнюю) линию сциентизма, тем не менее, «на деле» остаются под ее скрытым воздействием. Причем, такая зависимость обнаруживается особенно впечатляюще в разработке теории рациональности.

Тем не менее, налицо новые тенденции. В настоящее время традиция рассмотрения гуманитарного знания как низшего или несовершенного по сравнению с естественно-научным, уступает место иным, в русле которых, например, происходит изменение и реального значения разных наук, возрастает значение нетрадиционных комплексных научных дисциплин. При этом в каждом из «представительных» вариантов культуры (искусство, философия, мифология, религия, идеология, мораль и наука) существует своя система «постижения» смыслов и знаний, необходимых для понимания текстов, образов, положений и принципов1. Однако противопоставление гуманитарного знания естественному продолжает сохраняться и разделяется большинством современных ученых, считается, что первое ограничивается только постижением (пониманием) культурных явлений, не доходя до теоретических обобщений и что такое постижение, в отличие от объективного изучения в науках естественных) по необходимости субъективно, что гуманитарная наука пользуется «индивидуализирующим методом», позволяющим «воссоздать объект в его подлинности и уникальности», в то время как естественноноаучный подход описывает не отдельный объект, а обобщенные типы, причины и следствия явлений. Как отмечаем В.М. Розин, «при таком понимании различий этих двух подходов ученые периодически при решении многих задач вынуждены «сидеть на двух стульях», то есть соединять естественно-научный и гуманитарный подходы, наряду с «чистыми» можно говорить также о смешанном гуманитарноестественнонаучном подходе, сочетающим в себе гуманитарные и

1 См.: Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса (методологическое исследование). Собр. Соч.: В 6 т. Т.1. 1981. - С.23-28.

121

ествественнонаучные методы познания1. Добавим, что все сказанное отнюдь не отменяет известных различий названных подходов.

Вполне можно говорить о том, что, несмотря на имеющиеся сдвиги идеал «строгой» науки, в течение длительного времени выработанный в философско-методологической литературе, по-прежнему ориентирован прежде всего на естественно-научные формы познания, прототипом которых послужили физика и математика. В результате, констатируют ученые, «методологические исследования постоянно выявляют неадекватность, точнее, недостаточность этого идеала, удовлетворяющего и гуманитарным, и современным нетрадиционным научным дисциплинам2.

В целом же приходится признать: вопрос «в чем же именно заключается специфика гуманитарных наук и форм мышления; почему всетаки нельзя человека или общество изучать так же, как в естественных науках (особенно в их классической сциентистской интерпретации); каковы реальные отношения этих двух полярных видов научного мышления и другие проблемные вопросы и сегодня продолжает оставаться в арсенале острых дискуссионных вопросов в современной эпистемологии.

Нельзя, конечно утверждать, что ответов на эти и такого же порядка вопросы в отечественной философии нет (возможно, что дин из них следует искать в недостаточном знании и внимании к онтологии со стороны так называемых «модных» эпистемологов). В целом же ясность и убедительность обоснованности ответов в большинстве из известных автору, остается проблематичной, не снимая остроты самой проблемы (а нередко и еще более запутывает ее). К тому же складывается такое ощущение, что критика естественно-научного анализа в отношении гуманитарных наук настолько вошла «в плоть и кровь» самой критикующей стороны, что невольно возникает сомнение в целесообразности такой критики, поскольку в ней превалирует стремление продемонстрировать преимущества естественно-научного идеала организации знания и, напротив, на этом благотворном фоне подчеркнуть ограниченность (обойдемся без слова

1Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007. - С. 18.

2Еще в конце XIХ начале ХХ столетия была показана ограниченность использования такого идеала организации знания в исторической науке (Виндельбанд и Риккерт), в психологии (Дильтей), в социологии (М. Вебер), позднее, по сути дела, ту же задачу в литературоведении решал М. Бахтин, в языкознании - А. Лосев и В. Абаев. На первых этапах обсуждения критика естественно-научного анализа в отношении гуманитарных наук сводилась к следующим двум моментам. Гуманитарная наука изучает уникальные, индивидуальные объекты, а естественная имеет дело лишь с обобщенными случаями, в которых особенности единичного случая не представлены. Объекты гуманитарных наук имеют ценностную и рефлективную природу, т. е. теоретическое знание об объекте, полученное исследователем, так или иначе влияет на сам объект. Все эти моменты, например, можно найти в исследованиях М. Бахтина. (Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. Стр. 281, 349, 285, 287). В дальнейшем была показана и проанализирована роль в гуманитарных науках обобщений и абстрагирования, но параллельно попрежнему сохраняется представление о том, что гуманитарные науки изучают уникальные объекты.

122

«ущербность») использования такого идеала в сфере гуманитарного подхода1.

Примечательно, что при четком разведении естественно-научного и гуманитарного подходов ряд авторов (А. Огурцов, В. Платонов) утверждают, что они, тем не менее, сходятся, что предположение о принципиальной несоизмеримости этих подходов, их закрытости по отношению друг к другу,

– неверная посылка. По-видимому, в данном случае возникает необходимость специального исследования взаимного проникновения названных подходов с позиций современной философии науки, которая раскрывает позитивное взаимодействие эмпирико-аналитических наук (и не только на их «нормальном», но и на экстраординальном уровне) с гуманитарными. Что здесь имеется в виду? Прежде всего, это обусловленность науки как знания, с одной стороны, социокультурными (следовательно, гуманитарными факторами) и, с другой стороны – социально-экономической, политической и т. п. жизнью. Активизируются позитивные процессы, касающиеся эволюционирования современной мысли в направлении конвергенции, формирования посредствующих звеньев между этими противостоящими на данный момент полюсами философского мышления – естественнонаучного и гуманитарного подходов. Таким положительным результатом обоюдного движения может оказаться «наведение мостов» между двумя направлениями, как шаг навстречу друг другу. Отчасти такого рода конвергенция явилась результатом не только изменений в социокультурной и политической обстановке, но и во внутренней логике каждого из направлений. В ходе подобных изменений эмпирико-аналитические концепции постепенно инкорпорируют в свои системы круг антропологических проблем и, соответственно, данные гуманитарных наук, от которых ранее отвлекались. Безусловно, важно, отметить, что антропологизм от крайнего индивидуализма двигается к трактовке человека, которая пронизана идеями коммуникации и интерсубъективизма. Схождение этих крайностей означает приближение к решению, по-видимому, самой фундаментальной проблематики современной философии2.

Идеи о не дальновидности построения некой «китайскую стены» между методологией естественных и гуманитарных наук (при сохранении их различения) – не новы. По большому счету, они схожи с представлениями синергетиков по вопросу демаркации естественных и социальных наук. Так, И.Пригожин, который, заявляя программу нового естествознания в русле кардинального замысла сблизить социальные и естественные науки (две культуры), исследовал проблему парадигмального различия между двумя типами наук. Такое различие виделось в том, что в социальных науках обсуждаются события, наступление которых ученый не может предсказать «сущность события выражается в том, что оно вводит различие между тем,

1Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007. - С. 18.

2Огурцов А., Платонов В. Образцы образования. Западная философия образования. ХХ век. Санкт-Петербург, 2004. – С. 109, 132.

123

что предсказуемо, и тем, что нет.; существование событий в человеческом масштабе показывает, что в этом масштабе социальные структуры ускользают от детерминизма…Мы, говорил он, можем «объяснять» события прошлого, можем их рассматривать почти как результат скрытого детерминизма, но мы не можем предсказать события будущего».1 Противопоставляя принципы и онтологию ньютоновского мира, где создана теория траекторий и время обратимо, и «мира социальных наук», где анализируются множества и время необратимо, Пригожин вводит синергетическую интерпретацию как природной, так и социальной (исторической) действительности. «Кроме обратимых законов динамики, существуют законы необратимых процессов, предполагающих существование стрелы времени…Мы окружены структурами, которые сформировались в ходе исторического развития Земли, должны искать их происхождение в последовательности бифуркаций…это ведет нас к «историческому» взгляду на природу…вдали от равновесия мы вновь обнаруживаем те характеристики, которые мы перечислили для социальных наук: стрела времени, точки бифуркации, события2.

Формулирует И.Пригожин и два важных для обсуждаемой темы принципа: целью нового естествознания по-прежнему является нахождения законов, но на реализацию определенных социальных и исторических закономерностей может оказать воздействие сам человек, в качестве фактора, действующего в точке бифуркации. «Разве, - спрашивает Пригожин, - мы не приближаемся к точке бифуркации, которая затрагивает фундаментальные аспекты жизни наших обществ? Мы ведем чрезвычайно интенсивную жизнь в начале этого нового века, но ведем ее в неопределенности и непредзаданности будущего. Неопределенность, вызванная глобализацией, является неизбежной. Но то, что мы не должны забывать, - это флуктуации, которые определят ту ветвь, по которой пойдет развитие после точки бифуркации. Это призыв к индивидуальному действию, которое сегодня гораздо в большей степени, чем когда-либо, не обязательно обречено остаться ничтожным и кануть в лету».3 «Резко обогатив свой концептуальный аппарат, синергетика делает изоморфными, легитимно сопоставимыми, традиционно разведенные области естественнонаучного и социогуманитарного знания... оставаясь всецело естественнонаучной дисциплиной, синергетика смогла включить в свой понятийный потенциал те характеристики, которые в классическую эпоху выражали специфику гуманитаристики. Теперь, чтобы обеспечить собственную специфику, социогуманитарному знанию предстоит ответить на вызов синергетики» 4.

1Пригожин И. Дано ли нам будущее // Вызов познанию: стратегия развития науки в современном мире. М., 2004. - С. 254.

2Там же. - С. 259.

3Там же. - С. 460.

4Киященко Л., Тищенко П. Опыт предельного - стратегия «разрешения» парадоксальности в познании //Дано ли нам будущее // Вызов познанию: стратегия развития науки в современном мире. М., 2004. - С. 503.

124

В таком ракурсе противопоставление естественных, гуманитарных и социальных наук уточняется. В значительной мере на том основании, что «переход современной науки к постнеклассической стадии развития создал новые предпосылки формирования единой научной картины мира». Они же, (по В.С. Степину) состоят в становлении в современной науке «концепции глобального (универсального) эволюционизма, принципы которого позволяют единообразно описать огромное разнообразие процессов, протекающих в неживой природе, живом веществе, обществе» 1. В данном случае В.С. Степин следует в русле идеи «единой науки» вслед за М.Планком и В.Вернадским. «Наука одна и едина, - писал Вернадский, - ибо, хотя количество наук постоянно растет, создаются новые, они все связаны в единое научное построение и не могут логически противоречить одна другой2. Утверждая, что саморазвивающиеся системы на определенных этапах и уровнях развития могут включать в себя не только объекты, но и их историю, а также субъектов и даже социокультурные условия обусловливающие последних, В.Степин проводит взгляд, по которому не имеет смысла противопоставлять естественные, гуманитарные и социальные науки (не вообще, а при решении ряда задач), что либо мы имеем дело с наукой, либо с ненаукой.

С точки зрения В.М. Розина, напротив, между естественно-научным и гуманитарным подходами в онтологической плоскости нельзя навести мосты, поскольку, в сущности, нельзя свести задачи прогнозирования и управления к пониманию, а законы - к индивидуальным объяснениям, природную необходимость - к свободе, индивида - к личности. Сказанное не касается методологической плоскости: здесь эти подходы являются не только различными, но и для определенных задач и ситуаций, действительно, дополнительными). Дело не в том, подчеркивает В.М.Розин, какую картину рисует исследователь, включающую историю и субъекта или не включающие таковые, а в том, как он при этом мыслит: в одном случае он мыслит как физик, в другом как гуманитарий, в третьем, совмещая эти мыслительные стратегии3. Ведь достаточно хорошо ясно, что, скажем, представитель естествознания, говоря о первой природе или человеке (культуре, обществе и т. п.), ориентируется в плане использования своих знаний на практики инженерного типа, где основные задачи - прогнозирование, расчет и управление явлениями, описывает их как механизмы, добиваясь в эксперименте соответствия между изучаемым феноменом и математической конструкцией, описывающей его. В результате последняя (конструкция) становится математической моделью, что и позволяет на ее основе вести расчеты, прогнозирование и строить управляющие воздействия.

1Цит. По: Аршинов В.И., Буданов В.Г. Роль синергетики в формировании новой картины мира // Вызов познанию: стратегия развития науки в современном мире. - С. 374.

2Мирозян Э.Н. Единство естествознания как проблема истории и философии науки // Вызов познанию: стратегия развития науки в современном мире. М., 2004. - С. 90.

3Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007. - С. 16.

125

Гуманитарий же ориентирован не на инженерию, а на уникальную гуманитарную ситуацию (понимание, разрешение собственной экзистенциальной ситуации, общение по поводу какой-то проблемы и прочее и пр). При этом, исследуя явление, он движется одновременно в двух плоскостях - строит идеальный объект, необходимый для разворачивания теоретического дискурса, и разрешает и проживает свою уникальную гуманитарную ситуацию. С точки зрения В.М.Розина, ведущим здесь является второе движение - в том смысле, что идеальный объект и теоретические построения в гуманитарном исследовании строятся так, чтобы можно было разрешить и прожить жизненную ситуацию, а не наоборот.1 Для представителя естествознания (пусть даже он будет гуманитарно ориентирован), напротив, человек и общество выступают, прежде всего, как факторы природы. Видимо, такое объяснение различий между естественнонаучным и гуманитарным подходами вполне может быть принятым как удовлетворяющая объективно лежащая в онтологических границах обоих дискурсов. Например, синергетический подход, активно используя аппарат системного подхода и другие синергетические понятия, трактует человека как «флуктуацию в точке бифуркации», из чего вытекает, что, при формальном признании зависимости нашего познания от Другого (в русле «открытой коммуникативной рациональности»)2, гуманитарные реалии (человека или общество) трансформируются в сугубо природные факторы и процессы 3

С учетом того, что современные концепции науки (пусть не столько отрицающие, сколько взаимодополняющие) несут на себе «печать» ее понимания преимущественно как науки естественного типа, отечественное науковедение традиционно сохраняет ориентацию на обобщение опыта именно науки «естественного образца». В данной связи уместно прибегнуть к аргументации некоторых представителей современной эпистемологии и философии науки.

Так, говоря об увеличении познавательной силы и возможностей науки

вплане изучения определенного явлении, и имея в виду, прежде всего, естественную науку и связанную с ней техногенную реальность, Е.А.Мамчур

вкачестве одного из основных критериев объективности научного знания выставляет эксперимент и техническую практику. «Большую роль в

изменении стандартов и норм научности, гоаорит она, играет экспериментальное начало (под которым в данном случае имеется в виду не только эксперимент, но и использование теоретических результатов в практике, их техническое применение). Накапливаются результаты наблюдений, которые заставляют усомниться в адекватности действительности существующей картины мира, а значит, и в критериях оценки и принятия теоретических утверждений, на основе которых эта

1Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007. – С.15.

2Аршинов В.И., Буданов В.Г. Роль синергетики в формировании новой картины мира // Вызов познанию: стратегия развития науки в современном мире. М., 2004. - С. 377.

3Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007. – С.15.

126

картина была сформирована».1 Действительно, физическую реальность подтверждает не только современная техника - ее удостоверяет в целом техногенная цивилизация. Обсуждая критерии истинности (правильности) современного научного знания, Е.Мамчур, помимо эксперимента и техники, указывает также на ряд субъективных и культурных факторов. В их число входят принципы «простоты», «единства научного знания», «возможности получить доступ к финансовым ресурсам», «удобства и простоты оперирования языком науки», «эффективной организация знания», «точности предсказания», «широты поля приложимости теории», «математической строгости», «способности решать проблемы», «совершенства и красоты теории», «теологического соответствия», «соответствия культуре»2. Одни из ни культурно обусловлены, другие же понимаются по-разному (часто прямо противоположно).

Разумеется, данная позиция имеет под собой достаточно веские основания и потому вполне убедительна. Но если попытаться, то можно, в свою очередь, найти аргументацию, усиливающую иную точку зрения, то есть показать продуктивность иных подходов по данному, отнюдь не риторическому вопросу.

В таком ракурсе с учетом факта глобальных проблем плпнетарного масштаба необходимо уточнить следующее. Действительно, во-первых, никто не будет спорить, что современная культура тесно связана с естествознанием и техникой, также – с потреблением, основанном на индустриальном техническом производстве. Теме не менее, можно обнаружить некоторые симптоматичные факторы, говорящие о том, например, что техногенная цивилизация не только переживает глубокий кризис, обнаружив массу негативных тенденций и последствий, но и завершает свое развитие. Во-вторых, никуда не деться от того факта, что сегодня в лоне новоевропейской культуры и мировой цивилизации налицо много других, нетехногенных тенденций и процессов. В их числе – процессы глобализации, дифференциация культур, субкультур и отдельных образов жизни и стилей, альтернативные социальные и общественные движения, культивирование гуманитарно ориентированных новых форм жизни и прочее3. Немаловажно и такое соображение. Известно, что, хотя экспансия естествознания шла успешно и продолжается и в наше время, все же в ряде областей она натолкнулась на непреодолимые препятствия. В результате, начиная с конца девятнадцатого века, формируется территория, так сказать, свободная от власти естествознания (гуманитарная и социальная наука и практики, эзотерическая наука и практики)4. В известном смысле триумф естествознания и техники оказался «пирровой победой»: возникшая

1Мамчур Е.А. Объективность науки и релятивизм: (К дискуссиям в современной эпистемологии).

М., 2004. – С. 215.

2Там же.

3Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007. - С. 15.

4Об этом основательно излагается в авторской концепции науки В.М.Розина. См.:Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007.

127

социальная действительность не только не напоминает управляемую машину, на которой творцы техногенной цивилизации собирались быстро доехать до рая, а напротив, превращает человека (и природу Планеты) в «постав», угрожая его жизни, лишая свободы.

На общем фоне активизации новых подходов и решений по объяснению природы, механизма движения и перспектив научного знания,

нетрадиционные науки. Хорошо об этом сказал В.М.Розин: «важно заново установиться в познании науки и продумать ее концепцию на принципиально новой основе с учетом вызовов модернити и полученных о науке новых знаний соответственно»1. Мы, в свою очередь полагаем, что само по себе наличие определенных трудностей, связанных с выделением единственной, безусловно парадигмальной доминанты тех или иных теоретических дискурсов, не отрицает в принципе тенденцию согласованности, когерентности «поведения» самых разных познавательных стратегий на фоне общей целостности культуры . Здесь, как нам кажется, уместно сослаться на Т.Куна, обращавшего в свое время внимание на то, что «наука в свете работ, порождаемых новой точкой зрения, говорил он, предстает как нечто совершенно иное, нежели та схема, которая рассматривалась учеными с позиций старой историографической традиции - это наводит на мысль о возможности нового образа науки2. Представляется, что дополнение логики историко-научного процесса его пониманием с учетом сложного контекста, имеющее место сегодня в части научной аудитории (обо всем научном сообществе, видимо, говорить преждевременно) вскрывает не только историческую целостность науки в разные периоды ее существования, но заметно несет на себе отпечаток герменевтического подхода.

Таким образом, в ходе проведенного анализа познавательных моделей сциентистского типа было выявлено, что сциентизм в марксизме и

рациональности «закрытого» типа (и естественного идеала научности, соответственно). При этом налицо неприятие «других» дискурсов, в которых размыта (или отсутствует) рациональная составляющая. При том, однако, что в качестве наиболее перспективного сегодня рассматривается путь взаимодействия разных типов наук и идеалов научности (а не только сциентистского образца), который утверждает идею о нераздельно

1 Розин В.М. Гуманитарные науки и исследования. М., 2007. - С. 15-16.

В частности, речь идет о кризисе, давшем о себе знать в естествознании, связанном с переосмыслением классического детерминизма и традиционных представлений о критериях научности и рациональности.

2 Кун Т. Структура научных революций. Перевод с английского И.З.Налетова. Издательство

«ПРОГРЕСС». – М, 1975. – С.20.

128

взаимосвязанных сторонах социальности человека, участвующих в формировании существующей картины мира. Тот же факт, что в эпицентре современной эпистемологической проблематики (и критики) находится наука, как кризисный субъект, подтверждает ограниченность догматически ориентированных, ортодоксальных форм сциентизма, порождая и стимулируя антисциентистские настроения в обществе. В целом же для нас очевидна необходимость преодоления крайних установок догматической сциентистской идеологии и радикального выхода за ее границы, в сферу «не чисто» рационалистических, гуманитарно (и гуманистически) ориентированных дискурсов и познавательных стратегий, что, собственно, сегодня и происходит.

Итак, в классической и неклассической философии науки сциентизм (в марксистской и позитивистской традициях) выступает превращенной формой и границей классической науки. В своем наиболее явном виде сциентистская ориентация и идеология как в «жестких», так и в «мягких» ее вариантах, воплотилась в философских концепциях позитивистского дискурса, который на протяжении всего ХХ столетия господствовал (и продолжает сохранять позиции) в ведущих гуманитарных школах Запада и России. Влияние методологической программы неопозитивистской философии науки остается весьма значительным как в отдельных отраслях знания, так и в сфере философского и методологического анализа науки. Сложился довольно значительный круг позитивистски ориентированных направлений философии науки, находящихся под скрытым воздействием методологической программы «логики науки», воплощавшей наиболее жесткую (крайнюю) линию сциентизма. Причем, такая зависимость обнаруживается особенно впечатляюще в разработке теории рациональности:

идеал «строгой» науки по-прежнему ориентирован на естественно-научные формы познания и в границах сциентистско-технократического дискурса.

Одновременно нельзя отрицать, что восприятие идей, результатов и методов наук о познании в процессе философского анализа познавательного процесса в значительной мере стало возможным именно благодаря сциентистской идеологии, и соответствующего типа методологии.

В целом же мы считаем: рефлексия о будущем современной науки не может оказаться плодотворной в границах ортодоксальной сциентистской парадигмы познания и моделей мышления, не выходящих за пределы рациональности «закрытого» типа как олицетворения научности.

2.2. К горизонтам неклассической науки: философский иррационализм и антисциентизм

По мере реализации анализа философского иррационализма в качестве культурно-антропологического и эпистемологического основания генезиса паранауки на границах классической и неклассической науки и одновременно осуществляя критику сциентистской идеологии, автор обращает внимание на следующий важный фактор:

129

Интеллектуальной, отчасти, специфической, реакцией на крайние, жесткие формы догматического сциентизма позитивистского образца со свойственной ему установкой на апологетику рационального познания и науки в ее «чистом», «дистиллированном» от всех нерациональных и внерациональных (метафоры, символы) компонентов виде, стали философские концепции иррационализма и различные формы антисциентизма. Возникая и функционируя на границах науки, они выступали ее превращенной науки, имея под собой онтологические, эпистемологические и аксиологические основания. В своих культурноисторических формах эти системы дополняли представление о геторогенном, внутренне неоднородном характере научного знания, выступая прежде всего самостоятельными, сложными сущностями и ментально-когнитивными образованиями. Одним из первых на однолинейность просветительского рассудка с его культом Разума,

философского иррационализма в корреляции с антисциентическим познавательным дискурсом, мы хотим подчеркнуть, что произведенный анализ позволит нам более глубоко и основательно осмыслить место и роль иррациональных форм идеального ментально-когнитивного освоения мира в познании, равно как и в целостной системе знания, в различные культурно-исторические периоды развития человечества. Также философско-методологическая экспликации границ философского иррационализма и сциентизма окажется значимой в вопросе самоопределения науки и самополагания ее собственных внутренних (и внешних) границ, что будет плодотворно для общей концептуальности данной работы и ее результативности.

Как правило, утверждение алогичности и иррационального характера действительности, исключающие ее познание с помощью разума или делающее такое познание второстепенным, связывается в истории науки с концепцией философского иррационализма, где (вследствие отрицания или принижения рационального познания) выдвигаются на первый план внерациональные аспекты духовной жизни человека: инстинкт, интуиция, бессознательное, чувство, воля, мистическое «озарение», воображение, любовь, переживание (от Бергсона до Гадамера) и другие внерациональные человеческие феномены1. Подчеркнем: любовь, переживания присутствуют в науке, творчестве (как и в любом другом виде деятельности) в снятом виде,

1 Под иррационализмом (от лат irrationalis - неразумный) в энциклопедической литературе принято понимать философскую концепцию, отрицающую возможность разумного познания действительности или существенным образом ограничивающую такую возможность. В свою очередь, «иррациональный» - суть невыразимый в понятиях и суждениях, находящийся за пределами разума, недоступный ему. Соответственно, противоположностью иррационального, как несоизмеримого с рациональным мышлением и недоступного ему, является рациональный, постижимый разумом. См.: Философия: энциклопедический словарь. А. Ивина. - М.:Гардарики,

2006. - С. 333.

130