из электронной библиотеки / 646822013426572.pdf

установка на изучение, освоение объектов класса будущего, «не заданного» сегодняшними структурами производства. В научном знании и познании данные характеристики играют доминирующую роль, обусловливая ряд других характеристик и признаков, которые, будучи производными от основных, являются более «подвижными» и могут варьироваться.

Совершенно очевидно, что отступление от инвариантных признаков науки, выделяющих и делающих ее «узнаваемой» в широком мире ненаучного и вненаучного знания, приводит к разной степени и уровням деформации науки как таковой (что мы и наблюдаем сегодня в ряде областей знания). Излишне говорить, что полное их игнорирование чревато перерождением, самоотрицанием, а, в конечном счете, - «исчезновением» науки как таковой. Однако всякое знание, в том числе и научное, представляет собой динамичную систему. В данном случае, на наш взгляд, речь должна идти не столько о жестких, «раз и навсегда заданных» детерминациях и зависимостях, представленных в многочисленных дефинициях науки и научности, а о проблематизирующем наполнении понятия «наука» новым содержанием и под нетривиальным «углом зрения». Но только таким «цивилизованным» образом, чтобы в новых (или обновленных) «переопределениях понятий» не нарушалась граница (как предел возможного и допустимого) и сохранилось бы отношение к науке (и понимание ее) как к основополагающей ценности европейской культуры. Последнее, как известно, подтверждает многотрудный и тернистый путь ее исторической эволюции. Здесь, на наш взгляд, еще предстоит большая коллективная работа по изучению всех глубинных системообразующих тенденций, приводящих к актуализации научной проблематики.

Выделяют также ряд отличительных и присущих собственно научному познанию признаков (в соответствии с классификацией, которая характеризует структуру деятельности – по предмету, средствам, продукту, методам и субъекту деятельности). В строгом порядке они представлены в концепции науки В.С. Степина1. В своей совокупности и взаимосвязи они образуют определенным образом сгруппированный стандарт, который применяется только к особому набору объектов реальности, не сводимых к объектам обыденного, стихийно-эмпирического опыта и образующих предмет науки (различие по предмету). Сюда же добавляется отличие по средствам освоения объектов и отличие научных знаний (как продукта научной деятельности) от знаний как результата, полученного в иной, отличной от научной, сфере познания (различие по средствам и продукту деятельности).

Наконец, различие по методу и субъекту познавательной деятельности

– наличие системы методов и методологии (для зрелой стадии развития науки) и специфические характеристики субъекта научной деятельности, включающие в себя систему ценностных установок (самоценность истины и ценность новизны, новаторства в науке). Они образуют понятие фундамента

1 Степин В.С.Философия науки. Общие проблемы / В.С.Степин. - М..: Гардарики, 2006. - 384 с.

21

научного этоса (по Р. Мертону) и инициируют обязательное их усвоение как отдельными учеными, так и сообществом ученых в целом.одытоживая выше сказанное, можно констатировать: научное познание – это упорядоченная согласно принципам (то есть, организованная в систему) специфическая функциональная исследовательская деятельность, выходящая за рамки предметных структур и стереотипов практики своей эпохи с горизонтами освоения предметного мира, необходимым условием которой является усвоение целевых и ценностных установок, специфических для научного познания. Это – внутренне субординированная, строгая и четковыраженная система понятий (идея отчетливости - Лебниц, Декарт), это система доказательного (Евклид) и проверяемого (Бэкон) знания; это «…систематическое, специализированное исследование, ограниченное определенной областью, исследование, применяющее понятия, доказательства, специальные методы достижения и проверки своих результатов»1.

Важно подчеркнуть, что основные современные концепции науки, «работающие» в методологической практике сегодняшнего дня (неопозитивистская, Т. Куна, И. Лакатоса, К. Поппера, П.Фейерабенда, С. Тулмина, В.С. Степина, В.М. Розина и др.) дают неоднозначное толкование ее природы, функционирования и развития, в известном смысле дополняя друг друга и включаясь в арсенал методологии того или иного «типа ученого». При том, однако, что предметом анализа выступает, как правило, наука естественного типа, традиционно понимаемая как наиболее «истинная». В данном случае характерной экспликацией может служить концепция науки В.С. Степина, в которой, как было показано выше, инвариантные характеристики научного (по) знания выполнены и ориентированы на идеалы и образцы естествознания. В то время, как, скажем, в гуманитарно и социально ориентированных концепциях предпочтение отдается, гуманитарному идеалу научности с его человекоразмерной составляющей (в частности, авторская концепция В.М.Розина). Отсюда – трактовка науки как «специализированной, культурно обусловленной формы построения знаний о действительности (включающей первую и вторую природу), тесно связанной с построением идеальных объектов, разрешением проблем, описанием выбранной области действительности, определенными способами концептуализации научной деятельности»2. Равно как и ее миссия, вектор которой ориентирован на решение социальных задач и способов их реализации. Данная установка положена также в основание типологии науки, ее самоорганизации в отдельные типы.

1Ойзерман Т.И. Философия как единство научного и вненаучного познания // Разум и экзистенция: Анализ научных и вненаучных форм мышления. – СПб.: РХГИ, 1999. – С. 37.

2Розин В.М.Гуманитарная наука и исследования. Москва 200.- С.19. - 167 с. Особое внимание в

концепции уделяется пониманию «генетического ядра» науки как установленных заново, ассимилированных представлений в создаваемой новой системе научных знаний.

22

Рассмотренные концепции, подходы и определения мы принимаем с некоторой коррекцией, отмечая, что большинство авторов демонстрируют образцы классической познавательной парадигмы, приверженность идеалу естестеннонаучного типа, что лишь подтверждает необходимость в выработке собственного логико-методологического определения. Наука

понимается как специализированная, культурнообусловленная форма

производства знаний, специфика которой конституируется наличием инвариантных признаков, необходимых для ее жизнеобеспечения, и лежащих в основе демаркации научного знания от других форм познавательной деятельности, функционирующих на границах с наукой, внутри ее самой, или за ее пределами.

Далее логично перейти к анализу понятия «донаучное знание», так как мы, исследуя историю всякого культурного феномена (тем более генезис и становление науки и «научного знания»), постоянно сталкиваемся с проблемой начала: с какого именно момента можно констатировать его рождение, обособление от других, «донаучных форм»? Сразу же имеет смысл подчеркнуть: казалось бы столь очевидный, «говорящий сам за себя» термин «донаучное» знание при его более-менее углубленном рассмотрении перестает быть таковым, как только в одном с ним ряду оказываются такие внешне схожие понятия, как «ненаучное», «преднаучное», «протонаучное» знание. Степень такой «условности» и терминологической некорректности недооценивается и отчасти объясняется наличием сохраняющихся стереотипов, выражающихся в тенденциозно заниженных оценках этого специфического ментально-когнитивного феномена как «неразвитого», «примитивного», «упрощенного», «утилитарного» и т.д. (по сравнению с «настоящим» собственнонаучным знанием). В самом общем виде донаучное знание (в отличие от научного) можно идентифицировать как

«зародышевые» формы познания, возникшие в недрах (и на основе) обыденного, стихийно-эмпирического, несвободного от антропоморфных наслоений, которые, будучи вплетенными в наличные практики эпохи, обладают способностью порождать предметное и объективное знание о мире, выступая прототипом, предпосылочной базой собственно научного знания.

Представляется уместным сразу же подразделить донаучное знание на два вида (подсистемы). С одной стороны, обыденно-практическое знание, включающее повседневный опыт (чувственный перцептивный опыт, естественный язык, здравый смысл), а также народное знание. С другой - взгляды мыслителей донаучного периода на Вселенную, мистические течения, религиозно-философские учения. В свою очередь, повседневный опыт, выступая основой обыденно-практического (по) знания, предстает как совокупность ряда познавательных подсистем, в числе которых: чувственный перцептивный опыт, естественный язык и здравый смысл. Анализ двух способов приобретения знаний (освоение повседневного опыта и обучение специализированному знанию) позволяет нам указать на важный в гносеологическом отношении факт – специализированные виды

23

познавательной деятельности (а это уже элементы собственно науки) хотя и находятся на более высоком уровне по отношению к житейскому опыту, однако принципиально не могут существовать без него в рамках наличной практики как без своей базовой опоры. Одновременно формируется особенная ценностная проекция видения и чувствования жизни.

Опыт и знания, накопленные человеческим обществом, и язык обусловили появление способов их передачи.

Как знаковая реальность язык, всегда сопутствующий социальности, служит специфическим средством не только хранения знаний и передачи информации, но и средством управления поведенческой линией людей. С точки зрения исторического возраста самым древним был именной тип освоения человеком социальной действительности, предусматривающий его приобщение к социальной деятельности через «вечное имя – различитель», (например, быть отцом, матерью, сыном, дочерью, старейшиной рода и пр). Эти имена заставляли человека жестко следовать программам данных социальных ролей и целиком растворяться в функциях и обязанностях, передаваемых ему с именем1. Язык же дисциплинарной науки, строясь на основе естественного языка и сохраняя его основные грамматические структуры, стремится к однозначности, обеспечивая тем самым достаточно универсальную коммуникацию внутри научных сообществ. Это подтверждает тот факт, что, хотя научные понятия существенно отличаются от понятий повседневной жизни, их генетическим источником являются повседневный опыт и естественный язык.

Так мы подошли к понятию «здравого смысла». Вопрос этот тривиален только по причине его сверхочевидности, не более. Что же касается дефиниций, то они множественны и вполне различимы. Так, здравый смысл – это и совокупность представлений людей о мире, о самих себе, принцип понимания и оценки ими явлений, правил, по которым следует действовать в конкретных жизненных ситуациях»2, и стихийно складывающиеся под воздействием повседневного опыта взгляды людей на мир и самих себя, принцип понимания и оценки явлений, правила действия в определенных ситуациях»; и «результат великой, бессознательной логической истории; наконец, по механизмам и каналам трансляции это универсальная традиция человечества как, его носителя3. По сути, перед нами одна мыслительная модель, поэтому вполне достаточно признать, что здравый смысл – это способность человека, носителя данного понятия, непроизвольно откладывать в своем уме представления о мире, давать оценочные характеристики, отражая свои личные взгляды в правилах и принципах действия. Иначе говоря, в здравом смысле отлагаются результаты практически-повседневного, познавательного, нравственного, эстетического и иного опыта человечества, это главная составляющая обыденного знания.

1 Подробнее см.: Петров М.К. Историко-философские исследования. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1996. - 512 с.

2Филатов В.П. Научное познание и мир человека / В.П. Филатов. - М.: Политиздат, 2004. – С. 173.

3Мигдал А.В. Поиски истины / А.В. Мигдал. – М.: Наука, - 1983. - С. 40.

24

Изложенное выше о повседневном опыте убеждает, что это неспециализированное знание, приобретаемое человеком в ходе ежедневной житейской деятельности, содержит в себе потенциальную возможность человека подняться к более высоким и организационным ступеням духовнопрактической и интеллектуальной деятельности. В донаучном опыте сконцентрированы социально и культурно детерминированные идеалы и ориентации людей, «жизненная философия», которая, выступая уже в роли специализированного типа научного мышления, трансформируется в мировоззрение, составляющая система которого становится фоном всех поведенческих реакций, поступков, действий человека.

Практика, связанная с необходимостью максимально полезного решения ряда проблем, привела к накоплению суммы знаний с последующим закреплением такого багажа в понятии «народная наука». Сразу заметим, что мы склонны оспаривать данный термин, считая более точным понятие «народные знания», но отнюдь не «народная наука»*. Донаучные знания, которые обнаружили себя в таком феномене коллективного сознания, как народные знания, аккумулировали в себе результаты житейского опыта, практической деятельности и обращены одновременно как к самым элементарным, так и к жизненноважным аспектам.

Народное знание и сопровождающие его эволюцию процессы (накопление рецептурно-практического знания, усиление процессов централизации и специализации всего опытно-практического корпуса народных знаний, оформившегося в практические традиции как концентрированное выражение обыденно-практического знания) выступали живительным импульсом и прообразом развития науки в формах и видах наличной практики, как бы предвосхищая тем самым устойчивые приобретения человеческой цивилизации. Одновременно практическая необходимость инициировала потребность использования при возведении сложных объектов определенных технических решений. По сути, они представляли собой двойственную природу – синтез естественного и искусственного, где естественное (сфера вовлечения его в человеческую практику всегда ограничена) определяется свойствами тел, поставленных человеком в те или иные взаимодействия, а искусственное выражается в том, что они, будучи продуктами созидательной деятельности человека, приспособлены к целям деятельности, выполняя в ней определенные функции (техника как вторая природа)1. Включение элементов теоретических

* Основания к этому, в первую очередь, мы усматриваем в существующих нормативно закрепленных главных характеристиках и инвариантных признаках собственно научного знания, которые позволяют отличать науку от других видов и форм знания. Поэтому даже с учетом признания науки в качестве сложного, внутренне геторогенного и достаточно неоднородного образования (как это показали историко-научные, культурологические, социологические исследования последних лет) говорить о «народной науке» применительно к донаучному периоду истории ошибочно.

1 «Техне» (от греч. techne) - искусство, ремесло, наука, а в переносном смысле - хитрость, ловкость; вообще способ, - прагматичные, конкретно-предметные знания, реализуемые в умениях и навыках. Продукт такого образования homo faber: человек-ремесленник, человек-специалист. C

25

новаций и представлений в практическую жизнь, помимо материальных выгод, включало просвещенческий и когнитивный аспект, а вместе с тем и достаточно весомую этическую компоненту, оценивающую всевозможные преимущества и последствия, рождаемые от стремления широко следовать данным новациям.

Место и роль обыденно-практического знания в рациональном познании дополняется возникновением первых теоретических обобщений как предтечи и предпосылке науки1, начатками методологических знаний, обнаруживаемых уже на ранних ступенях развития культуры2, равно как и духовно-практического освоения мира, характеризующегося неустойчивым равновесием рациональности и элементов мистически-индуктивного познания высшего сверхчувственного мира. Можно сказать, что новоевропейская «опытная наука» выступает производным от начального пункта своего отправления – то есть от генезиса античной науки, возникшей и формировавшейся в донаучный период (VI в. до н. э.). В античной Греции в связи с развитием техники, производства, искусства, элементов самой науки методология эволюционирует в предмет специальной теоретической рефлексии. Формой последней выступает философское осмысление принципов организации и регуляции познавательной деятельности (выделяются условия, структура, содержание знания, пути достижения истины (как соответствия знания вещам, по Аристотелю). Он вводит в

качестве строгого научного метода аналитику – теорию аподиктического («доказательного») силлогизма, который исходит из «правдоподобных», или «вероятных», предпосылок и приводит к «научному знанию». Аподактика Аристотеля, теория доказательства, представляет собой дедуктивноаксиоматический метод . В своих границах античная наука с единственным, универсальным методом познания применяла созерцание, наблюдение вещей и явлений. И хотя ограниченность и недостаточность метода наблюдения становилась все более очевидной, тем не менее, античность не смогла открыть для себя экспериментального метода и использовать его для

одной стороны, в понятии указывается на на высокий статус мастера – умельца, на любое человеческое мастерство, направленное на производство того, что не способна произвести природа, а с другой - на умение, мастерство как технологию изготовления. В то время как («эпистеме») вид знания, направленного и ориентированного на осознание сущности как внутреннего содержания любого предмета, выражающего устойчивое единство всех многообразных форм его бытия, как «начала» понимания всех вещей.

1Первым образцом организации естественно-научных знаний в теорию, было сочинение Птоломея Клавдия (90-100 гг.) «Великое построение» («Альмагест»).

2Методология была неявно представлена в практических формах взаимоотношения человека с объективным миром, выступая как способ организации их практической деятельности на основе накопления и передачи социального опыта. При этом первоочередное значение придавалось такой форме социальной деятельности, как обучение людей определенным трудовым операциям, их последовательности, выбору более результативных способов действия.

Примечательно, что силлогистика как теория дедуктивного метода, явилась исторически первой логичексой теорий дедуктивного рассуждения и вплоть до ХVII в. считалась совершенной в своей законченности (и чуть ли не единственно возможной логической теорией).

26

постижения природы, -экспериментирование не воспринималось как путь познания природы.

Причина этого, как отмечает В.С. Степин, заключается не только во внешних по отношению к науке социальных обстоятельствах и предпосылках. Они, в конечном счете, не прямо и непосредственно определяли облик античной науки, а влияли на нее опосредованно, через мировоззрение, выражавшее глубинные менталитеты античной культуры1. Причем, сама идея экспериментального исследования неявно предполагала наличие в культуре особых представлений о природе, деятельности, познающем субъекте, представлений, которые не были свойственны античной культуре. Универсализация метода наблюдения стала сдерживающим фактором на пути интеллектуальной зрелости человечества.

Иначе говоря, фундамент собственно науки формировался при помощи практически-ориентированного (отчасти предпосылочно-теоретического) знания в процессе его дальнейшего пополнения и обогащения древними цивилизациями с характерными способами и техниками его (знания) получения, накопления, воспроизводства и способами социальной трансляции. Эти знания, послужили предтечей, живительным импульсом к рождению «собственно науки» как формы рационально-теоретического мышления.

С учетом сказанного, в генезисе науки прослеживаются две стадии, одна из которых характеризует зарождающуюся в культуре традиционных обществ науку (преднауку), другая же - собственно науку. На первой стадии шло изучение объектов, способов их изменения, с которыми человек сталкивается в производстве и повседневном опыте, Именно поэтому это был тип знания, формировавшийся на основе практики. Вторая же стадия – «собственно научное» исследование предметных связей мира. Отличие ее в том, что фундамент новой системы знаний строится как бы «сверху» по отношению к реальной практике. И только затем идеальные конструкции проверяются и подтверждаются практикой». То есть, наука, как отмечает В.С.Степин, получает возможность не только изучать предметные связи в мире, сложившиеся в результате практики, но и может проанализировать изменение объектов теоретически и предвидеть их возможную реализацию в будущем цивилизации2. Знания более не являются исключительно «предписанием» для практики, а являются таковыми «сами по себе», что свидетельствует о начале этапа, называемого «собственно наукой».

Итак, анализ донаучного знания как понятия и феномена в контексте эволюции обыденного, стихийно-эмпирического познания ранней стадии

1Степин В.С. Философия науки: общие проблемы / В.С. Степин. – М.: Гардарики. 2006. - С. 222.

2Там же - С. 123-124. См. об этом также: Степин В.С. Идеалы и нормы науки в современном познании Вселенной // Вселенная. Астрономия. Философия. - М.,1988. - С. 23; Степин В.С.

динамике научного поиска //Идеалы и нормы научного исследования. Минск,1981. - С.11.; Юдин Б.Г. О соотношении социологического и методологического в анализе научного знания//Методологические проблемы историко-научных исследований. - М.,1982. - С. 33.

27

развития человечества позволяет сделать некоторые предварительные выводы и обобщения.

Во-первых, гносеологические особенности обыденно-практического знания, его место и роль в феноменологии знания, рассмотренные под углом зрения названных функциональных когнитивных систем (как видов «живого» практического знания, теснейшим образом взаимосвязанные и подтверждающие друг друга в повседневном знании и опыте) позволяет определять таковой в качестве первой ступени рационального познания человеком объективной действительности. Во-вторых, начальные теоретические обобщения в диапазоне обыденно-практического знания и в границах наличной практики стали своего рода гносеологической предтечей научного метода познания, имеющего своим непосредственным истоком начатки методологических знаний, обнаруживаемых уже на ранних ступенях развития культуры и представленных в практических формах взаимоотношения индивида с объективным предметно-материальным миром. В-третьих, донаучные знания (при всей специфике способа получения - как предписания для наличной, не покидающей своих границ) практики, не только явились прообразом собственно научных знаний. Они оказали существенное влияние на зарождение науки как организованной рационально-теоретической формы знания, связанной с основными параметрами бытия человечества.

Наконец, мы подошли к тому, чтобы обобщить совокупность выявленных в ходе анализа некоторых специфических особенностей зародышевых, незрелых форм донаучного (по) знания, характеризующих донаучную структуру познавательной деятельности, и тем самым подтвердить трактовку донаучного знания как предпосылочной формы знания по отношению к собственно науке*.

По предмету познания – это объекты реальности, которые сводятся к объектам обыденного опыта (в рамках «здравого смысла») и которые могут быть преобразованы в наличных исторически сложившихся способах и видах практики, не выходя за эти границы; По средствам деятельности – ограничение (как вполне достаточным в ходе освоения объектов) средствами естественного языка посредством и на основе которого происходит описание, изучение и предвидение результатов практического преобразования реального мира. Понятийный комплекс отличается отсутствием систематизации и субординации, конституируется контекстом языкового общения, контролируемого повседневным опытом; По продукту деятельности – отсутствие систематизации (конгломерат сведений, рецептур деятельности и поведения как результата обыденного опыта в структурах освоенной практики (повседневной и производственной), она же выступает

* Подчеркнем, что донаучная форма познавательной деятельности осуществляется в сфере, очерченной рамками исследования объектов, которые освоены в наличных формах производства и обыденного опыта, и не покидает этих границ.

28

познавательной деятельности – отсутствие в сознании субъекта понимания метода как такового, то есть как системы специальных приемов для выделения и фиксации объектов предмета познания (приемы вплетены в обыденный опыт); По субъекту деятельности – квалификация субъекта осуществляется автоматически, в ходе социализации. Причем, субъектная и объектная деятельность существуют в познании субъекта в нерасчлененном виде, как единое целое. Познание «отягощено» антропоморфными наслоениями – антропоморфные факторы присутствуют и включены в характеристики предметных отношений и составляют отличительную черту ранней, донаучной стадии исторического развития.

Строго говоря, поскольку собственно наука, ее базис зарождалась и формировалась именно на почве и в недрах донаучного знания, постольку, систематизация его отличительных признаков может служить убедительным доказательством «в пользу» трактовки донаучного знания как предтечи

собственно науки.

Вцелом же анализ донаучной формы знания как результата, полученного в сфере обыденного, стихийно-эмпирического познания, а так же систематизация его характерных особенностей, позволили выявить специфику структуры донаучной познавательной деятельности (в сравнении со структурой собственно научного исследования) достаточны для идентификации донаучного знания как превращенной формы науки ранней стадии исторического развития (в общепринятой понятийной сетке - преднауки).

Далее мы переходим к анализу дефиниции «вненаучное» знание» с целью проблематизации и выработки наиболее адекватной его трактовки, обусловленной задачами современной эпистемологии. Как правило, под вненаучным знанием в учебной, научной, энциклопедической литературе принято понимать многообразные формы познавательной деятельности, аспекты человеческого опыта, необходимые для воспроизводства и развития социальной жизни, которые не являются сферой компетенции науки - их

выражают другие, вненаучные, формы познания (художественное постижение мира, обыденное познание, религиозный опыт и др.)1. Отмечается, что возникающие здесь знания о человеке и мире обладают высокой социокультурной ценностью, невзирая на их вненаучный статус.

Вданной связи возникают стимулы для следующего уточнения: с учетом того, что понятие «вненаучное знание» (как это вытекает из контекста определения) объемлет собою крайне широкий комплекс познавательных феноменов (и уже по этой причине обладает неоднородностью и сложной внутренней структурой), мы, при его анализе, сосредоточим внимание на той части, которая конституируется формами знания и практиками, возникающими и существующими на границах науки, или же внутри ее самой (так называемая «методологическая оппозиция», аттестующая себя как

«новая», «новейшая», «продвинутая» наука, в противовес прежней,

1 Степин В.С.Философия науки. Общие проблемы / В.С.Степин. – М., 2006. – С. 375.

29

«консервативной», «косной» науке и методологии). Эту группу вненаучных феноменов мы вынесли в отдельную подсистему, обозначенную как

превращенные и маргинальные формы знания. Она и будет в центре нашего внимания по ходу анализа вненаучного знания как понятия и феномена культуры.

Всвою очередь, другую часть комплекса вненаучного знания, включающую в себя совокупность форм духовного производства, выражающих разнообразные формы человеческого опыта, и участвующих в воспроизводстве культурных, социальных практик, но которые при этом не представляют собой опасности ни для науки, ни для социальной жизни, мы также выделяем в отдельную подсистему, принимая ее как некую положительно маркированную данность, наиболее очевидную и «не вызывающую вопросов» в свой адрес при общем понимании феномена вненаучного знания.

Взначительной мере необходимость избранного нами «разграничительного и различительного подхода (касающегося уточнения внутренней субординации феноменов, образующих собой цельное понятие «вненаучное знание») обусловлена тем важным обстоятельством, что на общем фоне кризиса классической методологии и неэффективности традиционной научной критики «всякого рода лженаук» (Б.И. Пригожин) достаточно явно обозначилась тенденция, в русле которой именно превращенным и маргинальным формам мыслительного производства придается в последнее время флер научного знания. А также тем, что очевидное на сегодняшний день ускорение процессов регенерации «двойников» науки происходит на общем фоне кризиса классической эпистемологии, разрушением основ традиционной критики паранаучных феноменов, а также процессами, связанными с проблематизацией целого ряда гносеологических понятий, наполнения их новыми, неклассическими смыслами. Понятие «вненаучное знание» также несвободно от этих процессов, и, с нашей точки зрения, как никакое другое, нуждается в глубоком и всестороннем философско-методологическом анализе.

Всамом деле, сегодня даже «невооруженным взглядом» видно, что одна только содержательная научная критика (как это в основном было и происходит сейчас) маргинальных, нетрадиционных (в том числе) форм знания не только не приводит к исчезновению девиаций, а нередко стимулирует обновление их содержания, которое, обновившись, остается таким же девиантным. При этом, как уже говорилось, данные феномены (наряду с другими формами духовного производства) входят составной частью в понятие «вненаучное знание) и в совокупности образуют целостность дефиниции. Тот факт, что в имеющихся нормативных определениях превращенные и маргинальные формы познавательной деятельности не выделяются специально в отдельную подсистему, создает существенные трудности (особенно для массового потребителя знания) по вопросу идентификации вненаучного знания как такового.

30