из электронной библиотеки / 652022990630940.pdf

человеческих чувств, а также эстетических духовных потребностей каждое произведение ландшафтного искусства, как и живописи, скульптуры, должно быть в первую очередь обращено к человеку и рассчитано на активное положительное воздействие на него. Поэтому в основе формирования архитектурно-ландшафтного ансамбля и его художественного образа находятся закономерности прекрасного, заложенные в природе, преломленные через призму искусства и психологических потребностей человека.

Парк, сад, набережная, бульвар или зона отдыха представляют собой примеры синтеза природы и архитектуры, гармоничное сочетание и согласование зеленых насаждений, рельефа, водных пространств с парковыми сооружениями, элементами монументального и декоративного искусства, световой, цветовой и звуковой информацией. Парковый ансамбль как взаимодействие искусств строится на основе принципов динамического развития в пространстве и времени с учетом взаимопроникновения пространств во всех направлениях, множественности и одновременности различных точек восприятия.

Все составные части ландшафта неразрывно связаны между собой. Среди трех основных его компонентов ведущая роль принадлежит рельефу и воде. Растительность – производный, но зато динамичный и в то же время совершенно незаменимый компонент. Формы земной поверхности диктуют расположение водоемов и водотоков, организацию растительности, воздействуют на микроклимат. Так как рельеф наиболее стабильный компонент ландшафта, то остальные ландшафтные составляющие в значительной мере являются его производными. Формы рельефа уже сами по себе способны оказывать определенный психоэмоциональный эффект. Так, замечено, что пониженные, замкнутые формы стимулируют состояние сосредоточенности, ощущение интимности. Напротив, человек, поднявшийся на вершину горы или холма, склонен испытывать чувство душевного подъема, бодрости, восторга.

Применение воды основано на ее физических свойствах и прежде всего на ее бесцветности и аморфности. Вода способна отражать окружающие ее природные явления и сама оказывает на них определенное влияние. Вода способна менять при понижении температуры жидкое состояние на твердое, а при повышении температуры переходит из жидкого состояния в газообразное, может быть спокойной и подвижной (течь, падать, бурлить, капать и т. д.), может звучать, создавать зеркальное изображение, менять цвет и фактуру поверхности. Кроме того, вода необходима для биологических организмов. Она утоляет жажду человека, создает ему благоприятные условия для отдыха, без нее не могут обходиться животные, птицы, растения.

Большое значение имеют пластические возможности воды. Вода не имеет конкретных размеров и формы. Она меняет объем и величину в зависимости от характера ограничивающих ее поверхностей, большое значение имеет использование статического или динамического состояния воды. Обе категории имеют определенное воздействие на человека: первая – покоя, равновесия; вторая – движения, изменчивости.

121

Стоячая вода вызывает умиротворение, меланхолию, спокойствие. Такое состояние может вызвать вид воды в озере, пруду, бассейне, медленно текущей реке. В садово-парковом искусстве стоячая вода была одинаково важным элементом и в классических французских парках XVII в. и в пейзажных французских парках XVIII в. Хотя формы берегов водоемов в этих парках резко отличались, оба стиля использовали статичность воды как нейтральный, рефлексирующий элемент, усиливающий и поощряющий созерцательность.

Подвижная вода имеет несколько разновидностей (быстротекущая река, водопад, водомет, каскад и т. п.). Такое состояние воды стимулирует в человеке энергию, эмоциональность, внимание. Движение воды может сопровождаться определенным звучанием. Диапазон звучания может быть создан самый обширный: от настоящего рева, грохота до звонкой капели и нежного шороха. При этом звучание легко усилить цветовым или световым сопровождением.

Пендюрин Е.А.,

к.с/х.н., доц., Белгород

КАТЕГОРИЯ МЕСТА В СЕМИОТИКЕ ВОЗРОЖДЕНИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

Место, земля, страна – всегда были многополярными в русской культуре. Действительно, что может быть проще простейшего терминологического объяснения этих категорий. Но что может быть сложнее, чем попытка эти категории осмыслить в том функциональном значении, в котором они бытуют в культуре, или в том контекстуальном ряду, в котором они чаще всего возникают, или в той метафизике отношений, которая создается, рассуждением вводимостью этих категорий в речевой оборот.

Место, земля, страна – это всегда нечто большее, чем заложено в этих словах семантически: «это наше все» – могли бы мы сказать вслед за классиками, это мы – наша жизнь и возрождение культуры.

Подобная укорененность, выражаемая в отношении к земле непосредственно, а не опосредованно, была важнейшей идентификацией русской национальной традиции всегда. Как в свое время писал Д.С. Лихачев, «Гигантская земля. И именно земля, почва. Она же страна, государство, народ. И недаром, когда шли на поклонение к ее святыням замолить грех или поблагодарить Бога, - шли пешими, в лаптях и босыми, чтобы ощутить ее почву и пространство, пыль дорог и траву придорожных тропинок, увидеть и пережить все по сути. Нет святости без подвига. Нет счастья без трудностей его достижения. Иди тысячи верст: до Киева, до Соловков, плыть до Афона – и это тоже частица России»158.И в одном понятии сплетались и земля, и почва, и душа. Так было установлено: на грани разумного понимания, и на уровне

158 Лихачев Д.С. Раздумья о России, Д.С. Лихачев. – М., 1999. – С. 11.

122

архетипической заданности культуры в период православный, и еще намного раньше, в архаический период нашей древности.

Мать – Сыра Земля была особо значимой, одной из основных составных частей мироздания в славянской мифологии. Земля представлялась воображению славянина, обожествлявшего природу, живым человекоподобным существом: травы, цветы, кустарники, деревья – пышные волосы; цепкие корни деревьев – жилы; кровью земли была сочившаяся из ее недр вода; каменные скалы – кости. Именно поэтому чудодейственные свойства всей Матери – Сырой Земли постепенно перешли на некоторые камни. Самым чудесным из них, «всем камням отцом» был Алатырь.

Земля считалась воплощением воспроизводящей силы природы. Как живая женщина, она рождала живых существ – стонала от боли в бурю; гневалась – учиняла землетрясения; улыбалась под солнцем – даровала невиданные красоты; засыпала студеной зимой и пробуждалась по весне; она умирала, обожженная засухой. Оплодотворенная дождем земля давала урожай, была кормилицей.

Та же система статично закрепленных в славянской культуре действенных стереотипов проявлялась в отношении к земле: кто не почитает земли – тому не даст хлеба; кто не поклонится сыновним поклоном – тому на смертном одре не ляжет легким пухом, а тяжелым камнем; кто не захватит в путь горсть родной земли – никогда не увидит родного дома.

Больные в старину выходили в чистое поле, били поклоны на все четыре стороны, прося прощение. Ушибленных и разбившихся выносили к месту получения увечья, и они также просили благодати. Земля и сама по себе расценивалась как одно из лечебных средств (смоченная слюной земля заживляла раны, останавливала кровь, снимала боль) и высшая правда (у нерадивого хозяина не уродит, земля скрепляла клятву). И намного позже (в XIX в.) крестьяне тоже клялись землей; с этим обычаем связано другое известное выражение: «Чтоб мне сквозь землю провалиться» и т.п.

С почитанием земли связан один из самых распространенных и древних мотивов земледельческого искусства — изображение могущественной богиниматери с предстоящими ей всадниками. В земледельческой практике этот образ слился с анимистическими представлениями о духах-покровителях полей и садов. Согласно народным верованиям в образе животного – зайца, лисицы, волка, собаки и т.п. – воплощался дух хлеба. Сродни анимистическим представления в культуре закреплялись и анималистические поверья. Именем животного или птицы часто назывался последний жатвенный сноп. В некоторых русских деревнях существовал обычай, сжиная последний сноп, кричать: «Зайка побежал, зайка побежал...». Когда оставалось мало жатвы, говорили: «Ну, девки, давайте зайца гонять». Упоминались и другие животные, например лошадь.

Культ земли соединялся с культом предков, к которым в качестве посредников обращались за помощью, проводили трапезы – посещения захоронений и обильные возлияния. От лежащих в земле предков зависело плодородие земли и обильные дожди.

123

Земля, таким образом, уже в древнейший период не только привязывала человека к месту, но давала укорененное знание своей принадлежности к чемуто большему – роду, народу, государству, формировала понимание духовности

ислужила оценочной категорией в определении соответствия русского человека мировоззренческому нравственному идеалу.

Этот нравственный идеал архетипично закрепляемый в культуре на заре человеческой цивилизации как никогда ярко и полновесно осветится именно в культуре православной, закрепится в традиционных формах и жанрах в художественной системе посредством изумительно проникновенных образов. Их обилие и разнообразие столь велико, что называние лишь немногих утвердит нас уверенности духовной основательности этого пласта русской культуры и даст надежду на сохранение, а отчасти и возрождение, духовных основ нравственности у современных носителей культуры. К ним отнесем мы персонажей, художественно зримых в образах Святогора, Ильи Муромца, Микулы Селяниновича, и фактически действенных, зримых душевным зрением

ивоспринимаемых в качестве наставников и учителей – Нестор, князья Борис и Глеб, Сергий Радонежский…

Духовные этнические константы, реализуемые в подобной образной парадигме, жестко предопределили жизненные критерии действия народа в кризисные моменты исторического времени, шаблоны поведения и восприятия. Этнические константы задали основные ориентиры формирования этносамосознания, развития русского народа, основы национальной жизни.

Константы как система формальных образов в этнологическом понимании сконцентрировались в спектре двух образных систем – образа себя и образа врага, которые закономерно в этнопсихологических рамках обрели категории Добра и Зла соответственно. Сильные стороны в себе всегда определялись русским народом как способность к чувственному сопереживанию, жертвенность, вера в свои возможности и милость Божью («На Бога, надейся, а сам не плошай»).

Понимание добра, духовной состоятельности, святости также не было сводимо к чистой церковности. Оно характеризовалось проявлением всей духовно-нравственной сферы русского человека, его движением к Богу, включающему все стороны жизни – государственную, общественную и личную. В создании религиозного символа Добра, олицетворяющего дух общности, земли, скрепляющей традиции, объяснял Э. Дюркгейм, выражалось глубинное самоосознание этнической общности. Религиозное мышление, возникшие в коллективном сознании, религиозные представления и символы добра становились главным средством русской этнической идентификации при контактах с другими общностями; православие – одной из первых мощных сил, соединивших славян в народ.

Нравственные религиозные предпочтения оказывали весомое влияние на народное творчество, все русское искусство. Православное мировоззрение давало особую форму представления и осмысления мира и человека в художественных образах, играло консолидирующую роль в жизни народа в

различные исторические эпохи, давало понятие Святой Руси, земли

124

православной, а фактически не обозначавшей географическое единство, а определявшее родство во Христе.

Включаясь тематическим, изобразительным компонентом в жанровое разнообразие традиционной культуры (песни, былины, зодчество, театр), вера порождала общее этическое переживание и одухотворенное чувствование красоты, в том числе и красоты родной земли. Интересным в данном ключе послужило бы высказывание Д.С. Лихачева об одухотворенности русских мастеров, в частности Андрея Рублева, в творчестве которого «с особенной силой сказались национальные черты. Высокий гуманизм, чувство человеческого достоинства – черты не лично авторские: они взяты им из окружающей действительности»159. При этом нравственные поиски охватывают все сферы жизни русского человека. Устремленность русского человека к высокому отмечалась академиком в памятниках русского классического и народного искусства, в типичных для русского народа религиозных исканиях, поисках счастливого царства, где нет разрушительного начала антимира.

Особенности такого воздействия религии на культуру уже на ранних стадиях ее формирования отмечал М. Вебер, рассуждая о взаимозависимости религиозных представлений и формировании доминантного типа хозяйствования.

Религия сыграла организующую роль и для формирования государственности и кристаллизации этничности. Она явилась не только фактом этнической истории, но, по мнению Л.Н. Гумилева, выполнила выдающуюся пассионарную функцию, создавая необходимую для жизни этноса энергию пассионарного напряжения. При этом ученым отмечалась прямая зависимость распада государственности, этничности и религии. Не случайно в таком понимании и утвердившаяся закономерность современности: в массовом сознании православие четко выступает в роли защитника русской этнической идентичности.

Религиозная одухотворенность категории «земли» предполагала наличие всего спектра позитивных качеств русского народа. Отмечалось не единожды великое трудолюбие русского человека. Ему свойственны наблюдательность, теоретический и практический ум, природная смекалка, изобретательность, романтизм и чуткое восприятие красоты, творчество, склонность к импровизации и артистичность. Этнограф Л.Н. Гумилев отдельной чертой выделял крайнюю впечатлительность, соотносимую разве что с бердяевской чувственностью. Пассионарность русских широко проявилась в повседневной жизни народа, в страстном увлечении чем-либо.

Подобные черты русского народа, соотносимые со сверхчувственностью и одухотворенностью, пронизывают большую часть этнографического материала. Характерные черты русских людей выделял Ю.А. Вьюнов, среди основных черт: доброта, гуманность, склонность к покаянию, сердечность и душевная

159 Там же. С. 271.

125

мягкость. Русскому характеру присущи жалостливость, милосердие, сострадание, гостеприимство, щедрость, широта натуры.

Подтверждение тому закономерно возникает в пласте семейно-обрядовой культуры, устном фольклорном творчестве: «Для доброго гостя и ворота настежь», «Хоть не богат, а гостям рад», «Хлеб на стол, так и стол – престол». Отличительной чертой является всемирная отзывчивость, умение интегрироваться с культурой других народов. Глубинными чертами явились генетическая и культурная толерантность русского народа (терпимость), религиозность (бескорыстие, благожелательность, жертвенность, смирение, милосердие, сострадание, терпение, аскетизм). И снова за титаном русской мысли Д.С. Лихачевым повторим: без подвига и жертвенности, нет и святости.

Вместе с тем, отметит Д.С. Лихачев, «Россия необъятна. Не только своим поразительным разнообразием человеческой природы, разнообразием культуры, но и разнообразием уровней – уровней во всех душах ее обитателей: от высочайшей духовности до того, что в народе называют «паром вместо души»160. Земля порождает и тех, и других. Вот только разница закладывается изначальная: одних мы почитаем как горние вершины, в устремленности к которым проходит испытания и укореняется наша человеческая природа, других – низводим до категории неодушевленных субстанций, наделяя крайней степенью восприятия и самой страшной человеческой безучастностью – равнодушием.

Необъятность России трактуется и в прямом, непосредственном смысле, как бескрайние просторы, открываемые взору путника. При этом творческое созидающее начало субъекта культурной традиции всегда пыталось это пространство приспособить для жизни, вписаться в виртуозное ландшафтное мастерство Первотворца. И формы находись разные, и художественное мастерство не подводило.

Организации большого пространства служили и произведения малой и монументальной пластики (скульптура малых форм и зодчество), декоративное украшение жилища, изготовление предметов быта, утвари, орудий производства. Пространство жизни обретало черты крупных безгвоздевых строений, в своей совокупности получивших наименование «деревянное зодчество». И это тоже место, земля, государство – для жизни.

Основные принципы, поддерживаемые русской народной традицией, выражались в природосообразности жилища: органичной вписываемости постройки в окружающий ландшафт, находящей отражение в элементах декора, в использовании материала, в формах сооружений. Русская традиция в народном зодчестве представляла синкретичное единство формы и содержания, образующее ансамблевую целостность строения. Под формой понимались конструктивные и технологические характеристики постройки, под художественно-образным обликом – принципы художественного видения и идейно-образный, смысловой ее компонент. Единство формы и содержания было отличительной чертой творчества русских зодчих.

160 Там же. С. 11.

126

На Руси думали дольше нас и чувствовали полнее, включая в область раздумий и восприятия не только землю, к коей страстно устремляется телесная оболочка, но и небо, свидетельствующее о бесконечности жизни в ее духовной, корневой основе. Оттого, отмечает Г. Палама, и в ответвлениях жизни не иссыхали истоки, питаемые благотворными водами. Оттого и свои творения, малые и большие, создавали с сердечным памятованием о целостной мудрости жизни, без тяги к «злохудожной подвижности воображения», без устремления себя и своего архитектурного сочинительства в ранг непревзойденности. Целостность подобного двуначалия являлась основным фактором выражения ансамблевого характера народного искусства.

Внародном зодчестве существовал определѐнный образец, устойчивость которого определялась согласованностью с меняющимися требованиями архитектуры и мерой мастерства и способностей создателя. Основание образца закладывалось в развитии объѐмно-пространственных, конструктивных и композиционных систем. Критерии же отбора образцов были специфичны для каждого отрезка истории России, его социальных, идеологических, бытовых и материально-технических особенностей. Образец, как таковой, менялся, а сакральное значение прежних реалий переносилось на новые.

Эстетический архитектурный образ являлся своеобразным символом упорядочения земного мира. Удачное архитектурное решение было воплощением обычая, а в значении зданий обычных по структуре, привычных по форме, осуществлялась потребность человека чувствовать себя частью общности (деревенской общины, православного мира), иметь нравственную опору в борьбе с тяготами жизни.

Следует отметить, что образность культового строения имела главенствующее значение, о чѐм свидетельствуют оценки архитектуры на страницах летописей в словах «красота», «дивность», «пригожество». Знания эстетических основ зодчества, таким образом, были понятием лада, гармонии жизни, знанием о еѐ настоящем и будущем. Изучение русского зодчества явилось достижением необходимого знания о жизни и культуре народа, постижением эстетики и чувственности ее форм.

Вдеревянном зодчестве выражалась психология народа, его мировоззрение, вариативность технических приѐмов, единство функционального и композиционного начал, его природно-предметная укорененность, земная субстантивная природа. Образность как эстетическую категорию выражала сама конструкция. Развитие ее форм шло по пути преодоления «конструктивного рационализма» (утилитарного назначения). В реализации категории эстетического (для разнообразия силуэта) русские мастера изобретали множество типов кровель: скатные, с переломами, с полицами, «епанчой», «бочкой», «кубоватые» и др. Эстетическая сторона русского зодчества не могла существовать в отрыве от утилитарной (материальной) стороны, основными категориями которой выступали технологические и конструктивные характеристики.

Русская земля, таким образом, наполнялась крайним разнообразием выражения прекрасного, обретавшего конкретно исторические формы места в

127

типах жилых селений. При этом преобладающими типами жилых селений, воздвигнутых искусством русских зодчих, стали город, пригород, посад, слобода, погост, село, сельцо, деревня.

Погост, село и сельцо, деревня, поселок, займище были поселениями в большей степени земледельческого сословия. Изначально погостом назывался административно-территориальный центр близлежащих поселений. Погост ассоциировался с местом остановки именитых особ – погостьем. Позднее погост стал включать в себя несколько населенных пунктов или обозначать поселение с приходской церковью и кладбищем при нем. Различие между селом и сельцом заключалось в их величине, между селом и деревней – в наличии приходской церкви, между сельцом и деревней – усадьбы-двора. Займищем именовалось небольшое поселение на дикой земле, обычно занятое одним двором.

Город понимался как огороженное тыном (стеной) место. Само слово «город» изначально определялось как укрепление, оборонительная ограда, и то, что внутри нее, «огороженное» место от неприятеля (ограда, огорожа, огород, городить). При этом предпочтительнее выглядели безопасные в случае внешних нападений местности, которые и устанавливались в качестве центров прилива народонаселения. С течением времени города обрели естественное преимущественное значение перед неукрепленными поселениями.

На Руси город возникал из укрепленного погоста – религиозного и административного центра волости, в котором располагался княжеский или боярский двор. Город был окружен предместьем – посадом, сначала неукрепленным, а затем получившим собственную линию укреплений. При погосте имелся церковный приход (центр просвещения); рядом с администрацией располагался торг, ярмарка, при ярмарке расселялись ремесленники, искусные мастеровые.

Главным художественным элементом русского живописного города считался «прозор» – вид. «Правило прозора» (от глагола «зри») соотносилось с законом градским, основные положения которого были обозначены в византийском источнике «Книге эпарха». Юридически правило реализовывалось в следующей норме: при застройке необходимо было учитывать расположение близлежащих строений и сохранение вида. При нарушении «правила прозора» сосед имел право через суд добиться сноса постройки. Древняя русская пословица гласила: «Если строишь дом, не закрывай соседу вид на реку и вид на храм». Градостроение, таким образом, было одним из мощных факторов развития русского общества, сохранявшего гармонию благоустроения места обитания со сбережением природы и теплоты человеческих отношений.

Пространственный образ освоения земли как центральная категория устроения города рождался в системе визуальных связей всех компонентов, отчѐтливой обозримости, открытости и прозрачности, в благоприятных условиях созерцания ландшафта. Первостепенной проблемой зодчих было сохранение вида, открывающегося от городского собора, из окна жилища, от

128

въезда в город, откуда можно было рассмотреть городские панорамы во всей их полноте.

«Отчетливая обозримость» определялась основой и всей панорамы. Близ «града», отмечают исследователи, располагался торг и посад; за плотно застроенным посадом тянулись слободы, окружѐнные садами и огородами, далее шли живописно расположенные сѐла, монастыри, рощи, поля и луга, деревни, за ними постепенно начинался другой город.

Целостный ансамбль строений рождал единое «одухотворѐнное пространство» (Д.С. Лихачев), охватываемое системой главных и второстепенных прозоров, ведущих и рядовых архитектурных сооружений. Возможно поэтому, говоря о «поэзии русского города», А.П. Ополовников обосновывал мысль: «Художественный мир русского города, построенного на природно-пейзажной основе, был прекрасен не одним каким-то видом, памятником, даже не своей застройкой, но выразительным равновесием всех частей, форм, элементов и пространств. В историческом ландшафте существовала чѐткая иерархия этих пространств, которая, с одной стороны, исключала какое-либо однообразие, с другой – поддерживала удивительное равновесие и единство, гармонию человеческого воссоединения с природой»161. По сути, эту гармонию человеческого восприятия мы называем сегодня восприятием прекрасного.

Город становился средоточием вынесенных вовне ценностей, предельных степеней любого качества. Он оказывался убежищем от жесткого социального контроля, господствующего в сельской общине. На Руси город не противостоял другим поселениям, но просто был качественно более высокой ступенью развития. Город не очень сильно отрывался от природы, потому что тип жилища и образ жизни определялись природно-климатическими условиями, единым вмещающим ландшафтом, в котором сформировалась этническая популяция русского народа, но имел гораздо более сложную многоступенчатую структуру.

Вне зависимости от размеров, русский город (и домонгольский, и допетровский, и XVIII-XIX веков) имел два общегородских центра: церковногосударственный центр и торговую часть (посад), включавшую комплекс торговых рядов, гостиный и мытный дворы. При этом все государственные учреждения тяготели к соборному центру; все земские, относящиеся к посадскому самоуправлению, строения – к торговому.

Посад предполагал расселение вокруг огороженной части, строения окаймляющие город, так что последний находился посреди посада. Он был пунктами торговой и промышленной деятельности.

Слободой называли отдельные части окраин города или посада, население которых пользовалось определенными свободами (послаблениями), временным освобождением от государственных повинностей (отсюда название «слобода» – свобода, то есть свободное поселение). Характер льгот менялся в зависимости

161 Ополовников, А.В. Русское деревянное зодчество / А.В. Ополовников. – М., 1986. – С. 73.

129

от времени и места. Первоначально поселенцы освобождались от уплаты податей и воинской повинности. Привилегии были связаны и с особенностями какой-либо промысловой или хозяйственной деятельности (ямщицкая, казацкая слобода). Однако в первой половине XVIII в. эти льготы были отменены, и слободы превратились в обычные сѐла, или поселения городского типа с несколькими церквями, торгом или ярмаркой, волостным правлением, «промышленным», фабричным производством.

Вистории русской культуры город возникал в первую очередь как культурный центр, центр духовной культуры, затем – центр материальной культуры землеустроительства, высокопрофессионального ремесла и художества, наконец, центр административно-политический, объединяющий под своей сенью многочисленные структурные элементы.

Встаром русском городе все дороги вели к храму, особенно при движении к центру города. Улицы шли не по прямой, а по слегка ломаной линии. В перспективе улицы лежала вертикаль, соединявшая культовое строение и городское укрепление (башня). При изгибах улиц их вертикали менялись. Кривизна улиц русских городов возникала из-за сложности природного рельефа. Но, несколько нарушая принцип эстетического восприятия, витиеватое панорамное построение реализовывало утилитарный принцип жизни: уменьшало за счет кривизны скорость ветра, препятствовало распространению пожаров и пр. И рождало новое понимание прекрасного: двигаясь по улице, происходило нечаянное открытие следующего образа, очередной доминанты.

Как показывают исследования, ведущее место культовые строения занимали в поселениях, образуя своеобразный «каркас» или структуру внутри жилого пространства, которая на визуальном (топографически) и обрядовом уровнях охватывала жилое пространство, являясь отражением традиционных представлений об окружающем мире и способах существования в нем.

Вразвернутом виде такая структура состояла из нескольких часовен и иных почитаемых объектов – поклонных крестов, столобочков (иконах на столбах при дороге), почитаемых камней и т.д. При всем фактическом многообразии, которое отражали конкретные условия местности и исторически сложившиеся особенности поселения, такую сакральную структуру можно свести к двум классическим типам, встречающимся на территории северо-запада России. Их можно условно обозначить как концентрический и линейный.

Концентрический тип в своем пространственном выражении был достаточно прост: обычно это часовня, расположенная посреди деревни, в единичных случаях – на возвышении. Практически в каждой деревне стояла часовня. Часовни исчезли из деревень по различным причинам в течение XX в., но информация о них сохранилась с исчерпывающей полнотой. Это позволяет реконструировать первоначальное положение часовен, зафиксировать сакральную топографию и спроецировать на неѐ обрядовые действия.

Деревенская часовня была местной святыней, своего рода символом деревни и безусловным сакральным центром, если поблизости не было более важного почитаемого объекта. В ней отмечали деревенский или обетный

130