из электронной библиотеки / 658108764328063.pdf

охотничьих ритуалов: промысловая дичь (куница, утица, селезень, лебедь, голубка) и, конечно же, «охотник» (жених), от лица которого на данном этапе выступают «сходотаи» (сваты), умеющие «брехать» (ладно вести дело), крестные родители, старший брат. В качестве ритуальной пищи вновь выступает жареная курица, которую мать жениха должна преподнести невесте. Отрубив голову курице и закопав ее в землю, можно было, по утверждению Сушковой П.С. (1912 г.р.) из села Шараповка Новооскольского района, обеспечить успех сватовства и последующие женитьбы всех сыновей в семье.

Вэтой части свадебного обряда присутствует ряд элементов «молчаливого» языка знаков: каравай, обрядовое полотенце, «гарбуз» (тыква), веник, символические действия. Если, к примеру, на крыльце сватов «встречал гарбуз», это означало, что сватовство не сложится. Принятый матерью невесты

иразрезанный пополам каравай означал благополучный исход дела. Если невеста на «погляд» выходила с «косником» в косе и в «перевязке» (девичий головной убор), это указывало на то, что жених ей люб. Более того, если она садилась на лавку по правую сторону от матери, это свидетельствовало о ее согласии подчиниться воле родителей. Выпитая отцом девушки-невесты чарка подтверждала принятое им положительное решение.

Всвою очередь, поведение и действия «сходотаев» обставлены обрядами оберегающей магии, в ряду которых ряд элементов православной культуры. Так, не было принято свататься в среду и пятницу, которые почитаются постными днями, потому «не гоже в день поста о сватовстве думать». К тому

же «кто в пятницу новое дело начинает, у того оно будет пятиться» (О.И. Маничкина). Перед «дорожкой» молились на восток, пили крещенскую воду и со словами: «Господи, благослови!», – брали каравай, завернутый в обрядовое полотенце. Однако наряду с этим, для «удачи» связывали подпояской кухонный инвентарь и ножки стола. Боясь «сглаза» выходили из дома вечером, шли закоулками, не оглядываясь, «споро», чтобы также дело ладилось. Желание обмануть «неудачу» вынуждало «сходотаев» пройти мимо двора невесты. Дабы заручиться поддержкой добрых сил дома, сваха старалась прислониться в доме невесты к дверному косяку и комину печи. Садиться ей не полагалось, иначе «дело не пойдет».

Как и в славяно-русской свадебной обрядности, в местном свадебном обряде сватовства отчетливо просматриваются характерные черты, позволяющие проследить:

двойную традицию в решении «куда засылать сватов» (воля родителей

ижелание детей);

наличие наряду с песенно-инструментальным и хореографическим фольклором иных видов устного поэтического творчества (пословицы, поговорки, слова-обереги, присловья, плачи, попевки);

присутствие в данном виде обряда ритуальных песен;

начало магического «торга», о чем свидетельствует метафорический язык и иносказательный диалог с хозяевами дома в традиционной для этого жанра форме («купцов – продавцов», «охотников – добычи», «хозяев – путников»).

41

Следом за сватовством следовал сговор (пропой, договор, смотрины, рукобитье) – первая званая вечеринка в доме невесты с участием самых близких родственников с обеих сторон и подружек невесты, исполняющих ритуальные песни:

Брала, брала Натальюшка лен, лен, гнала подруженек вон, вон. Нечего было лен пряти, нечего было подруг вон гнати…

Эта часть обряда на Белгородчине также проходила в форме купли – продажи. Более того, в Старооскольском районе девушки-подружки не впускали сватов во двор без выкупа. В свою очередь после сговора жениху вручали «вено» (сумму денег, причитающуюся за невестой).

В большинстве местностей региона сговор, пропой, рукобитье составляли раздельные во времени и функциональной принадлежности предсвадебные элементы (Губкинский, Старооскольский, Алексеевский, Шебекинский, Ивнянский районы). Однако по своей сути все они были направлены на решение организационных и хозяйственно-экономических вопросов предстоящей свадьбы (сроки ее проведения, продолжительность, количество гостей, материальные затраты, предполагаемые дары, приданое невесты).

Сговор являлся традиционным началом свадьбы, которая могла расстроиться лишь в исключительном случае. Именно со сговора девушка обретала статус «невесты», «просватанной», «молодой», так как впервые называла родителей жениха батюшкой и матушкой под ритуальную:

Не принимай, батюшка, зелена вина, Не пропивай-ка родную дочушку.

Уж как дочь пропьешь – не выкупишь. Уж пропей-ка наш широкий двор.

Ты двор пропьешь – выкупишь, Дочь пропьешь – не выкупишь

(село Выезжее Ивнянского района). С этого дня обе стороны получали право величать друг друга сватами:

Как у свата во дворе, у Ивана Петровича, В колокол ударили, с зятем поздравили.

Со сговора начиналась длинная череда свадебных приготовлений, включающих «поглядки» в доме невесты, «двороглядие» – у жениха, «рукобитье сватов». С этого периода, и вплоть до отъезда из родительского дома невеста должна была «выказывать» свою любовь отцу – матери, родуплемени, девушкам-подруженькам в плачах и причетах. Зафиксированный нами в селе Нежеголь Шебекинского района диалог невесты с матерью подтверждает незыблемость родительского слова и крепость отцовского рукобитья:

Государыня моя, родна матушка, Нельзя ли дума одумати, меня замуж не выдати?

Ты, дитя, мое дитятко, ты, дитя, мое милое.

У нас все дело слажено, у нас на слово положено. По рукам у нас со сватами ударено.

42

Время, отведенное для подготовки вершины свадебного ритуала – свадебного пира имело свой ритм и свои формы его организации, предусматривающие:

-продолжительность подготовки (от недели до нескольких месяцев). Все зависело от экономического состояния родителей новобрачных;

-ограничение прежней свободы жениха и невесты («на широкую улицу больше не хаживать, карагоды не важивать»);

-более сердечные отношения невесты с подружками, их помощь в подготовке приданого, чтобы все было «подшито, покатано, в коробеечку сложено»; сундука («много шубок, много юбок, много душегреек, чулочки, черевички, сафьяновые сапожечки»); даров («свекру и свекре – альняные рубашонки, деверечкам – по порточкам, золовушкам – по платочку, разлюбезному дружочку – крестом вышитую рубаху и тканый «покромочек»

(пояс)»).

Следуя стародавней традиции «сначала приданое во двор, потом –невесту за стол», за два дня до свадьбы его отправляли в дом жениха в сопровождении свахи, тетки и мальчика, который нес образ. Приуроченные к этому моменту ритуальные песни «игриц» воздают честь-хвалу семье невесты, ее приданому:

Вот наша сестра Аннушка, Умного рода, да богатого дома. Вот шубочки, да обрядочки Поломают у Ивана грядочки. Расшитые рушничочки Поломают в доме крючочки. Ох, дубовые сундучочки Провалят в доме полочки

(село Карташовка Прохоровского района). Обряд продажи приданого сопровождался шуточным торгом,

чередуемым с обрядовыми песнями:

Ой, что ж это за богатые за сваты? Ой, что ж это за хорошаи женихи. Да не выкупють они Танина сундука. Сундук новай холсту полон у накат. Ще у накат, ще у накат не начат.

Кульминационные моменты торга сопровождались «скаканием» на лавке, корилками в адрес скупого дружки.

Для большинства регионов края традиционен обряд «рубашников», посредством которого невеста посылала жениху свои дары: рубаху и пояс, получая взамен платок, вышитый бисером, и серьги.

Следует отметить, что в ряде сел Ивнянского района отмечено бытование обряда «бани», сопровождаемого ряжением ленточками и цветами березового веника и ритуальной песней:

Как у наших девушек заводилась мылинка. Затоплялась банюшка, накалялась каменка. Каменочки троеразные, самоцветные, лазоревые.

43

Традиционным эпизодом свадебного действа на Белгородчине накануне свадьбы был девишник и парнишник, своего рода прощальные вечеринки. В виду этого, в ряде местностей они так и называются. Проходили вечеринки в доме невесты и в доме жениха изолированно друг от друга. Однако в содержании их прослеживаются как общие, так и специфические особенности.

Кчислу общих следует отнести:

-выпечку свадебных «шишек» и караваев под благословление родителей и «игру» обрядовых песен:

Каравай кругом столика шел яровой, Кругом столбушка шел яровой, Потом каравай в печку пошел

(село Касилово Борисовского района);

Каравай замесили, семью веселили: Старого, малого, князя молодого

(село Теребрено Краснояружского района);

-выборы «большого подружья» (дружка и подружки) для молодых;

-обыгрывание «хлеба-соли» – обрядовой трапезы величальными песнями.

Безусловно, определенный интерес представляют и специфические особенности каждого из рассматриваемых нами эпизодов. К примеру, для парнишника характерен обряд, связанный с украшением «деревца» (веточки сосны). Причем, право выбора сосенки для рубки предоставлялось жениху.

Изначальный смысл данного обряда, по всей вероятности, кроется в почитании «древа» и опосредованно – девушки-невесты. Об этом свидетельствует множество вариантов величальной песни «Зимой, летом сосенушка была зелена», в ряду которых уникальные – двуххорные, (исполняемые двумя составами хоров). На достижение счастливого замужества, материального благополучия девушки-невесты был направлен, по нашему мнению, и ритуал девишника, связанный с украшением снопа из колосьев зерна и свадебного «деревца» (веточка калины, березы или липы) красными ленточками, выпеченными фигурками домашних животных и птиц. Символом прощания девушки-невесты с родом-племенем, подружками, вольнойволюшкой повсеместно был «косник» или лента «подарю я вам, вы подруженьки, красу девичью свою». Для парнишника характерны молодецкие «шалости» дружков жениха на огородах, в садах и дворах селян, что было крайне предосудительно в обыденные дни.

День свадьбы – апофеоз свадебного действа, так как он включает наиболее кульминационные его эпизоды, наделенные целым рядом магических, символических и игровых элементов, способствующих семейному благополучию молодых. В ряду наиболее значимых, на наш взгляд, следует выделить:

-утро свадебного дня в доме невесты с традиционным плетением косы под обрядовые «трубушки» – «в 55 пряничек, в 90 угодников, чтоб свашенькисваточки ножки пристояли, ноготочки поломали, расплетая русу косушку»; с ритуалом прощания невесты с родительским караваем: «Скажи, скажи,

44

батюшка, какова семья будет, какие морозы?»; с позыванием жениха: «Да на горушке желтый цвет, да что ж тебя, Иванушка, долго нет?»; с одеванием невесты в традиционный девичий комплекс одежды (рубаха, сарафан, завеска, перевязка), исключая подпояску, «чтоб жить роскошно» («Да убирают вот Марьюшку на свадьбу, да на тихую, смиренную беседу»); с многообразием свадебных песен лирико-драматического характера, в которых высказывается приготовление к обязанностям жены и хозяйки, изображение замужней жизни – «Поздно вечером ложиться, рано утром вставать, свекра-батюшку и мужа почитать, свекровушке, золовушкам – угождать», выражение тоски-печали у необходимости волей-неволей покидать родительский дом – «Кабы мне не тошно было, я бы так не плакала, бело лицо не слезила, ясны очи не тускнила». Следует подчеркнуть, что в содержании свадебных песен, приуроченных к данному периоду, упоминаются славянские боги любви и радостей (Ладо, Лель, Тур), синее море, горюч – камень, тонкая жердочка, терема и светлицы, скатерти браные, караваи, перепечи, сахарные яства, украшения, что указывает на их архаичность;

-утро свадебного дня в доме жениха, для которого характерно чесание кудрей молодому князю – «Николая мамушка всю ночушку не спала, лучинушкой светила, гребенушку искала, Николаюшке кудри чесала, Ивановичу гладила»; обыгрывание жениха ритуальной – «Начнут тебя потчевать и по отчеству называть, станут вино подносить – не пей вина, не кушай, вылей коню под гриву, под правое копыто»; украшение свадебного «поезда» (тарантасов, подвод, саней, повозок) «кодрами» (коврами), лентами, поясами, полотенцами, «бубнищами», «звониками». Здесь вновь на передний план выступает ряженая курица-хохлатка, посредством которой будет осуществляться торг за невесту. Предельно точно свадебное приготовление этого периода характеризуют песни: «Хочут ковать дружилого коня на четыре ноги», «По-за деревьюшком Иванушка гуляя, в утенушка-лебедушка стреляя, Николаюшка ходил, перепелушек ловил, перепелок молодых, коростелок луговых», «Эх, взыграли, да взыграли Ивановы кони»;

-приезд свадебного поезда повсеместно сопровождается «поезжанскими» песнями: «Приедут бояре, привезут карету, карету дворянина, дворянского сына», «Выметайте дворы, застилайте столы, вот едут дружочки есть пирожочки, в масло умокати, чтоб сильней кричати: Отворяй, сват, хату», «Налетели гуси-лебеди, помутили воду чистую, воду чистую, речистую»:

Хоть играйте, девки, хоть не играйте.

Я все ж вам золотого перстня не продам. Безденежно, бескопеечно Татьянушке даром дам.

Выкуп невесты, ее косы, места для жениха превращался в импровизированный спектакль, где дружка, подружье, свашки, бояре – главные действующие лица, каждый со своей ролью, о чем свидетельствуют многочисленные образцы песен: «Катился бел виноград, да по загорью, а дружка со князем да по застолью», «Сватьюшка хмелем осыпает, дружилушку с боярами поджидает», «Там ехали, проезжали купцы-обоянцы», «Ой, пчелушки яровые, боярушки молодые», «Ох, сват большой, сходатай – богатый»,

45

«Дружко-богатина, да купи у нас косу, и скрыню, и молодую княгиню». Песни такого содержание чередовались с присловьями, «корилками», ритуальным фольклором, сопровождающим благословление молодых, их выход из-за стола «самой короткой дорогой», отъезд ко венцу:

Красная Татьянушка по сенечкам шла со свечою, По двору шла тучею, к воротам – грозою, Ударила о ворота золотой стрелою: «Раскочайтесь, вереи, расступитесь, бояре, От слез батюшки не вижу, от рыдания не слышу, Чем меня батюшка дарует?» Дарует батюшка большими дарами,

Богатыми городами с обоянскими купцами, А промеж купчиков молодец, он на вороном коне,

На седеличке кованом, на стременичке золоченом

(село Выезжее Ивнянского района). Раскланявшись на все четыре стороны, молодые рассаживались по саням:

дружка с подружьем и женихом – в первые, невеста со свахой и крестной матерью – во вторые, а за ними «бояре, поезжане» (званые гости) по старшинству и родству.

Следует подчеркнуть, что после обряда венчания свадебная игра обретала иной характер, что объясняется устранением конфликта двух противоборствующих сторон «купцов-продавцов». Более того, теперь каждая из них стремится к объединению и гармонии друг с другом, дабы увеличить силу оберегающей магии и обеспечить молодым «на много лет любовь да совет». Ввиду этого новобрачных везут в дом жениха в одних санях, но по другой дороге, «от сглаза». Дорожку перед ними разметают лиственным веником, строго следя, чтобы никто из посторонних не ступил на нее. Более того, свадебной карете надлежит проехать через горящий костер («очищающая сила огня»). А чтобы жизнь у молодоженов сложилась удачно, их осыпают хмелем, зерном, монетами, обыгрывают величальными песнями:

Идя павень, идя павень да и с павушкою, Вот к ним в гости, вот к ним гости соезжалися. Они ж ими, они ж ими дивовалися, Что за пара, что за пара подобралася

(село Теребрено Краснояружского района). На пороге дома молодых встречают родители жениха «хлебом-солью» и образами, благословляя: отец – иконою, а мать – хлебом-солью и иконою под

песню игриц:

Не гром гремит в тереме, не верба в поле шатается, Ко сырой земле приклоняется.

Милые детушки благословляются

(село Кочетовка Ивнянского района). За столом молодоженов усаживают на шубу – шерстью кверху («на богатство») – и начинают «вершить» повивание («окручивание). По нашему мнению, это одно из кульминационных по эмоционально-психологическому

46

воздействию и художественно-образному воплощению действ свадебного обряда. Оно знаменует собой переход девушки-невесты в статус замужней женщины посредством смены девичьего комплекса одежды на женский, включая головной убор. В зависимости от региона это могла быть сорока, бархатник, кукошник, кокошник, чепец, почепушник, повязальник. «Понева оденется – воля переменится», – утверждают селянки, осмысливая это действо как конец прежней жизни девушки, как своеобразное знамение женской судьбы и предвестник ее грядущих испытаний. Как установлено, это достигалось мгогозначительностью ритуальных действий: «Свечи горят повивальные, трубы трубят позолоченые», «Благословите, сваты, переводить девицу на молодицу», «И вы, грицы, красные девицы, благословите и помогите», «Русую косушку расплели, которую матушка плетала, три словечушки сказала: «Будь всей семье покорная, почитай свекра со свекровью и меньших золовок, и пересудливых невесток, и переговорушек-тетушек», «На тебе, Татьянушка, – белое полотячко, белое, кисейное», «Есть у вас, бояре, арепейное масло, дробень-гребень, чем чесать и чем маслить Ивановы кудри, Татьянину косу?», «Сватушка-гоголушка, не клукань головушку», «Стали косушку трясти, на две плести», «Повили, повили кукушечку, Иванову игрушечку, нам – часовую, Ивану – вековую».

Отдельного разговора заслуживает традиционный обряд одаривания, имеющий еще массу местных названий: «озолачивание», «золотая чарочка», «ложить на блюдо», «выгукать под стакан», «вызывать под чарку», «сынкаравай» и т.д., посредством которых определялась форма представления молодоженов гостям. Эту миссию выполняли дружка и сваха, воздав должное вначале невесте, которая с поклоном вручала приготовленные ею дары родителям жениха и ближайшей родне («первая заботушка – свекор и свекровушка, другая заботушка – деверя и невестушки»). Обряд одаривания проходил торжественно, степенно под напев величальной: «У нашего хозяина да любимые гости», таким обрядом представляя все «сродство» с обеих сторон. Самым желанным даром почиталась домашняя живность и зерно «Дарим козу рогатую, чтобы была ваша семеюшка богатая «…» дарим овцу комолую, чтобы была семья веселая «…» дарим пшеницы мешок, чтобы первым родился сынок «…» дарю барана и ярочку, чтобы Вы, дети, всегда ходили парочкой «…» дарю пару гусей, чтобы не было за вас худого слуха от людей «…» дарим меда бочку, чтобы рождались и сыновья, и дочки». Тем не менее, с великой благодарностью молодыми принимались и тканые изделия, и предметы повседневного обихода «Дарю тебе, Татьянушка, платок, чтобы деток родила пяток», «дарим Вам попону и дерюжку, чтобы до веку почитали друг дружку «…» дарю тебе, Иван, рубашку, чтобы не знал другой милашки».

Размещение молодых в неотапливаемом помещении в народе трактуют необходимостью «всю ночь греть друг друга» и тем, «чтобы дети у них не болели и не боялись холода». Согласно доводам Н.И. Костомарова, такой выбор места обусловлен тем, что на потолке помещения не должно быть земли, «что брачная спальня не имела никакого подобия могилы» (Костомаров, 1993, с. 215). Обустройство брачной постели на снопах, покрытых шубами, поближе

47

к домашним животным, этнограф объясняет репродуцирующей магией воспроизводства во всех его видах, что подкрепляется местной свадебной поэтикой («выходила утица со малыми детками», «совивайся хмель со хмеленушкой, совивайся», «земляниченька росла, против солнца воззрела» и т.д.)). Ритуалы ряда обрядовых действ, на наш взгляд, также были направлены на обеспечение благополучия. Так, по дороге в «подклет» молодых осыпали зерном и хмелем, ногу невесты и ногу жениха связывали вместе поясом, в изголовье помещали каравай и кувшин молока. В ряде мест БелгородскоВоронежского региона было принято бросать на постель молодых пояс «для крепости брачных уз молодых». По всей вероятности, это можно объяснить тем, что в славянских верованиях пояс как источник жизненной силы часто наделялся оплодотворяющими и оздоровительными свойства, ввиду чего его значение в свадебной обрядности столь велико.

Как следует из материалов этнографических исследований, для обряда одаривания молодых был характерен факт фиксации подарков на матице и комине печи, что весьма любопытно в контексте значимости последних в доме («матица», «матка» – несущая балки потолка основа, а печь, как вместилище пищи и домашнего огня, воплощает собой идею дома в аспекте полноты и благополучия).

Традиционный свадебный пир отмечен многообразием величальных песен, исполняемых «игрицами» в адрес молодоженов, родителей, сватов, бояр. Интонационно-мелодический склад, поэтика, вокально-исполнительские приемы зафиксированных нами песен свидетельствуют в пользу их архаичности и многовариантности. В них отражены высокие идеалы и взгляды народа на семью, как на союз любящих, взаимно уважающих и живущих в согласии людей. Вот почему в свадебных величаниях прославляется верная любовь, выражается надежда на получение многочисленного потомства, на счастье и благополучие новой семьи. В этом следует видеть определенное проявление магического назначения величальных песен: «На много лет любовь да совет». На это было направлено и битье горшков, прочей посуды у двери («подклета» пуньки, амбара, клети), куда молодоженов отправляли на ночлег («тетера за стол прилетела, молода спать захотела»).

Послесвадебный период традиционного свадебного обряда, при всем его разнообразии, ввиду массы местных названий («беседа», «перезва», «розыгрыш», «даровой», «выгон сорок», «похмелки», «тушение овина», «отводины», «ковать концы», «палить пана», «обнедельки») был так же строго регламентирован, расписан по «ролям» и включал:

-бужение новобрачных («Тут ходила-выгуливала молодая боярыня, да и будила – пробуживала своего дружка милого»);

-их возвращение с «подклета» под величальную «Одеянье было теплое, обниманье было крепкое, целование было сладкое»;

-осмотр постели свахой, известный в научной этнографической литературе как обряд «калинки», и все последующие действия, связанные с его результатами, о которых мы упоминали выше;

48

-обрядовую баню (первое совместное мытье молодоженов) под ритуальную «Села пава на лавку, сама слезно плачет, все по девичьей воле»;

-позывание гостей ряженой «перезвой», разыгрывание пародийных свадебных действ, розыгрыши, игрища, танки, карагоды, княжеский стол;

-ритуальные испытания для молодки (молодайки, молодухи) – мести полы, белить печь, набрать воды из колодца, печь блины, угощать родителей мужа и гостей;

-катание сватов на тройке, «запряженной» тремя парнями, «купание» матерей в любом водоеме (зимой – в снегу).

Суть последующих действ свадебного обряда – способствовать реализации исконных ценностей семьи, домашнего очага, продолжения рода, материнства. Так, забитый в землю кол у порога дома, «чтобы верхушка расплющилась», согласно доводам селян, обеспечивал незыблемость семейных уз, закрывал молодке дорогу назад в отчий дом. «Отпевание» чучела «пана» и его сжигание символизировало проводы холостяцкой жизни молодого, его переход в статус мужа, хозяина. А бытующее в Белгородско-Курском регионе «тушение овина» должно было «убрать пути-дорожки молодых в прошлую жизнь» и обеспечить им счастье и достаток. Бытовавшие в ряде мест «отводины» и «обнедельки» расширяли рамки свадебных увеселений до двух недель. В течение этого периода молодоженов по очереди принимало «сродство» (родственники), радушно потчуя и одаривая подарками. Это, на наш взгляд, способствовало укреплению родственных связей, формированию исконно народных семейных традиций таких как почитание старших, гостеприимство и щедрость, трудолюбие, коллективизм, чувство собственного достоинства, взаимное уважение, чувство долга, ответственность, хозяйственность, умение содержать семью. Сохранение и передача этих ценностей новым поколениям особенно актуально в наши дни, когда растет детская беспризорность и статистика распада молодых семей.

Примечания

1.Коринфский, А.А. Народная Русь / А.А. Коринфский. – М., 1901.

2.Костомаров, Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в ХVI и ХVII столетиях / Н.И. Костомаров. – М., 1993.

КПРОБЛЕМЕ СЦЕНИЧЕСКОГО ВОПЛОЩЕНИЯ МУЗЫКАЛЬНОГО

ФОЛЬКЛОРА: АСПЕКТЫ ПОЛИСТИЛИСТИКИ

Е.О. Засимова,

профессор, заведующая кафедрой сольного народного пения, заслуженный деятель искусств России, Московский государственный университет культуры и искусств

Современная народная культура – явление многообразное и синкретическое, корнями уходящее в глубину веков с его исторически

49

сложившимися представлениями человека об окружающем мире и пространстве, его строении и взаимоотношениях частей его составляющих.

Музыкальный фольклор как часть мировой народной культуры выполняет роль отражателя, своеобразного «зеркала», в котором мы видим себя, говорим о себе, рассказываем о ком-то или о чём-либо, даём событиям свою оценку, формируем правила поведения, нормы морали, нравственности и т.п.

Сегодняшний мир многополярен и контрастен, ярок и объемен, равно как и представления современного человека о нем, органично соединенные в определенную систему взглядов. Многочисленные и разнообразные фольклорные произведения так же являют собой определенные системы представлений о мире, посредством его образного осмысления.

Работа над созданием новых композиций с цитированием фольклорного произведения или его переработанными частями предполагает нахождение главного его элемента – ладового, интонационного или ритмического – и соединение его со сходным с ним элементом из произведения другого стиля, жанра, национальной принадлежности и т.п.

В ансамбле «Карагод» всё начиналось с поиска ритмической канвы, отражающей наше время. Такой ритм, причём интонационно разнообразный, был найден в альбоме Лешли Мандаки (Германия). Ритм подбирался под конкретную тему – лирическую песню Белгородской области «Ох, да уж ты да ли чёрный-чернобровый», затем – лирическую песню Ставропольского края «На крыле я спала». Результат получился любопытный, однако чёткая ритмическая линия ударных сковывала певцов, не давая свободно изливать свои чувства в пении. Таким образом, пение только под перкуссию показалось неудобным, т.к. в нём не было сформировано звуковое пространство с объёмом внутри, свободным для голосов. Также нас волновал вопрос жанрового несоответствия частого и плавного ритмов, ибо полиритмии не возникало. В отличие от полученного результата в следующем примере.

Курская пляска «Тимоня» является наиболее самобытным, оригинальным художественном произведением, которое отличается полиритмией – наслоением ряда ритмов: пляской «в 2 ноги», пляской «в 3 ноги», – частушечным слогоритмом, музыкальной канвой кугикл, жалейки, гармоники и т.д. Всё это сделало возможным дальнейшее усложнение ритма за счет варьирования в рамках шестидольности. В качестве примера можно привести композицию «Тимоня» с включением ирландских наигрышей на скрипке и ирландской волынке в исполнении ансамбля «Шеннон» (г. Тольятти) и ансамбля «Карагод», а также темы жалейки в исполнении Бориса Ефремова. В том же составе нами была создана композиция «Cotton joi» в соединении с сибирским наигрышем и частушками «Подгорная», где используется сходство интонационного и ритмического строения напевов, их жанровое родство. В обоих случаях – это «пляска» и содержание, раскрывающее шуточные любовные истории о взаимоотношениях парня и девушки.

Композиции «Мимо садику» (карагодная Белгородской области), «Чтой на море» и «Попья гордею» (купальские Брянской области), созданные

50