Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

Лилия Шевцова Режим Бориса Ельцина

Лилия Шевцова: Режим Бориса Ельцина Моск. Центр Карнеги. - М.: РОССПЭН, 1999. - 535 с.

Автор книги ставил перед собой цель проанализировать не только характер, стиль правления Ельцина, но и те конфликты и противоречия, которые расшатывают его режим, а также основные проблемы, которые России пришлось решать в посткоммунистический период. Правление Ельцина исследуется на фоне важнейших событий, которые происходили в 90-е годы: столкновений 1991-1993 гг. и силового выхода из двоевластия, чеченской войны, экономической реформы, выборов, смены правительств, расширения НАТО и похолодания в отношениях между Россией и Западом, наконец, конфликтов между различными группами интересов и кремлевских интриг. Некоторые вопросы, поднятые в книге, были рассмотрены в книге "Ельцинская Россия: мифы и реальность" ("Yeltsin’s Russia: Myths and Reality"), которая была издана в США Фондом Карнеги за Международный Мир в мае 1999 г.

УДК 323(470) ББК 66.3(2Рос)1

ISBN 5-8243-0080-1

Выражаю искреннюю и глубокую благодарность Виктору Шейнису за советы и рекомендации при подготовке книги. Я признательна сотрудникам Фонда Карнеги Томасу Грэму и Андрею Рябову, которые также помогли мне своими рекомендациями и предложениями на этапе редактирования рукописи. Я благодарна директору Московского Центра Карнеги Алану Руссо за постоянное содействие и создание творческих условий, необходимых для осуществления данного проекта.

Благодарю моего ассистента Анну Одинцову за помощь в подготовке книги к изданию.

Lilia Shetsova. Boris Yeltsin and His Regime.

Издание осуществляется на средства некоммерческой неправительственной исследовательской организации - Фонда Карнеги за Международный Мир при финансовой поддержке благотворительных фондов Carnegie Corporation of New York, Starr Foundation и Charles Stewart Mott Foundation. В соответствии с условиями предоставления грантов издание распространяется бесплатно.

В книге отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир или Московского Центра Карнеги.

Лилия Федоровна Шевцова - доктор исторических наук, профессор, ведущий исследователь Фонда Карнеги за Международный Мир

ределенность будущего. Горбачев выглядел растерянным, союзный Центр стремительно терял влияние, возрастала угроза всео бщего хаоса. Между тем российская команда, пребывая в победно-пр иподнятом настроении, была занята мелочной суетой, борьбой ам биций, откусыванием кусков власти у слабевшего на глазах советского президента, распределением должностей. Разумеется, это не могло переломить нараставшей в обществе неуверенности и дезорие нтации. Вот как сам Горбачев описывал тогдашнюю ситуацию: «В центре нарастала чехарда в связи с тем, что власть, если не де-юре, то д е-фак- то, раздвоилась между Кремлем и “Белым домом”. Занятая это й внутренней междоусобицей, столица все больше теряла рычаги контроля за экономикой. А это, в свою очередь, побуждало “места” все больше полагаться на самих себя, действовать на свой страх и риск» 1.

Вскоре, как только прошла эйфория от победы, начали беспок о- ить и подозрения по поводу самого путча, в котором было слишком много искусственного и нелепого. Подчеркивать жалкую бес помощность путчистов, достаточно очевидную, значило бы умалять героизм ельцинской команды и само значение достигнутой побед ы. Весь мир обошли фотографии, ставшие символами российской «рев олюции»: Мстислав Ростропович, сжимающий автомат, с уснувшим на его плече телохранителем; Ельцин на танке, окруженный сор атниками, всем своим видом демонстрирующий важность пережива емого исторического момента. В то же время начали появляться (впро- чем, не сразу, а когда улеглись эмоции) признаки того, что сам путч,

несмотря на все сопутствовавшие ему драматические момен ты, имел какой-то неоднозначный характер. Рука не поднимается писа ть о его опереточных деталях, но даже Егор Гайдар, уж на что лояльный Ельцину человек, и тот упомянул в своих мемуарах о поразившем его эпизоде: все вокруг «Белого дома» в тревожном ожидании на чала штурма, готовые умереть за всенародно избранного президе нта, а в это время совершенно спокойный Геннадий Бурбулис как в ни в чем не бывало набирает номер Владимира Крючкова и мирно разго варивает с ним. «Что-то очень странное, — пишет Гайдар, — вроде вотвот убивать будут, а они в то же время созвонились, побеседовали...» 2.

Да и Ельцин вполне миролюбиво переговаривался с тем же Кр юч-

ковым в то время, когда защитники «Белого дома» готовились до конца защищать оплот демократии. По признанию самого Крючков а, в ночь на 21 августа у него состоялись два или три разговора с Ельциным. «Ему я тоже говорил, — вспоминает Крючков, — что никако го штурма “Белого дома” не намечается. Разговоры были вполне спо-

койными. Я не почувствовал какого-то раздражения, более того, Ель-

цин сказал, что надо искать выход из создавшегося положен ия, и хорошо бы ему, Ельцину, слетать вместе со мной в Форос к Горбачеву для того, чтобы отрегулировать ситуацию. Он предложил мне выступить на открывавшейся 21 августа сессии Верховного Сов ета РСФСР с объяснением обстановки и ответить на возможные во просы» 3. Словом, вполне спокойная беседа. Причем в то время, как вокруг «Белого дома» его защитники строили баррикады, засев шие внутри российские лидеры, по признанию Александра Коржак ова, попивали «Метаксу», понравившуюся российскому президенту, разбавляя ее шампанским 4.

Обратимся к рассказу Владимира Исакова, который в 1991 г. был председателем Совета республики Верховного совета РСФС Р: «Ощущается искусственность, неестественность происходящего, какойто наигрыш, фальшь: телефоны работают, свет горит, водопровод действует, в столовой отлично кормят. Ельцин с командой благополучно прибыли из Архангельского в Дом Советов» 5. Действительно, осада «Белого дома» в 1993 г. происходила уже в не столь оранжерейных условиях.

В лагере же заговорщиков царил полный разброд: новоявленн ый «президент» Геннадий Янаев и премьер Валентин Павлов напивались до невменяемого состояния; министр обороны маршал Дмитри й Язов вывел войска из Москвы, когда, казалось, борьба была еще впереди. Сам маршал впоследствии вспоминал: «Мы ни о чем не дум али ни на ближайшую, ни на длительную перспективу... Так всегда быва-

ет с авантюрами: плана нет, никакой подготовки, и хорошо, что у нас не было никакого плана и что все рухнуло...» 6. После того как подразделение «Альфа» отказалось штурмовать «Белый дом », Крюч- ков сник и фактически стушевался 7. Трудно было избежать ощущения, что происходит нечто похожее на фарс. Правда, у многих тогда не было уверенности, что фарс не перейдет в трагедию, тем бо лее что появились первые жертвы, и любые подозрения в имитаци и опасности могли показаться кощунством. Впрочем, согласно много- численным свидетельствам, Ельцин и его соратники какое-то время верили в реальность угрозы — иначе зачем было пытаться вы везти президента в безопасное место вне «Белого дома»?

Подозрения в инсценировке возникли позже, когда все кончились. Социолог Леонид Ионин в сентябре писал в «Независимой газ ете»: «Откуда же брались все драматические вести? Источник — внутреннее радио Белого Дома... Вся информация от Руцкого... Знали ли сами (журналисты. — Ë. Ø.), что сообщения, мягко говоря, не совсем со-

ответствуют действительности? ...Не могли не знать, ибо из Белого

Дома постоянно велись переговоры с военными властями разного уровня. Генерал-полковник Кобец, по его собственным словам, “по нескольку часов не отрывал трубку от уха”, получая информ ацию и даже частично регулируя, совместно с командованием МВД, движение военных колонн (!). Белый Дом знал, как мало угрожает ему армия... Нагнеталось напряжение. Люди в ответ на радиопризывы шли

èшли к Белому Дому... Ельцин совершил контрпереворот в эфире. Утром 22-го ему оставалось лишь подобрать упавшую власть...» 8.

Как бы то ни было, находившийся тогда в «Белом доме» один из ельцинских соратников Олег Попцов свой рассказ о напряжении тех дней неспроста перемежал такими фразами: «А был ли мальчик?» 9, «Игрушечный переворот или...» 10, «Вроде как переворот — и вроде как нет. Танки ввели, но телефоны не отключили. Радио и телевидение России, все прогрессивные газеты прикрыли, но аэродро мы закрывать не стали. Комендантский час ввели, но въезд в Москв у оставили свободным» 11.

Даже Гавриил Попов, рассказывая о своих размышлениях в момент путча, фактически дает понять, что он не верил в серьезность намерений путчистов: «С реальной ситуацией планы путчистов не согласуются. А новых планов они уже не составят — к таким темпам они не привыкли... Стрельбы не будет» 12.

Свидетельства говорят о том, что приказ штурмовать «Белый дом» так и не поступил. Более того, маршал Язов с самого начала отдал совсем другой приказ — не применять огнестрельное оружие 13. À â

решающий день, 21 августа, Крючков в разговоре с Бурбулисом еще раз подтвердил, что штурма не будет — «можете спать спокойно» 14. Показательно, что некоторые соратники Ельцина, которым, в идимо, претило приукрашивать события, например, его помощник Лев Суханов, без особого желания вспоминали те события. Влади мир Соловьев и Елена Клепикова, написавшие одну из первых кни г о Ельцине, которую, кстати, он сам читал и правил, с недоумени ем говорили о «заговоре молчания» по поводу августовских событий. У них можно найти любопытное высказывание, явно принижавшее героизм поведения Ельцина в дни путча: «Борис Ельцин сыгр ал свою героическую роль в несколько облегченных условиях» 15.

Путчисты, эти жалкие, испуганные, с дрожащими руками люди, сами того не желая, создали для Ельцина сцену, подарили ему сюжет

èдали возможность сыграть революционный спектакль, в кот ором совершенно искренне участвовала многочисленная массовка. Но ружье, повешенное на стену, судя по всему, было не заряжено. Те, кто

еще стремился сохранить Союз, не были готовы к насилию, без чего

вернуться обратно в СССР было невозможно. Новая российска я эпоха начиналась с имитации, а победители имели немало причи н желать, чтобы реальная картина тех дней была забыта, и как мож но скорее.

Между тем именно август вызвал последний виток распада Со юза. Президент Армении Левон Тер-Петросян, до того сторонник новой интеграции, писал: «Пришло время покончить с призывами ос таться в Союзе, в котором возможно все, даже национал-фашистский путч. Мы больше не можем быть уверенными в своем будущем в такой стране» 16.

Горбачев собрал последние силы и попытался остановить процесс распада через возрождение новоогаревского процесса, все еще надеясь на пакт республиканских элит. В начале сентября ему удалось добиться согласия руководителей десяти республик, включая и Ельцина, на организацию переходных структур власти, которая вклю- чала «клуб президентов» — Государственный совет, новый Верховный совет, Межреспубликанский экономический комитет. Одновременно началась подготовка договора о Союзе Суверенных Государств, в котором каждая республика сама бы определила форму участ ия. Эта договоренность была одобрена на пятом внеочередном и пос леднем Съезде народных депутатов СССР 2—5 сентября. Но после съезда Ельцин предложил свой вариант союзного договора, в котором по существу шла речь о формировании аморфного союза по типу ЕЭС с ослабленными функциями координирующих структур. К Горбачеву

в те дни попал и еще один документ с пометкой «секретно» по д названием «Стратегия России в переходный период», подготов ленный ельцинской командой, в котором обосновывался путь экономической независимости России плюс ее временное политическое соглашение с другими республиками. Любые союзы, говорилось в записке , окажутся непосильным бременем для экономики России. «Ознако мившись с этой запиской, — вспоминает Горбачев, — я был встревожен и при очередной встрече с Ельциным завел с ним “концептуальный разговор” на эти темы. Он соглашался с моими аргументами и, как мне показалось, был тогда искренен» 17.

Впрочем, в сентябре Ельцин еще продолжал колебаться. В какой-

то момент, казалось, он решил все-таки взять на себя функцию нового интегратора. Косвенным подтверждением этого было наде лавшее много шума выступление его тогдашнего пресс-секретаря Павла Вощанова, который заявил, что республики, не вступившие в сою зные отношения с Россией, могут тем самым заставить ее поднять вопрос

о пересмотре совместных границ. Это заявление было несомн енным

подтверждением попытки российского руководства преодол еть сепаратистские тенденции. Но немедленная отрицательная ре акция почти всех советских республик показала, что их лидеры не собираются мириться с претензиями России на роль интегрирующег о центра. Украинский «Рух» объявил, что Москва вновь приобрела «синдром “большого брата”», а обычно невозмутимый Назарбаев з аявил: «Я не знаю, кто нашептал ему (Ельцину. — Ë. Ø.) это на ухо, но российское руководство упустило шанс установить мир. Все смо трели на него с доверием. Но оно испортило бочку меда ложкой дегт я». Но особое недовольство остальных советских лидеров вызвал и не заявления, а активная деятельность российской власти по заполнению ключевых союзных должностей своими людьми и перехвату со юзной собственности. В сентябре даже московский вице-мэр Юрий Лужков выступил с обвинениями в том, что Россия «узурпиру ет союзную собственность».

Горбачев не мог не ощущать, что сила его убеждения иссякает. В октябре ему становилось все труднее продолжать новоогаревскую тему. Республиканские президенты уже вкусили независимости. Последний пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев писал в этой связи: «Этот Союз был им больше не нужен, ибо уже не было врага, т ак напугавшего многих из них в первые дни путча. А значит, не нужен был им и союзник в лице Президента СССР. Ему предстояло либо принять условия республиканских “бояр” и согласиться играть представительную роль в фиктивном Союзе, либо уйти» 18.

На Горбачева уже не обращали внимания. Союзные структуры разваливались на глазах, их сотрудники проводили время в поисках новой работы. Видные союзные бюрократы гурьбой ринулись оса ждать еще недавно пустовавшие приемные российских властей. Только что созданные переходные структуры управления, в частности, в ременный Межреспубликанский экономический комитет под руков о- дством российского премьера Ивана Силаева (заместителям и которого стали Григорий Явлинский и Юрий Лужков), уже не могли эффективно контролировать ситуацию.

А президент СССР все продолжал витийствовать и играть в о бладание властью. Он еще проводил заседания Госсовета; Явлинский пы-

тался доказывать необходимость сохранения единого экон омического пространства и продолжал работу над межреспубликанск им экономическим договором. Отдельные винтики союзной машины по инерции продолжали вертеться. Но все, что осталось от прежнего правящего класса, находилось в прострации, и конструкция рассы-

палась на глазах. Газеты постоянно язвили по поводу Горбачева, но

как-то устало, уже ни в чем его не обвиняя и ничего от него не ожидая. Это было самое главное в атмосфере осени 1991 г. — советского президента списали. Лужков впоследствии писал о посещении Горбачева в те дни: «Пространство, окружающее президента, ока залось вдруг гулким, бесхозным и пустым, как покинутый дом... Как из менилось лицо хозяина! Исчезла самоуверенность, артистично сть. Ушло обаяние — та скрытая демоническая веселость, что пряталась раньше за каждой фразой... Все через силу. “Он больше не президент”, — подумал я» 19.

Власть не терпит пустоты. Все ждали, что скажет и сделает Ел ь- цин. А он молчал. Пауза межвластия становилась невыносимо й. Долго это продолжаться не могло. В конце сентября — в октябре пред- чувствие скорого разрешения неопределенности усилилось . Но варианты развития событий могли быть самыми разными. В тот момент в Москве больше обсуждались сценарии, суть которых заключалась в персональных заменах наверху и формирован ии тех или иных координирующих структур, другими словами, в заме не одного союзного центра на другой. Вот один из обсуждавших ся вариантов: Ельцин берет на себя интегративную функцию и про должает дело Горбачева — оформляет Союз Суверенных Государств, оставляя для Горбачева некую роль в новом сообществе, что обеспечи- вало преемственность и легитимность дальнейшего развит ия.

Выдвигалась идея предложить Горбачеву пост председателя межреспубликанского Верховного совета или создать специал ьно для

него пост председателя Высшего межреспубликанского арб итража, одновременно созвать Съезд народных депутатов СССР, который бы избрал Ельцина президентом Союза. Правительство формиро валось бы на межреспубликанской основе во главе с одним из республиканских президентов, скорее всего с Назарбаевым. Варианты эт ого плана, в которых предлагались различные комбинации Горбачева с Ельциным и Назарбаевым в качестве руководства нового Союза, были весьма популярны. Собственно, речь шла об осуществлении и деи, которая проговаривалась этой тройкой до горбачевского о тпуска и Фороса, — о своеобразном пакте между российской группировкой, частью горбачевской администрации и другими советскими респуб-

ликами. Но этот сценарий мог быть осуществлен при гибкости ведущих игроков, в первую очередь Горбачева и Ельцина, и при их стремлении к сохранению хотя бы единого экономического простр анства. И, разумеется, российская команда, у которой теперь были все козыри, должна была проявить максимум тактичности и предотвра-

тить появление у республиканских лидеров любых подозрен ий от-

носительно того, что Ельцин пытается воссоздать Российскую империю вместо СССР.

О тандеме Горбачев — Ельцин и его возможности говорили немало. Олег Румянцев, ответственный секретарь Конституционной комиссии при российском парламенте, писал в те дни, отражая г осподствующие настроения: «Во имя настоящего и будущего страны надо обеспечить прочную связку Горбачев — Ельцин... Мы были против

СССР, видя в нем коммунистического, репрессивного монстра. Но теперь перед нами простор для создания нового Союза» 20. Такой альянс действительно был возможен, пусть теоретически, в нач але 1991 г. Так, вероятности союза с Горбачевым тогда не исключал сам Ельцин 21. Некоторые политики, близкие к Ельцину, например, Дмитрий Волкогонов, активно пытались способствовать укрепле нию их союза 22. Но после путча пути Горбачева и Ельцина начали явно расходиться.

Кое-кто предлагал и следующее: Горбачев отказывается от власти и передает ее Ельцину как лидеру самой крупной республики . Однако в вероятность именно такого сценария не верилось. Но од новременно мало кто осмеливается говорить о ликвидации Союза. Вот что думал о будущем сверхдержавы Эдуард Шеварднадзе: «Я считаю, что

âтом или ином виде Советский Союз должен сохраниться. ...Я н е делаю трагедии из того, что некоторые республики не подпи шут Союзного договора — с ними можно строить отношения на дву сторонней основе. Связи все равно необходимо сохранять» 23.

Любопытны результаты опросов, проведенных в конце августа среди жителей РСФСР, Украины и Белоруссии. Они демонстрировали не только резкое падение рейтинга Горбачева, но и восприятие немалой частью опрошенных Ельцина как нового «общесоюзног о лидера». Так, на вопрос «Удастся ли Горбачеву сохранить свои позиции

âрезультате происшедших событий?» 27% ответили утвердительно, 61% — «скорее нет», 12% затруднились ответить. По мнению 49% опрошенных, Ельцин мог бы претендовать на пост Горбачева 24. Многие воспринимали провал августовского путча как доказат ельство необходимости смены наверху. Мысль о ликвидации СССР даже у противников союзного Центра в сентябре — ноябре еще вызыв ала

если не отторжение, то опасения.

Ельцин, однако, вместо того чтобы покончить с затянувшейс я паузой, вскоре после путча исчез с политической сцены, остави в всех в недоумении, — почти две недели он отсутствовал в Москве. Ег о соратники объясняли, что российский президент отдыхал после «вре-

менных сердечных трудностей». Появилась информация, что Ель-

цин в Кисловодске. Потом оказалось, что Ельцин все же в Сочи . До него пытались дозвониться и Руслан Хасбулатов, и Александр Руцкой, но якобы безуспешно. Политическая публика застыла в н едоумении. Лишь потом стало известно, чем Ельцин занимался в Сочи:

по свидетельству Анатолия Собчака и некоторых других его соратников, он учился играть в теннис.

Тем временем кризис углублялся. Люди запасались всем необходимым — усиливался страх перед грядущей зимой. Впервые в массовом сознании столь остро возникло ощущение приближающейся катастрофы. Его усиливала картина паралича союзных структу р и беспомощности российской власти, пассивно созерцавшей прои сходящее. В московской среде с каждым днем начинали все больше склоняться к мысли, что краха союзного Центра не избежать .

Горбачев между тем продолжал терять влияние. Республиканские лидеры все больше ощущали вкус самостоятельности. Причем нередко рефлекс отталкивания у них провоцировала именно российская команда, которая энергично захватывала союзные структур ы и собственность, и эти хватательные инстинкты ничего кроме раздражения в других республиканских столицах не вызывали.

События быстро сменяли друг друга, и по мере того как углублялись кризис власти и распад экономики, идея неизбежности создания независимого российского государства все больше начинала занимать умы российского политического и интеллектуально го сообщества. Александр Ципко тогда так обрисовал основную проблему

послеавгустовского развития: «Консервация московского двоевластия ничего хорошего не даст». Он считал, что если не удастся привлечь к новому содружеству Украину и Казахстан, нужно будет строить российскую государственность самостоятельно. «Но я бы призвал Ельцина, — писал Ципко, — не принимать никаких решений , связанных с будущим России, без всенародного референдума» 25.

Ельцин еще колеблется

Впрочем, было немало признаков, что в ельцинской команде в се еще не было единства по поводу того, что делать дальше. Ельц ин про-

должал участвовать в переговорах о новом Союзе и подписыв ать интегративные соглашения. Но одновременно активизировались попытки найти схему, которая позволила бы России избавиться от союзного Центра. В начале сентября Бурбулис в своем выступл ении поставил под сомнение возможность реализовать решения Съезда

народных депутатов СССР о временных переходных структур ах и