Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998)

3. Суждение и его предмет

Составляет ли еще после этого трансцендентное вообще проб­ лему? Если гносеологический идеализм будет пониматься так, как мы только что изложили, тогда этим, по-видимому, в обычных воззрениях ничего собственно важного не изменяется. Только некоторые названия уже больше не те. Действительность назы­ вается содержанием сознания, но она остается по-прежнему зна­ комым миром, состоящим из телесных и духовных процессов. Уже не от индивидуального я делается зависимым мир, оно на­ зывается ^объект и, как таковое, занимает положение, которое оно всегда занимало. Это небольшая часть мира, не имеющая ничего общего с мирообъемлющим сознанием. Безличное соз­ нание, правда, для наивного мнения понятие неизвестное, но в основе оно также не что иное, как новое название для бытия. Гноселогический идеализм оказывается, поэтому, может быть пра­ вильной, но довольно-таки лишенной значения теорией без даль­ нейших выводов. Во всяком случае, по идеалистическому возз­ рению также, индивидуальный субъект противостоит независимо­ му от него миру, хотя этот мир не трансцендентен.

I. Познавание как процесс представления

Конечно, это так, но несмотря на это вопрос, из которого мы исходили в этом исследовании, не получил ответа. Независимый от субъекта предмет познания не найден, так как Л нельзя прев­ ратить в объект таким образом, чтобы оно и как познающее Я противостояло во всех отношениях независимому от него миру, который оно могло бы сделать критерием своего познавания. Познающее Я остается и с точки зрения теории познания или трансцендентной философии субъектом, который, правда, поз­ нает все индивидуальное как объект, но никогда сам не может быть мыслим только как познаваемый объект. Итак, если мир сознания достаточен для желающего, действующего и чувствую­ щего человека, то значение познавания совершенно расшатыва­

63

ется неопровержимым сомнением в трансцендентном мире. Ког­ да познают, всегда хотят познавать нечто, и именно нечто, что должно быть независимо и от чисто теоретического субъекта, чтобы образовать критерий, с которым можно сообразоваться со своими представлениями. Что же должны обозначать или отоб­ ражать представления, если ничего кроме представлений не су­ ществует, стало быть, нет оригинала, с которым согласовался бы образ. «Значение всякого познавания основывается на убежде­ нии,что мы благодаря ему можем открыть существующий сом по себе порядок вещей. Если бы солнце и планеты существо­ вали только в представлении человеческого духа, спор за и про­ тив коперниковской точки зрения мирорассмотрения вращался бы около относительно подчиненной вещи: более удобного опре­ деления астрономических уравнений»0.

В самом деле: если познание вещей состоит в более или ме­ нее точном согласовании вещей с представлениями, тогда оно должно в случае, если оно дает познание, дать также мир транс­ цендентных действительностей, с которыми могут сообразоваться представления. Иначе все представления, которые сегодня явля­ ются иными, чем были вчера, имеют одинаковую ценность, и не имеет более никакого смысла говорить о познании. Познание существует только, если представления упорядочены настолько, насколько упорядочена сама независимая от них трансцендент­ ная реальность. Поэтому, кажется только последовательным, что тот, кто раз усомнился в реальности трансцендентных вещей, не хочет более становиться по отношению к миру на чисто теорети­ ческую точку зрения. Представления обладают тогда значением еще лишь постольку, поскольку они связаны индивидуальными чувствами удовольствия или неудовольствия и побуждают инди­ видуум к желанию или действованию. Мир получает смысл тогда только в действовании. Наука сохраняет ценность только пос­ тольку, поскольку можно надеяться извлечь из нее пользу для жизни. Это неизбежный вывод для точки зрения чистой имма­ нентности или позитивизма.

Является ли это последним словом теории познания? Кажется, почти, так как абсолютно несомненное опровержение воззрения, отрицающего трансцендентные вещи, невозможно. Это призна­ ется даже мыслителями, считающими себя вправе верить в мир трансцендентных вещей**. Но мы не можем ни в коем случае искать себе убежища в вере, так как мы ведь поставили свою задачу таким образом, что мы хотим видеть, как далеко простира­

*Riehl, Kritizismus II, 2, S. 128

**Volkelt, Ertahrung und Denken, S. 61 ff

64

ется абсолютно несомненное знание. Поэтому, если мы пытаем­ ся дать положительный ответ на вопрос о предмете познания, мы не будем более исходить из того, чтобы доказать независимый от сознания мир вещей, с которым должны сообразоваться наши представления, когда мы познаем, но посмотрим, на чем собствен­ но основывается потребность в мире трансцендентных вещей как предмета познания, и не следует ли, быть может, заглушить эту потребность проникновением в сущность познавания и воз­ никающего из него преобразования понятия познания и раз­ решить, таким образом, проблему трансцендентности.

Мы все время предполагали между бытием и представляю­ щим сознанием еще противоположение, на котором строится обыч­ но понятие познания. На эту предпосылку мы также должны направить свое сомнение, чтобы ответить на вопрос, из которого мы вышли: необходимо ли преобразование обычного понятия познания? При этом мы, правда, замечаем, что значение познава­ ния основывается на убеждении, что мы можем открыть также независимый от познающего субъекта и постольку трансценден­ тный «порядок», так как если познавание должно иметь смысл, то мы должны при этом воспринимать также нечто независимое от теоретического субъекта и постольку в основании всех попы­ ток оправдать допущение трансцедентного мира лежит правиль­ ная мысль. Но должен ли трансцендентный «порядок», который мы открываем, быть порядком трансцендентных вещей, должен ли он вообще быть трансцендентной действительностью ? Это воззрение самоочевидно только при предположении, что это представления, с помощью которых мы познаем. Представляю­ щее познавание нуждается в независимой от познающего субъ­ екта действительности, потому что мы вместе с представлениями можем воспринимать независимое от познающего субъекта толь­ ко благодаря тому, что они суть отображения или знаки дейст­ вительности. Но какие основания у нас есть к тому, что процесс познания отображает действительность с помощью представле­ ний, и что вообще в представлениях заключается познание?

Станем опять, чтооы выяснить это, на точку зрения, которую мы все допускаем, прежде чем размышлять гносеологически. Мое внимание направляется вне меня на вещи, которые меня окружают. Я вижу в чувственном мире человека как вещь, прос­ транственно отделенную от других вещей, которые я называю предметами своего познания, и я рассматриваю себя также как существо, пространственно отделенное от предметов моего поз­ нания. Существование этих предметов, естественно, вполне неза­ висимо от человека. Я допускаю действие предметов на позна­ ющего человека, так как без причинной связи, которая перено-

сит познание от объекта к субъекту, я не мог бы мыслить воз­ можности отношения между этими двумя телами. Но в чем р е з у л ь т а т этого действия? Здесь остается мое наблюдение1, поскольку оно относится к другим людям, но я дополняю п'ро*- белы наблюдениями, которые я могу сделать над самим собой. У меня есть представления. Благодаря действию вещи на чужое тело, следовательно, заключаю я, возникают также представлен ния в теле. Потом я перехожу опять к наблюдению других субъ­ ектов и заключаю из их проявлений, что они знают, как созда­ ются вещи, которые я воспринимаю в окружающем их; Таким образом, я прихожу к тому воззрению, что познание возникает из представлений, порождаемых в людях воздействием вещей и согласующихся с вещами, и так как я рассматриваю других лю­ дей как совершенно однородных со мной, то мнение о их познавании воздействует на мое собственное. Я воспринимаю также свои представления как отображение окружающего меня и, само собой разумеется, рассматриваю окружающее как нечто также независимое от моих представлений. Представления, как я могу наблюдать это у чужих субъектов, во мне, суть вещи вне меня. Таким образом, возникает удвоение мира, расщепление бытия на действительность и мир представлений как его отоб­ ражение, и только при этом предположении имеет смысл мне­ ние, что познавание состоит в согласовании представлений с существующими в себе вещами.

Допустимо ли, действительно, это понимание отношений позна­ ющего субъекта к его предметам? Прежде всего следует отметить, что оно возникло из наблюдений, которые я сделал, по большей части, вовсе не над познающими субъектами, а над познаваемыми объектами. Из наблюдений над субъектом происходит только то, что я знаю о р езул ьтате процесса: у меня есть представления. Но что касается пути, по которому пришли к этому результату, и что касается значения, которое имеет результат как отображение действительности, то они могут быть понятны только тогда, если я при этом или мыслю о других людях в пространстве, или рассмат­ риваю себя самого так, как если бы я был также в качестве позна­ ющего субъекта объектом, а именно телом пространственно отде­ ленным от предметов познания. Если бы я основывал понятие познания на наблюдениях, относящихся только к субъекту позна­ вания, и при этом думал о том, что не только чужие тела, но также и мое есть объект, разве тогда я мог бы догадаться о том, чтобы переместить мир представлений в мое тело и считать его за нечто иное, чем вещи вне моего тела, и разве я мог бы тогда мои предс­ тавления считать отображениями окружающего меня? Нет надоб­ ности рассматривать, как я должен был прийти к этому.

66

Конечно, в таком простом виде, как мы это представили, возз­ рений о познавании как процессе отображения при помощи пред­ ставления теперь больше не встречается. Быть может думают, что есть еще другие основания кроме изложенных, которые делают необходимым расщепление бытия на вещи и представления, но если при этом не оперируют с совершенно произвольными мета­ физическими допущениями, то всегда нужно все-таки перемес­ тить представления в другое м е с т о , чем вещи, следовательно, положить в основание рассмотрения в качестве субъекта позна­ ния психофизический наполняющий пространство субъект. Бла­ годаря разного рода опровержениям, пожалуй, также признают, что отображение не может быть рдекватно вещи, или еще пред­ ложить иные вариации в теории отображения. Но в принципе этим в ней ничего не изменяется. Что она должна стать пробле­ матической, лишь только привести самые простые гносеологи­ ческие возражения, показать нетрудно. Кто уяснил себе, что прос­ транство само есть содержание сознания, — отметим один толь­ ко »тот пункт, — тот не может уж считать познающего субъекта вещью в пространстве, и, следовательно, должен отбросить деле­ ние мира на отображение и оригинал. Но тогда и познание не может быть больше процессом отображения, так как отображение должно быть пространственно отделено от своего оригинала^ если слово отображать не должно потерять свое значение. Итак, уже с воззрением, что представления не могут быть мыслимы в телесных субъектах пространственно отделенными от предметов, теория, опирающаяся на наблюдения над психофизическими су­ бъектами, принципиально несовместима.

Исходя из другой точки зрения Р. Авенариус* преодолел «интроекцию» или «вкладывание» познания в человека, как вариа­ цию «естественного» миропонятия, и достиг ее «выключения».. Ö этом пункте мы вполне согласны с Авенариусом, и если мы, нес­ мотря на это, приходим к совершенно иному результату, чем он, то это зависит от того, что он слишком широко брал понятие интроекции и, следовательно, предлагал другую «вариацию» ми­ ропонятия, благодаря которой он именно в принцип теории поз­ нания возводит недостаток большинства гносеологических иссле­ дований. В связи с его точкой зрения, поэтому, можно легче всего показать, в чем состоит принципиальное заблуждение вся­ кой теории познания, которая видит познание в представлениях.

Авенариус именно считал родом интроекции также положе­

* Der menschliche Weltbegriff (1891). (Рус. пер. И. Федорова под ред. М. Фи­ липпова: Авенариус, Человеческое понятие о мире. Спб. Без йбозн. года.)

ние, что всякое бытие есть содержание сознания. Однако здесь, кажется,только из-за разговорного выражения содержание соз­ нания соединяются две вещи, не имеющие между собой ровно ничего общего. Гносеологический идеализм, поэтому, как мы его понимаем, так мало затрагивается опровержением интроекции, что, скорее, он есть единственное средство в основании устранить расщепление бытия на представления и вещи и расп­ ределение их в двух различных частях пространства, не отказы­ ваясь при этом от возможности действительного познания, Аве­ нариус именно просто выключает не только «интроекцию», но и познающего субъекта и рассматривает мир исключительно как объект. Мы решительно должны оспаривать, что это «ес­ тественное» миропонятие. Это только односторонний способ рассмотрения специальных наук, требующий именно от теории познания своего дополнения. Конечно, и «обозначаемое через я» есть «преднаходимое», следовательно, объект, по крайней ме­ ре, в том смысле, как мы это указали выше, но преднаходимое кем ? Без познающего субъекта не существует познания точно так же, как без предмета. Задача именно теории познания сос­ тоит в том,чтобы,исходя из субъек/па, понять,что такое позна­ ние, в противоположность специальным наукам, которые не за­ нимаются этим вопросом и, поэтому, обращают внимание только на объекты.

Заметив это, мы видим, почему не может быть представлений, в которых мы обладаем познанием. Пока познание видят в предс­ тавлениях, познающий субъект еще вовсе не входит в понятие познания, так как представления точно так же, как вещи, которые мы должны познавать посредством их, суть объекты. Таким обра­ зом, воззрение о представляющем познавании имеет дело не с отношением субъекта к объекту, а с отношением двух объектов друг к другу*.

Если бы даже надо было допустить, что и без пространствен­ ного разделения имеет смысл говорить об отображении вещи представлением, то и тогда представление еще не было бы позна­ нием. Всегда еще нужен был бы субъект, чтобы познать согласо­ вание, и это познание опять не могло бы быть представлением, потому что тогда нужно было бы познать новое согласование и т.д. до бесконечности. Таким образом, для представляющего поз­ навания не существует вообще никакого предмета, с которым он

* Мы можем также не удивляться на то, если эта теория познания совер­ шенно садится на мель и констатирует «мировую загадку» там, где она дол­ жна объяснить, как один объект начинает воспроизводить в другом объекте отображение себя как содержания сознания.

68

мог бы сообразоваться. Обычное понятие познания, которое осно­ вывается на противоположении бытия и познающего это бытие при помощи представлений сознания, может считаться доказанным* посла этого, как неприемлемое ни в каком отношении. Поэтому, мы должны искать другого фундамента, на котором может быть выст­ роено новое понятие познания, и этот фундамент, естественно, мо­ жет быть найден только проникновением в сущность акта позна­ ния, содержащего истину. В чем заключается истина, если она не заключается в представлениях? С этим вопросом мы идем дальше.

II Процесс представления и процесс суждения

Ответ на этот вопрос, по-видимому, очень недалеко. Уже Арис­ тотель признавал, что истина содержится собственно не в пред­ ставлениях, а всегда только в суждениях. Поэтому, мы могли бы заранее сказать, что суждения должны быть тем, в чем мы обладаем познанием, и что, поэтому, основная проблема теории познания состоит в вопросе о п редм ете суждения. Однако это мало изменяет дело и, во всяком случае, не в состоянии сделать лишней потребность в трансцендентной действитель­ ности как предмете познания, пока думают, что суждения сос­ тоят только в связывании или расчленении представлений и имеют, поэтому, сами характер соответственный представлени­ ям. Ведь потом, в конце концов, при познавании все же прихо­ дят всегда к представлениям, и стало быть, все остается постмрому. Проблеме только отодвигается: суждения отобража­ ют известным обрезом представления. Но мы этим не можем удовлетвориться, так как что дае,т отображаемым представле­ ниям их значение как познания? И суждения, кажется, должны тогда, по крайней мере, косвенно сообразоваться с трансцен­ дентным бытием, чтобы дать познание.

Но может быть взгляд, по которому суждения только в дру­ гой форме выражают те же мысли, что представления, неправи­ лен? Может ли быть доказано суждение как процесс самостоя­ тельного значения по отношению к представлениям? Это указа­ ло С>ы нашему исследованию новый путь, каким мы можем при­ обрести НОВОв понятие познания. Если мы должны отрицать так­ же независимый от представляющего субъекта мир, то остается, быть может, привести доказательство в пользу чего-нибудь от рассуждающего субъекта независимого, чего, однако, достаточно,^; если даже нет трансцендентной действительности для образова­ ния во всех отношениях от субъекта независимого, «объективно­ го» критерия познавания. Такое доказательство было бы отве­ том на вопрос о предмете познания, так как всякое познание должно иметь форму суждения.

69

Трудность, без сомнения, заключается уже в этой постановке вопроса. Раньше мы легко могли, исходя из понятия чисто тео­ ретического субъекта, приобрести понятие безличного сознания вообще, именно, пока мы рассматривали теоретический субъект только как представляющий субъект. Но можно ли и теорети­ ческий субъект, который становится рассуждающим субъектом, также понимать как безличное сознание? Не является ли, напро­ тив, рассуждающий субъект всегда я, и не является ли я всегда индивидуальным? Не попадаем ли мы опять этим путем во все те затруднения, которые были устранены только разделением в по­ нятии индивидуального психологического от над-индивидуаль- ного гносеологического субъекта? Мы не станем здесь отвечать на этот вопрос, но оставим пока еще неопределенным отношение рассуждающего субъекта к индивидуальному Я-объекту. Уже изза простоты речи мы будем пользоваться словом я, хотя говорит­ ся о чисто познающем субъекте. Пока мы только спрашиваем, что действительно для всякого рассуждающего субъекта, и тог­ да только исследуем, остаются ли действительными приобретен­ ные результаты, если мы в тоже время особенно обратим внима­ ние на сказанное о безличном характере познающего субъекта. Мы хотим теперь только знать, с чем мы сообразуемся всегда, когда мы вообще рассуждаем, или каким предметом обладаем мы для всех суждений.

Словом «суждение» мы пользуемся, естественно, для всех мыс­ лительных образов, к которым могут быть применимы предика­ ты истинно или ложно, и вместе с тем только для таких. На Юмово отделение высказываний о relations of ideas от выска­ зываний о matters of fact, которым придавали значение для логики и теории познания, — Риль*, как различению «положе­ ний в понятиях» от собственных суждений, и ф. Крис" (с более удачной терминологией), как различению «суждений отноше­ ния» и «реальных суждений», — мы здесь не будем обращать внимания, как бы ценно оно ни было в другой связи. Нам нужно установить, что подразумевают везде, где нечто утверж­ дается как истинное, и мы, поэтому, можем исходить только из совершенно всеобщего понятия суждения, содержащего то, что заключается во всяком познании, о чем бы в нем ни шла речь. Да, должно даже оказаться, если наша проблема должна быть разрешена, что принципиальное противоположение суждений, ко­ торые касаются «только» отношения наших представлений и тех, которые нечто высказывают о «действительности», с гносе-

фBeiträge zur Logik. (1892)

” Ueber Realund Beziehungsurtheile. Vierteljahrschrift für wissenschaftliche Philosophie XVI, 3. (1892), S. 253 ff.

70

«логической точки зрения, как первоначальное вовсе не сущест­ вует, а как выводимое может приобрести значение только при более специальных вопросах.

Но каким путем мы должны проникнуть в самую всеобщую I носвологическую сущность суждения? Так как мы совершенно но обращаем внимания на над-индивидуального гносеологичес­ кого субъекта и, прежде всего, рассматриваем суждение как инди­ видуальный процесс, то могут подумать, что мы обращаемся с допросом к психологии.

Однако теория познания или наукоучение не тождественны с психологией познавания*. Для предварительного ориентирова­ ния мы можем сказать: проблема теории познания есть значение познания, и она стремится к понятию познавания, которое делает понятной объективность. Психология, напротив, должна иметь де­ ло с фактически наличными психическими процессами, благо­ даря которым создается познание отдельных индивидов. Уже из этого явствует, что гносеологическая проблема суждения не сов­ падает с психологической. Психология может только спрашивать, как фактически совершается процесс суждения и из каких психи­ ческих составных частей он состоит. Она интересуется только бы тием суждения. Напротив, наукоучение, которое исследует по­ нятие познавания и хочеть установить, в чем состоит истина поз­ нания, должно показать значение того, что мы слит суждение, и, поэтому, она спрашивает только о смысле, который должно иметь всякое суждение, поскольку оно претендует быть истин­ ным. Словом, наукоучение рассматривает суждение не с той точ­ ки зрения, что оно есть, скорее, напротив, с той точки зрения, что оно выполняет, и из чего должно состоять оно, чтобы быть в состоянии совершить это выполнение.

Несмотря на это между этим quaestio juris теории познания и quaestio facti12 психологии существуют отношения, так как разра­ ботка вопроса о праве по отношению к необходимым составным частям всякого исходящего из истины акта мышления может размышлять о том, что действительно, только пользуясь прежде установленными фактами. Если установление таких фактов расс­ матривают как задачу психологии, то обработку вопроса о гносе­ ологической сущности суждения также следует начинать с психо­

* Это воззрение, несмотря на сильно психологические лротивостремленмя, все больше прокладывает себе дорогу. Очень характерны для него нео­

быкновенно проницательные объяснения в Hysserls «Logischen Untersuchun­ gen» I (1900), II (1901). Они тем интереснее, что Husserl сам раньше был пристрастен к психологистическим догмам и, поэтому, очень хорошо знает своего противника. Далеко не столь убедительна его борьба против понятия «нормативной» логики.

71