Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998)

.pdf
Скачиваний:
160
Добавлен:
21.05.2015
Размер:
16.7 Mб
Скачать

интерес на конкретное, является единственно подлинной наукой о действительности. Но как же отразить бесконечное многооб­ разие индивидуальных событий и явлений в понятиях? Риккерт пишет, что «история должна для образования понятий и для того, чтобы быть в состоянии давать познание, проводить границы в беспрерывном течении действительного бытия, превращая его в обозримую прерывность»*. Исторически может быть признано лишь то, что обладает особым значением для исторического раз­ вития, что определяется путем «отнесения к ценности». Здесь под ценностью понимается не тот или иной человеческий идеал, а некий объективный критерий по ту сторону всех возможных объектов и субъектов, в мире нравственного долженствования.

Отрицая существование объективных законов исторического развития, Риккерт утверждает телеологический принцип, истори­ ческую целесообразность как единственно возможный принцип исторического развития, а также и образования понятий. Поня­ тие — не копия исследуемого объекта, оно телеологично, то есть существен формально-логический принцип и та целевая установка, которая априорно дается сознанию из мира ценнос­ тей. Индивидуальное же историческое явление ценно именно в той степени, в какой оно способствует осуществлению этой абсо­ лютной, идеальной и вечно недосягаемой цели. Поэтому метод исторического исследования телеологичен, то есть руководст­ вуется не соображениями причинности, а исходит из взаимоот­ ношения средств и целей. Ограничивая таким образом притяза­ ния познания объективных закономерностей, Риккерт стремится предоставить простор свободному нравственному деянию, инди­ видуальному поступку. Этот нравственный итог по сути и подго­ тавливается всей его теоретико-познавательной «пропедевтикой». Не случайно в дальнейшем его теоретический интерес в основ­ ном был направлен на изучение философии жизни, а в поздний период его творчества — на полемику с феноменологией и экзистенциализмом, связан философскими направлениями, оза­ боченными не столько проблемами познания, сколько миром человеческих поступков. В ходе этой дискуссии Риккерт пытал­ ся построить систему философии как учения о мировоззрении, цель которого заключается в том, чтобы понять смысл и цен­ ность человеческой жизни.

Все это помогает понять, почему Риккерт был услышан в Рос­ сии, хотя и не мог быть принят в силу безнадежного противопос­ тавления им действительного и должного, и почему возврат фи­ лософии к Канту нашел здесь свой отклик. В самом деле имен­

* Г. Риккерт. Науки о природе и науки о культуре, 1911, с. 110.

10

но русская философская мысль всегда была заинтересована преж­ де всего смысложизненными проблемами и поиском единства познавательной и этической точек зрения. «Я никогда не мог поверить, чтобы нельзя было найти такую точку зрения, с кото­ рой правда-истина и правда-справедливость являлись бы рука об руку, одна другую пополняя» (Н. К. Михайловский). По-своему пытался объединить «правду практической земли» и «правду те­ оретического неба» хотя бы как вечную задачу и Генрих Риккерт, следуя в этом своем стремлении призыву другого последователя Канта — Фихте; призыву рассматривать мир как материал для проявления своего деятельного нравственного Я в его стремле­ нии к нормам.

А Ю.

Введете

i траюкюшиую

философ®.

П р ет познания

«Wenn wir untersuchen, was denn die Beziehung auf einen Gegenstand unsern Vorstellungen für eine neue Beschaffenheit gebe, und welches die Dignität sei, die sie dadurch erhalten, so finden wir, dass sie nichts weiter tue, als die Verbindung der Vorstellungen auf eine gewisse Art notwendig zu machen, und sie einer Regel zu unterwerfen».

♦Kai rote YiyvcoaxoM^voic roivuv fiövov тб YiYVwaxeadat^ävai vtcö той Луадой irapeTvat, <ЗсЛЛф xal tö cTvat те xal rf|v ouaiav йтг’ fcxeivou айтоТс Trpoaelvai, oöx oüoiac övrog тбй äyabov, äXk* ёп inixeiva rfjc ouaiac irpoaßefa xal Öuväpei üirep^xovTOC»1.

Из предисловия к первому изданию

Это сочинение возникло из исследований о суждении. Когда

я пытался установить обЬее в самых разнообразных суждениях, и таким образом понять ^сущность» всякого процесса суждения,

уменя составилось убеждение, что этим путем проливается свет и на другие области философии. Предлагаемое изложение долж­ но проверить, в какой степени при помощи учения о суждении открывается в гносеологических проблемах нечто новое.

Как всегда речь прежде всего шла о том, чтобы правильно поставить вопрос и поэтому выяснение проблемы занимает со­

ответственно большое место. Что та попытка решения, которую предлагаю я, обнаруживает гораздо больше намеков, чем завер­ шенных идей, это я хорошо знаю. Но я думаю, это можно оправдать тем, что полное завершение гносеологической идеи, по большей части, возможно только в цельной системе. Я не мог не заметить, что на это дан только намек. Следующие стра­ ницы достигли своей цели, если им удастся пустить в оборот некоторые не новые, но достаточно забытые мысли в не совсем необычном для нашего времени одеянии.....

Имена чуждых авторов, я .....по большей части только тогда прямо указывал, когда, по моему мнению, я должен был им воз­ разить и когда объяснение с ними казалось необходимым для

15

выяснения собственного воззрения. Тем более в этом месте хо­ телось бы мне указать также на существенное положительное поощрение, данное мне изучением в особенности трудов Бергма­ на, Риля, Шуппе, Зигварта и Фолькельта.

Но прежде всего у меня есть потребность отметить в благо­ дарном воспоминании решающее влияние, которое оказали не­ когда преподавание и сочинения Виндельбанда на глубоко уко­ ренившегося в позитивизме студента.

Генрих Риккерт.

Фрейбург, сентябрь 1892.

16

Предисловие ко Второму изданию

Этой работы, написанной почти тридцать лет тому назад и тогда использованной для получения права на чтение лекций, с некоторого времени нет в продаже, и здесь она появляется в новом виде. Первые четыре главы, вместо отделов I — XVII пер­ вого издания, во всех существенных пунктах представляют со­ вершенно тот же ход мыслей, что и раньше, тем не менее почти ни одна страница не оставлена совершенно без изменения. Я всюду старался найти более точное выражение и пояснить места, которые могли дать повод к недоразумениям. Особенно мне нужно было выяснить, почему логический смысл познавательно­ го акта может и должен быть понимаем независимо от ответа на вопрос о его психическом бытии. Но я не удовлетворился этими изменениями того, что было прежде написано. Пятая глава, зани­ мающая теперь третью часть книги, почти вся написана вновь. То, что в первом издании я прямо уклонялся дать: очерк системы теории познания, теперь я попытался сделать. Я хотел показать, как можно использовать развитое в третьей главе и обоснован­ ное в четвертой понятие познания для обработки главной проб­ лемы, заключающейся в понятии познавания действительности, и вместе с тем я хотел провести исследование настолько, чтобы выяснить его связь с методологическими выводами, содержа­ щимися в моей книге о границах естественнонаучного образова­ ния понятий* (1896 — 1902). Принимая во внимание эти изме­ нения, мне казалось, теперь работа может быть определена как введение в трансцендентальную философию.

'"Я едва ли могу надеяться на то, что сочинение, основные идеи которого я, по-прежнему, не считаю «новостью», но не чем иным,

[Рус. пер. А. Водена: Генрих Риккерт, Границы естественнонаучного образования лонятий. Спб. 1904].

17

как необходимым выводом введенной в философию Кантом эпо­ хи, в своей теперешней форме найдет со стороны критики боль­ ше сочувствия, чем прежде. Сто лет протекло со смерти Канта, и тем не менее в Германии большинство философских исследова­ ний все еще движется в психологистическом или метафизичес­ ком направлении.'Этд доказывает, что мы еще находимся в нача­ ле кантианского движения, что, по большей части, еще совсем не поняли, чем проведенный Кантом анализ и обоснование логичес­ ких предпосылок познания отличается от психологии или мета­ физики познавания. Для сведения читателя замечу здесь: мое сочинение хочет дать только теорию познания, а не психологию или метафизику, т. е. оно хочет развить то, что и для психологов и для метафизиков является предпосылкой и поэтому не может быть пригодно как объект психологических или метафизических исследований. Оно отстаивает вместе с тем убеждение, что толь­ ко в теории познания можно найти основание для научной'фи­ лософии, и оно старается это доказать гносеологическим обос­ нованием решающего для нашего «миросозерцания» учения о примате практического разума.

Что именно эти объяснения меньше всего могут рассчитывать на общее согласие, я, естественно, не скрываю от себя. Уже Пла­ тон, когда он однажды высказал, что долженствование стоит вы­ ше бытия, что «добро» выходит за пределы бытия, сознавал, что говорит нечто, что его «просвещенные» современники не примут всерьез. Он заставляет Главкона отвечать Сократу на его глубо­ кие слова ц&Ха уеХсксос "AttoXXov, ёсрп, öcnpovtac üirepßoXfic*.

Должно быть и наши «просвещенные» мыслители на попытку обосновать наново столь устарелые мысли или вовсе не будут реагировать или реагируют «päX a yeXoiw c». Но это никому не может помешать высказать то, что он считает истиной. Нужно только повторять всегда эти мысли до тех пор, пока они не будут поняты.

Генрих Риккерт.

Фрейбург, 6 декабря 1903,

* Весьма смешно: Аполлон, говорят, страшно разозлился (др.-греч.).

18

1. Основная проблема теории познания

К п о н я т и ю познания о т н о с и т с я кроме субъекта, который поз­ нает, предмет, который познается. Под «предметом» прежде все­ го следует понимать только то, что противостоит познающему субъекту, и именно в том смысле, что познание должно сообра­ зоваться с ним, если оно хочет достичь своей цели. Эта цель состоит в том, чтобы быть истинным или «объективным». Наш вопрос гласит: что такое предмет познания, или откуда познава­ ние приобретает свою объективность?

«Наивный» человек не видит здесь проблемы. Предметами познания являются для него вещи «внешнего мира», и если бы кто пожелал услышать от него мнение о том, в чем состоит их познание, он сказал бы, что существуют представления этих вещей,и что,кто обладает представлениями,согласующимися с вещами или отображающими их, тот познал вещи.

Даже в наукоучении эта «наивная» теория познания оставлена только отчасти. Ну, конечно, не думают, что представления в точ­ ности дают вещи такими, как они действительно суть, а что толь­ ко они «соответствуют» последним или их «обозначают», но все же в этом выражается убеждение, что предмет познания — дейс­ твительные или сущие вещи, с которыми должен сообразоваться познающий со своими представлениями, если он хочет позна­ вать. Даже учение мыслителя, который произвел последний круп­ ный переворот во взглядах на познавание, считают возможным толковать так, что, по Канту, познающий субъект или «сознание» противостоит миру существующих в себе вещей, явление которых нужно воспринять в самом себе, чтобы достигнуть познания ми­ ра. Лежащее в основании наивного мнения о познавании проти­ воположение существующего в себе бытия сознанию, постига­ ющему это бытие с помощью представлений, остается поэтому нетронутым даже Кантом и, следовательно, вообще нетронутым.

Можно ли развить теорию познания, которая строится на этом противоположении бытия и сознания, или необходимо преобра-

19

эовакие обычного понятия познания? В этом вопросе заключает­ ся основная проблема теории познания, и ответом на нее дол­ жно заняться последующее изложение.

Из трудностей, которые представляются для обычного взгляда, мы обратим внимание прежде всего на самую большую, состоя­ щую в том, что можно подвергнуть сомнению не только позна­ ваемость, но и существование мира сущих вещей, независимого от познающего субъекта или сознания. Очевидно, это вопрос жизни для всякой теории познания, которая видит в существую­ щем «вне» сознания мире предмет познания, так как в случае, если существование этого «внешнего мира» оспаривается спра­ ведливо, то вообще не существует больше никакого предмета познания и, следовательно, никакой объективности. Таким обра­ зом, исследование наталкивается на много раз решавшуюся проб­ лему: существует ли независимая от познающего сознания дейс­ твительность!

I. Гносеологическое сомнение

Новая разработка этой проблемы нуждается, быть может, в нескольких оправдательных словах. Правда, нельзя утверждать, что общепризнанное решение уже найдено и поэтому дальней­ шее исследование излишне. Несмотря на это, интерес к вопросу ослабел. С одной стороны, именно положение, что знание не может простираться дальше, чем простирается сознание, считается само собою понятным, и следовательно, существование вещей «вне» сознания должно оставаться по крайней мере проблема­ тическим. А, с другой стороны, следствия, которые, по-видимому, вытекают из всякой теории, отождествляющей бытие с содержа­ нием сознания, как например, солипсизм, находят столь чудовищ­ ными, что благодаря одному этому допущение действительности, существующей независимо от сознания, считается обеспеченным. Поэтому нередко отклоняют с негодованием сомнение в этой действительности, как лишенное основания или «пустое», или вмес­ те с Шопенгауэром видят в теоретическом «эгоизме» маленькую пограничную крепость, которая хотя непреодолима, но гарнизон которой также никогда не может из нее выйти, и которую поэто­ му можно безопасно оставить с тылу, т. е. утешаются мыслью: даже если бы не существовало никакого доказательства для этого, то все-таки в глубине своего сердца всякий человек ве­ р и т в независимую от сознания реальность внешнего мира и своих сочеловеков.

Можно согласиться с этим и все-таки думать, что констатиро­ ванием такого верования сделано очень мало. Если бы убежден­ ный солипсист действительно захотел сделать попытку, как «един­

20

ственный», распоряжаться своим миром сознания, как своей «соб­ ственностью», тогда, конечно, по отношению к нему были бы уместны иные правила, чем научные исследования. Но в этом обстоятельстве не заключается никакого ответа на вопрос, есть ли мир еще нечто иное, чем содержание сознания? Нужно отме­ тить, что здесь речь идет о гносеологической проблеме, с кото­ рой поэтому покончить можно только на почве теории познания. Но именно для теории познания не существует никаких погра­ ничных крепостей, которые можно было бы оставлять с тылу, успокаивая себя каким-нибудь «верованием».

Далее, следует обратить внимание на то, что с гносеологи­ ческой точки зрения так называемый вопрос о «реальности внешнего мира» теряет и тот привкус нелепости, который в нем заключается только потому, что с выражениями, перене­ сенными в философскую терминологию из языка обыденной жизни, вступают в сознание некоторые не относящиеся к де­ лу представления. Следует обратить внимание, что, к сожале­ нию, толкование мира как содержания сознания не всегда вытекает из чисто гносеологических оснований. Риль* спра­ ведливо указывал на то, что часто «неправильно понятые требования нашей высшей духовной природы» ведут к «иде­ ализму», потому что они «никогда не могут довольствоваться миром явления», что, например, у Шопенгауэра пессимистичес­ кое миросозерцание как существенный фактор оказывало вли­ яние на идеалистическое образование его системы. Когда потом мир сознания понимается как простая греза или завеса, скрывающая истинную сущность, то имеют право не беспоко­ иться о таких пустяках. Однако это обстоятельство не может быть обращено против оправдания гносеологического «иде­ ализма». Напротив, оно будет нас побуждать только к тому, чтобы отделить гносеологическое сомнение в независящей от познающего сознания реальности вещей от всех гедонисти­ ческих, моральных, эстетических или религиозных соображе­ ний о ценности или неценности непосредственно данного сознанию чувственного мира.

При разработке нашего вопроса обыкновенно вспоминается человек, впервые в современной философии признавший значе­ ние проблемы существования «внешнего мира» и сделавший ее нераздельной составной частью своей системы. Декарт нашел современное ему и им изученное знание ненадежным и поэтому ему нужно было поставить науку на новое и верное основание. Чтобы найти пункт, из которого он мог бы исходить в своем

* Der philosophische Kritizismus II, 2 (1887), S. 137ff.

21