Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

систему управления, 44% подчеркнули, что реформаторы раскре постили людей, 46% — что они наполнили рынок товарами, 44% — что Гайдар создал класс собственников. Одновременно 93% считали, что правительство не сумело остановить спад производства, 98% — что оно не остановило инфляцию, 50% — что правительство не сумело наполнить рынок товарами, 49% — что не удалось создать класса собственников, 86% — что реформаторы не смогли замедлить падение уровня жизни, 93% — что они не сумели стимулировать инвестиции в экономику 22. В 1994 г. опрос показал, что только 4% экспертов счи- тали, что роль государства в России «нормальная», такая, как нужна, а 57% полагали, что недостаточная, что государство слабо реагирует на экономические процессы 23.

Гайдаровские реформы встретили в обществе волну критики. С одной стороны, реформаторов критиковали за недостаточны й либерализм, медлительность и непоследовательность. Либера льные критики Гайдара — Лариса Пияшева, Андрей Илларионов, Виталий Найшуль — были уверены, что «хвост кошке нужно было рубить сразу, а не по частям», т. е. нужна была бЛльшая решительность в рыноч- ных преобразованиях. Леонид Баткин говорил в тот период, ч то программа Гайдара провалится — не потому, что она радикальна, а потому, что она недостаточно радикальна.

Эта точка зрения была поддержана некоторыми исследовате - лями на Западе. Так, уважаемый американский экономист Ричард Эриксон писал, что «гайдаровские реформы были слишком по-

верхностны», что они только слегка затронули экономику, «не приведя к формированию прочных структур». По его мнению, несмотря на либерализацию цен, настоящую «шоковую терапи ю» Гайдар так и не провел. После первого квартала 1992 г., считал Эриксон, правительство вообще поддалось политическому п рессингу, и его деятельность свелась к «финансовой безответственности» 24. Такую же оценку гайдаровской реформе дал и советник гайдаровского правительства Андерс Ослунд, называя ее «ч астич- ной либерализацией». Сам Гайдар и его соратники впоследствии также часто указывали, что им так и не дали довершить либер альные реформы и все последующие проблемы российской эконом и-

ки связывали с «недолиберализацией». Наиболее объемно эт у позицию обосновал Петр Авен в своей нашумевшей годы спустя после гайдаровской реформы статье «Экономика краха», где доказывается, что по существу либеральной реформы в России и н е было, а то, что было, свелось к полумерам, компромиссам, согла-

шательству с группами влияния 25.

Большинство российских экономистов, впрочем, считают, что дело не в недостаточной либерализации, а в ошибочной моде ли реформ, избранной Гайдаром, который механически подошел к рыноч- ному прорыву. Его политика означала непомерный шок и для экономики, и для общества, которое не было к нему подготовлено. В ответ на аргумент, что гайдаровской модели реформ не было альтернативы, Олег Богомолов приводил опыт посткоммунистических ст ран Восточной Европы, особенно Польши и Венгрии, в которых, по е го мнению, были успешно проведены социально ориентированные рыночные реформы 26.

Любопытно, что политику либерал-технократов впоследстви и критиковали даже те, кто должен быть им благодарен, сумев п опав в результате либерализации в группу выигравших. Банкир Александр Смоленский так характеризовал реформаторов, по существу обвиняя их в необольшевизме: «Талантливые экономисты-выдвиженцы...

в “красных директорах” вроде бы не ходили, а руки, видно, всегда чесались покомандовать. Вот и получилось, что учебники, по которым пытались руководить страной, вроде бы и правильные, а менталитет начальника — из советских кинофильмов, что ли? А наши реформаторы, похоже, ни тогда, ни сейчас так ничего и не создали своими руками. Зато многое сумели развалить... За годы “либе ральных реформ” демократические идеалы и институты настольк о обесценились в глазах населения, что вслед за коммунистами оно требует смены курса» 26à. Впрочем, нужно учесть, что критика реформато-

ров со стороны банкиров началась только после того, как «м едовый месяц» в их отношениях закончился, когда Чубайс попытался отказаться от преференций отдельным «олигархам». Поэтому беспристрастность последних вызывает большие сомнения.

Приведу высказывание Гжегожа Колодко, бывшего министра финансов Польши, который, оценивая гайдаровскую реформу, также пришел к выводу, что дело не в недостаточном либерализме, а в чрезмерной жесткости реформаторов. «Я думаю, что если бы Польш а продолжала ту же политику “шоковой терапии” до 1992 г., мы бы были там, где Россия находится сегодня, — т. е. в постоянном финансовом кризисе, — писал Колодко. — Польша тоже попыталась было при ва-

тизировать собственность, используя политику “шока без т ерапии”, т. е. без создания социальной подстраховочной структуры. И у нас была идея либерализовать и приватизировать все как можно быстрее. Это вело к растущей бедности и безработице, к политиче ской и социальной напряженности. Это заставило польское правит ельст-

во изменить стратегию. Мы приняли новую “Стратегию развит ия

Польши”, пытаясь ввести рынок, не ущемляя население. Польша стала приватизировать постепенно, вводя больше соревновательности, контролируя торговлю и постепенно открывая финансов ые рынки. В результате инфляция упала, внутренний и внешний долг уменьшился. Потребление стало увеличиваться» 27.

Особо жесткую критику вызвала в России политика приватиз ации. Вот что говорил о «приватизации по Чубайсу» Шмелев: «Для м еня это просто комедия. Судите сами: сначала людей ограбили на 98— 99%. А потом, чтобы те не очень громко рыдали, сунули им какую-т о бумаженцию, чья номинальная стоимость раз в 15 ниже отнятог о, и считают, что это выход из положения... С какой жестокостью они проводят курс! Убежден — ни один шестидесятник не совершил бы такого ограбления народа» 28. Возможно, это чересчур резкая оценка. Но в ней немало справедливого. Впрочем, приватизацию кр итиковали и члены гайдаровской команды. «Одна из наших ошибо к — пренебрежение к обесценению личных сбережений, — говорил Александр Шохин. — Если бы мы сразу поняли, что масштабы инфляци и будут больше... следовало бы и программу приватизации сделать таким образом, чтобы она воспринималась как компенсация за понижение текущего уровня жизни... Но, к сожалению, приватизация пошла по иному пути».

Чубайс не сумел убедить даже демократов, что его вариант п риватизации был оптимальным. Демократически настроенная общ ественность увидела в его программе возможность перераспре деления

собственности в пользу бюрократии и формирования в эконо мике нескольких могущественных кланов, которые могли монополизировать и собственность, и власть. Многие были уверены, что российская схема приватизации являлась осознанно выбранным сп особом легализации той скрытой «прихватизации», которая, собственно, началась в период перестройки, когда часть номенклатуры энергич- но обменивала власть на собственность.

Разумеется, политика приватизации нуждается во взвешенн ом анализе. Трудно игнорировать тот факт, что реформаторам удалось провести самую массовую приватизацию в мировой практике — к середине 1994 г. произошло разгосударствление почти 20 тыс. крупных

предприятий 29. Приватизация раскрепостила руководителей предприятий, создала целый слой предприимчивых людей. Но одно временно приходится констатировать, что реальными собствен никами большинство участников ваучерной приватизации так и не стали. Так что цель инициаторов приватизации — создать новый средни й

класс — не была достигнута. Значительная часть собственности по-

пала в руки тех, кто не смог ею эффективно распорядиться и п отому ожидаемого экономического эффекта это не имело. В России возник очередной парадокс: приватизация была осуществлена, п ричем небывалая по масштабам, а реальный и эффективный собственник так и не появился.

Целый ряд исследований, проведенных Н. Кисовской, И. Клямкиным, К. Холодковским и другими, убедительно доказывает, что российская приватизация на деле оказалась номенклатурной, о сушествленной в интересах части директората и бюрократии 30.

Как показали Клямкин и его коллеги из Фонда «Общественное мнение», доля сторонников приватизации во всех без исключени я группах населения последовательно сокращалась, а доля против ников увеличивалась. Единственным исключением было отношение к приватизации земли, интерес к которой в некоторых группах сохр анялся. Но это объяснялось скорее тем, что приватизация земли пра ктиче- ски не началась. У каждой социальной группы были свои прич ины для недовольства итогами приватизации. Любопытно, что дир ектора еще весной 1994 г. были расколоты примерно на две равные по численности группы — сторонников и противников приватиз ации. А год спустя доля сторонников составила лишь треть, доля же противников — почти вдвое больше. Рост антиприватизационных настроений внутри бывшей номенклатуры объяснялся в частно сти тем, что директора были недовольны сокращением государственных дотаций и необходимостью искать пути выживания. Спад интере са к

приватизации сопровождался увеличением числа привержен цев «социалистического авторитаризма», т. е. идеи сильной личной власти, поддерживающей государственный сектор экономики, к которому многие директора продолжали причислять свои предприяти я и после приватизации 31. В массовых группах рост числа противников приватизации был обусловлен тем, что представители самых разных слоев от нее почти ничего не получили и не рассчитывали на это впредь. Даже приватизация торговли и услуг привела к разд ражению в обществе: к отсутствию дефицита уже привыкли, а постоянно растущие цены в частной сфере начали вызывать недовольство. Клямкин и его коллеги делали вывод, что приватизация без демон ополи-

зации, без создания конкурентной среды (экономическая де мократия без рынка) «оборачивается ее неприятием и сопутствую щим ему усилением авторитарных настроений» 32.

Российская приватизация в итоге усилила сращивание влас ти, администрации и бизнеса и привела к оформлению слоя, которы й Ми-

хаил Афанасьев назвал «бюрократической буржуазией» 33. Ýòîò ñëîé

оказался совершенно не готов ни к эффективному управлению, ни к предпринимательству и фактически преуспевал за счет огр абления государства.

Анализируя социально-экономические последствия привати зации, Рывкина и Косалс делали вывод, что характер собственн ости на показателях предприятий сказывается несущественно 34. Порой на частных предприятиях ситуация даже хуже, чем на государственных. Исследователи приватизации в ВПК, например, Леонид Ба умгартен, оценивали ее последствия для работы предприятий в большинстве случае негативно 35. Правда, справедливости ради следует отметить, что отсутствие ожидаемых социально-экономичес ких результатов от приватизации во многом можно объяснить сохранением в экономике кризисной ситуации, которая влияет на разв итие всех форм собственности.

Гайдар и его коллеги пережили сложный период массового неприятия и критики со всех сторон. Однако парадокс в том, что то , за что их более всего критиковали, — социальная нечувствительно сть и политическая слабость — во многом не было их виной. Реформат орытехнократы были приглашены на роль, которая изначально предполагала равнодушие к социальной цене реформы и отсутствие политической базы. Не исключено, что если бы Гайдар больше думал о социальных издержках своего курса, он так и не смог бы демо нтировать плановую экономику. А если бы он стал вдруг активно заботиться о своей политической поддержке, его бы «ушли» из правительст-

ва намного раньше. Самостоятельный премьер отторгался мо делью ельцинской «вертикали». Словом, мы часто обвиняем Гайдара в том, что он не вышел за пределы той технократической функции, н а которую его взял Ельцин. Но он и не мог этого сделать в рамках «выборной монархии», будучи «карманным» премьером.

При этом все же складывается впечатление, что даже в рамках тех весьма узких политических возможностей, которые имелись у гайдаровцев, они могли маневрировать и подкорректировать курс, к которому их постоянно сносило под влиянием лоббистских гру пп, груза старых экономических механизмов, отсутствия новой эко номи- ческой культуры мышления. Так, они вполне могли бы избежать об-

винений в самоизоляции, в пренебрежении к другим силам и к обществу в целом, в нежелании объяснять свою политику народу, в чрезмерной самонадеянности. Именно в этом их упрекали, и с праведливо, в том числе и демократы. «Хотя и говорят о радикаль ных реформах команды Гайдара, но пока большинством, и мною в том

числе, политика реформ — как некое содержательное понятие — вос-

принимается приблизительно так же, как существование душ и после смерти. Пощупать, представить себе осязаемо, что такое гайдаровская “политика радикальных экономических реформ”, я не могу...

Есть просто какие-то отрывочные решения, о которых даже нельзя сказать, систематизированы они или бессистемны», — говори л Юрий Афанасьев в разгар реформы 36. Напомню, что демократы же обвиняли правительство в том, что оно не говорит правды о реаль ном состоянии экономики. «Реальная инфляция намного больше в идимой... И тогда получается, что правительство и Ельцин и от нас утаивают истинное положение», — писал Афанасьев 37.

Реформаторы слишком понадеялись на эффективность рынка , на то, что он сам все расставит все на свои места, исключив нео бходимость сохранения некоторых инструментов государственного регулирования. Здесь они подошли к вопросу действительно почт и побольшевистски, слепо следуя одной схеме, успешность реали зации которой в России у многих вызывала сомнения.

Трудно избежать впечатления, что российские реформаторы (осознанно или нет — не столь важно) слишком буквально нач али осуществлять то, что Фридрих фон Хайек называл «спонтанны м порядком». Напомню, что Хайек основывал свой подход на вере в неограниченные возможности макроэкономической стабилиза ции и отказе от регулирующей роли государства. В его понимании рыноч- ные институты зарождались как незапланированные результаты че- ловеческой активности. Но ведь его анализ развития рынка и его

рецепты были сделаны на основе изучения рыночных институ тов в Великобритании, которые претерпели многовековое развитие и естественный общественно-экономический отбор. Применение подобного экономического дарвинизма к новым, только возникающ им рынкам вряд ли оправданно. В России политика «спонтанного порядка», во многом облегчила возникновение мафиозного «ан архокапитализма», который начал порождать ответную реакцию в виде попыток возвратиться к дирижистской экономике 38.

Плохо и то, что реформаторы не сумели предвидеть всех резу льтатов своих действий и не попытались хотя бы частично ней трализовать их негативные последствия. Как справедливо писал извест-

ный историк Алекс Даллин, «при определенном воображении и твор- ческом подходе можно было хотя бы частично минимизироват ь последствия рыночной реформы для населения» 39.

Впрочем, все эти слабости в той или иной мере характерны дл я технократических реформ и в остальных переходных обществах. То

же обстоятельство, что на фоне довольно благополучной судьбы тех-

нократов в других странах Гайдар и его соратники остаются под огнем критики и для многих политических сил являются основным средством для повышенного выделения политического адре налина, а самое главное — до сих пор многими воспринимаются как главные виновники всех бед, имеет и другие причины. В России в результате посткоммунистической трансформации основная часть обще ства серьезно проиграла, и это факт, от которого никуда не деться. Простым россиянам все равно, проиграли они в результате «шоковой терапии» либо «недореформы». Свои проблемы они будут связывать с политиками, которые в общественном мнении начали воспри ниматься как символы соответствующего курса. А символом либ ерального реформаторства в России стали Гайдар и его коллеги.

Наиболее болезненным, однако, для либерал-рефоматоров должно быть то, что в массовом сознании они до сих пор несут отв етственность и не за свои ошибки, за курс, который определялся у же после завершения гайдаровского периода. И сколько бы они не пытались очиститься от порой незаслуженных обвинений, у них это вряд ли получится, потому что отдельные представители либералтехнократов, в первую очередь Чубайс, Уринсон, Ясин, Лившиц, были и в правительстве Черномырдина, которое занималось с троительством «пирамид» из воздуха, взращивало «олигархов» и создавало тот «бандитский капитализм», который потом стал развен чивать их же коллега Немцов, оставаясь при этом членом черномырд инского правительства. Уже тем, что реформаторы не вышли из прави-

тельства Черномырдина, они взяли на себя ответственность за его действия. Более того, как и президент Ельцин, либерал-техно краты повинны в том, что, используя реформаторскую риторику и од новременно участвуя в проведении не всегда реформаторского курса, они тем самым дискредитировали в России идею либеральной демократии.

Разумеется, свою роль играет и чисто психологический факт ор, который отчасти объясняет неприятие многими российских реформаторов. Речь идет об их постоянном самооправдании, порой даже излишне агрессивной самоуверенности и явной вере в собст венную непогрешимость. Большинство реформаторов до сих пор не пр изна-

ют своих ошибок и промахов. А если и признают, то самую малость и только технические ошибки, и то в основном те, которые были допущены в силу обстоятельств, под давлением извне и т. д. Такая позиция понятна и объяснима: в условиях постоянных атак со всех сторон инстинктивно возникает желание доказывать свою правоту. Это

естественный способ самозащиты. Но он не позволяет констр уктив-

но разобраться, что же произошло, что было возможно, а что нет. Как тут не вспомнить Томаса Карлейля, который говорил: «Стремление постоянно доказывать свою правоту только усиливае т сомнения в ней».

К чести Гайдара, он начал отказываться от прежней линии на упорное самооправдание. Вот одно из его признаний, которое он с делал, анализируя свою политику в 1992 г.: «Наибольшие неудачи нас постигли в области укрепления рубля. Мы надеялись, что жесткая финансовая стабилизация позволит снижать темпы инфляции... К сожалению, с июня произошло существенное ослабление кредит ноденежной политики... К октябрю мы вышли на 25% инфляции в месяц. Это было близко к 50%, границе гиперинфляции, когда начиналось общее разрушение денежного обращения» 40. Прошло несколько лет, в течение которых Чубайс доказывал успешность приватизации, и он был вынужден констатировать: «Нам не удалось в ходе приватизации создать широкий слой частных собствен ников. Не получилось из-за серьезных ошибок, которые мы совершил и, не получилось из-за конкретных финансовых институтов...» 41. Чубайс обещал, что о всех ошибках реформаторов он и его коллеги на пишут в своей книге, которая, кстати, в 1997 г. явилась поводом для скандала. Мы все еще ждем эту книгу и честного анализа курс а со стороны тех, кто его проводил.

Пока основные реформаторы молчат, довольно откровенный анализ причин (в том числе психологических) их провалов сдела л член

гайдаровской команды Авен. Почему гайдаровцы так часто шл и на недопустимые отступления, делали поблажки отдельным группам, отступали от стратегической либеральной линии? По мнению Авена, здесь сыграла роль вера реформаторов в свою исключительность: «лучше я соглашусь на уступки и останусь в правительстве, чем придет некто совсем негодный и вовсе остановит реформы». Аве н довольно прозрачно намекнул и на склонность ведущих членов команды, явно имея в виду Чубайса, к авторитарным замашкам. Он упрекал реформаторов в догматизме, в слепом следовании лозунг ам, что наиболее драматично проявилось в процессе приватизации : «неважно, как собственность распределена, важно, что она распределена».

Наконец, он писал о «характерной черте наших реформаторов — серьезной переоценке собственных способностей и возмож ностей». Действительно, с этим нельзя не согласиться: сколько раз, попадая в труднейшие ситуации, реформаторы успокаивали общество: ниче- го, прорвемся, завтра будет лучше. Вера в традиционное «авось» была

чуть ли не лейтмотивом деятельности российских реформат оров.

Конституционного суда Зорькин. Уже в начале 1993 г. он призвал отменить апрельский референдум и провести досрочные выб оры всех властей. Что касается Конституции, то он предложил вв ести мораторий на все ее изменения, кроме поправок о ликвидаци и съезда и замене его на двухпалатный парламент. Новую же Конституцию, по его мнению, можно было принимать только после стабилиз ации положения в стране. Идея референдума вызвала серьезную оз або- ченность у многих. Эта идея как до Съезда, так и после него п одвергалась критике с разных сторон. Многие высказывали тревог у в связи с тем, что референдум должен был проводиться в условиях, когда в обществе не было единства относительно основных вопрос ов, связанных с государственным устройством России, и решить их при помощи ответа «да» или «нет» было невозможно. Все громче р аздавались опасения, что проведение референдума могло усугубить поляризацию сил и дать толчок к дезинтеграции общества. Последнее соображение было не лишено оснований — ведь отдельные республики вполне могли вынести на референдум свои вопросы о независимости, как это произошло во время горбачевского референдума о судьбе СССР.

В ситуации взаимной нетерпимости и неспособности полити че- ских деятелей прийти к прочному компромиссу досрочные перевыборы всех властей, ведущие к новому соотношению сил, а зате м и к созданию новых структур, были самым разумным выходом. Пой ди Ельцин в тот момент на досрочные выборы, он имел бы все шанс ы

вновь стать президентом. Идя на выборы, он делал неизбежными и выборы парламента. Будучи избранными в коммунистический период, обе власти нуждались в новой легитимности.

Кого же не удовлетворяла идея досрочных выборов? Конечно, часть депутатского корпуса, которой угрожала перспектива остаться ни с чем. Более существенно, однако, что против выборов б ыло президентское окружение, которым, очевидно, тоже двигало беспокойство за свою судьбу. Нежелание Ельцина идти на досрочные выборы при всех шансах вновь стать президентом можно объясн ить только одним: он не хотел реорганизации власти, которая могла привести к созданию новой системы «противовесов», в то время как ему

необходимо было превратить парламент в орган, который бы ему не мешал.

Между тем круг сил, выступавших за пересмотр декабрьского соглашения и отказ от референдума, продолжал расширяться. Против высказались многие главы администраций, центристские силы. Эту

же позицию занял Совет Федерации. Наконец, когда молчать боль-