Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998)

Но не придется ли нам и здесь повторить то, что мы уже както сказали ранЬше: что все дело исчерпывается лишь простым указанием на метафизическую связь с эмпирической действие

тальностью, что этим уже дано все то, что дозволительно еще

мыслить науке? И что для нас вполне достаточно допущения вообще какого бы т о ни было необходимого отнесения дейс­ твительности к ценностям, хотя бы оно и не поддавалось более точному определению?

Если мы опять-таки обратимся к гегелевской философии

истории, то мы увидим, что там, где дело касается частнос­ тей , метафизика почти не играет никакой роли. При отграни­

чении и расчленении исторического универсума все дело сво­

дится в конце концов лишь к понятию свободы как к поня­ тию ценности и к убеждению вполне общего свойства, именно, что мир в самой сущности своей предрасположен уже к раз­ витию к свободе. Но все, что здесь предполагается, и исчер­ пывается одними названными предпосылками: предпосылкой

абсолютной ценности и вообще необходимого отнесения ее

к исторической действительности. Вообще же философия исто­ рии Гегеля оперирует исключительно с понятиями, взятыми из имманентной исторической жизни и к этой имманентной

жизни только и относимыми.

Не точно так же ли обстоит дело и во всех философских трудах по всеобщей истории? Не должны ли мы сказать, что

за указанным нами пределом метафизика не только не нужна

философу истории, но что она прямо-таки вредит ему? Его,

так же как и эмпирика, интересует развитие культуры в имма­ нентном, временном и пространственном мире. Если же благо­

даря метафизике этот имманентный мир опустится до реаль­ ности второстепенного свойства, истинная же реальность, в ко­

торой наивысшие ценности совпадают с наивысшим бытием, будет мыслиться вне времени и пространства, то единичное и индивидуальное развитие во времени и пространстве теряет смысл как с философско-исторической, так и с эмпирико-исто­ рической точки зрения. К чему весь этот процесс борьбы и

стремлений человечества, раз он лишь приблизительно и не­

совершенно осуществляет в течение столетий то, что вечно реально существует в глубочайшей сущности мира? Если вре­

мя представляется нам лишь нитью в таинственной ткани пок­

рывала Майи, и все временное лишь бытием второстепенного свойства, то мы не можем признавать более никакой положи­

тельной философии истории. Тогда вся задача последней сво-

263

дйтся лишь к одному: мы должны постичь ничтожество всего исторического, необходимо протекающего во времени, и вмес­

те с Шопенгауэром отрицать всякий смысл за историей. Таким образом, именно временное в мире не должна деградировать

вего реальности никакая метафизика, ибо, делая это, мы отри­ цаем вместе с тем не только эмпирическую историческую нау­ ку, но и философию истории.

Но можно, наконец, задать следующий вопрос: нельзя ли временному тоже приписать метафизической реальности? Или трансцендентное бытие нельзя мыслить иначе как вне време­ ни? Здесь, по-видимому, открывается все-таки еще одно пос­

леднее убежище для тех, кто хочет соединить философию исто­ рии с метафизикой. Но только по-видимому; ибо, допуская метафизическую реальность временного, мы тем самым унич­ тожаем подлинные мотивы метафизического мышления в фи­ лософии истории. То, что нам единственно только и указыва­ ло на трансцендентную сущность мира, — это было убежде­

ние в трансцендентной значимости ценностей и требование их реальной связи с исторической действительностью. Трансцен­ дентность же ценности означает именно ее вневременную значимость, и поэтому лишь вневременная реальность могла бы быть метафизической «носительницей» вневременных цен­ ностей. Поэтому также, желая установить необходимую связь

исторического развития с вневременными ценностями, мы ни

вкоем случае не можем основывать значимости ценности на

протекающем во времени метафизическом бытии, ибо подоб­ но имманентному и этого рода трансцендентное бытие оста­ валось бы всегда позади трансцендентного долженствования и в лучшем случае представляло бы из себя излишнее удвое­ ние имманентной временной действительности.

Одним словом, метафизика, которая хочет служить базисом

для философии истории, сразу впадает в большие почти не­

преодолимые трудности, раз она, не удовлетворяясь понятием трансцендентного долженствования или ценностей, облада­ ющих вневременной значимостью, ищет иной абстрактной фор­ мулировки своих трансцендентных предпосылок. Мы нужда­ емся в чем-нибудь вневременном для того, чтобы придать вре­ менному историческому процессу объективный смысл. Прев­

ращая же это вневременное в метафизическую реальность,

мы тем самым отказываем историческому в истинной реаль­ ности, уничтожаем смысл истории и возможность ее фило­

софского трактования. Возможно ли избежать этого закол­

264

дованного круга, или о него должна разбиться всякая мета­ физика истории? Не принуждены ли мы поэтому также, фи­ лософски трактуя всеобщую историю, видеть в вневременных

ценностях и необходимом, но научно неопределимом отне­ сении их к временной реальности последних предпосылок,

дальше которых мы не имеем права идти?

В случае положительного ответа на этот вопрос — а до сих пор по крайней мере мы не видим никакой возможности отве­ тить на него отрицательно — задачи философии истории, ко­ торые вначале, казалось, распадались на три различные дис­ циплины, принимают в конце концов совершенно тождествен­

ный вид. Предоставив всю область эмпирического бытия спе­

циальным наукам и подчинившись необходимости отречься от

желания проникнуть в метафизическую сущность мира, фило­

софия оставляет себе царство ценностей, в котором она видит

свой истинный домен. Целью ее является исследовать эти цен­ ности как ценности, подвергнуть вопросу их значимость и вклю­ чить их в общую телеологическую связь всех ценностей. Одной из этих областей ценностей является область науки, поскольку

наука стремится реализовать ценность истины, и потому фило­ софия истории должна прежде всего проникнуть в сущность

исторической науки. Она видит в ней индивидуализирующее

изображение единичного развития культуры, под которой она

понимает имманентную действительность, обладающую в сво­ ей индивидуальности значением по отношению к культурным ценностям. Отсюда вытекает далее, что принципы историчес­ кой жизни сами являются ценностями, и исследование вопроса о значимости этих ценностей и составляет,таким образом,вто­ рую задачу философии истории, задачу, которая в конце кон­ цов совпадает с задачей философии, как науки о ценностях. Таким образом, оба эти одинаково необходимые вида проблем

систематически связаны друг с другом, и к ним под конец

присоединяется еще и третья группа философско-историчес­ ких вопросов. Она замыкает собою всю философскую систе­ му, указывая нам, какие из критически обоснованных ценнос­ тей реализовались пока в течение истории и на какие великие эпохи распадается весь этот процесс реализации ценностей. И мы понимаем, таким образом, в какой стадии развития мы ныне находимся и какие задачи нам предстоит решить в будущем.

Но во всех случаях мы видим, философия истории имеет де­

ло с ценностями, причем исходит она из логики истории. Прежде всего— это ценности, на которых зиждутся формы и

265

ПРЕДИСЛОВИЕ

Содержание этой работы не предназначалось первоначально к опубликованию в виде отдельной книги. Оно должно было

составить одну из глав более обширного труда, первый том кото­

рого, под названием «Общие основы философии», я надеюсь

вскоре опубликовать в качестве первой части «Системы филосо­

фии»*. В процессе выработки мыслей, заполняющих настоящую книгу, я заметил, что они, находясь на первоначально предназна­

ченном для них месте, в некоторых отношениях разрушили бы

рамки систематического построения и, кроме того, оказались бы там слишком обширными. Поэтому я придал им такую форму, чтобы они образовали завершенное 8 себе целое и были бы понятны сами по себе.

Чего эти мысли хотят, выражено заглавием книги. Я думаю, что наиболее распространенные, заслуживающие серьезного отно­

шения к себе философские устремления нашего времени лучше

всего могут быть подведены под понятие философии жизни. Я

пытаюсь занять по отношению к ним критическую позицию. Этим

я хотел бы в то же время указать на философию жизни, как на необходимую задачу, разрешение которой, однако, должно дать более нежели философию одной лишь жизни. Итак, главная цель этой книги — показать, что при философствовании о жизни одной только жизни еще мало.

Подводя изображаемую и критикуемую здесь философию под понятие модного течения, я не хочу вовсе уже одним этим произ­ вести суд над нею. Дело только в том, какие мысли фактически

наиболее распространены. Приверженцы их, конечно, будут про­ тестовать против характеристики их взглядов как модных мыслей,

атак как большинство из них не пережило постепенного воз­

*В настоящее время названная работа уже вышла в свет. (H. Rickert, System der Philosophie, Erster Teil: Allgemeine Grundlegung der Philosophie. Tübingen Mohr, 1921). — Прим. перев.

269

никновения сегодняшней моды, то их трудно будет убедить в

том, что речь идет здесь о моде. Чтобы понимать это, по-видимо­ му, необходимо точное знакомство с философией тех времен, когда учение о жизни (Lebenslehre) еще не было в моде.

Разумеется, можно и отказаться от названия «модное тече­

ние». По существу содержание настоящей книги от этого нис­

колько не изменится. В том, что излюбленные и исповедуемые

ныне мысли надлежит характеризовать как «философию жиз­

ни», я оказываюсь в согласии как раз с теми мыслителями, кото­

рые сами причисляют себя к философам жизни.

Я намеренно повсюду ограничивался теориями, широко рас­

пространенными или стоящими в тесной связи с широко рас­

пространенными взглядами, и, в частности, избегал касаться того, что явится, быть может, модой завтра. Я не верю, чтобы возмож­ но было предсказать даже ближайшее будущее с какой-либо

уверенностью. То, что будет, зависит отчасти от решений отдель­

ных индивидуумов или, по крайней мере, может испытать решаю­

щее влияние с их стороны. Индивидуальные же деяния не под­

даются никакому предсказанию. Если, несмотря на это, мне будет позволено высказать здесь мое предположение относительно

будущего, то я сказал бы, что мы стоим перед концом филосо­

фии одной лишь жизни. Я был бы рад, если бы эта небольшая книга могла бы быть рассматриваема как одна из предвестников такого «помрачения кумиров».

Что явится затем на смену чистой философии жизни, об этом

возможны тоже лишь предположения. Однако, иногда кажется, будто бы мысли Гегеля оказывают все большее влияние. Отчас­ ти это стоит в связи с тем, что между ними и современной философией жизни при всех противоположностях все же сущес­ твует предметное родство. Я отметил это также в самой книге.

Юного Гегеля можно причислить к философам жизни, и его

«Феноменология» обнаруживает также черты сходства с модны­

ми тенденциями. Возможно, что нам предстоит еще пройти через

гегельянство, прежде чем мы вновь решимся на самостоятельное

философствование, и, во всяком случае, для вневременных проб­

лем у Гегеля можно научиться большему, чем у Заратустры. Но принятие гегелевских идей само по себе столь же мало способ­

но удовлетворить, как и воскрешение кого бы то ни было из

других мыслителей прошлого.

Генрих Риккерт.

Гейдельберг, май 1920г.

которых верят в нечто вроде прогресса, стало быть, особенно w

науке. Она никогда не стоит на месте, и те мысли, которые двига­ ют ее вперед, существенные для эпохи, первоначально находятся'

всегда лишь у немногих. Постепенно они охватывают более ши­ рокие круги; в философии этот процесс совершается обычно

очень медленно, — и когда впоследствии какое-либо воззрение находит общее распространение, по большей части снова оказы­

ваются налицо немногие, опять-таки узнавшие новое и таким обра­ зом вышедшие за пределы воззрения, ставшего общим достояни­

ем. Их мысли должны тогда почитаться за существенные, и для

их времени тем самым ярлык, не подходящий к ним, оказывается

неприменимым.

Коротко говоря, то, что властвует над общим мнением, в науке всегда представляется отчасти уже устаревшим, и в некоторых других областях культуры дело обстоит так же. Имея в виду это обстоятельство, мы должны ограничивать значение всякой общей

характеристики эпохи. Она всегда может повлечь за собою несп­ раведливость как раз по отношению к наиболее важным, имею­ щим перед собою будущее, событиям.

Одновременно, однако, это обстоятельство указывает также на нечто иное. Ярлыки коллективистического и морфологического

изображения зачастую могут быть применены к модным тече­ ниям даже без ограничения, именно потому, что они только и

хотят указать на средний уровень, и если сознательно пользо­ ваться ими исключительно с этой целью, то они получают значе­

ние также и для характеристики научных направлений. Это тем более правильно, что лишь немногие совершенно не подверже­

ны влиянию моды, хотя бы потому лишь, что нельзя избегнуть борьбы против нее. Поэтому, правда, мода, будь она сколь угодно «модной» и самоновейшей модой, всегда остается в науке вче­ рашним днем, и каждый действительно значительный мыслитель претерпевает несправедливость, когда хотят исчерпывающе оха­ рактеризовать его общим ярлыком. Но тем не менее и в интере­ сах философии имеет смысл отчетливое осознание признаков модных течений. А именно, иногда мы узнаем при этом, что в

науке должно быть преодолено, и таким образом оказываемся в состоянии, по крайней мере отрицательно, определить задачу ра­

боты требованиями будущего.

Под этим углом зрения нижеизложенное должно послужить

философии, так как мы занимаемся здесь наиболее широко рас­ пространенными философскими течениями наших дней. Мы отыс­ киваем понятие, господствующее сегодня над модными мнениями

и стоящее на переднем плане философских интересов, чтобы

таким путем, быть может, выйти за пределы моды. Никто не мо-

272