Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

ни представители Белого дома и не скрывали, что опасались непредсказуемости Ельцина, он их даже шокировал своим поведение м и своими инициативами. Но октябрь для американской админис трации был еще временем раздумий. В ноябре Вашингтон, осознав , что Союз распадается, сделал выбор в пользу республик. Буш не мог не прислушаться к советникам, которые твердили: нужно говорить с Ельциным и другими республиканскими лидерами. Этот повор от в политике Вашингтона означал очень многое и для российски х, и для других республиканских лидеров, которые стали действова ть гораздо смелее. По существу, отход американской администрации от поддержки Горбачева стал для некоторых республик, в первую очередь для Украины, дополнительным толчком к выделению из Союза. Никто уже не оглядывался на Горбачева, лишившегося последней опоры в лице западного сообщества. Как заявил в тот период один из западных деятелей, Горбачев уже «человек вчерашнего дня, и пришло время сказать ему “прощай” и “спасибо”».

Поворот США особенно наглядно продемонстрировала смена американской позиции в отношении Украины. Все помнили визит Буша в Киев в августе 1991 г., когда он предупредил украинцев, что порывать с Москвой было бы «самоубийством», чем очень разозли л украинских националистов и заставил Кравчука быть осмотрите льнее. Однако в ноябре, поддержав стремление Киева к независимос ти, Белый дом только укрепил его готовность порвать с Союзом. Зв онок Буша Кравчуку после референдума о независимости 1 декабря был

расценен украинской элитой как «добро» на окончательный отрыв от Москвы.

В этой ситуации почти забыли о назначенном на 25 ноября пара - фировании нового договора о создании ССГ, о котором будто бы уже договорились. Горбачеву с великим трудом удалось собрать республиканских лидеров. Прибыли только семеро — руководители Р оссии, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении и Узбекистана. В случае подписания договора о новом союзе он б ыл бы явно «с азиатским уклоном». Украина, готовившаяся к референдуму, встречу бойкотировала. Армения и Азербайджан, втянувшиес я в кровопролитную войну друг с другом, были слишком заняты собс твен-

ными проблемами. Грузия и Молдавия даже не откликнулись. Такое начало стало тяжелым ударом для Горбачева. Следующий удар нанес Ельцин. Он взял слово и сказал, что в договоре речь должна и дти не о конфедеративном государстве, а о конфедерации демократических государств, иначе Россия ратифицировать договор не будет. Все вер-

нулось на круги своя. Ельцин также заявил, что «без Украины Союза

не будет». Его позиция сразу стала ясна — он хотел, чтобы все мирно разошлись, не подписывая никаких бумаг. Горбачев вновь прибег к испытанному приему: заявил, что видит «свою роль исчерпан ной», и покинул зал заседаний. Это, казалось бы, сработало — Ельци н со Станиславом Шушкевичем пошли просить его вернуться. Росс ийский президент недовольно бросил: вот, мол, пришли «на поклон к царю, к хану», на что Горбачев ответил в той же манере: «Ладно, царь Борис».

Была выработана компромиссная формулировка: согласованный текст договора будет направлен на рассмотрение парламентов и подписан в конце года. Но было уже ясно, что позиции Горбачева и Ельцина (а вокруг него начали группироваться другие «незави симые» лидеры) примирить невозможно — Россия продолжала настаив ать на формуле мягкого содружества, в котором у нее была бы самостоятельная роль. Более того, Россия уже начала осуществлять э ту формулу. А Горбачев пытался ничего не замечать и продолжал на чем-то настаивать и убеждать. Его советники стали сокрушенно зам ечать, что шеф утрачивает чувство реальности.

Никто не верил, что к вопросу о новом союзе придется когда-либо вернуться. Будущее Союза стало более чем неопределенным. Для Горбачева такой финал, видимо, был все же неожиданным. После пр о- валившейся встречи 25 ноября он предстал перед журналиста ми в одиночестве — никто из лидеров не пожелал составить ему кампанию. Горбачев был бледен, унижен и беспомощен... Все вдруг отчет-

ливо поняли, что это конец — и союзного президента, и его страны. А он, как вскоре выяснилось, все еще надеялся на конец декаб ря. А. Черняев вспоминал, что Горбачев в этой ситуации не потерял чувства юмора. Так, в те дни он в присутствии журналистов задал себе риторический вопрос: «Меня все время спрашивают, президентом какого государства я являюсь?». Но, конечно, на самом деле ему было не до шуток.

После того, как 1 декабря Украина проголосовала за независимость, дальнейшие события было уже не остановить. К этому м оменту центробежные тенденции настолько усилились, что перейти от этой стадии распада к новому сообществу было очень сложно, не и склю-

чено, что и невозможно. В начале декабря, собрав остатки сил, Горбачев последний раз попытался предотвратить окончатель ный развал СССР, предупреждая о неизбежности гражданской войны в слу- чае, если республики не подпишут договор о создании ССГ. «Только союз может предотвратить самую ужасную угрозу разрыва св язей,

которые строились веками», — заклинал советский президент. Но его

никто не слышал. Все республики, кроме двух опоздавших, усп ели провозгласить независимость.

Возникла гнетущая ситуация: необходимо было что-то предпр и- нимать с остатками союзного государства, которое уже походило на разлившуюся ртуть, каждый шарик которой начинал жить само стоятельной жизнью. Нужно было как-то легитимировать новую си туацию и для себя, и для окружающего мира, решить, что делать с ядерным оружием, с долгами СССР, с его членством в международных организациях. Нельзя сказать, что все без исключения респуб лики искренне приветствовали практически произошедший распад, что все знали, что делать с вдруг свалившейся на них свободой. Многие — во всяком случае, в Средней Азии — пошли по этому пути, чтобы н е отставать от других, и свою жизнь вне Союза их лидеры пока пре дставляли слабо.

Оформление развода

Ситуацию переломили Ельцин и Кравчук, давно уже соревновавшиеся в стремлении сбросить мешавшие им оковы союзного Це н- тра. Но они нуждались «в третьем», своеобразном прикрытии и амортизаторе. Им вряд ли мог стать независимый и упрямый Назар баев, и даже не потому, что им невозможно было манипулировать, — дело в том, что он оставался самым стойким сторонником идеи кон федерации. Белорусский лидер Шушкевич оказался идеальным «треть-

им». Более того, его участие даже направило наблюдателей п о ложному следу — они стали впоследствии строить прогнозы о «с лавянском союзе». В действительности собравшиеся 8 декабря в Бе ловежской Пуще под Минском руководители всерьез ни о какой «славянской Антанте» и не помышляли. Двоим важно было избавиться от Центра и любых поползновений водрузить над республиками новые координирующие структуры. Третий, видимо, пошел на поводу. При этом каждый участник встречи пытался реализовать собственные политические интересы за счет других. Как бы то ни было, «бело вежская тройка», объявив о ликвидации СССР и создании Содружества Независимых Государств, разрубила узел.

То, как было ликвидировано прежнее государство, не может не вызывать смешанных чувств. Форму ликвидации Союза выбрал и ельцинские соратники и сделали это легко и быстро, почти игра ючи: Шахрай предложил идею — роспуск СССР тремя государствами, которые были его учредителями в 1922 г., Гайдар набросал текст, ми-

нистр иностранных дел России Андрей Козырев доставил тек ст ма-

шинисткам, вернее, сунул его под дверь. Все было обыденно и походя. Никто не подумал о соблюдении каких-то принципов легит имности и демократичности, например, о проведении референдума, чтобы подкрепить достигнутое соглашение, — как будто речь шла не о судьбах миллионов, а роспуске швейного кооператива. Как признавал Гайдар, «больше всех... переживал, волновался С. Шушкевич». Он постоянно спрашивал: «Вы-то... все продумали?» 43. Остальные, видно, о последствиях не особенно беспокоились, а быстро у твердили документ. Дело было сделано. Распустив Союз и разрубив узлы, славянские лидеры поставили точку в мучительной агонии. Горба- чев, узнав, что в Минск поехали Бурбулис и Шахрай, сразу все понял: он знал их взгляды на создание нового сообщества.

Комментируя произошедшее сразу по возвращении в Москву, один из архитекторов Беловежского соглашения Бурбулис заявил, что «это конструктивный выход из тупика, в котором находился догов орный процесс». Козырев выразился примерно в том же духе: «То, что произошло в Минске, — это попытка избежать югославского вари анта»44. Кравчук дал следующее объяснение минскому соглашению: «Найдутся такие, которые переложат вину на нас, дескать, они разруш или Союз. Наоборот, мы объединили усилия трех государств для того, чтобы взять ситуацию под контроль и не позволить развалит ься на глазах всем структурам» (!) 45. Последний аргумент — это типичное проявление демагогии, большим специалистом в области кот орой слыл украинский лидер. Все дело в том, что одной из целей соглаше-

ния «тройки» была как раз ликвидация мешавших ей структур. Объяснение белорусского лидера Шушкевича таково: «Понимая, ч то развал Союза угрожает народам страны многими бедами, мы р ешили предупредить трагедию, создав более совершенную формулу Союза — Содружество независимых государств» 46. Возможно, сам Шушкевич и мечтал о «новой формуле Союза». Но в таком случае он был романтиком и идеалистом, а не трезво мыслящим политиком. П отому что СНГ создавалось как формула развода, а не нового бра ка.

Вот как оценивает Беловежскую Пущу сам Ельцин: «Беловежск ое соглашение, как мне тогда казалось, нужно было прежде всего для того, чтобы резко усилить центростремительную тенденцию в разва-

ливаем Союзе, стимулировать договорный процесс» 47. Из этого высказывания следует, что Ельцин, возможно, вполне искренне надеялся в дальнейшем реанимировать горбачевскую идею конфеде рации, но уже под своим началом и при решающей роли России. «Изоля ционистские» и «союзнические» настроения явно боролись в не м, моти-

вируя противоречивые настроения и действия российского прези-

дента. Это проявилось, с одной стороны, в заявлениях о самостоятельном пути России, а с другой — в обиде и даже гневе, когда другие республики делали то же самое, да еще претендовали на союз ную собственность. Примечательно, что Ельцин обиделся на Кравчука, когда тот после Беловежской Пущи стал стремительно создавать атрибуты независимости Украины. Возможно, смутное нежелание полного развала Союза, опасения его последствий у Ельцина были . Но вряд ли он задумывался над этим основательно. Он просто бросился в воду, не загадывая о далеко идущих последствиях своего прыжка. «Большие решения надо принимать легко», — так прокомментировал он свое поведение в Беловежской Пуще 48. Правда, неоднократные возвращения Ельцина в дальнейшем к идее союза с Белоруссией свидетельствуют, что его, видимо, тяготила роль, сыгранная им в процессе ликвидации СССР, и он хотел оставить о себе иную память.

Любопытно, как была решена особенно волновавшая всех за п ределами Союза проблема контроля за ядерным оружием. Три лидера договорились, что любое действие здесь должно производит ься при согласии всех трех государств и при «одновременном нажатии трех пусковых кнопок руководителями республик». Кравчук с удовлетворением прокомментировал это решение: «Иными словами, степ ень контроля над ядерным оружием ужесточится в три раза». В ср еде военных и всех знающих людей при известии о новом «механизме контроля» кто ужаснулся, а кто только усмехнулся. Это было действительно потрясающее новшество!

Постепенно, так как непроницаемость вокруг минского соглашения сохранить не удалось, становились все понятнее его «пусковые пружины». В принципе сама встреча «тройки» была экспромто м, но экспромтом, к которому российский и украинский лидеры гот овились давно. В ином составе, без участия хотя бы одного из них, встре- ча едва ли состоялась бы. Но в ходе самой встречи наиболее а ктивной и требовательной стороной стала украинская делегаци я. Именно украинский лидер впоследствии постарался получить ма ксимум возможного, трактуя соглашение об СНГ лишь как форму высвобождения от всех уз. Собственно, того, что тон задавала Украина, участники совещания и не скрывали. «Стало ясно, что никакой политиче-

ский договор Украина не подпишет — вот та реальность, в логике которой проходило минское совещание... — говорил Гайдар. — Предлагались разные варианты союза, но все они были неприемлемы для украинского руководства» 49. Поэтому в какой-то степени полушутливые — полусерьезные заявления Кравчука (уже в Киеве), что о н явил-

ся могильщиком Союза, имеют под собой почву. Но вернее сказать,

что Кравчук оказался только одним из могильщиков, в какой -то момент проявившим особую активность.

«Разъединяющий» смысл минской встречи не остался секрет ом для Горбачева, который высказался после нее так: «Они соединились на соглашении, которое имеет в виду, что произойдет разъединение» 50. Как это не раз бывало у Горбачева, неуклюже, но верно.

Заключительный аккорд

Прибалтийские руководители отреагировали на «славянскую инициативу» с удовлетворением, даже с ликованием, большинство других республиканских лидеров — настороженно. А некоторые отнеслись к этому событию растерянно и с плохо скрываемым воз мущением. Все ждали, что скажет Назарбаев, который за последний год выдвинулся в ряд лидеров общесоюзного масштаба. Уверенный в себе, прагматичный, умеющий убеждать и внушать уважение, о н по популярности и влиянию уступал только Ельцину. Недаром Горбачев, пытаясь создать свою конфедерацию, прочил Назарбаева в премьеры «надгосударственного» кабинета. Реакции казахстанского лидера побаивались и «раскольники»: слишком последовательно он выступал за сохранение Союза и подписание нового договора, слишком активно поддерживал Горбачева. Силу Назарбаева нельзя было недооценивать. Мало того, что он пользовался немалой попу лярностью в обществе, за ним в то время шли среднеазиатские респ ублики.

Инициаторы минской встречи вначале информировали Назар баева, что в Минске «ничего существенного» не будет, просто обычное обсуждение двусторонних экономических отношений. «В пре дварительном разговоре со мной и Ельцин, и Шушкевич, и Кравчук го ворили о том, что они будут обсуждать, как совместно переходить к рыночной экономике», — так Назарбаев впоследствии переда вал объяснения славянских лидеров 51. «Ликвидаторы» старались как можно дольше держать Назарбаева в неведении, чтобы он не поме шал. Поэтому рассказы о том, что «его не могли найти», — не более чем вымысел. Его, видимо, не хотели «найти». Когда же Назарбаева «обнаружили» в самолете, летящем в Москву, тот был буквально ошара-

шен известием о реальном содержании минской встречи. Хотя и в этот момент он еще не получил полной информации. Многие об о- зреватели помнят бледное, неподвижное лицо казахстанско го руководителя в московском аэропорту, которое, несмотря на всю азиатскую сдержанность, явно выдавало растерянность и гнев. Кстати,

тогда в аэропорту Назарбаев и получил приглашение присоединить-

ся к славянской «тройке» — он уже не мог ей помешать. Но каз ахстанский лидер поразмыслил и в Минск не поехал.

Ельцин дал другую трактовку происшедшего. Он утверждал, ч то «ликвидаторам» «важно было присутствие Назарбаева» 52. Более того, он передал следующие слова Назарбаева, сказанные им якобы по телефону из Внукова после прочтения текста соглашения о роспуске

СССР: «Я поддерживаю идею создания СНГ. Ждите меня, скоро к вам вылечу» 53. Но, вероятно, застигнутый врасплох, казахстанский президент пытался выиграть время, чтобы решить, как быть д альше. Впрочем, по мнению Горбачева, если бы сепаратисты пригласили Назарбаева в Минск с самого начала, он скорее всего к ним присоединился бы 54.

Назарбаев в эти дни сказал, имя в виду минскую «инициативу »: «Я могу только сожалеть, что так случилось. Еще раз повторюсь : ликвидация союзных органов — это прерогатива Съезда... Я считаю, что в сегодняшний трудный момент Горбачев еще не исчерпал всех своих возможностей» 55. Острое и болезненное восприятие Назарбаевым случившегося объясняется несколькими причинами. Прежде всего обидой и чувством оскорбленного достоинства в связи с тем, что его (и других) не пригласили, не проинформировали и просто пытались нейтрализовать. Но не менее серьезно было и то, что у него, о чевидно, было иное видение республиканских интересов, реализац ию которых он связывал с оформлением конфедерации. На том этап е Назарбаев не видел для Казахстана иного пути выживания, хор ошо по-

нимая иллюзорность надежд быстро создать все необходимы е атрибуты государственности. Особую его тревогу, видимо, вызывал многонациональный состав населения Казахстана с более ч ем 30% русских, что в случае полного распада Союза могло поставить республику на грань раскола и выделения компактных русскояз ычных зон. Таким образом, Назарбаев мыслил как прагматик, имея в виду свои интересы.

К слову, о неожиданности минской встречи. Это было воспринято всеми политическими лидерами (особенно в Средней Азии) как оскорбительный для них факт. Но, с другой стороны, такая встреча могла быть только неожиданной, в противном случае она просто не

состоялась бы. Любопытно, однако, другое. Вашингтон был инф ормирован о совещании «славянской тройки» и его результатах до того, как были извещены Горбачев и республиканские лидеры. Ельцин первым делом лично позвонил Бушу. Впрочем, еще до этого звонка утром в воскресенье Бейкер, узнав о встрече из своих источни ков, зая-

вил: «Советский Союз больше не существует!».

Руководителей республик Средней Азии встревожил еще оди н момент — славянский характер нового СНГ. Масла в огонь подлила российская (да и зарубежная) пресса, сделавшая вывод о р аспаде Союза на два блока — славянский и мусульманский. Начала активно обсуждаться старая идея Александра Солженицына о ф ормировании славянского союза. Сами инициаторы минского соглашения, видимо, не отдавали себе отчета, какие последствия и резонанс вызовет именно этнический характер встречи. В пр о- тивном случае они, конечно, включили бы в свою группу, скажем, лидера Киргизии Аскара Акаева.

Впрочем, Беловежская Пуща имела продолжение. По прибытии в Москву Ельцин был вынужден встретиться с Горбачевым — его соратники уполномочили расхлебывать всю кашу. А у Горбачева уже был Назарбаев. Любопытно, что, как рассказывали очевидцы, Ельц ин все еще не был уверен, что победил. Перед тем, как прийти в Кремль к Горбачеву, он звонил ему и говорил, что опасается ареста, пытаясь добиться гарантий безопасности 56. По Москве даже прошел слух, что «Альфа» готовилась арестовать всех участников Беловежь я, но потом получила отбой.

Можно лишь догадываться, насколько содержательной была в стре- ча трех лидеров. Не исключено, что они вспомнили, как еще ле том договаривались о новой форме Союза и о том, как распределя т роли в его руководстве. Какими бы ни были аргументы сторон, вначале казалось, что Горбачеву с Назарбаевым удалось уломать Ельцина и

он сдался, согласившись, что минский документ будет рассматриваться всего лишь «как инициатива» и ее разошлют парламентам республик, а затем будут обсуждать наравне с горбачевским проектом о Союзе Суверенных Государств. Это было 10 декабря. Колебания Ельцина показывают, что он, видимо, ощущал, на что замахивался, и у него не хватало решимости идти напролом. Но выйдя от Горбачева, Ельцин вновь отбросил сомнения. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что уже 10 декабря российский президент взял под свой контроль всю правительственную связь, т. е. он мог теперь просто отключить Горбачева от внешнего мира.

Любопытно, что Горбачев и Ельцин встречались и без свидетелей,

и, как впоследствии рассказывал Горбачев, Ельцин оправдывался, сваливая всю ответственность на Кравчука, который отклонил в се союзнические варианты, предлагавшиеся российской стороно й: и заключение договора на 4—5 лет, и ассоциированное членство Украины в союзе, и славянский блок 57. Впрочем, эти оправдания, если они

и были, уже не имели значения.

Беловежская Пуща породила смешанные чувства даже среди д емократов и либералов. Пресса сразу окрестила событие как «чисто советское убийство». «Лег спать в одной стране, а проснулся в другой», — иронизировала «Комсомольская правда». А «Московские нов ости», бывшие рупором московской интеллигенции в горбачевские времена, были еще определеннее: «Если следовать логике этой фор мы юридического прецедента, то не исключено, что в недалеком будущем на каком-либо хуторе соберутся президенты Татарстана, Чечни, Башкортостана и других автономий и распустят Российскую Федерацию, так как поведение федеральных властей их в чем-то не ус траивает» 58. Вскоре этот прогноз оказался не таким уж фантастическим.

Автору этих строк принадлежит следующий прогноз развити я СНГ, сделанный сразу после его возникновения: «Каждая республика видит в СНГ конструкцию, которая бы, не обременяя обязат ельствами, давала возможность завершить ее государственное становление... А потом, где вы видели устойчивую конфедерацию, состоящую из стольких членов с так расходящимися интересами? Сомнительно и то, что СНГ явится платформой для все более тесной координации действий своих членов... Скорее всего СНГ примет вид магмообразной, ассиметрической конструкции... Должно прой ти время, пока отдельные государства не увидят потребность в новом браке, причем добровольном, а не вынужденном безысходностью» 59.

Однако перейдем к развитию события после Беловежской Пущ и. Не на шутку встревоженные и озабоченные руководители сре днеази-

атских республик по инициативе Назарбаева 12 декабря съех ались на саммит в Ашхабаде. Возникла реальная угроза формирован ия «азиатского блока». Причем собравшиеся в туркменской столице лидеры напрочь отмели предложение присоединиться к СНГ на правах второстепенных членов, отказавшись признать претензии Р оссии, Украины и Белоруссии на то, чтобы стать «государствами-учредите- лями». Славянские лидеры, особенно Ельцин, не на шутку встр евожились. Возникла ситуация, грозившая непредсказуемыми ге ополитическими последствиями. В этот момент решалось многое. П осле напряженных переговоров между Москвой и Ашхабадом Ельци ну удалось уговорить своих коллег не делать двух вещей — не поддержи-

вать горбачевский проект содружества и не формировать со бственный альянс. Это означало, что Ельцин уговорил Назарбаева — безусловного лидера Средней Азии — перейти на свою сторону и от ступиться от Горбачева. Прагматик Назарбаев, очевидно, решил, что это наименее болезненный вариант, тем более что Горбачева спасти

было уже трудно. Взамен участники «ашхабадской встречи» получи-

ли гарантии вступления в СНГ на равных. Оставалось без промедления оформить новую договоренность.

Это было вскоре сделано — 21 декабря в Алма-Ате собрались ли деры 11 республик, и произошло второе рождение Содружества Не зависимых Государств. Новая встреча означала среди прочего и легитимацию того, что произошло в Беловежской Пуще. По существу, именно в Алма-Ате завершилась история Советского Союза. З десь же, за закрытыми дверями в атмосфере строжайшей секретнос ти, была решена и судьба первого и последнего советского президента. Присутствовали только главы новых государств. Советников и помощников попросили выйти. Горбачев в Алма-Ату приглашен не был. Впрочем, он вряд ли горел желанием получить приглашение. Если Беловежская Пуща, судя по всему, была для него шоком, то Алма-Ату, по крайней мере внешне, он пережил спокойно. Еще до этой вст ре- чи он допустил утечку информации о своих планах заняться работой в Фонде социально-политических исследований, который был создан еще в августе 1991 г. после его возвращения из Фороса в Москву (это, кстати, говорит о том, что Горбачев допускал различные повороты в своей судьбе).

Основным настроем алма-атинской встречи была неловкость . Радости, удовлетворения никто не испытывал — ни во время встречи, ни после нее. Господствовала всеобщая озабоченность, взаимная подозрительность. Преодолеть отчуждение между славянскими «ликвидаторами» и азиатскими лидерами так и не удалось, оно даже углу-

билось. Об этом свидетельствует хотя бы такой эпизод: когда однажды вечером «ашхабадская пятерка» вдруг провела свое заседание, остальные лидеры заволновались, ожидая неприятного сюрп риза. Назарбаеву пришлось курсировать между отдельными делегациями, уверяя, что ничего страшного не произошло, но ему не верили . Целое представление в Алма-Ате разыграл Кравчук, который на чал вести себя как «совершенно самостийный» лидер и держался осо бняком, стараясь не общаться даже с коллегами по «беловежско й тройке». Он стремился дать понять, что для Украины все обязательства и по старому Союзу, и по новому сообществу закончены. Более активно и напористо, чем другие, он настаивал, что СНГ — «это не го су-

дарство», а потому не нужно никаких надгосударсвенных образований, сторонником которых являлся Назарбаев. Все понимали, что беловежский поворот для Кравчука означал больше, чем для других его участников, и связывать себя с какими-либо координаци онными формами Украина не намерена. Поведение Кравчука подействовало

на остальных участников встречи, как холодный душ.