Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

дарственного секретаря» 30. Попцов прав только отчасти. Конечно, личные амбиции и личные взаимоотношения в условиях исклю чи- тельно персонифицированной политики и при отсутствии че тких правил игры нередко бывали определяющими. Но кроме них бы ла и логика функционирования выбранной модели власти. Та формула власти, которую осуществлял Ельцин, не нуждалась ни в само стоятельном «заместителе» президента, ни в его преемнике; она треб овала лишь присутствия теневых фигур, а эту роль уже выполнял Бу рбулис. Поэтому в рамках данной модели для Руцкого просто не было места, если, конечно, он не согласился бы на роль мальчика на побегушках. Так что и без враждебного отношения «серого кардинала» к вице-пре- зиденту отторжение последнего было неизбежным.

Новая политическая мозаика

А тем временем началось падение веса демократического дв ижения России. Примечательна судьба «Демократической России», бывшей зонтиком для многочисленных малых групп и объединений. «ДемРоссия» способствовала появлению на арене новых пол итиков, хотя и не внесла особого вклада в формирование целей рефо рматорского развития. Созданное для ведения предвыборной борьб ы, это движение так и осталось «бойцовским», в основном организатором митингов и шествий. Постоянная борьба и поляризация — так ова была среда, в которой зарождались подобные объединения. Н о они

оказывались неэффективными, когда возникала нужда в конструктивной деятельности, и по завершении революционного этап а быстро распадались, если не осуществляли структуризацию и не превращались в политические партии. Именно это произошло, скажем, с польской «Солидарностью», что и позволило ей выжить.

Демократы так и не получили доступа к реальной власти. Им н е удалась даже стать последовательными защитниками демократиче- ских принципов. Во многом причиной тому — прошлое большин ства демократических групп в России. В то время как аналогичные объединения в Восточной Европе возникли как антисистемные о бъединения, в России демократическое движение включило прежде всего

представителей прежней элиты. Это объясняет характер и поведение российских демократов, их постоянные шараханья и склонность некоторых к авторитарным устремлениям. По существу, немалая часть тех, кто называл себя демократами, сделала ставку на единовластие лидера, нисколько не заботясь о легитимных процед урах,

формах контроля за исполнительной властью, об упрочении р оли

закона. Именно недемократизм вошедших во власть демократ ов, которые продолжали к тому же использовать демократическ ую риторику, во многом явился причиной дискредитации демократических идеалов в России.

Российские демократы не сумели расширить свою социальную базу и выйти за пределы крупных городов. Хотя это, возможно, была и не их вина. Общественный подъем в конце 1991 г. начал спадать, что объективно сужало шансы создания более прочных демократ ических партий. Для этого были нужны структурные предпосылки и ст имулы, в первую очередь в виде выборов и формирования ответст венного парламента, а также создания кабинета на основе парл аментского большинства. В России развитие пошло по другому пут и.

Руководство «Демократической России» вначале пыталось ставить президенту условия: «Или вы допускаете нас к власти, или мы уходим в оппозицию». «Назревает конфликт между Ельциным и де мдвижением, приведшим его к власти, — говорили лидеры «ДемРоссии». — Мы уже месяц добиваемся встречи с Борисом Николаевичем. Увы, он стал недоступен». Юрий Афанасьев, также представитель руководства движения, был еще более конкретен: «При назначени и на руководящие посты нужна процедура согласования между президентом и нами». После долгого откладывания Ельцин подписал с демократами соглашение о координации действий, но, как вскоре оказалось, только для того, чтобы отделаться от вчерашних соратников и забыть о них. Президент уже решил не связывать себя ни с какими

партиями и движениями.

По-видимому, отношение Ельцина к демократам было связано и с определенными присущими ему комплексами. Он, вероятно, не простил демократическим вождям, особенно из среды утонченны х интеллектуалов, ни отсутствия у них на предыдущем этапе пие тета по отношению к нему, ни их стремления использовать его как инструмент в своих целях 31. Ельцин не забывал обид. Оказавшись у власти, он установил дистанцию по отношению к бывшим соратникам. Это решение, конечно, было в первую очередь политическим — пре зидент не хотел ни от кого зависеть. Но угадывалось и стремле ние отплатить за уязвленное когда-то самолюбие.

В результате лидеры демократического движения стали перед дилеммой: или, оставаясь отвергнутыми, продолжать поддержив ать Ельцина, или действительно уйти в оппозицию. В демократич еской среде начался мучительный разлад. В январе 1992 г. этот процесс привел к кризису «ДемРоссии». Некоторые члены ведущей гру ппы,

в основном представители первой волны демократов (среди них

Юрий Афанасьев, Юрий Буртин, Леонид Баткин), решили выйти из «ДемРоссии». На поверхности проявился конфликт между и деологами и теми, кто не вошел в правительственные структуры , с одной стороны, и теми, кто так или иначе оказался приближен к власти, а если нет, то еще надеялся на это, — с другой. Столкнулись люди, по-разному относившиеся к личности самого Ельцина, т. е. «независимые» и «лоялисты». Первые, а среди них были идеологи и тео ретики демократического движения, заняли достаточно критическую позицию по отношению к президенту и его политике. В наибол ее резкой форме этот критицизм выразил в дальнейшем Афанась ев. Анализируя состояние новой власти и ее взаимоотношения с обществом, он писал: «Характер этих отношений, как отношений пр отивостояния, мало изменился. Команда президента пытается совместить реформу с контрреформой... Российское общество устра нено от принятия решений...» 32.

К весне 1992 г. размежевание между демократами «не у власти» и демократами, получившими должности, а также теми, кто все е ще сохранял лояльность Ельцину, стало открытым. В его основе лежали не только столкновение амбиций и взаимная обида. Это было фактически размежевание между сторонниками различных курс ов — между продолжавшими выступать за демократические формы правления и начавшими тяготеть к административному стилю. Пос ледних по-прежнему называли демократами, но на деле речь шла у же о формировании новой прослойки — сторонников либеральног о еди-

новластия.

В начале 1992 г. уже не было сомнений в том, что недавние сторонники Ельцина в кругах демократической интеллигенции переживают горькое разочарование и крах надежд. Приведем высказ ывания некоторых их видных представителей, характеризующие различ- ные аспекты новой российской реальности, собранные Юрием Буртиным в книге под символическим названием «Год после Августа. Горечь и выбор». Пожалуй, наибольшее раздражение и даже отвращение у демократов первого поколения вызывал стиль повед ения нового российского правящего класса. «Начал складыватьс я демократический бомонд, — писал Владимир Кардин. — Незримо обо соб-

ленная среда. Собственный круг. Вызывающе отважные презентации. Дерзкие — с гордо вскинутой головой — тосты на роскошн ых банкетах. Упоение заграничными вояжами. Короче: “Возьмемся за руки, друзья”, чтоб не пустить кого не надо... Смещены этичес кие какие-то нормы. Будущая элита уж больно быстро почувствовала вкус

привилегий» 33.

Проблема привилегий новой элиты скоро стала весьма попул ярной темой. «Возможностей, безнаказанности стало больше», — грустно констатировала тогдашний министр социальной защиты Элла Памфилова 34.

Демократы долго не могли простить Бурбулису, своему бывшему соратнику, то, что он «пересел» на ЗИЛ, но главное — как он объяснил это: ЗИЛ обеспечивает быстрое перемещение в «спрессов анном времени», и связаться можно с любым городом. «Удивительная небрезгливоость, позволяющая нашим новым руководителям занимать те же кабинеты и разъезжать на тех же роскошных бронирова нных лимузинах, которыми раньше пользовались члены Политбюро ... Все это нечто большее, нежели просто нехватка политического т акта, — это символика преемственности, знаки сохранения и продол жения того, от чего отрекаются на словах», — писал Юрий Буртин 35. «Наши демократы — менее всего демократы в общении с людьми», — соглашался философ Владимир Библер 36. «По-моему, это просто катастрофа, что вновь набирающим силу коммунистам противостоит этакое прогрессивно-аморфное и маловразумительное нечто, ко торое группируется около Ельцина», — сожалел Эльдар Рязанов 37. Но самая большая опасность, которую первое поколение демократ ов видело в новой власти, было то, что «идеей оказывается сама власть, ее удержание» 38. «Погрузился я в тину нечистую мелких помыслов, мелких страстей», — цитировал Некрасова, говоря о российской власти, Буртин 39.

Однако, несмотря на все осуждение новой власти, первое пок оление демократов не решилось уйти в полную оппозицию к Ельцину, речь шла только о «конструктивной оппозиции». С одной сто роны, демократы не могли поддерживать бюрократический стиль управления новой команды. Им было трудно вынести и все большее отдаление от них Ельцина. Но, с другой стороны, они не желали поп асть в один лагерь с коммунистами и национал-патриотами. Эта др амати- ческая дилемма надолго воспрепятствовала консолидации истинного демократического движения и явилась причиной постоян ных колебаний в этой среде и смен отношения к президенту — от к ритики и даже откровенного неприятия до поддержки. Поэтому да же

раскольники из «ДемРоссии» в решающие моменты, быть может, и неохотно, но вставали на сторону Ельцина. Пока же, в начале 1992 г., водораздел между небольшой группой сторонников реально й демократии и ельцинской командой увеличивался.

Тем временем на левом фланге стали поднимать голову бывшие

коммунисты, начали консолидироваться национал-фундамен тали-

сты. Газета «День» вновь, как и перед путчем 1991 г., вела пропаганду лозунгов, которые должны были стать платформой объединения антиельцинского движения. Основной набор подобных лозунго в таков: «Демократы все развалили!», «Над народом проводят эксперимент», «Долой оккупационное правительство Ельцина!». В январе — феврале 1992 г. оппозиция впервые вышла на улицу. Большого представления не получилось, и объединение «красных» и «патриотов» выглядело не очень внушительно. По разным оценкам на февральские демонстрации им удалось собрать от 10 до 40 тыс. человек. В противовес демократы организовали свой митинг, на который пришло от 50 до 100 тыс. человек. Было, однако, ясно, что митинговая активность москвичей резко упала. Что же касается властей, то они нервнича- ли, суетились и никак не могли решить, какую тактику избрать по отношению к вышедшей на улицу оппозиции. Между тем митинг ами дело не ограничилось. Постепенно началось объединение оп позиционеров в парламенте, в частности, в рамках фракции «Росс ийское единство», лидером которой стал Сергей Бабурин, кстати, из бранный депутатом при поддержке «ДемРоссии».

В феврале антиельцинская оппозиция сделала попытку создать массовое движение, объединив свои разношерстные группы в так называемый «Конгресс гражданских и патриотических сил» . Оживление на самом «Конгрессе» внесло появление Руцкого, прои знесшего речь. Это дало наблюдателям основание заявить, что «к омму- но-патриотический» фронт получил своего лидера. Но сам вице-пре-

зидент вскоре, видимо, понял, насколько он себе навредит, связавшись с откровенно антиельцинскими силами. Во всяком случае, он дистанцировался от оппозиции, демонстрируя нарочитую умеренность. Ельцин был явно встревожен формированием оппозици онного фланга. Он несколько раз с тревогой говорил о «красно-корич- невой угрозе». Но угроза эта была явно преувеличенной. «Конгресс» оказался скорее костюмированным балом с участием казако в. Объединения оппозиционного движения не получилось. Видно, кри зис идей и лидеров произошел на всех флангах.

Самые разные группы формировали аморфный блок противост ояния Ельцину. Сюда вошли «патриоты» новой волны, появившиеся

после распада СССР; коммунисты, готовые сотрудничать с антиком- мунистами-патриотами; покинувшие лагерь демократов пере бежчи- ки, перешедшие на имперские и унитарные позиции. Среди пос ледних назову группировку христианских демократов Виктора Аксючи- ца и кадетов Михаила Астафьева, ставших в парламенте самы ми яры-

ми критиками ельцинского правительства. Активность на оп пози-

ционном фланге была поразительной: чуть ли не каждую неделю заявляли о своем рождении новые «партии» и «движения». За ко роткое время появились «Трудовая Москва» и «Трудовая Россия», объединившие бывших коммунистов-экстремистов (ее лидером ста л бывший журналист и поклонник Фиделя Кастро Виктор Анпилов); д вижение «Община», куда вошли «красные патриоты», в частности бывший командующий Уральским военным округом Альберт Макашов; «Российское народное собрание», объединившее патриотов -депута- тов; Российский общенародный союз, во главе которого стал Сергей Бабурин; «Русский национальный Собор» во главе с бывшим генералом КГБ Александром Стерлиговым и т. д. Эти группировки были немногочисленны, но шум, который они подняли, оказалс я достаточно громким. Во всяком случае, команда Ельцина при задумалась, и уже тогда, зимой 1992 г., соратники президента начали готовить первые проекты введения в стране чрезвычайного положения. Тогда же со стороны демократов стали все громче раздаваться и требования перевыборов парламента.

Оживление произошло не только на оппозиционном фланге. На - чались попытки заполнить пустующее место в центре полити ческой сцены. Это сделали промышленники во главе с Аркадием Вольским, бессменным председателем Российского союза промышленни ков и предпринимателей. Сметенные было со сцены директора реши ли заявить о себе и своих интересах.

Словом, происходившее на политической сцене России не пре д-

вещало Ельцину легкой жизни. А тут еще серия скандалов, кот орые ему были совершенно ни к чему. Так, представители новой власти, часто назначенные им же люди, многие из которых были к нему близки, стали превышать свои полномочия. Кроме того, они не смогли устоять перед вечным российским соблазном и начали энерг ично набивать свои карманы. Коррупция новой власти стала прини мать невероятные размеры. Когда Гайдара спросили в феврале, что ему больше всего мешает, он не задумываясь ответил: «Коррупция в аппарате управления». Причем центральная и провинциальная бюрократия словно соревновались в поисках средств личного об огащения.

Ельцин не мог не сознавать, что его рыночный прорыв натолк - нулся на серьезные препятствия. Все более явственным стан овилось сопротивление гайдаровской реформе со стороны очнувшей ся бюрократии, директорского корпуса, регионов. Кстати, в самом нача- ле либеральной реформы немалая часть директоров и управл енцев

восприняла положительно процесс приватизации государственной

собственности и даже ринулась приватизировать. Однако по степенно в этой среде не только наметился спад интереса к самой приватизации, но и усилилось враждебное отношение к реформам в це лом. Ничего удивительного: новые собственники стали понимать, что формальное владение — еще не гарантия благополучия. Когда дотации и субсидии от государства прекратились и возникла угроза банкротства предприятий, неудачливые рантье захотели обратно в регулируемую экономику.

Нельзя было сбрасывать со счетов и оппозицию, на глазах укреплявшую влияние в парламенте и теснившую демократов. Раздражали склоки в ельцинском окружении. И — главное — поднималось глухое недовольство в обществе. Опросы стали показывать паде ние рейтинга Ельцина. В январе 1992 г. 37% опрошенных говорили, что раз- очаровались в Ельцине, 8% — что стали относиться лучше, оста льные затруднялись ответить 40. Все это заставило президента умерить пыл и попытаться смягчить «политику шока». Одновременно Ельц ин начал дистанцироваться от своего правительства. Во всяко м случае, в феврале — марте 1992 г. уже мало кто вспоминал, что официально он оставался премьером. Все говорили только о «правительстве Гайдара».

Все больше начинал тревожить стиль деятельности российс кого президента. Трудно было не обратить внимание на непредсказуемость, спонтанность его действий и заявлений, неумение и д аже нежелание видеть их последствия. Стало очевидно и тяготение Ельци-

на к «ручным» методам управления, его пренебрежение к лег альным процедурам. Он становился все более недоступен даже для н едавних соратников. Круг его советников сузился. А для оставшихся сам доступ к президенту стал средством непомерного влияния. Даже ближайшие к нему люди начали обращать внимание на его барски е замашки, способность унизить, поощрение холуйства. Его подв ерженность смене настроений и эмоциональность не могли не влиять на процесс принятия решений.

Гайдар, явно пытавшийся найти в своем бывшем шефе привлекательные черты, впоследствии говорил о нем: «У Ельцина слож ный, противоречивый характер. На мой взгляд, наиболее сильное его ка-

чество — способность интуитивно чувствовать общественн ое настроение... В принципиальных вопросах он гораздо больше вн имания уделяет политическому инстинкту, чем советникам. Иногда при этом принимает абсолютно правильное решение, но иногда серьезно ошибается. Тут, как правило, виной настроение, которое доволь-

но часто меняется и подводит его... Ельцин может быть очень реши-

тельным, собранным, но когда кажется, что задача решена, противник повержен, — способен вдруг впадать в длительные периоды пассивности и депрессии» 41. Это мнение Гайдара, который особенно часто общался с Ельциным в первый, еще довольно активный период деятельности президента.

У Ельцина случались периоды депрессии, он жил и действовал по наитию, следуя инстинктам. В периоды «бури и натиска» эта э моциональность, возможно, многим даже импонировала, во всяком с лучае не мешала, даже облегчала решение задач, которые требовал и не длительных размышлений, а стремительных бросков. Но уже в конце 1991 г. его построенная на ощущениях «политика спинного мозга» продемонстрировала свои пределы: президент стал теря ть темп, его поведение начало внушать первые опасения.

Становилась все более очевидно, что в президентском окруж ении не прорабатываются основные концептуальные вопросы раз вития, и это не раз ставило Ельцина в неловкое положение. Рывки, пр отиворечивые заявления отражали несогласованность позиций в его команде. Чрезмерные амбиции новых обитателей Кремля и Ста pой площади, постоянные склоки между ними добавляли мало пози тивного образу новой власти. К чести Ельцина надо сказать, что сделав неверный шаг, он на том этапе сам же его иногда и исправлял, особенно не сопротивляясь. Так было, например, с решением о слиянии структур государственной безопасности и внутренних дел в одно ведомство-монстp, которое могло стать более всесильным, чем преж-

ний КГБ. Ельцин не стал сопротивляться решению Конституци онного суда, признавшего его указ незаконным. В тот период он все еще был сдерживающим фактором для своих приближенных, не позволяя им зайти слишком далеко в борьбе друг с другом. В то же время он ничего не сделал, чтобы прекратить дрязги в своем кругу.

Противники определились

Постепенно начала разворачиваться борьба между президентом и представительной властью. Пожалуй, первым пошел в атаку Ельцин, начав создание своей «президентской вертикали». Но вскоре, в

феврале 1992 г., Верховный совет во главе с Русланом Хасбулатовым не замедлил нанести ответный удар, приняв постановление, которое предписывало советам не подчиняться ельцинским назн аченцам. Фактически парламент в противовес президентской начал в ыстраивать свою линию наступления. Усилилась и личная враждебность

между двумя лидерами и недавними соратниками — Ельциным и Хас-

булатовым, каждый из которых считал себя руководителем ос новного центра власти. Но дело не только в их личных взаимоотношениях. Одна из главных причин в том, что обе ветви власти структурно были нацелены на монополию. Более того, они превращались в рупор противоположных интересов: президент представлял ли бераль- но-технократическую ориентацию, в то время как парламент стал выражать популистско-державнические настроения. Сущест вовала еще одна причина взаимного отчуждения— начинавшаяся бор ьба за собственность. И президентская команда, и парламент, и обслуживавшие их слои вступили в ожесточенную схватку за контрол ь над этим процессом. Конечно, серьезной причиной столкновений властей была и непроработанность Конституции, попытки латать ее на ходу, в зависимости от конъюнктурного развития ситуации, что приводило к еще большему смешению функций исполнительной и з аконодательной властей.

Борьба президента и представительной власти в России вск оре обросла мифами. С подачи близких к Ельцину средств массов ой информации стало обычным рассматривать парламент и советы как основной очаг сопротивления реформам. Конечно, такая чернобелая схема, ясно указывавшая, кто положительный герой, а кто злодей, сильно упрощала картину российской реальности, позволял а не вдаваться в анализ многочисленных противоречий и глубинных процессов. Эта схема являлась следствием чисто эмоционального п одхода к основным участникам политической жизни в России. В глазах мно-

гих Ельцин, несмотря ни на что, был гораздо более привлекательным политиком, в то время все еще вызывавшим немалые симпа тии. Его соперник Хасбулатов не нашел контакта с интеллигенци ей и прессой, и это повлияло на формирование того образа желчн ого и тщеславного политика, который за ним закрепился. Он вызыв ал нелюбовь многих, в том числе и среди депутатов, и стал общепри знанным «злым гением» российской политики. Но даже непримиримые противники Хасбулатова, тот же Гайдар, вынуждены были отдавать спикеру должное. «...Передо мною недюжинный политический т а- лант, возможно, один из наиболее крупных среди тех, что были порождены бурной эпохой перестройки», — писал Гайдар 42. Правда,

говоря о талантах Хасбулатова, первый реформатор имел в в иду лишь «прекрасное понимание аппаратной интриги и умение манипулировать людьми». Но настоящим мастером в этом деле, которого п ока никто не превзошел, был и остается все же Ельцин.

Приведу некоторые характеристики Хасбулатова, данные со вер-

шенно разными людьми — Олегом Попцовым и Владимиром Исако -

вым. Вот как Хасбулатова описывал Попцов: «Хасбулатов акк умулирует отрицательную энергию, сам он этого не понимает. Он нередко переигрывает команду президента глубиной анализа, у него выгодная позиция критикующего». Но при этом Попцов подмечает весьма любопытную вещь: «Отыгранные Хасбулатовым очки в этой изнуряющей всех и вся схватке верхов, управляющих державой, не прибавляют ему любви соотечественников». Именно поэтому Хасбулатов — это трагическая фигура, делал вывод Попцов 43. «Хасбулатов как личность чрезвычайно противоречив, — в свою очередь, писал Исаков. — С одной стороны, образован, остер на язык... С другой стороны, резок, груб. ...Притчей во языцех стали постоянные н арушения парламентской процедуры» 44. Приведенные оценки Хасбулатова повторяют и другие наблюдатели. Итак, Хасбулатов был противоречивой и отнюдь не однозначной личностью. Да и разверн увшееся на российской сцене противостояние нельзя было объясн ить только личными качествами спикера, оно имело более глубокие корни. Реальная жизнь России вообще не укладывалась в рамки противостояния «президент — представительная власть». В парламе нте было немало демократически мыслящих политиков. Это был тот пар ламент, который подавляющим большинством поддержал и российский суверенитет, и экономические реформы, и предоставление дополнительных полномочий Ельцину для проведения этих реф орм. Разумеется, популистские настроения депутатов не могли не раздражать правительство. Но ни в одной стране, кроме авторитарн ых,

кабинет не свободен от популистского давления представи тельной власти. Конечно, сама конструкция из нескольких ярусов (съ езд, Верховный совет, президиум) превращала российский парламент в форум для громкого политического представления. В то же в ремя его митинговость и массовость позволяли исполнительной власти маневрировать и создавали массу возможностей для компро миссов. Но такая работа с депутатами, увы, не привлекала президент скую команду.

Сам Хасбулатов впоследствии, уже после отсидки в Лефортовской тюрьме, рассказывал, как начинали портиться его отношения с Ельциным. Это началось после августовского путча. Ельцин про сто пе-

рестал обращать внимание на парламент. Все вопросы, как писал Хасбулатов, решались в «кухонном штабе» Ельцина 45. «Мои попытки разговорить Ельцина по этим проблемам практически отторгал ись», — жаловался спикер 46. «...Врагом для Ельцина становится всякий, кто смеет возражать, имеет свою точку зрения» 47. И в это можно пове-

ðèòü.