«…это лопнул фантастический пузырь…»

Сантина – тридцатипятилетняя мать двоих сыновей двенадцати и девяти лет. Старший мальчик страдает легкой формой аутизма.

Она приходит на первый сеанс после семидневной госпитализации в психиатрическом отделении, где находилась по причине депрессивного состояния. Сантина живет вместе со своими родителями, детьми и мужем, и он оказывает поддержку ей с детьми.

На первые вопросы терапевта Сантина описывает свою ситуацию, жалуясь на проблему: она очень больна, поскольку больше не чувствует интереса к своим детям, ей хочется быть одной и ей кажется, что она не заботится о них. Иногда она боится причинить им боль, и ее очень пугают такие мысли.

Она жалуется, что все изменилось по сравнению с тем, как было раньше, когда она и ее дети создали свой собственный мир, в котором они веселились, придумывали фантастические истории, играли и обнимались на большой кровати все свободное время, остававшееся от обычных повседневных дел. Их мир был подобен фантастическому пузырю, в котором были только они.

Она старалась удовлетворить все их желания и в то же время оградить их, насколько только можно, от всевозможных опасностей и проблем, выполняя за них дела в самых разных неопределенных ситуациях. С ее стороны был постоянный изнуряющий контроль за тем, чтобы они не ушиблись, выходя из машины и бегая на улице, чтобы они не вышли без шапки в холод и не вспотели в жару… Одним словом, все то, что обычно делают матери, но ее поведение имело явно навязчивый характер. Ей было необходимо непрерывное и постоянное присутствие при детях.

Это то, что обычно называют симбиотическими отношениями.

На вопрос: «Вы всегда были в своем фантастическом пузыре или сконструировали его, когда у вас появились дети?» (вопрос для

Предлагаемое реструктурирование выглядит следующим образом:

«Кажется, я понимаю вас, но, пожалуйста, поправьте меня, если я выражу мысль не совсем верно. Похоже, вы считаете, что дети, с самых первых месяцев жизни и до подросткового возраста всегда нуждаются в одинаковом уходе. К примеру, если бы они шли гулять, то их всегда нужно было бы держать за руку».

Показывая, что она поняла, что мы хотели ей сказать, она отвечает: «Я знаю, что это неправильно, но если я этого не делаю, то мне кажется, что я их больше не люблю. Знаете, в последнее время младший часто был строптив и плохо вел себя со мной».

«А вы считаете, что мать должна следовать потребностям своих детей или только тому, что считает правильным для себя?»

«И потребностям детей тоже».

«Как вы думаете, потребности ваших детей всегда были одинаковыми или они изменялись со временем?»

«Да, действительно, они изменились со временем».

Продолжая строить стратегический диалог, терапевт продолжает: «Из этого вы делаете вывод, что вы должны оставаться прежними или вам тоже следует измениться?»

Ответ следует незамедлительно: «Мне следовало бы измениться, но я не знаю, что мне делать. Мне кажется, что если я не буду делать то, что делала раньше, это будет значить, что я их не люблю».

Убеждение оказывается прочно связанным с единственным способом поведения, испытанным Сантиной и привязанной к нему на уровне эмоций.

Терапевт проводит реструктурирование следующим образом: «Вы напоминаете мне название книги одного из наших коллег: «Если ты любишь меня, не люби меня». Я бы добавил: «Не люби меня слишком сильно». Знаете, говорят, слишком много любви убивает. Вы можете считать, что даете недостаточно, но проблема может заключаться в том, что теперь, когда ваши дети выросли, на самом деле этого слишком много для ваших детей и для вас тоже».

(реструктуризация) как правильному шагу на пути ее развития как

матери, которая должна обновляться ради своих детей. Также ей дается задание проводить ежедневно определенное количество времени вдали от них, чтобы проверить, что они хорошо справляются с этим.

Вто же время терапевт предлагает «сделать усилие не делать усилий» в проявлении чувств и ласки по отношению к своим детям, так как подобные усилия только убивают желание это делать. Это то, что она делает по привычке, задаваясь при этом вопросом, почему у нее нет желания это делать, и тем самым подавляя спонтанность проявления чувств (стратагема: «изогнуть сильнее, чтобы выпрямить»).

На четвертом сеансе, после применения предписаний, она с удивлением сообщила, что ей уже несложно помогать детям с выполнением домашних заданий и находиться рядом с ними. Она снова стала брать на колени своего старшего сына, имеющего проблемы (появление аффективных сигналов, имеющих для нее значение «любви к ним») и продолжает заботиться о доме и о детях. Она чувствует себя менее виноватой, когда не хочет быть с ними, поскольку иногда стали появляться моменты, когда ей этого хочется. Она стала меньше плакать и реже изолирует себя.

Постепенно, после разрыва порочного круга избегания и внесения определенных изменений в видение ею проблемы, начинается закрепление достигнутого: речь идет не о восстановлении прежнего баланса, а о поиске нового и его поддержании.

После первых же сеансов отношения Сантины с детьми изменились: она осознала, что более спокойное и безмятежное состояние детей являются прямым следствием ослабления давления на них, оказания им меньшего внимания, которое ранее было излишним.

Вэтот момент становится необходимо помочь организовать Сантине чередование моментов близости с детьми и моментов отдаления от них, чтобы она снова могла почувствовать «желание»

может более рационально использовать обнаруженные на сеансе

идеи.

Согласно нашим критериям определения типов депрессивного расстройства, случай Сантины напоминает радикальную депрессию, так как она всегда так себя чувствовала. Но в действительности тот факт, что ранее она воспринимала себя особенной матерью, разделяет ее историю на до и после. Она могла делать то, что не могли другие. Крах убеждения и последующий отказ сопровождаются констатацией, что она больше не может восстановить то состояние, которое для нее обозначало равновесие и позволяло ей быть особенной матерью с теми ресурсами, которые были в ее распоряжении: быть матерью, продолжая оставаться при этом ребенком.