Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

сохранении Госсовета во главе с Горбачевым. Это можно было расценивать как предупреждающий звонок. Сам российский презид ент в этот период начал высказываться о том, что другие республ ики, в первую очередь Прибалтика, «выкачивают» из России продукты и сырье. Это недовольство стало очередным импульсом в деяте льности российской команды по захвату союзной собственности .

Между тем Явлинский, не обращая внимания на раскольническ ие настроения, продолжал подготовку межреспубликанского э кономи- ческого соглашения. 1 октября 1991 г., собравшись в Алма-Ате, 12 из 13 республик парафировали договор об экономическом сообще стве. Казалось, процесс разложения союзного пространства будет приостановлен. Ельцин все еще подтверждал свою поддержку нов ого Союза — он не хотел выглядеть основным сепаратистом.

Кстати, в ходе подготовки алма-атинской встречи Ельцин прямо спросил Явлинского, согласен ли он возглавить правительство России. Ельцин уже понимал, что Силаев не справляется с новыми проблемами. Явлинский ответил, не колеблясь: «Да». Но Ельцин да льше этого зондирования не пошел. Тем временем в его окружении начи- нала усиливаться иная ориентация, которая делала премьер ство Явлинского невозможным.

Наконец, 16 октября Ельцин однозначно заявил, что Россия пре - кращает финансирование союзных структур. Этот шаг не был неожиданностью. Но помимо этого Ельцин заявил, что Россия собир ается вводить свою национальную валюту и проводить экономическую ре-

форму, которая начнется с повышения цен. А вот это было для многих, в том числе для других советских республик, сюрпризом. До тех пор Ельцин не предпринимал резких шагов по вычленению Рос сии из союзного пространства. Более того, на встрече глав республик 1 октября в Алма-Ате он одобрил план сохранения единого экономи- ческого пространства.

Ельцинские зигзаги в этот период во многом были следствием борьбы, которая велась в российских верхах по кардинальны м вопросам развития, в первую очередь о будущем Союза и дальнейшей судьбе России. В ельцинском окружении обозначились два подхода. Группа ближайших советников президента, включавшая, в частно-

сти, Геннадия Бурбулиса, Михаила Полторанина, Сергея Шахрая, примерно с начала 1991 г., но особенно активно после Августа, стала ориентироваться на самостоятельный путь России. Собстве нно, сразу после провала путча соратники Ельцина сели разрабатыв ать варианты ликвидации союзного Центра. Вот признание одного из посвя-

щенных, ставшего вскоре руководителем секретариата прав итель-

ства Гайдара, Алексея Головкова: «В сентябре на даче команда нача- ла прорабатывать варианты действий на случай, если содружество не состоится. Бурбулису было очевидно, что курс на межресп убликанское соглашение — курс обреченный». Ближайшее окружение Ельцина окончательно сделало ставку на выход России из СССР.

Вторая группа в российской команде (преимущественно экон омисты и управленцы, не связанные тесно с Ельциным и не ощущав шие столь остро его политических устремлений и амбиций) заняла иную позицию, выступив за сохранение союзных связей и формиров ание нового сообщества. Рупором этой группы в кабинете Силаева стал министр экономики Евгений Сабуров. Он вполне однозначно з аявил: «Россия может прожить одна, но чего ей это будет стоить? Изоляционистская политика приведет к краху уже этой зимой» 26. Сабуров активно поддержал идею сохранения единого координирующего центра нового содружества. Его подход совпадал с мнением многих экономистов, опасавшихся последствий распада Союза, в час тности, Олега Богомолова, Николая Петракова, Станислава Шаталина . Но, конечно, основным идеологом новой интеграции был Явлинский — именно он разрабатывал экономическую основу союзного до говора. На какое-то время этот подход, казалось, возобладал, и в нач але октября собравшиеся в Алма-Ате лидеры подтвердили верность «общему экономическому пространству». Но уже через нескольк о дней Бурбулис жестко заявил в Москве, что «экономическое содру жество неэффективно». А еще буквально спустя пару дней он впервые от-

кровенно и уже не для узкого круга высказал то, что вынашив ал долгое время: «Россия должна стать правопреемницей центра, и выбираться из кризиса ей лучше в одиночку». Более того, госсекр етарь начал открытую игру против идеи объединения. Он предложил подписание «политического договора» до введения в силу экон омиче- ского договора о новом содружестве, что было совершенно н ереально и «убивало» более вероятный экономический договор. «Из оляционистам» в ельцинском окружении не стоило большого труда привлечь на свою сторону и президента, тем более что они обосн овывали именно то, чего он, видимо, желал сам, — ликвидацию парализованного горбачевского Центра. Отставка «союзника» Сабурова была

лишь подтверждением того, что эта ориентация начала брать верх. Впрочем, было бы неверно преувеличивать осознанность и продуманность тогдашней политики российской команды. Она определялась сложной совокупностью факторов: эмоциями, неверием в союз с Горбачевым, собственными политическими амбициями от-

дельных игроков. Действия всех политических сил в тот мом ент были

скорее спонтанными — одно цеплялось за другое совершенно стихийно, большинство решений было явной импровизацией. Хотя эта спонтанность уже начала укладываться в определенную логику, порожденную Августом: политический пакт республиканских э лит в рамках прежних структур становился все более сомнительн ым, поэтому нужно было искать другие пути предотвращения стрем ительного обвала. Но какие конкретно, было неясно.

Многие российские аналитики и публицисты, не связанные не - посредственно с Ельциным, реагировали на происходящее более чем встревожено. «Ангел государственной независимости накрыл министров своими крылами... Россия в экстазе», — писали «Московс кие новости», предупреждая об опасностях разрыва советского пространства. И дальше, уже не только о России: «Многие республики охваче- ны экономическим безумием. И если просветление в умах возможно (имеется в виду экономический союз. — Ë. Ø.), то почему Россия должна это отвергнуть?» 27. Но это была лишь одна из политических позиций, причем уже не господствовавшая. В ситуации, когда Горба- чев терял последние рычаги контроля и усиливалась анархи я, все громче звучали голоса сторонников независимости России — и от союзного Центра, и от других республик.

Объявление Ельциным российской программы экономической реформы 28 октября на V Съезде народных депутатов России было уже очевидным поворотом в сторону суверенизации России. Выдвинутая им программа подрывала основную идею союзного договора. Остав-

шихся «союзников» повергло в шок заявление российского президента о намерении объявить Госбанк СССР российским, сократить на 90% численность МИД СССР, распустить 80 союзных министерств и т. д. Правда, вскоре Ельцин отказался от «приватизации» Госбанка, но линия российской команды оставалась прежней — на самостоят ельность России. Главный редактор «Московских новостей» Егор Яковлев, сопровождавший в тот момент Горбачева в Мадрид, так ему и заявил. Ближайшие помощники Горбачева были того же мнения, считая, что он проиграл, не оценив реальных устремлений российской эл иты. После российского съезда Горбачев, встретившись с Ельциным, заявил, что раз Россия выбирает самостоятельный путь, это будет

означать конец всем договоренностям о новом содружестве и он в таком случае уходит со сцены. Ельцин, по словам самого Горбачева, пошел на попятную и обещал, что будет следовать обязательствам и согласовывать свои реформы с другими республиками. Ельцин также обещал Горбачеву, что откажется от планов сокращения МИДа и

роспуска союзных министерств. Горбачев был доволен результата-

ми разговора 28. Но все уже знали, как легко Ельцин давал и брал назад свои обещания. Тем более что процесс дезинтеграции продолжался уже помимо желаний российского руководства.

Горбачев, словно ничего не замечая или не желая замечать, продолжал отчаянно проталкивать идею нового договора о созд ании союзного государства. Но его уже мало кто слушал. Впрочем, ему все же удалось 4 ноября собрать очередное заседание Госсовета в НовоОгареве, где еще весной он чувствовал себя хозяином. Теперь ситуация совершенно переменилось. Ельцин, казалось, намеренно опоздал на совещание, а войдя в знакомый зал, начал вести себя как хозяин, и остальные участники заседания приняли это как дан ность, признавая в нем ведущего игрока. Украинский руководитель Леонид Кравчук не приехал — объяснением был референдум о независ имости Украины, намеченный на 1 декабря. Но было уже ясно, что Киев начал быстро дистанцироваться от союзного Центра. Это не было неожиданностью — именно в отталкивании от Москвы формировавшийся украинский правящий класс черпал свою легитимност ь. Правда, Горбачеву удалось добиться от собравшихся обещания собраться на следующий Госсовет. Вот что вспоминал об этой встрече помощник Горбачева Анатолий Черняев: «Более или менее “скрытое стало явным” на Госсовете 4 ноября. Я ушел оттуда убежденный, что для членов Госсовета — руководителей республик “вопрос о Горбачеве” решен: в любом варианте — а они были, видимо, разные у каждог о — ему уже не находилось места в реальной политике, с которой они

должны были бы считаться» 29.

На повестке дня очередной новоогаревской встречи 14 ноябр я был один вопрос: что создавать на месте СССР — союзное государство или Союз суверенных государств? Горбачев отчаянно пытался уговорить всех поддержать идею союзного государства. Ельцин настаивал на Союзе государств, обосновывая свою позицию тем, что в государство Украина не пойдет, а на конфедерацию может согласиться. После четырех часов обсуждения сошлись на том, что новое образование будет «конфедеративным демократическим государством». Хотя как государство могло быть конфедерацией, было непонятно. Впрочем, содержание новой формулы уже мало кого волновало .

Знаменательным на том заседании прежде всего было равнод ушное поведение Ельцина, который казался всем удовлетворенным, ни с кем и ни с чем не спорил. По существу, что бы ни одобрили на встре- че, это ничего не меняло в позиции России. Ельцин, соглашаясь с Горбачевым на словах, на деле уже шел своей дорогой, активно пере-

нимая контроль над союзной собственностью. Пока в Ново-Ог ареве

спорили о новой формуле союза, российские структуры становились правопреемниками СССР. Самым главным для Ельцина в тот момент было не стать самому инициатором окончательного развала Советского Союза.

Ельцин даже начал энергично помогать Горбачеву в достижении согласия. При обсуждении каждого спорного вопроса он предлагал перенести его на более позднее время. Особые возражения р еспубликанских лидеров, быстро учившихся у более независимых коллег, вызвал механизм выбора главы «конфедеративного государства». Никто из них уже не хотел иметь над собой главу. Все, включая Ельцина, решили и это отложить «на потом», понимая, что никакого «потом» не будет. Догадывался ли Горбачев, что происходит, или играл в эту игру неосознанно? Самым главным для республиканских лидеров было скорее покончить с обсуждением и ничего конкретн ого и обязывающего не подписывать. Возможно, только казахстанс кий лидер Назарбаев еще хотел четких взаимных обязательств.

Результатом встречи было рождение некоей совершенно невозможной конструкции, в которой сочетались элементы единого государства и конфедерации. Провозглашалось создание Союза Суверенных Государств. Ельцин в ответ на замечание журналистов, что-де не звучит новая аббревиатура «ССГ», даже пошутил: «Ничего, пр ивыкнем». В рамках конфедерации оставались «союзные» Верховный суд, Прокуратура, Верховный совет. Из небытия вновь возникала фигура вице-президента. В довершение к этому закреплялся инст итут

союзного правительства с премьером! После долгих споров л идеры решили создавать республиканские армии, но их численност ь и функции оставались предметом регулирования ССГ. Сохранялся и центральный контроль за войсками стратегического назначен ия. На пресс-конференции после заседания улыбающийся Ельцин ув еренно произнес: «У меня твердое убеждение, что Союз будет». А вот у большинства аналитиков сложилось мнение, что странной, не виданной в истории идее мутанта — «государства-конфедерации» — вряд ли суждено воплотиться в жизнь, что и доказали последующи е события. И все же, несмотря на внешнюю бессмысленность этих последний сидений по поводу нового Союза, в них было свое значени е,

которое прояснилось намного позже: они несколько смягчал и и замедляли последствия распада, отдельных республиканских лидеров заставляли вступать в переговоры. Не будь этих встреч, возможно, все пошло бы быстрее и еще более болезненно.

Единственный оставшийся на разрушающейся советской пол ити-

ческой сцене Дон Кихот — я имею в виду Горбачева — все еще пред-

принимал поистине героические усилия, чтобы показать, что все идет хорошо. Что он при этом думал, мы никогда не узнаем. По свидетельству близких к нему людей он все «видел», но «не хоте л с этим мириться», не мог «поверить, что люди в здравом уме будут поступать вопреки, казалось бы, очевидным преимуществам совмес тной жизни» 30.

Вот отрывки из интервью Горбачева немецкому журналу «Stern» сразу после заседания в Ново-Огарево, которые отражают вн утренний драматизм тогдашнего действа. Горбачев: «Я подам в отставку, если увижу, что разваливается государство». «Stern»: «Какова роль России в консолидации нового Союза?» Горбачев: «Ведущая, главная. [Ельцин] сказал, что политический союз будет». Когда же «Stern» упомянул об интервью, данном Ельциным газете «Die Zeit», в котором тот говорил: «Я почти все проблемы могу решить без Горбачева», Горбачев смешался. Единственное, что он мог сказать: «Я уверен, что п резидент России занял позицию в пользу создания нового Союза...» 31.

Из этого интервью можно сделать вывод и о беспомощности Горбачева, и о приближающемся новом повороте событий. Однако не все в этот момент были уверены, что Горбачев должен уйти. Даже после ноябрьского Ново-Огарева высказывались мнения, что он нужен и политической элите, и обществу. Так, Виталий Третьяков писал в «Независимой газете», что Горбачев знает «ходы» и «выходы» партийной системы и потому может противостоять ее реваншу. В области внешней политики он по-прежнему лидер, с которым с чита-

ется Запад. Кроме того, республиканские лидеры видят в нем противовес непомерным амбициям Ельцина и его группы 32. Последний аргумент действительно был серьезным. Многие республиканс кие вожди (особенно в Средней Азии) предпочитали иметь в Москве Горбачева в качестве ограничителя для ставшего чересчур мощ ным российского лидера. «Сегодня Горбачев нужен многим», — заключа- ла рассуждения на эту тему «Независимая газета». Аргумент ация Третьякова была такова: Горбачев нужен,

«во-первых, республикам, пока они не договорились.

Во-вторых, тем же республикам, если они составят подобие ст а- рого Центра: лучше, если его будет возглавлять человек, не представ-

ляющий интересы ни одной из них, а Горбачев — такая фигура...

В-третьих, Горбачев нужен Ельцину (который не хочет “возглавлять” процесс окончательного развала Союза).

В-четвертых, Горбачев нужен “союзной демократической номенклатуре, которая до путча боролась за власть с реакционной частью

своего слоя”» 33.

Последнее утверждение, однако, оказалось ошибочным, ибо э та часть номенклатуры уже перешла на сторону Ельцина.

Именно взаимоотношения Горбачева и Ельцина стали определять будущее Союза. Они были отягощены багажом взаимных подозрений, недоверия, даже враждебности, накопившихся за годы их зна комства и сотрудничества. Вот как описывал эти отношения помощник Горбачева Георгий Шахназаров: «По содержанию своему — это соперни- чество, по формам, приемам, стилю — драка. Не дуэль благородных вельмож, изящно кланяющихся друг другу после обмена ударами шпаги; не поединок на пистолетах в пехотном полку в согласии с требованиями офицерской чести; даже не схватка боксеров на ринге, где всетаки соблюдаются спортивные правила, — а именно драка, отч аянная драка на уничтожение, после которой свет не гори и трав а не расти» 34. Разумеется, эта личная непримиримость не могла не подействовать на взаимоотношения двух центров власти — союзно го и российского, лишь дополнив их структурную несовместимость.

Личные отношения двух ведущих лидеров сделали весь процесс завершения истории Советского Союза более хаотичным. Впоследствии на одном из своих семинаров в «Горбачев-фонде» бывший президент СССР, вспоминая об этом периоде, говорил: «С Ельциным всегда можно было договориться, его можно было в чем-то убедить.

Но все дело в том, что уйдя, он вскоре менял решения на проти воположные». Об этом же писал и помощник Горбачева Черняев, который так воспроизводил слова Горбачева: «...поговоришь с Борисом

Николаевичем, все вроде нормально, все уладили, условилис ь, определились. А уйдет он к себе, и на другой день, оказывается, вс е наоборот, и ни о чем, получается, не договорились» 35. Этот момент придавал добавочную судорожность действиям и российской верхушки, и союзного Центра. Сам Ельцин, видимо, колебался. Не в сво ем отношении к Горбачеву — он явно не хотел его первенства. Но, оче- видно, он не решался открыто стать ликвидатором Союза. Что -то — скорее всего, его государственнические инстинкты — все еще удерживало его. Возможно, он был искренен, когда уже в 1996 г. сказал, что не желал ликвидации Союза, а в ходе горбачевского рефе рендума о судьбе СССР даже голосовал за его сохранение. Возможно, Ель-

цин интуитивно понимал, что СССР является формой существо вания России, и опасался разрушения советского государства. В таком случае события, которые вскоре произошли, свидетельствую т о том, что логика борьбы в конечном счете увлекла его.

Кроме того, в условиях падения влияния союзных институтов сле-

довало заполнить образовавшийся вакуум власти, в противн ом слу-

чае анархия могла закончиться обвалом пострашнее югославского. Если Ельцин хотел сохранить свое влияние, он должен был ид ти на разрыв с Горбачевым. Этого требовала его социальная и политиче- ская база, которая не поддержала бы никаких компромиссов с союзным Центром. Легитимация российской власти, сама ее субъе ктность во многом опиралась тогда не только на антикоммунизм, но и на антисоветизм, на дистанцирование от Союза. В этих условиях у стой- чивый тандем Ельцин — Горбачев исключался окончательно. Кроме того, в Москве действительно не могло быть двух центров власти. Один должен был исчезнуть. Ельцин, в ходе общенародных выб о- ров приобретший демократическую легитимность, имел гора здо больше шансов на консолидацию власти, пусть в рамках толь ко Российской Федерации.

А пока не дремали и другие республиканские лидеры. Особен ную активность в разрыве с Москвой после Прибалтики стала про являть Украина. Впрочем, еще в горбачевский период, весной 1991 г., во время новоогаревских бдений Кравчук постоянно твердил, что пора прекращать бессмысленные попытки оживить Союз. Правда, в отк рытую и прямо против Горбачева он тогда не отваживался выступать. Но, возвратившись в Киев, давал волю критицизму. Его можно понять: он вынужден был умиротворять сепаратистски настрое нный «Рух» и искать нишу для себя. Однако вплоть до конца ноября Крав- чук воздерживался от резкого «нет» стремлению Горбачева возвратиться к новоогаревскому процессу. Во время последнего, ноябрь-

ского заседания в Ново-Огареве присутствовавший там вмес то Крав- чука украинский премьер Витольд Фокин клятвенно заверял Горба- чева, что Украина подпишет по крайней мере договор о «едином экономическом пространстве», а в этот момент украинский п арламент голосовал за установление таможен на границах респу блики. В конце ноября Кравчук уже не скрывал, что Киев не собирается спешить со вступлением в новый горбачевский союз. «Я больше в ерю в союз с Россией, чем в Союз», — заявил он 21 ноября. Но, будучи ловким тактиком, Кравчук пошел на резкое отдаление от Москвы только после того, как стали очевидны намерения России пойти самостоятельным путем, в частности, после октябрьских заявлен ий Ель-

цина о начале экономической реформы. «Вот Россия сразу об ъявила о том, что собирается отпускать цены, — заметил тогда недовольно Кравчук, — а ведь в документе (подписанном в Алма-Ате. — Ë. Ø.) записано, такие вещи надо решать совместно» 36.

Одностороннее решение Ельцина отпускать цены было болез нен-

но воспринято и другими лидерами. Не преминул высказаться по

этому поводу и Назарбаев. «Известие об отпуске российских цен для меня было полной неожиданностью», — с горечью заметил он 37. В действиях ельцинской команды другие республиканские ли деры на- чали усматривать пренебрежение к себе, рецидив гегемониз ма.

Поведение Ельцина в это время было обусловлено не только стремлением вытеснить союзные структуры, но и попытками быстре е на- чать экономическую реформу, ибо хозяйство разрушалось на глазах.

Согласование совместных действий с остальными республиками заняло бы слишком много времени. Впрочем, это согласование могло выхолостить и все содержание российской реформы. Как бы т о ни было, правы были наблюдатели, которые еще в октябре отмеча ли, что освобождение цен в России «способно сыграть роковую р оль в судьбе наметившегося было сообщества» 38.

Осенью 1991 г. в распадающемся советском пространстве возник своеобразный заколдованный круг. Республики, которые намеревались идти «на развод», кивали на Россию, на ее чрезмерные аппетиты и нелояльность. А российские лидеры в своем стремлении избавиться от надоевшего Центра, оправдывали свои действия не только беспомощностью Горбачева, но и все более раскольнической политикой бывших младших собратьев. Обе стороны готовили предлог, чтобы вообще освободиться от всех обязательств по новому сообществу. Особенно наглядно и энергично подчеркивали свою «взаимосвязь» Россия и Украина. Украинские представители неоднократно давали понять, что беспардонность российской элиты была о дним

из факторов, побудивших их идти к независимости. По-видимому, в этом была доля правды, но не вся правда. Что же касается рос сийских руководителей, то они утверждали, что без Украины новое содружество не состоится. Ельцин об этом достаточно твердо заявил в ноябре: «Пока Украина не подпишет политический договор, свою подпись не поставит и Россия. Мы расценили это (поведение Украины. — Ë. Ø.) как желание выйти из состава Союза. В этом случае она (Украина. — Ë. Ø.) будет делать все, что захочет. Вводить свою валюту, иметь армию... Ситуация для России тоже резко поменяется. Нам в качестве ответной меры тоже придется вводить валюту, как-то быть с армией». И дальше: «Выход Украины из состава Союза может стать

серьезным ударом и для Союза, и для России» 39.

Сказано достаточно ясно. Хотя Ельцин лукавил, преувеличив ая важность «украинского фактора» для будущего нового содружества. Но Киев предоставил России прекрасную возможность отказаться от всех обязательств и пуститься в самостоятельное плава ние. Объ-

ясняя свой выбор линии на независимость России, Ельцин вп ослед-

ствии говорил: «Центр в лице Горбачева был полностью деморализован. Он потерял кредит доверия у возрождающихся национа льных государств» 40. Это действительно было так. Но объективности ради замечу, что сам Ельцин и его соратники помогли окончательно добить этот самый «Центр».

Вот как эти поиски оправдания для того, чтобы покончить с г орбачевскими планами, описывал А. Грачев: «Российское руководство искало в позициях других республик “алиби” для отказа от Союза и тем самым как бы приглашало, подталкивало их к тому, чтобы они заняли в этом вопросе более решительную позицию. Очевидно , что сигнал в первую очередь направлялся Украине, где и был немедленно принят» 41.

Горбачев так объяснял поведение республиканских элит: «Я знаю политиков, которые мне говорили, что им надо выиграть выборы и они должны маневрировать, но я теперь вижу, что некоторые из них так маневрировали, что теперь уже не могут вырваться. ...Во-в торых, я думаю, что то, что имело место не только в дни путча, но и после путча в деятельности руководства России, вызвало опасени я. И это подстегнуло процессы размежевания... И еще — у этих политик ов есть надежда... что провозглашение независимости даст возможность им в этом трудном переходе к рынку оградить себя, защитить» 42. В этом интервью, пожалуй, самое любопытное — намек на провоцирую щую раскол роль российского руководства. Действительно, некоторые пассажи в высказываниях и действиях Ельцина и его команды , в пер-

вую очередь открытые претензии на правопреемство России по отношению к Союзу и радикализм некоторых экономических высказываний, не могли не встревожить других республиканских лидеров и подтолкнуть их начать удаляться от Центра.

Был еще один «фактор влияния». Речь идет о позиции западны х держав и в первую очередь США. Вплоть до августовского пут ча американская администрация поддерживала, хотя и все более не хотя, Горбачева и пыталась не стимулировать сепаратизм советских республик, опасаясь распада ядерной сверхдержавы и его последствий.

После Августа Вашингтон оказался застигнут врасплох стр емительной лавиной событий. 11 сентября госсекретарь Джеймс Бейке р

прибыл в Союз, чтобы выяснить, с кем теперь здесь можно имет ь дело, кто конкретно сохранил власть: Центр или республики . Это был его десятый визит за три года, но первый — в совершенно новую для него страну. Одной из важнейших задач Бейкера была наладить контакт с Ельциным, с которым до этого у президента Джордж а Буша

были недоверчиво-подозрительные отношения. Собственно, н и Буш,