Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998)

исторические принципы Должны быть, во-первых, принципами куль­ туры и, во-вторых, принципами исторического универсума

(Universum). Законы в смысле естественных законов могут ли

удовлетворить этим условиям?

Для того, чтобы уяснить себе, в чем тут дело, нужно опятьтаки прежде всего иметь в виду, что ни донаучные, ни какие

бы то ни было научные познания наши об эмпирической дей­

ствительности не передают нам ее такой, какой она существует независимо от нашего образования понятий, что всякое поз­

нание есть скорее продукт преображающего понимания дейст­

вительности. В этом процессе преобразования действительности

наука должна лишь руководствоваться той целью, которую она, как генерализирующая или индивидуализирующая наука, себе

ставит; и поэтому генерализирующая наука сможет рассчиты­ вать на отыскание законов, лишь освободившись от всех нело­ гических интересов к действительности и руководясь, следова­ тельно, лишь теми интересами, которые направлены на постро­

ение безусловно общих понятий bi ее области. Ока должна часто разъединять то, что с других точек зрения кажется свя­

занным вместе, и она должна соединять в одном понятии то, что с точки зрения других интересов, по-видимому, не имеет ничего общего. Этим она все более и более удаляется от до­ научного понимания действительности. Особенно ясно это

там, где уже имеются законы с более широким объемом. Дос­ таточно только вспомнить, что науки, формулирующие законы,

приводят к принципиальному различению между наполняющим

пространство физическим и непротяженным психическим, изоб­ ражая таким oi6pa30M два мира, между которыми невозможно более установить никакой реальной связку тогда как для наше­ го донаучного, а также и для нашего исторического понима­ ния действительности обе эти области остаются неразрывно связанными друг с другом. Или стоит только вспомнить, что в науках, формулирующих законы, вещный (dienghaft) характер нашего представления о мире все более и более утрачивается, заменяясь понятиями отношений. Наука, формулирующая за­ коны социальной жизни, будет и должна, понятно, требовать в принципе такой же свободы для столь же далеко идущего

преобразования действительности посредством генерализиру­

ющего образования понятий. Обращаясь к отношению социо­ логии к исторической жизни, мы замечаем, что социология,

желая вместе с тем быть и философией истории, не может так

же свободно разрушать все те формы и способы пониманий действительности, которые руководятся какой-нибудь иной це­

лью, а не ее целью познания законов.

223

Допустим, что социология действительно-таки обрабатывает т о т ж е самый материал, что и история. Тогда задачей ее бу­ дет во всяком случае отыскание законов культурной жизни человека, ибо историческая наука имеет дело лишь с явлениями

культуры или с теми частями действительности, которые находят­

ся с ней в каком-нибудь отношении. Культура же ни в коем случае не есть свободная от всякого понимания действитель­

ность, которую можно подвергнуть любой обработке и любому

преобразованию посредством понятий. Она, напротив, есть про­

дукт известного понимания, определенная вырезанная из дейст­ вительности часть ее, причем остается совершенно открытым,

значат ли именно для нее и только ли для нее социологические

понятия закона. К тому же эта вырезанная из действительности

часть ее уже вполне определенным образом расчленена и преоб­ разована при посредстве культурных ценностей. А кто может

поручиться, что это расчленение, на основании которого мы и назвали культурой известную часть действительности, останется

нетронутым после того, как генерализирующее образование по­ нятий попробует и сюда наложить свою тяжелую руку? Такое

совпадение совсем не необходимо. Ввиду этого, хотя социология как наука, формулирующая законы, и рассматривает среди дру­

гой не исторической общественной жизни также и ту часть дейс­ твительности, которую обрабатывает и история, она все же расс­ матривает ее не как т у ж е самую действительность, иными сло­

вами она смотрит на нее, не как на культуру. А что общность материала в этом смысле вряд ли имеет большое значение, это видно уже из того соображения, что ведь общий объект являет­ ся в таком случае частью того необозримого многообразия, ко­

торое не только не входит, как таковое, ни в какую науку, но о

котором вообще мы можем говорить лишь в самых общих чертах, не входя в его частности, т. к. мы вообще узнаем его, лишь пони­ мая его каким-нибудь образом и притом при помощи понятий.

Мы видим, таким образом, что не только генерализирующий и индивидуализирующий методы несоединимы в специальных нау­

ках, но что, кроме того, нет также никакой гарантии в том, что

закономерно-научный и культурно-научный способы исследова­ ния соединимы в философии истории; скорее наоборот, при тес­

ной связи индивидуализирующего метода с отнесением к цен­

ности, если логически и не невозможно, то во всяком случае

весьма маловероятно, чтобы понятия закона совпадали всегда по

своему содержанию с общими понятиями наук о культуре

(Kulturbegriff)- Все это колеблет в принципе понятие социологии

как философии истории, хотя она и ссылается на то неоспори­ мое положение, что всякая действительность подчинена законам,

224

которые могут быть найдены. Само собой понятно, что мы ни­

чуть не возражаем против попытки найти законы общественной жизни; такая попытка вполне правомерна. Но мы ни в коем случае не можем считать эти законы также и принципами куль­ турной жизни, только на том основании, что они являются зако­ нами той же самой свободной от всякого понимания действи­

тельности, которую обрабатывает и история. Верить в возмож­

ность ^этого совпадения могут только те, кто, следуя наивному реализму понятий, смешивают наше донаучное и научное понима­ ние действительности с самой действительностью.

Мы не выходим здесь все же из круга логических возмож­

ностей, хотя, как мы видели, совпадение понятий закона с поня­

тиями наук о культуре было бы по меньшей мере делом чудес­

ного случая. Ввиду этого для выяснения вопроса небесполез­ но будет показать подробнее, в каких именно случаях уже не

имеет никакого смысла искать законы культурной жизни. Ре­ шающим моментом здесь опять-таки является понятие отноше­

ния, в котором находится историческое целое к своим частям. Прежде всего: в каких случаях понимание действительности

как культуры м о ж е т идти рука об руку с генерализирующим пониманием действительности? Ввиду того, что культурные цен­

ности, будучи всеобщими ценностями, являются вместе с тем и общими понятиями и, как таковые, обладают общим содержани­

ем, — исторические события, становясь, благодаря своей индиви­ дуальности, существенными через отнесение их к какой-нибудь

всеобщей культурной ценности, могут быть вместе с тем рассмат­

риваемы как экземпляры соответствующего общего понятия. Ибо,

если индивидуализирующий метод и связан всегда с отнесением к ценности, то предложения этого все же нельзя обратить, утвер­

ждая, что применение понятия всеобщей ценности непременно связано с индивидуализированием. Скорее наоборот. Мы можем смотреть на те, например, события, которые встречаются в какойнибудь истории искусства или права, также как на экземпляры общего понятия искусства или права; и если при этом порывает­ ся т а связь с ценностями, в которой вещи находились к культур­ ной ценности искусства или права благодаря своей индивиду­ альности, — то все же такого рода генерализирующее изобра­ жение действительности имеет в виду явления культуры; при этом

оно даже рассматривает действительность как культуру, ибо ведь

понятие искусства или права отграничивает собственно в данном

случае область исследования, определяя вместе с тем, какие именно

объекты становятся экземплярами соответствующей системы общих понятий. То, что касается этих культурных ценностей, может, ко­

нечно, относиться ко всем культурным ценностям, и поэтому пред­

8 Риккерт

ставляется весьма возможным, чтобы все те великие единицы

общественной жизни, которые мы называем культурными наро­ дами, — чтобы все они рассматривались нами как экземпляры системы общих понятий, в которой бы также находили выраже­ ние известные законы, причем значимость последних простира­

лась бы на всегда повторяющееся развитие и рост любого куль­ турного народа. На основании сказанного нами выше ясно, что,

во-первых, подобного рода исследования, конечно, нельзя назы­ вать историей, и что, во-вторых, считая его возможным, мы име­

ем в виду лишь логическую возможность, совершенно не говоря

о тех фактических трудностях, которые стоят на пути к его осу­ ществлению. Ибо для нас важно здесь лишь одно: мы хотим допустить здесь максимум того, что вообще возможно только

допустить в вопросе о науке, формулирующей законы культур­ ной жизни, — для того, чтобы иметь затем возможность, сделав

это, тем вернее решить, удовлетворяет ли названная наука, сколь совершенной мы бы себе ее ни представляли, тем требованиям,

которые мы необходимо должны предъявлять к философии исто­ рии, как учению о принципах исторической жизни.

Желая ответить на этот вопрос, мы должны иметь в виду, что философия истории, как бы мы ни определяли ее задачи, должна быть не философией объекта какого-нибудь специального исто­ рического исследования, но философией объекта всемирной истории; вместе с тем она должна установить принципы истори­ ческого универсума. Под историческим универсумом, однако, как

бы ни было неопределенно это понятие, следует во всяком слу­ чае понимать наиболее обширное историческое целое, какое толь­

ко возможно мыслить, а, следовательно, нечто такое, что по сво­ ему понятию уже является чем-то единичным и индивидуальным, причем объекты специальных исторических исследований долж­ ны быть индивидуальными членами этого целого. Кроме того,

принципы истории должны быть вместе с тем принципами един­ ства этого универсума. Уже из этого одного следует, что наука, формулирующая законы и вместе с тем желающая быть учением о принципах истории, не только стоит перед бдльшими или мень­ шими трудностями, но что она логически невозможна. Можно, конечно, возразить, что мировое целое, о котором трактуют естес­ твенные науки, по своему понятию уже есть нечто единичное, и что, основываясь на тех же аргументах, можно было бы утверж­

дать, что вообще не может быть таких законов, значимость кото­ рых, подобно, например, закону тяготения, простиралась бы на мировое целое. Но это возражение явно несостоятельно. Дело в том, что понятие мирового целого естественных наук, как инди­ видуума, весьма проблематично. Генерализирующие науки не за­

226

физическую и духовную стороны, то можно, понятно, совершить

деление этих сил на физические и психические; пожалуй,не без

успеха можно было бы также дать еще более подробный обзор

всех тех общих, т. е., точнее говоря, укладывающихся в общие

понятия факторов, действующих в исторической жизни. Но ка­

кой бы ценностью ни обладали в частности подобные исследо­ вания, мы не только должны быть весьма осторожными, употреб­ ляя подобные генерализирующие теории, ввиду того, что понима­

ние действительности как природы и как культуры не совпадают друг с другом, — но мы прежде всего не должны никогда забы­ вать, что эти общие силы и факторы, не будучи сами историчес­ ки существенными, не определяют также того, что исторически является важным. Они скорее суть лишь условия, без которых,

конечно4, не могли бы произойти никакие исторические события, но именно потому, что они суть абсолютно общие условия, они

не представляют никакого интереса ни для историка, ни для фи­

лософа истории. Так, например, солнечная теплота есть фактор, без которого немыслимо ни одно историческое событие; и точ­ но также, если бы люди не обладали речью, как орудием взаим­

ного понимания, то вся история протекла бы иначе, чем она про­ текала на самом деле, да и больше того: вообще не было бы

никакой культуры. Но все же на этом основании общие понятия солнечная теплота или взаимное понимание при помощи речи

совсем, конечно, не являются «историческими принципами». Имен­

но безусловная общность лишает их исторического интереса. Но даже совсем независимо от того, можно и должно ли назы­

вать науку об общих силах и факторах общественной жизни философией истории, — представляется весьма сомнительным, чтобы все относящиеся сюда разнообразные естественные, пси­

хологические и культурно-научные познания можно было бы вообще объединить в одну отдельную науку. До сих пор по крайней мере такой науки нет и, по-видимому, так будет продол­ жаться и впредь: историк, которому нужно проникнуть в общие

«силы», играющие роль в исследуемой им области, обращается

для этого к генерализирующим специальным наукам: к антропо­ логии, психологии, социологии и т. д., которые и доставляют ему нужные ему подробные сведения.

Мы не будем здесь отдельно рассматривать все относящиеся

сюда проблемы: для выяснения общего принципа — а это толь­

ко ведь и составляет цель этого очерка — достаточно уже ска­ занного нами. Отметим только еще, что генерализирующие спе­

циальные науки могут помочь историку лишь там, где дело идет об одних лишь более или менее постоянных факторах истори­ ческой жизни, но что на целый ряд вопросов, касающихся общей

228

сущности (Wesen) исторической жизни, они вообще не могут дать никакого ответа. К вопросам последнего рода и относятся большей частью те вопросы, которые обыкновенно причисляют к философско-историческим.

Мы ограничимся здесь для примера лишь одним вопросом, в

котором одинаково ошибаются самые различные направления эмпирической исторической науки и философии истории. Это

вопрос о роли, которую играют в истории т е индивидуумы, ко­

торых только обыкновенно и называют индивидуумами, имен­ но — отдельные личности. Ввиду того, что мы отвергаем воз­ можность нахождения законов истории как при помощи эмпири­ ческой исторической науки, так и при помощи философии исто­ рии, для нас особенно важно здесь отметить, что эта проблема не допускает общего разрешения ее в так называемом «индиви­ дуалистическом» смысле, и опять-таки на основании логических соображений. Конечно, совсем неправильно утверждать, что исто­

рии совершенно нет дела до отдельных личностей и что лишь

«общая» жизнь масс всегда имеет решающее значение; но точ­ но также совсем неправильно поступают те, которые решающее

значение приписывают всегда деяниям отдельных личностей и, подобно Карлейлю, видят в истории лишь сумму биографий ве­ ликих людей. К сожалению, возникающую здесь альтернативу смешивают весьма часто с вопросом о логической сущности исто­

рии. При этом считается, что те, которые придерживаются наше­ го взгляда, согласно которому история пользуется индивидуали­

зирующим методом, защищают вместе с тем и биографическое понимание истории, тогда как на самом деле индивидуализирую­ щий метод не имеет ничего общего с культом героев. Напротив, именно потому, что история есть наука об индивидуальном, фи­ лософия истории не может решить вопроса о роли отдельных личностей в пользу великих людей.

Не может она этого сделать на том же основании, по которо­ му недозволительно также, впадая в противоположную крайность, видеть в построении коллективных понятий новый методологи^ ческий принцип. Оба утверждения: что массы повсюду имеют решающее значение и что историю делают только отдельные личности, — были бы одинаково продуктами генерализирующе­

го образования понятий, «историческими законами». Для каж­

дой отдельной части исторической жизни нужно поэтому осо­

бо исследовать, какие массовые движения и какие чисто личные действия имели решающее значение для руководящих культур­

ных ценностей, и лишь тогда возможно будет дать также ответ и на вопрос о значении отдельных личностей для всех областей истории вместе. На самом деле, однако, стремление выставлять

229

подобные общие утверждения о решающем значении масс или о роли отдельных личностей отнюдь не вызывается любовью к генерализирующему образованию понятий; причину этого надо искать в произвольном и одностороннем предпочтении одних куль­

турных ценностей другим и таким образом в произвольном выбо­ ре исторически существенного материала, как мы это и увидим еще яснее дальше, когда будем отвечать на вопрос, что же в самом деле представляют из себя принципы исторической жизни.

Разбирая вопрос о значении исторических законов, мы дол­

жны указать, наконец, еще на один пункт, который также вызвал

немало споров. Мы хотим именно показать, что не только це­

лый ряд весьма известных философско-исторических проблем

не допускает никакого общего разрешения, но что также и там,

где историк, выставляя какое-нибудь положение, распространяет его на всю историческую жизнь, мы отнюдь не всегда имеем

дело с продуктом генерализирующего понимания действитель­ ности. Возьмем для примера известный тезис Ранке, тоже сыг­

равший роль в борьбе за исторические законы. Он содержит в себе, по словам проф. Белова, ту «общую истину, что внутрен­

няя жизнь государств в значительной степени зависит от взаим­

ных отношений государств между собою, т. е. от мировых усло­ вий». В тезисе этом многие видят также первостепенное науч­

ное открытие. Может быть, эта общая истина представляет из себя исторический закон, хотя бы в том логически не противо­

речивом смысле закона для материала, который история изоб­ ражает индивидуализирующим образом? Тот, кто знает истори­ ческие воззрения Ранке, должен отрицательно ответить на этот

вопрос. Под «мировыми условиями» великий историк понимает

лишь определенный комплекс взаимно связанных между собой

культурных государств, да и вообще Ранке причисляет к своему историческому миру лишь те государства, которые стоят в ка­ кой-нибудь связи с этими культурными государствами и, следо­ вательно, находятся под их влиянием. В приведенном тезисе,

именно в силу его абсолютной общности и ввиду того, что он вследствие этого отрешен от всякого собственно историческо­

го содержания, не имеет никакого решительно смысла видеть продукт генерализирующей науки и вообще какое бы то ни было научное «открытие»; он формулирует лишь методоло­ гическую предпосылку, с которой Ранке приступает к индиви­ дуализирующему изображению отдельных государств и необ­ ходимо должен приступать, раз он задался целью рассматри­ вать все с точки зрения всемирной истории — в своем, конечно, смысле. Точно также обстоит дело и с другими общими утвер­ ждениями, подобно, например, утверждению, что всякий индиви­

230

дуум, как бы он ни был велик, стеснен в своей деятельности

известными рамками, налагаемыми на него культурным уровнем

его народа. В силу своей общности оно просто-напросто само собой понятно; ибо оно ведь утверждает лишь реальную связь каждой исторической части с ее историческим целым. Таким

образом, система подобных общих утверждений не может пред­ ставлять из себя вспомогательной генерализирующей науки, ко­ торая содействовала бы истории при исследовании ею причин­

ных связей, — в лучшем случае такая наука может содержать в

себе лишь те предпосылки, которые необходимо должны быть сделаны, раз мы вообще признаем возможность истории, как изображения исторических связей. Мы видим опять-таки, что не

имеет никакого смысла искать в законах принципов историчес­

кой жизни.

Но именно потому, что, отвергая за философией истории пра­

во формулировать законы, мы это сделали на основании чисто логических соображений о сущности истории, мы, по-видимому, доказали этим уже слишком много; ибо, как бы ни были по

содержанию своему ложны все социологические теории, желаю­

щие занять место философии истории, — все же фактически имеется целый ряд попыток выставить законы для единичного

целого исторического развития, а между тем последнее было бы совершенно невозможно, если бы понятие философии истории,

формулирующей законы, заключало в себе логическое противо­ речие. Это, конечно, правильно, и поэтому мы попробуем здесь

еще показать, что там, где принципы исторической жизни выстав­ лены, по-видимому, в форме законов, отнюдь не может идти речь

о законах в смысле естественных законов, — даже в чисто фор­

мальном отношении. Поняв же, в чем здесь дело, мы вместе с тем

сможем ответить и на вопрос, что же именно мы должны назы­ вать принципом исторической жизни.

Характерным отличием всех попыток найти естественный за­ кон исторического универсума является то обстоятельство, что

все они хотят, чтобы закон их был вместе с тем и формулой

исторического прогресса. Этим, собственно говоря, все самое главное уже сказано. Мы понимаем, как должно быть заманчиво совместить в одном понятии естественный закон, закон развития и закон прогресса, как этого хотел, например, Конт со своим

законом трех стадий: теологической, метафизической и позитив­

ной, — и почему и ныне еще этот род социологии, обещающий так много, пользуется такой большой любовью. Но мы понимаем

также, что тот, кто хоть немного понял, в чем заключается логи­

ческая сущность истории, уже не может верить в возможность

выполнения подобных обещаний. Дело в том, что, во-первых, прог­

231

ресс и регресс суть понятия ценности, точнее говоря, понятия о возрастании либо уменьшении ценности, и поэтому о прогрессе можно говорить лишь тогда, когда уже предварительно имеется «критерий ценности» (Wertmasstab). Во-вторых, прогресс озна­

чает всегда возникновение чего-то нового, того, что в своей инди­

видуальности нигде еще не было. Понятие же критерия ценнос­ ти, как понятие того, что должно быть, ни в коем случае не может

совпадать с понятием закона, содержащим в себе то, что повсюду

и всегда есть или неизбежно будет и чего требовать поэтому

не имеет никакого смысла. Понятие долженствования и неиз­

бежности взаимно исключают друг друга, и лишь вследствие

упомянутой уже выше многозначности слова «закон» можно во­ обще говорить о законе прогресса. Наконец, возникновение но­

вого, до сих пор еще нигде не бывшего, не может войти ни в какой закон; ибо закон содержит лишь то, что повторяется лю­ бое число раз. Поэтому, если под прогрессом мы будем пони­ мать, во-первых, возникновение чего-то нового и, во-вторых, воз­ растание ценности, то с логической точки зрения понятие закона прогресса вдвойне противоречиво. Таким образом, там, где «за­

кон» сообщает единство историческому универсуму, расчленяя

его в отношении возникновения нового и обозначая его прог­ рессом, этот закон ни в коем случае не есть естественный закон.

«Закон» Конта и является на самом деле формулой ценности. «Позитивное» имеет для него значение того, что должно быть,

значение абсолютного идеала. С этой точки зрения он рассмат­ ривает все развитие человечества, устанавливая то новое и цен­

ное, что в процессе реализации его идеала различные стадии принесли с собою. Ничего подобного не может дать наука, фор­ мулирующая законы, ибо она, порывая всякую связь между своими объектами и ценностями, необходимо должна видеть в них лишь безразличные экземпляры родовых понятий.

Мы не можем здесь — да для выяснения общего принципа вряд ли это и нужно — мы не можем здесь подвергнуть критике

все попытки построения мнимых законов, долженствовавших быть вместе с тем и принципами исторической жизни, и доказать пов­ сюду, что законы эти содержат в себе, в более или менее скры­ том виде, понятия ценности и, стало быть, не являются совсем законами. Мы упомянем здесь лишь еще одну попытку этого

рода, связанную с именем Дарвине?. При этом мы, конечно, опять-

таки оставляем совершенно в стороне вопрос о том, могут или

не могут эти естественнонаучные теории доставлять истории вспо­

могательные понятия и служить ей обходными путями для дости­ жения ею своих особых целей. О роли их в этом отношении можно спорить. Действительно ли теория развития Дарвина на­

232