Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

сказываниям других ведущих демократов, никогда не преувеличивавших возможности бывшего свердловского секретаря обкома , подобным образом о Ельцине думали многие.

Ельцин молчал в период бдений «межрегиональной группы», н е вступая в дискуссии, в которых он не был особенно силен. Он терпеливо выжидал, если не с пренебрежением, то свысока наблюда я за интеллигентской говорильней. Но когда пришла пора действовать, он показал, кто подлинный политик и кто обладает волей и сп особностью к настоящему лидерству. Почувствовав приближение момента, когда уже можно было диктовать свои правила, он сразу забыл о советчиках-интеллектуалах. Он в них больше не нуждался.

Собственно, это и должно было произойти. Ведь Ельцин сдела л- ся лидером демократического движения и символом реформ, н е связав себя при этом с демократами никакими обязательствами. Совершенно естественно, что он чувствовал себя свободным в выборе и своей базы, и своего курса.

В этом контексте напрашивается аналогия между Ельциным и первым польским посткоммунистическим президентом Лехом Ва ленсой. Он тоже был ярким политиком-самородком. Но без своего интеллигентского обрамления, без своих советников — Бронислава Геремека, Адама Михника, Тадеуша Мазовецкого — он вряд ли стал бы президентом новой Польши. Получив власть, он попытался было у казать своим соратникам их место. Но советники Валенсы из кр угов польской интеллигенции оказались людьми с характером и, главное,

с принципами. Они не собирались переходить к жалкой роли « окружения» нового босса. Они дали Валенсе бой, сформировав опп озицию в парламенте и выставив своего кандидата в президенты — бывшего советника того же Валенсы Мазовецкого. Правда, Мазов ецкий проиграл. Но и Валенса не сумел получить то, что получил Ельцин, — суперпрезидентство и возможность полумонархического пр авления. Валенса после нескольких конфликтов со вчерашними союзн иками и товарищами, превратившими Сейм в свой бастион, был вынуж ден смириться с урезанными правами и формированием президен тскопарламентской системы. Польша медленно, не без столкновен ий, стала на путь конституционного либерализма, хотя вся ее и стория

отнюдь не облегчала этот выбор. Но то, что не стали терпеть поляки, вытерпели российские интеллигенты-демократы, многие и з которых до конца сохранят верность лидеру, который будет вспоминать о них лишь в критические для себя моменты.

Большинство российских демократов вместо того, чтобы рас ши-

рять опору в обществе, без особого стеснения встали в очередь за

постами. «Они чем-то напоминали мне хоккеистов, которые уж е свесили ноги с бортика и ждут сигнала вступить в игру, — писал Попов о своих коллегах. — Одни уже заняли посты, другие ожидали, третьи просили» 3. Впрочем, как вспоминали другие ельцинские соратники, не последнее место в этой очереди занимал и сам Попов.

Вообще это особая тема: отчего в большинстве восточно-евр опейских стран интеллигенции удалось сыграть роль не только нравственного начала, но и гаранта и инструмента демократически х реформ? Почему это не получилось в России? Почему вчерашние с о- братья по коммунистическому лагерю — венгры, поляки, чехи, болгары — с самого начала думали о создании принципов и, памят уя о недавнем прошлом, ограничителей деятельности даже попул ярных в тот момент лидеров? В России интеллектуалы заботились с корее не о правилах игры, а о том, как бы поскорее самим вспрыгнут ь на подножку нового поезда власти. Редко кто, поняв, в каком нап равлении разворачиваются события, поспешил отойти. Таких были единицы. За счет остальных формировался новый обслуживающий власть слой. Нередко яркие и небесталанные личности трати ли время и усилия лишь на то, чтобы удержаться близ сцены, иногда в жалкой роли, переходя от одного хозяина к другому, теряя достоинство, растрачивая способности, превращаясь в приживалок, в скуч ных завсегдатаев дипломатических приемов и бесчисленных «тусовок». Они создали целое сообщество таких же износившихся и зави симых личностей, не имея ни сил, ни воли порвать с унизительной ролью

обслуживающего персонала, вызываемого по звонку. Это грустно, хотя, с другой стороны, куда было им деваться, где найти себе применение? Возникающий режим не нуждался в научных центрах, в альтернативных программах. Ему было нужно лишь удовлетворение весьма нехитрых потребностей, да и то время от времени. Уходить же в оппозицию режиму, который претендовал на либерально-демо- кратическую роль, для многих было неловко, да и слишком поз дно.

Через год после неудавшегося путча Попов, размышляя, почему демократы не сумели взять власть, перечислял следующие пр ичины: разнородность и противоречивость социальной базы демок ратов; раскол в демократическом движении, происшедший, как только на-

чалось распределение постов в исполнительных и представ ительных органах; переход ведущих демократов (среди них был и сам По пов) на руководящие посты; отсутствие у демократов программы д ействий. «В итоге получилось, — писал Попов, — что собственно в демдвижении остаются чуть ли не неудачники: не попали в депутаты, не

попали в руководство депутатских комиссий и т. д.» 4. ×òî æå, æåñò-

че не скажешь — демократы в новой России действительно ок азались в своей массе не готовы к победе и участию в управлении.

Осенью 1991 г. Ельцин стал формировать смешанную элиту из союзных прагматиков, провинциальных бюрократов и очень узкого числа радикалов либерально-демократической ориентации. Это была своеобразная коалиция. Допуском в нее была не способность артикулировать определенные интересы, а наоборот, умение порвать с прежними партийно-политическими привязанностями. Отнын е основным критерием принадлежности к правящей команде стан овилась лояльность лидеру. Россия возвращалась назад, к нравам досоветского патримониализма.

Профессионализм, разумеется, никак не вписывался в правил а нового политического стиля. Если у кого-то и было это качеств о, приходилось его скрывать, чтобы не выделяться из общей массы. Даже поверхностные наблюдения свидетельствовали, что новая правящая группировка не отличается чрезмерными управленческими способностями. В российской политике возобладал принцип, которы й в свое время сформулировал Джордж Бернард Шоу: «Если ты нич его не знаешь, но думаешь, что знаешь все, ты явно готов для поли тиче- ской карьеры». Впоследствии пресс-секретарь Ельцина Вяче слав Костиков писал: «Люди, которые пришли вместе с Ельциным в Кремль, особенно из Свердловска, понимали, что они не могут выиграть в профессиональном и интеллектуальном соревнова нии с командой Горбачева. Это была одна из причин их резкого, даже па-

тологического отрицания горбачевских соратников» 5.

В состав ельцинского окружения вскоре вошли и технократы . Они не принадлежали к поколению демократов, которое поддержа ло Ельцина в борьбе с Горбачевым, выходя на демонстрации и часами стоя на митингах. Это были в основном кабинетные люди, имевшие в кус к аналитике и научной работе. Включение их в российскую элиту, однако, вовсе не меняло характера складывающегося нового византийства. Напротив, возврат к административному правлению не состоялся бы без помощи технократов, которые вскоре преврат ились в важнейший элемент президентского окружения, придававш ий ему внешне цивилизованный, даже реформаторский облик и при эт ом

являвшийся стабилизирующим режим фактором.

Для особенно близких соратников, для тех, кто был рядом с ни м в трудные моменты отлучения от власти и реально помог ему в ходе предвыборной борьбы и в августе, Ельцин нашел достойное м есто около себя. Он иногда умел быть благодарным за преданность, но

только если соратники не проявляли особых амбиций, не пыт ались

оттеснить его на второй план и, конечно, сохраняли ему верн ость. Еще в июне 1991 г. вокруг Ельцина оформилась команда из людей, которые верно шли с ним еще со Свердловска, где он был областным партийным секретарем, из тех, кто был с ним в период его мос ковского секретарства, и тех, кто вел его кампанию на выборах в российские президенты. В этот период на политическом небосво де Москвы закрепилась «свердловская группа». Ельцин окружи л себя кольцом новоприбывших, не вросших в московские структуры , а потому обязанных только ему людей, формируя для себя не па ртийную, а клановую опору.

Âчисле первых решений Ельцина на посту президента было н а- значение на высшие аппаратные должности именно свердловчан: Геннадия Бурбулиса, Виктора Илюшина, Олега Лобова, Людмилы Пихоя и др. Из них был сформирован самый близкий к президен ту круг, куда были включены лишь некоторые его московские сторонники. В дальнейшем ельцинское окружение перетряхивалось не раз, одни из него выпадали, включались другие. Но свердловское ядро оставалось вокруг Ельцина еще долго, оно распалось лишь тогда, когда президент сформировал для себя другие подстраховочные структуры.

К концу 1991 г. ельцинское окружение представляло собой неформальный пакт, состоявший не только из членов двух региональных группировок (московской и свердловской), но и из представи телей разных политических течений — демократов, либералов, неок онсер-

ваторов, а также типичных бюрократов, которые могли приспособиться к любой идейной установке. Так, наряду с демократами Геннадием Бурбулисом, Галиной Старовойтовой, Сергеем Станкевичем

âокружении Ельцина можно было увидеть управленца — росси йского премьера Ивана Силаева, не связанного прямо с политиче скими партиями министра иностранных дел Андрея Козырева, представителей советского генералитета Павла Грачева, Константина Кобеца и Евгения Шапошникова, известного своим антилиберализмо м соратника Ельцина со свердловских времен Олега Лобова. Они вошли

âразные окружавшие Ельцина группы. Близкие к «ДемРоссии» лица стали всего лишь госсоветниками, так и не получив формаль ных по-

стов в исполнительной власти и реального влияния. Самый б лизкий круг сформировали в большинстве своем, кроме Бурбулиса, л юди скорее консервативные.

Âцелом правы оказались те, кто говорил, что аппарат своей в ласти в ходе российской трансформации не потерял. Действите льно,

по некоторым данным, 50,7% среди экономической элиты, 48,2%

среди политической элиты и 40,8% среди культурной элиты в новой России составляли представители старого истеблишмента.

Гавриил Попов, одним из первых сделавший вывод о победе аппарата в посткоммунистической России, так определял его дей ствия в первый год реформ: «Аппарат поддержал всеобщую иллюзию о взятии власти демократами»; аппарат разумно выделил тот мини мум, который нельзя выпускать из рук, — управление делами, кадр ы; «самое мудрое решение было о том, кого посадить в первый ряд президиума». На первые роли, по мнению Попова, были предложены формально не связанные с аппаратом, но его же кадры, те, кто был известен в аппарате как «радикалы» 6. Не отрицая общего вывода, что победителем антикоммунистической революции в России в к онеч- ном счете оказался аппарат, отметим, однако, что Попов преувели- чивал организованность и осознанность действий бюрокра тов — за- частую все происходило стихийно и спонтанно. Внутри самог о аппарата не было теневого штаба, который мог бы вести тонкую игру и управлять процессами. Аппарат победил не в ходе интриги , а просто потому, что, в отличие от других посткоммунистических государств (Венгрии, Польши, Чехии), в России не успела сформиро ваться альтернативная элита, способная взять на себя управленческие функции, что опять-таки было следствием незавершенной дем ократизации в период перестройки.

В ходе бурных событий 1991 г. внутри прежней партийной номенклатуры усилилось расслоение. Одни номенклатурные группи ровки,

в основном первого эшелона, потерпели поражение и утратил и контроль за административными и военными ресурсами. Их место заняли более прагматичные люди, давно уже стоявшие в очеред и на власть и не желавшие проделывать долгий путь наверх, след уя старым советским правилам, ступенька за ступенькой. Они хоте ли получить приз сразу. Итак, на первые роли выдвинулись энергичные представители второго поколения старой номенклатуры, ох ваченные стремлением взять реванш у сибаритствующей части сою зной бюрократии и изнеженной московской элиты. Доминировать с тали люди, способные менять идеологию, как перчатки. Так что новый российский политический класс формировался не за счет со едине-

ния старых и новых элитных групп, а в основном за счет фрагм ентации старого класса. Любопытно, однако, что отношения между его отдельными частями оказались более антагонистическими, чем отношения между старыми и новыми элитами в других странах.

Но ни одна из возникших группировок так и не смогла монополи-

зировать власть. Впервые за долгую историю основой россий ского

режима стал плюрализм групп интересов. Уже с самого начала ощущалось напряженность во взаимоотношениях между первым р оссийским премьером Силаевым и Государственным советом во главе с Бурбулисом (о борьбе между ними писал один из старых соратник ов Ельцина по межрегиональной депутатской группе Виктор Яр ошенко 7). Затем вокруг Ельцина сформировалось два новых аппаратн ых центра притяжения — Государственный совет во главе с Бурбулисом и администрация президента под руководством Юрия Петров а, старого соратника Ельцина по свердловским временам, а затем советского посла на Кубе. Само появление этих двух людей наверху озна- чало и стремление президента сконцентрировать управлен ие в неформальных структурах, и попытку опираться на разные поли тиче- ские силы. В этом нашла отражение ельцинская «политика сд ержек», которую он сделал основой своего правления. Однако концен трация сторонников различных ориентаций в отдельных политических структурах неизбежно влекла за собой их борьбу между собо й и за влияние на президента 8.

Первыми дуэлянтами, открыто вступившими в борьбу, стали Бурбулис и Петров. Но вскоре появились и другие пары соперник ов: Шахрай и Хасбулатов, незадолго до этого вышедший из тени п резидента; близкий в тот период к Ельцину журналист Полторани н и Хасбулатов и т. д. Противоборство вначале возникало между отдельными людьми, вскоре перерастая в борьбу органов и институ тов. Разумеется, поляризация внутри такой разношерстной комп ании,

которую представляла собой неоформленная коалиция, прив едшая Ельцина к власти и одновременно с ним пришедшая наверх, бы ла неизбежна. Она была вызвана несколькими обстоятельствам и. Прежде всего упомянем различные интересы группировок, вошед ших в послеавгустовский правящий блок. Ведь породившая их сове тская бюрократия уже не была монолитом. Добавим к этому разные п одходы отдельных ельцинских соратников к судьбе Союза. Одни выступали за его реформирование, другие — за ликвидацию. Вначал е это была первая линия размежевания. Вскоре сторонники интегр ации были вытеснены с узкого властного пятачка. Вслед за этим в озникли новые конфликты среди тех, кто остался наверху и кому удалось по-

лучить контроль за властными рычагами. Причинами очередн ого противоборства были вопросы о путях дальнейшего развити я России, в частности о судьбе экономической реформы, о характере власти, о развитии отношений с другими республиками и т. д. Впрочем, более важным фактором размежевания в ельцинской команде было,

конечно, стремление его соратников захватить место побли же к тро-

ну. Наконец, возведенная Ельциным в ранг основного принципа лояльность вовсе не предполагала единства взглядов. Вскоре президент сам начал провоцировать соперничество между своими сора тниками, поощряя их взаимный антагонизм, а затем с явным удовольствием играя роль примиряющей стороны. Прежние номенклатурны е нравы — идеологический ригоризм, внешнее единообразие и е диномыслие — были отброшены навсегда.

В российских верхах возникла новая и поначалу непривычна я атмосфера открытых столкновений. Конфликты, непрекращающа яся потасовка нередко раздражали. Но в этой открытости противостояний, по крайней мере вначале, было и нечто позитивное: все увидели, что происходило за кулисами власти. Сами эти кулисы ста ли поч- ти прозрачны. Отныне секреты в российской политике перестали существовать. Многое тайное становилось явным уже к концу дня. На первых порах кухня власти со всеми ее дрязгами казалась откровением после десятилетий полной непроницаемости.

Впрочем, пока еще было нечто связывавшее всех членов моло дого российского правящего класса — стремление покончить с союзным Центром. Так что Горбачев играл цементирующую роль, препятствуя превращению конфликтов внутри новой команды в непр имиримые антагонизмы. Но постепенно кое-что в самих столкнов ениях начинало тревожить: слишком уж несовместимыми казались л юди, волей случая попавшие наверх, слишком ожесточенной стано вилась их борьба, в которой все явственнее начинали превалироват ь их

личные интересы.

Ельцин формирует правительство реформаторов

Когда Горбачев стал сдавать свои позиции, размежевание среди новой правящей группы, вышедшее на поверхность осенью 1991 г., усилилось. Мелочная борьба между соратниками Ельцина все больше отвлекала их от главного — от выбора приоритетов, от разработки стратегии развития. Прошло не так много времени после в озвышения Ельцина и его группы, а скептическое отношение к ней нача- ло охватывать самого верного сторонника российского президента —

интеллигенцию, а вскоре и более широкие слои общества. Осо бенно беспокоило отсутствие у Ельцина четкой политики и пова льное увлечение его людей дележом советского добра. Сверхлояль ная Ельцину газета «Известия» писала: «Все были уверены, что сраз у же после прихода к власти демократов-республиканцев должны пр оизой-

ти резкие перемены в экономике. Но именно этого не случило сь.

Теперь об индифферентности демократов, занятых в основном интригами и дележом партийного имущества, с раздражением го ворят все... Прежнего центра нет. Демократы лишились противника, что оказалось большим несчастьем. Вместе с противником исчез ло оправдание реформаторского бессилия» 9.

А события торопили — состояние российской экономики ухудшалось. Приближавшаяся зима грозила обвалом. Перетягивание каната между российским и все более слабевшим советским центрами, а также борьба внутри лагеря победителей вызывали все боль шее раздражение. У российской группировки оставалось не так уж м ного времени для того, чтобы определить курс и укрепиться у власти, ведь общественная поддержка не была бесконечной. Два обстояте льства ускорили выбор Ельциным ближайших целей. Первое — это углубление экономического кризиса. Но еще важнее было второе — ст ремление складывавшейся российской группировки окончатель но освободиться от горбачевского Центра. Молодой российский пол итиче- ский класс твердо решил вести дело к обособлению России.

Но и этот вариант оставлял несколько возможностей развит ия России. Первая: политическая реформа и формирование новой де мократической структуры власти, а затем и рыночная реформа либо одновременное их проведение. Вторая: экономический прорыв при сохранении старых институтов власти. Третья: экономическая реформа, а затем формирование нового режима. Ельцин избрал р ы- ночный бросок при сохранении доставшихся в наследство ин ститу-

тов с явным намерением постепенно их вытеснить, что во мно гом определило дальнейший ход развития России.

В экономике была поставлена цель создать рыночные структ уры при посредстве «шоковой» терапии, делая акцент на макроэкономи- ческие рычаги. Это была линия на рынок при поддержке полит иче- ского «кулака». Выбор этого варианта был, очевидно, продиктован несколькими обстоятельствами. Экономика распадалась на глазах, нужны были срочные меры. В президентском окружении считал и, что на политическую реформу уйдет слишком много времени, и все затянется. Кроме того, фактически не было разработанного плана этой реформы. Это поразительно: ельцинские соратники так давно

мечтали о самостоятельности, но вот власть оказалась в их руках, а четкой программы, что с этой властью делать, у них не оказалось.

Кроме того, были серьезные опасения, что демократические игры приведут к размыванию, а то и к потере власти. Пожалуй, имен но страх перед утратой власти явился решающим фактором, который

определил отношение ельцинской команды к политической р ефор-

ме. Окружение президента вовсе не было уверено, что в случа е выборов ему удастся получить лояльный новый парламент. Опора на реформаторски настроенного и жесткого лидера даже демок ратам казалась оптимальным вариантом. Сыграл свою роль и эконом иче- ский детерминизм в мышлении российских политиков. Этот детерминизм был навеян традиционным марксистским восприятие м действительности, в котором именно экономические отношения («база») рассматривались как определяющие и как основа для последующего формирования политической системы. Кроме того, Ел ьцин, вероятно, надеялся постепенно вытеснить советы либо убедить их принять его курс. До тех пор ему удавалось все. Он продолжал пользоваться массовой поддержкой; парламент соглашался с ним — и это не могло не вселять в него уверенность, что эту ситуацию благоприятствования можно будет закрепить.

Известные аналитики Хуан Линц и Альфред Штепан, сравнивая общественные трансформации в различных обществах, пришл и к выводу, что российский политический класс избрал худший вариант, если говорить о последовательности реформаторских шаго в. «По нашему мнению, — писали они, — тот факт, что Ельцин решил проводить экономическую реформу до того, как было оформлено де мократическое государство, ослабило само государство, ослабило демократию, ослабило экономику» 10.

Впрочем, выбор стратегии первого этапа российского разви тия не был чем-то полностью осознанным. Это было скорее стихий ное

движение по наитию, подстегиваемое самим ходом событий, в частности, процессом вытеснения союзного Центра. Ельцинские с оратники, занятые ежечасной борьбой и с Горбачевым, и друг с другом, не задумывались о будущем, а тем более о последствиях своих действий. Обоснования действий появились уже потом, но они скор ее были попыткой оправдания спешки и непродуманности.

Именно в этой ситуации и возникла идея «президентской вер тикали». Это был первый концептуальный шаг ельцинской коман ды, который был оформлен в октябре — ноябре 1991 г. Любопытно, что эта идея первоначально была выдвинута одним из видных представителей партийной номенклатуры Борисом Гидасповым еще на

XXVIII съезде КПСС в 1990 г. с целью усилить контроль центральных органов за провинцией. Тогда ее с резким негодованием отверг демократический блок. Сам Ельцин в те времена клеймил «ве ртикаль» как антидемократическую практику. Но некоторое время спустя он ее реанимировал, посчитав идеальной для себя формой вла-

сти. Скорее всего, идею ему подсказал Бурбулис, который был в то

время одним из самых активных сторонников «вертикали». Ра счет делался на переток власти из остатков советской системы к президенту и его назначенцам.

Но идея «вертикали» явно вступала в противоречие с выбора ми глав местной администрации, которые планировались на конец 1991 г. Приближающиеся выборы вызвали много споров. Некоторые соратники Ельцина высказались в их поддержку. «Даже если бы это был прежний председатель исполкома или местного совета — после выборов это уже был бы другой человек, — доказывал Попов. — И другое дело, этот же аппаратчик, выдвинутый по протекции чиновников из центрального аппарата России...» 11. Но Попов был в явном меньшинстве. Аргументом в пользу назначенчества были опасения ельцинских сторонников, что выборы приведут к власти бывш их партократов. Против выборов выступили многие демократы, р ассчи- тывавшие стать главами администраций или представителями президента в регионах, ибо шансов победить в провинции на сво бодных выборах у них было мало.

Сам Ельцин в этом вопросе неоднократно менял точку зрения . До августовского путча он поддерживал идею выборов в декабре 1991 г. После путча издал указ, давший ему право назначать глав администраций при согласии советов. Вскоре, однако, он установил дату их выборов — 24 ноября 1991 г. Затем опять передумал и попросил V Съезд народных депутатов Российской Федерации одобрить мораторий на выборы глав администраций сроком на год. Это реше-

ние было частью пакета чрезвычайных мер, предложенных пре зидентом, которые должны были регулировать осуществление э кономической реформы.

Депутаты удовлетворили просьбу Ельцина, и он отложил выборы местной власти. Впрочем, несмотря на внешне недемократиче ский характер решения опираться на назначенных президентом глав местной власти, оно было в тех условиях оправданным. Нельзя б ыло проводить экономическую реформу и при этом давать выборную легитимность губернаторам, что грозило лишь усилить местни ческие тенденции, а не исключено, что и сопротивление болезненны м мерам на местах.

Ошибка ельцинской команды заключалась в другом — в отрица - нии необходимости формировании институтов с четкими сфе рами ответственности. Вместо этого Ельцин и его соратники реши ли сделать ставку на просвещенное единовластие и вытеснение ст арых институтов. Это был выбор, который сделал конфронтацию ве твей

власти неизбежной.