Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998)

которое есть признавание, не мог бы иметь ровно никакого значения. Несмотря на это, мы не скрываем от себя, что обоз­ начение долженствования как «предмета» звучит очень пара­ доксально. Но оно только звучит парадоксально, так как мы понимаем ведь под предметом исключительно нечто такое, что противостоит познающему субъекту постольку, поскольку он сообразуется с ним, и мы намеренно выбираем парадоксаль­ ное обозначение, чтобы можно было по возможности ясно подчеркнуть противоположность всюду господствующему воз­ зрению, будто существует независимый от познающего субъ­ екта мир трансцендентных действительностей как предметов познания. Мы хотим этим выразить наше убеждение, что оспа­ риваемый взгляд основывается только на ложном значении чувства необходимости, которым обладают наши суждения. Так как правильное значение этого чувства должно вести к дол­ женствованию как последнему критерию для правильности суж­ дения, то этим оправдывается название предмета именно для руководящего познанием долженствования, и он должен был

вгносеологической связи употребляться только для этого дол­ женствования, так как это долженствование должно для поз­ нания сделать как раз то, что реалистические воззрения счита­ ют действием существующей в себе независимо от субъекта действительности.

Естественно, нам можно здесь не стараться доказывать это

вд е т а л я х . Для нас важно здесь прежде всего установить то, что обще всякому познанию, и мы можем это сказать в нем­ ногих словах. Противоположение познающего субъекта пред­ мету, с которым сообразуется познание, не есть противополо­ жение представляю щ его сознания независимой от негоже#-

ств и те л ь н о сти , а есть противоположение рассуж даю щ его,

то есть утверждающего или отрицающего, субъекта долж енс­ твованию , которое признается в суждениях. Если я хочу поз­ навать действительность и выяснил себе, что единственно мо­

жет значить истина, то я не буду стремиться отображать дейс­ твительность посредством моих представлений. Не имеет ника­ кого смысла допускать «за» представлениями еще действи­ тельность. Трансцендентное бытие никогда не могло бы сде­ лать для надобности познания того, что делает имманентный комплекс представлений, связанный с чувством необходимости в суждении. Не было бы необходимых отношений представ­ лений, которые мы утверждаем, когда мы познаем. Кто выстав­ ляет познаванию еще другие требования, тот стремится к тому, чего мы, люди, не в состоянии выполнить ни в коем случае, и нет ни малейшего основания стремиться к этому. Конечно,

92

4. Обоснование объективности

Несмотря на это, мы далеко еще не ко н ч и л и нашего рассуж­ дения. В некотором смысле нам не достает еще главного, ведь собственно приобретенный до сих пор результат, по-видимому, очень мало пригоден к тому, чтобы приблизить нас к конечной цели, к которой мы стремимся. К понятию познавания относится предмет, который только тогда обладает значением для познава­ ния и сообщает ему объективность, когда он является предметом, во всех отношениях независимым от познающего субъекта. Итак, долженствование, которое мы нашли как предмет познания, дол­ жно быть во всех отношениях независимым от субъекта должен­ ствованием, и именно независимым в том смысле, что это дол­ женствование существует действительно, безразлично чувствует ли о нем что-нибудь или признает его какой-нибудь познающий субъект. Итак, если мы хотим независимое от познающего субъ­ екта называть также трансцендентным, при этом нужно вести речь о трансцендентном долженствовании как предмете познания, так как без этого трансцендентного характера долженствование не было бы ручающимся за объективность предметом.

I. Трансцендентное долженствование

Имеем ли мы также право на допущение этого трансцендент­ ного? Тут мы имеем дело с чрезвычайно важным вопросом. До сих пор мы только установили, что подразумевает или предпола­ гает всякое правильно понятое познание. Можно ли также обос­ новать это предположение? По-видимому, нет. Напротив, указа­ нием на то, что познавание состоит в признании долженствова­ ния, по-видимому, еще в большей степени, чем прежде, выступает только «субъективность» познавания. Одобрение и неодобрение, связываемые с желанием и чувствованием, являются не только как представляющее познавание, заключенными в границах мира сознания, но еще зависят от субъекта совершенно в другом смыс­ ле. Мы видели, что только благодаря чувству необходимости в

94

суждении мы узнаем о долженствовании, а как могут чувства давать знать о ценностях, которые имеют трансцендентное значе­ ние? Быть может, с нами согласятся, что: суждение есть истинно, без недоказуемых метафизических предпосылок, может значить ничто иное, как: суждение ценно, но чувству никогда не приписы­ вается более, чем субъективное значение. Все еще остается воп­ рос: почему долженствование должно быть признано как пред­ мет, противостоящий нашему суждению? Новое понятие познания, приобретенное нами, об этом не говорит еще нам ровно ничего. Разрушается только старое понятие предмета, но с новым поня­ тием акта познания не приобретается никакого пригодного, т.е. сообщающего «объективность» предмета познания. Напротив, раз­ ве не выходит, в конце концов, что наше знание всего только верование? Разве сообщаемое необходимостью в суждении дол­ женствование является прочным, направляющим предметом поз­ нания, большей логической важности, чем царство вещей в себе? Не остаемся ли мы совершенно на том же месте, на котором мы стояли, когда подвергли сомнению существование трансцендент­ ного бытия?

Действительно, все зависит от ответа на этот вопрос, лишь только речь идет об обосновании объективности. Мы знаем новое поня­ тие познания до сих пор только с одной стороны, как признание долженствования. Мы знаем, что, если вообще существует пред­ мет познания, его можно найти только в долженствовании, а не в бытии. Теперь мы должны рассмотреть также наше понятие поз­ нания некоторым образом с другой стороны и спросить о дол­ женствовании признания. Имеет ли действительно в суждении это признание абсолютную ценность, действительную независи­ мо от всякого фактического признания? Только если мы можем ответить утвердительно на этот вопрос, мы можем говорить о трансцендентном долженствовании и, следовательно, о гносеоло­ гически применимом предмете познания, действительно сообща­ ющем процессу познания искомую «объективность».

Но как мы должны разрешить эту последнюю проблему и также обосновать долженствование признания? Для этой цели мы должны возвратиться к тому, из чего мы вышли: к гносеоло­ гическому сомнению. Все предыдущее состояло в существен­ ном, в анализе логической структуры, особенно в анализе поня­ тия на основе проникновения в логический смысл всякого суж­ дения. Но простой анализ не может дать обоснования объектив­ ности, хотя в высшей степени может его подготовить. После того как он закончен, опять должно выступить сомнение, «старый по­ сох», но теперь оно должно раскрыть не только свою разруша­ ющую, но и свою созидающую силу, и с нею мы проникнем к

*5

несомненным основаниям и предпосылкам познавания. Итак, мы должны теперь поставить наш вопрос следующим образом: мож­ но ли сомневаться в том, что долженствование, которое мы признаем в суждении, имеет значение, выходящее за содержание сознания и независимое от познающего субъекта, стало быть, трансцендентное, и в том, что оно необходимо должно быть признано? Но ответ на это мы можем дать только исследовани­ ем того, можно ли провести отрицание этого долженствования, не впадая в противоречие и не уничтожая этим само отрицание. Иным критерием, чем этот, для обоснования предпосылок мы не обладаем.

Мы видели, что все суждения, которые, по-видимому, относятся к трансцендентному бытию, могли быть превращены так, чтобы они выражали только факты сознания и только в этой форме были несомненны. Вместо «солнце сияет», я могу сказать: «я вижу солнце». Тогда речь идет не о трансцендентном бытии в суждении вообще, и так как это превращение может быть пред­ принято со всеми суждениями, то отрицание трансцендентного бытия никогда не может привести к противоречиям.

Но как обстоит дело с отрицанием ценности суждений, кото­ рые признают долженствование? Можно ли и эти суждения превратить таким образом, чтобы они не содержали более приз­ нания независимого от субъекта долженствования? Очевидно, нет, так как мы доказали, что всякое суждение состоит в признании необходимости в суждении, и что эта необходимость всегда выступает как долженствование, от которого зависит познающий субъект. Хотя суждения можно превращать как угодно и удалить из них в трансцендентную действительность все отношения, тем не менее всегда их ценность с точки зрения истины должна быть признана действительной вне времени и поэтому совершен­ но независимой от всякого познающего субъекта трансцендент­ ной ценностью. Итак, трансцендентное долженствование, пока я вообще рассуждаю, безусловно признается, и поэтому оно также единственно несомненно. Если кто-нибудь сомневается, он не выяснил себе, что значит сомневаться. Сомневаться значит спра­ шивать. А спрашивать значит: истинно это суждение или истин­ но противоположное суждение? Должен я сказать да или нет? Безразлично, да ли, нет ли, всегда уже предполагается вопрос: только одно из двух м о ж е т , но и одно также необходимо должно быть истинным* т. е. одно из двух возможных суждений должно быть, а другое не должно быть, безразлично, чувствует или признает познающий субъект долженствование. Без этой пред­ посылки вопрос и, следовательно, сомнение теряет свой смысл. Всегда можно сомневаться только в том, рассуждать ли так или

96

иначе, но никогда нельзя сомневаться в том, должно ли рассуж­ дать вообще. Итак, подвергнуть вообще сомнению лишенное вся­ кого произвола и абсолютно независимое от чисто познающего субъекта и постольку трансцендентное долженствование приво­ дит к логическому противоречию. Отрицание этого долженство­ вания само себя уничтожает, так как всякое отрицание есть суж­ дение и признает, поскольку оно притязает на истину, implicite трансцендентное долженствование.

Итак, мы приобрели общий принцип и отсюда можем идти дальше. Именно, нам нет надобности оставаться при совершенно общем и чисто формальном трансцендентном долженствовании, но мы можем утверждать еще нечто большее. Существует огром­ ное количество суждений, которые не могут быть подвергнуты сомнению в отношении их определенного содержания, именно те, которые констатируют ничто иное, как факты сознания, и это чрезвычайно важно. Мы намеренно выбирали примеры, ко­ торыми мы поясняли сущность процесса суждения и познавания таким образом, что при этом речь шла о чисто фактических суждениях, стало быть, о суждениях, в которых совершенно не­ сомненен императив и для того, кто высказывает нечто о дейст­ вительности. Ведь мы можем установить: если я слышу звук, я вынужден рассуждать, что я слышу звук, и при этом установле­ нии все становится ясным. Именно на этом простом суждении садится на мель всякий позитивист, который рассматривает «факт» и его констатирование, как и единственное и последнее, что инте­ ресует философа. Он просматривает, что во всяком «факте» еще заключается проблема. *

Факт в логической связи имеет значение только как конста­ тированный факт. Но всякое констатирование есть суждение, всякое суждение признает долженствование, суждения, конста­ тирующие факты, признают, стало быть, трансцендентное зна­ чение необходимости в суждении, и так как чисто фактические суждения несомненны, то и трансцендентная необходимость в суждении фактического предохранена от всякого сомнения. Словом, поскольку требование, быть обсуждаемым как сущее, необходимо связано со всеми содержаниями сознания или фактами, никогда простой факт теории познания не может быть действителен как конечное, на чем она успокаивается, но все содержания сознания, т. е. все «факты», указывают за пределы себя в трансцендентное;

Но и только постольку. Этим отнюдь не подтверждается воз­ зрение «реалистов», по которому я, как познающий субъект, чувс­ твую себя при процессе представления определенным так, что я не могу сомневаться в существовании определяющей меня тран-

сцендентной действительности, и я знакомлюсь с необходимос­ тью допустить за пределами моих представлений реальность, прос­ тое явление которой они составляют. Мои представления не со­ держат никакой трансцендентной необходимости, они соответст­ вуют вполне содержанию сознания. Необходимость, которая ука­ зывает за пределы моего содержания сознания, стало быть, тран­ сцендентная необходимость, есть только у суждений, и в них нет необходимости трансцендентного бытия, а только необходимость трансцендентного долженствования, ценности, которая признает­ ся, поскольку мы рассуждаем.

Отсюда же явно вытекает, что мы к предмету познания, кото­ рый является трансцендентным бытием, узнаваемым благодаря необходимости в суждении, принципиально иначе относимся, чем к трансцендентному бытию, которому должны соответствовать наши представления. Трансцендентное бытие проблематично, по­ тому что всякое суждение несомненно только в той форме, в которой об этом бытии не высказывается больше ничего. Транс­ цендентное долженствование, напротив, предохранено от всякого сомнения потому, что единственно несомненные суждения также implicite его признают. Этого никто оспаривать не может, кто допускает, что истина может содержаться только в суждениях, и что логический смысл процесса суждения не только процесс представления, но и процесс утверждения или отрицания, т. е. признание долженствования. Трансцендентное долженствование неотделимо от понятия истины.

Этим мы вместе с тем подошли к наиболее свободной от пред­ посылок точке зрения, как^ю вообще можно себе представить. Мы ясно развили только то, что предпосылка присуща и абсо­ лютно несомненному суждению и поэтому именно не может быть вполне подвергнута сомнению.

II. Релятивизм

Во всяком случае мы все же допустили предпосылку и долж­ ны поэтому предупредить еще один упрек. Мы допустили без доказательства, что истина, т.е. безусловно действительные суж­ дения существуют, что мы в несомненных суждениях обладаем истиной. Не изменили ли мы этим нашему принципу, по которо­ му теория познания ничего не может допускать недоказанным? Не должны ли мы прежде всего задаться вопросом: существует ли вообще истина в смысле абсолютной ценности? Многие счи­ тают, что в действительности на этот вопрос нельзя ответить. Да, его даже отрицают, т.е. допущение безусловно действительных суждений объявляется неправомерным. Релятивизм должен быть последним результатом теории познания, и согласно ему тогда

98

ны удовлетвориться утверждениями вроде того, как: истина есть то, что кажется истинным большинству выросших при одних и тех же условиях людей, истина есть воззрение «рода», а заблуж­ дение оказывается у тех злостных индивидов, которые осмелива­ ются возражать против всеобщности, истина есть то, что полезно всем, и полезность познавания поэтому порождает предметы поз­ навания?* Это всегда проистекает из того, что истина есть ничто иное, как воззрение большинства, так как другого, чем чисто ко­ личественный критерий для различия истинного от ложного, ни­ когда нельзя найти при этой предпосылке, если вообще ищут критерий. Истина находится, стало быть, у большинства? Если бы это все-таки было истиной! К сожалению, это также могло бы быть только «относительно» истинно, но если мы на это не будем обращать внимания, то это было бы очень утешительным выводом. Исследователь тогда, чтобы найти решение научной проблемы, не нуждался бы в том, чтобы в одиночестве взвеши­ вать основания за и против в уверенности подняться таким обра­ зом над предрассудками толпы, он просто должен был бы бал­ лотировать.

Трудно серьезно обсуждать увертки такого непоследователь­ ного релятивизма, который пытается спасти еще какое-нибудь понятие истины. Последовательный релятивист должен отвер­ гать смысл всякого стремления к истине ради истины. Он может признавать науку только как средство для увеличения удовольс­ твия в мире, или как средство для какой-либо другой цели, и он это делал, только, конечно, редко**. На его слова, правда, не обра­ щают внимания, наука беззаботно продолжает работать, но чем это помогает теории познания? Релятивизм этим не опроверга­ ется . Кажется, как будто здесь мы вместе с сомнением пришли к пропасти и должны, в конце концов, найти себе убежище в вере.

Однако положение вещей совсем не так худо, как кажется. Именно одна непоследовательность присуща также самому пос­ ледовательному релятивизму, и на нее следует всегда указывать вновь, пока еще существуют защитники гносеологического реля­

* Ср. Simmel, Ueber eine Beziehung der Selectionsiehre zur

Erkenntnistheorie. (Archiv für system. Philosophie, 1,1895, S. 45). [Pye. nep.

В. Соколова: Г.Зиммель, Об отношении селекционного учения к теории поз­

нания. В сборнике: «Дарвинизм и теория познания». Спб., 1889]. Неизбеж­ ный вывод из этого утверждения состоит в том, что истина суждения, которое выражает мое существование, основывается на том, что это суждение мне полезно, или что полезное мне предшествует в понятии моему существова­

нию и всему существованию вообще.

” Cp. Voltz, Die Ethik als Wissenschaft (1886). Это сочинение защищает

релятивизм необычными и достойными признания выводами и может поэто­ му считаться ценным вкладом для... опровержения релятивизма.

100

тивизма. Кто претендует для релятивизма на значение научной точки зрения, т.е. кто высказывает утверждение: «истины нет», не только как не имеющий значения случайный выстрел в воздух, но как убеждение, и высказывает как суждение, в пользу которо­ го он имеет основания, то чего он, собственно, этим хочет? Поче­ му он считает свою собственную теорию более чем шуткой, зна­ чение которой исчерпывается тем, чтобы развеселить его? Кто говорит: «нет никакого истинного суждения», тот этим или пре­ тендует высказать истинное суждение и противоречит самому се­ бе, или он должен допустить, что утверждать противоположное может с тем же правом всякий, кому оно кажется истинным, или, как он должен сказать, доставляет удовольствие, так как другого критерия ведь он не может признать.

Итак, если бы релятивисты захотели когда-нибудь набраться мужества действительно продумать свои теории до конца, то они очень скоро убедились бы в том, что они за своими собст­ венными воззрениями не могут признать большей ценности, чем за всяким другим воззрением, которое им кажется величайшей нелепостью. Релятивист, считающий истинным свое собственное мнение, не ведает, что творит. Можно, конечно, образовать поло­ жение, в котором стоят друг возле друга слова: «истины нет», можно это положение выговорить и даже написать, но нельзя это положение считать истинным, если его понимаешь. Кто утвер­ ждает что-нибудь, тот этим предполагает, что истина существует.

Он предполагает также, что мы обладаем какой-нибудь исти­ ной и что мы не только верим, но и знаем. Ведь если слово «знать» вообще должно иметь смысл, то о знании речь должна идти там, где утверждение противоположно суждению, которое считается истинным, приводит к противоречию, т.е. к утвержде­ нию и отрицанию одной и той же мысли в одном и том же положении. Но это приложимо к суждению: «истина существу­ ет». Его отрицание есть противоречие, conradictio in adjecto. Слово «существует» утверждает нечто как истинное. Добавленные сло­ ва: «истины не...» уничтожают понятие истины и этим в свою очередь высказанное в первом слове утверждение. Итак, мы мо­ жем сказать, что речь идет о знании, когда мы допускаем абсо­ лютно ценную, конечную цель, к которой стремится врякое поз­ навание: все суждения, которые должны быть высказаны, дейст­ вительны, даже безо всякого знания о них со стороны индиви­ да. Из каких суждений состоит эта цель, в этой связи безразлич­ но. Если последний результат, в конце концов, должен оказаться воззрением, «что мы ничего знать не можем», то и это все-таки было бы еще суждением и знанием. Кто говорит: «я знаю, что мы ничего Не знаем», и имеет основание для этого утверждения,

101