из электронной библиотеки / 652022990630940.pdf

специально, как на юг или в экзотические страны. Однако релаксирующий эффект пребывания на Волге, с Волгой неоспорим. Летнее время для волжанина – это тесное общение с рекой. Изобилие разнообразных речных ландшафтов используется в самом неожиданном аспекте – вплоть до проведения ролевых игр. Но в большей степени Волга воспринимается как место жизни, индикатор жизни, ее течения, непреложности полноты жизни.

Еще одной особенностью саратовского региона можно назвать сочетаемость различных вариантов природной среды. Они позволяют индивиду ощущать себя представителем не только одной природной полосы, не только одного природного ландшафта, а использовать в качестве основы различные вариации их соединения. При этом чувство комфортного пребывания в данном пространстве не исчезает, наоборот, оно дает новые формы устойчивого существования в разных средах, привычности их и вариативности действия. Заволжские степи вкладывают в нас чувство бескрайности, владения пространством, восприятие цветов, красок, звуков и воздуха степи, воспринимаемой тождественно вселенскому простору и бесконечности. Заволжская степь есть необходимое начало простора, ощущения бескрайности в первую очередь человеческого начала. Эти степи привносят в жизнь жителя региона также и некий «азиатский» элемент, дают ощущение границы на фоне полного свободного пространства, сродни лабиринту пустыни Х.Л. Борхеса. Такое степное пространство формирует особое переживание широты, обширности территории, на которой располагаются жители Саратовской области, с трудом осознающие, что они в рамках Российской Федерации – область пограничная. Для них в полной мере еще «актуально» знаменитое гоголевское выражение «хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь». Безграничье степи дает, как ни удивительно, чувство защищенности и устойчивости, реализуемое в формировании опорных точек регионального культурного пространства.

Имеющиеся на правом берегу Волги леса – от рукотворных посадок до смешанных и хвойных лесов на севере области – способствуют тому, что наряду со степной составляющей, наше внутренняя телесность вбирает в себя лес. Нам так же уютно и на лесной тропинке, как и на широком волжском берегу, и в степи с ее обширным пространством, приучающем к дальности видения и восприятия. Особое место в этом занимает так называемая Саратовская Швейцария – район г. Хвалынска, где растут меловые сосны. И кроме Волги Саратовская область имеет несколько некрупных (по сравнению с Волгой, конечно) рек, которые придают неповторимый колорит ее районам – заволжские прихотливые Большой и Малый Иргизы, правобережные Медведица и Хопер. Пойма каждой из них – самостоятельный природный мир, накладывающий отпечаток на «культурное тело» жителей их берегов.

Разнообразие и вариативность природного ландшафта области приводит к тому, что индивидуальное культурное пространство так же подвижно, многовариантно и многомерно. Как представитель своего региона, я внутренне ощущаю в себе стержень Волги, от которого отходят капилляры малых рек,

211

держатся сухие пространства степей, лесные урочища, и в целом – единение этих разнопорядковых природных и культурных сред.

Однако это еще не полная картина того, что формирует культурное пространство представителя нашей периферии. Ведь есть еще пространство дискурсивное, которое вкладывает в любой элемент природного различные смыслы, пространство артефактов, тесно соединенных с естественным ландшафтом и не мыслимых в отрыве. А в целом все это и создает неповторимое сочетание образов, элементов, находящихся в неразделимом монолитном единстве индивидуального «культурного тела» каждого.

Большую роль здесь играет историческое наследие, запечатленное в топонимах, гидронимах мест и рек региона. Так, названия большинства малых рек саратовского региона связаны с этнонимами кочевых тюркских народов, населяющих его территорию в XI-XVI вв. «При перемещении в новые степные и лесостепные районы отдельные племена и роды устанавливали обычно традиционные маршруты летних и зимних кочевок. Таким образом, за каждым родоплеменным объединением закреплялась определенная территория – юрт. Юрт вытягивался, как правило, вдоль русла рек, которые кочевники, по обычаю, занимали от истоков до устья. При этом этническое название родоплеменной группы переходило в название юрта и речек (одной или нескольких), вдоль которых шли кочевья. Карамыш – Голый Карамыш и Лесной Карамыш, Карабулак – Сухой Карабулак, Карай – Мокрый Карай или Большой и Малый Тарлык, Большой и Малый Караман, Большой и Малый Узень – все эти названия [рек] имеют своими параллелями тюркские этнонимы: так закреплялись речные бассейны за отдельными юртами. Этнотопонимы определяли границы юртов»268.

Или – пример динамики именования нескольких районных центров Саратовской области, несущей в себе и исторические, и политические и иные символические смыслы. Так, один из центров первоначально назывался Мечетная Слобода, что подчеркивало этническую и конфессиональную характеристику населения. С 1835 г. город носил имя Николаевск, явно названный так в честь царствующего Николая I. С 1918 г. революционный герой В.И. Чапаев предлагает дать ему имя героя новых исторических времен, связанных с советской властью, – Е.Пугачева, который бывал в этих местах. Другой пример не менее характерен. Город, до 1931 г. носивший название Покровская слобода, затем Покровск и имевший в своей этнической картине достаточно большой процент русских и украинцев, в обозначенный период переименовывается в Энгельс – как столица Республики Немцев Поволжья – и носит это имя до сих пор. В советское время переименование было невозможно из-за Ф.Энгельса – соратника К. Маркса, в перестроечную эпоху это не произошло по причине попытки возрождения немецкой республики. Показательным моментом истории Энгельса был тот факт, что в 1989 г. С. Рихтер выступил не на концертных площадках Саратова, а в Энгельсе, мотивируя этот поступок поддержкой местных немцев. Так город становится

268 См.: http://www.sgu.ru/sguprojects/yaerrus/topos/kraj.php

212

наглядным результатом социокультурной динамики и смены маркеров культурного пространства.

Свое важное место в этом занимает непосредственно Саратов как административный, культурный и исторический центр региона. Как центр он нуждается в четко прописанной идентичности, в постоянном подтверждении этого статуса. Помимо уже устоявшихся его характеристик ряд исследователей считает, что поиск идентичности продолжается, и у Саратова впереди формирование символического капитала города.269 Авторы предлагают начальный вариант когнитивно-символической карты города, вводя в нее следующие слои: археологический, этимологический, геополитический, антропологический, этнологический, исторический, индустриальный, мифологический, провинциальных амбиций, экзистенциальный.270 Рукотворные символы также прочно вошли в структуру культурного пространства региона и города. К ним можно отнести знаменитый мост через Волгу, который стал визитной карточкой города и активно эксплуатируется в рекламе, памятник Н.Г. Чернышевскому, выполненный в характерной манере 50-х гг. ХХ в., но вполне сочетающийся с собирательным образом города и вместе со зданием консерватории и церкви «Утоли моя печали» составляет устойчивое визуально концентрированное восприятие Саратова. В последние годы Саратов стал менять свое пространственное воплощение, неумолимо поднимаясь ввысь благодаря увеличивающемуся количеству высотных зданий, но пока ни одно из них не смогло взять на себя роль собирательного образа города.

Существует еще одно место, притягивающее к себе не только региональные векторы культурного пространства, – это место приземления Гагарина. Переплетаясь причудливо в обыденном сознании (особенно молодых поколений) с местом обучения юного Гагарина, которое тоже находилось в Саратове, это место становится в восприятии жителя саратовской земли символом целой эпохи в мировой истории, имеющей непосредственное отношение к нашему, родному, домашнему региональному пространству, практически созданному на нашей территории. Это становится определенной связующей нитью не только с культурным пространством страны, но и с мировым культурным пространством, причем жестко оформленная, связанная с конкретными временными отрезками и людьми. Это со временем перерастает в новую мифологическую структуру, подпитывая существующие до нее мифологические толкования регионального пространства, которые необходимы для его устойчивого структурирования.

Помимо изложенных выше реалий регионального культурного пространства нужно отметить еще такой аспект, как отношения центра и периферии в целом, например, отношения в пространственном измерении столицы и провинции, а также восприятия протяженности пространства, их

269 См. подробнее: Города региона: культурно-символическое наследие как гуманитарный ресурс будущего. Саратов: изд-во СГУ,2003; Фокина Т.П., Рещикова И.П. Виртуальная станция «Саратовдва» // Виртуальное пространство города. Сб. науч. ст. Саратов, 2007.

С. 5-10.

270 См.: Там же. С. 9-10.

213

соединяющего. Индивид хорошо осознает нюансы его пространственного расположения относительно культурного центра (или двух, как в случае России). Для саратовцев территориальная близость Москвы по сравнению с Санкт-Петербургом еще не означает его удаленности в культурном плане. Наоборот, Санкт-Петербург в ряде случаев оказывается ближе, поскольку Москва отдалена статусом столицы, а специфический, неформальный Питер, подчеркивающий свою культурную самостоятельность, встает в один ряд с региональными центрами, одним своим существованием подтверждая возможность для нестолицы стать оригинальным и неповторимым.

Взаимодействие с этими городами на различных уровнях, в том числе и на ментальном, дает дополнительные ощущения протяженности, обширности своего, в том числе культурного пространства, что придает ощущению себя в мире культуры, и географическому обозначению, ограничению себя в окружающем пространстве, особое воплощение и осознание. Таким образом, присущие этим отношениям элементы центрации и структурирования способствуют стабильности, усилению и/или ослаблению центробежных или центростремительных сил как внутри каждого индивида, так и на уровне национальной культуры. И от того, к какому направлению они тяготеют, зависит устойчивость культурного пространства этноса, нации, страны.

Брендирование регионального пространства – это еще одна характеристика, связанная с новыми элементами культурной жизни. Особое место в региональном пространстве занимают траектории, по которым это пространство структурируется. Структурируется личностью, отдельными социальными группами, региональным сообществом на уровне административном, экономическом, политическом, собственно культурном. В любом случае культурная составляющая этого процесса атрибутивна.

Для саратовцев есть еще одно имя, до сих пор являющееся брендовым и человечески близким одновременно – это имя Н.Г. Чернышевского. В связи с этим в городском пространстве формируются целые социокультурные направления и траектории. Отправной точной этой траектории является дом, в котором родился Н.Г. Чернышевский. Это уникальная городская усадьба, сохранившаяся с XVIII века, подтверждающая многопластовость и преемственность культурного пространства города. Усадьба хранит в себе концентрированную память, собирает культурные пласты в некий фокус, ярко освещающий и историческую эпоху, и отдельных ее представителей. Таким образом, мы видим проступающие исторические периоды, не всегда проявленные, но сосуществующие в едином культурном пространстве города.

Далее траектории, связанные с Н.Г. Чернышевским, расширяются и захватывают место работы знаменитого земляка, дома, где он жил, бывал, учился, где жили его родственники, близкие. Таким образом, благодаря личности Н.Г. Чернышевского структурируется целый город, пространство которого связывает несколько веков в единое целое, по которым можно передвигаться, как в виртуальном осязаемом мире культуры.

Важное место в культурном пространстве Саратова занимает Соколовая гора, с которой открывается красивый вид на город и Волгу. Она является

214

одним из семи холмов, формирующих чашу города. По одной и легенд, именно она дала имя Саратову (Сары-тау – Желтая гора, одно из ее названий, поэтически обыгранное в названиях литературных журналов, художественных объединений). На ней расположен Парк Победы, заложенный к 40-летию этого события. Там же – Музей Боевой Славы, музей военной техники, продолжающие патриотическую тему. И в последние десятилетия там создана знаменитая Национальная деревня, где имеют подворья представители практически всех народов, населяющих Саратовскую область. Таким образом, Соколовая гора, возвышаясь над городом, есть и один из символов Саратова, и его неформальный центр, сложившийся в последние четверть века.

Обозначенные культурные места Саратова и области – уникальны и единичны, что характерно для каждого региона. Но уникальность каждого региона является одним из пространственнообразующих элементов культурного пространства этноса, страны, отдельных индивидов, что питает культурное пространство в целом, в рамках которого реализуется большинство культурных событий и целостность единого мирового культурного пространства.

Листвина Е.В., д.филос. н., проф., Саратов

ОБРАЗНОЕ СЛОВО В КУЛЬТУРНОМ ЛАНДШАФТЕ РЕГИОНА

Осмысление феномена «культурный ландшафт» в контексте региональной культуры предполагает обращение к конкретным фактам культуры с целью выяснения принципов организации этноязыкового сознания поэтов Белгородчины. Это объясняется тем, что, будучи неотъемлемым компонентом сознания, региональная лингвокультура является его инструментом, выступая посредником между поэтом и окружающей его картиной мира, отображаемой им в языковых формах, и, прежде всего, в форме образных сравнений.

Однако предмет региональной лингвокультурологии настолько широк, что любой предмет действительности, обозначенный в поэтическом тексте образным словом или фразеологизмом, может оказываться культуроносным, если читателю известно, о чем идет речь в данном стихотворении. Ср.:

А ведь живем в одной стране –

Сорока русская и дождик

И я в любимой стороне… (И. Рыжих)

Здесь даже лексемы сорока и дождик приобретают культуроносный смысл, поскольку получают дополнительные дискурсивно-смысловые приращения: создают на уровне художественного дискурса образ родного края. Ведь они русские (сорока русская и дождик), вызывают привычные картины, представляющие нашу любимую сторону. И еще потому, что эта среда обитания поэта (И я в любимой стороне).

215

Однако, если следовать такому подходу, то региональная лингвокультура может раствориться в стилистике общей лингвокультурологии за неимением своего собственного предмета. Это побуждает нас, опираясь на работы Е.Б. Артеменко, А.Т. Хроленко, В.А. Масловой и др. обратиться к поиску специфического понимания предмета региональной лингвокультуры. В фокусе нашего понимания предмета региональной лингвокультурологии оказываются следующие сферы: 1) изображение определенного образа жизни или те критерии, по которым человек, следующий одним обычаям, отличает себя от людей, придерживающихся иных традиций и норм, 2) дискурсивно-поэтическое выражение способов регуляции, сохранения, воспроизводства и развития общественной и личной жизни и 3) те номинации окружающей нас действительности, которые приобретают символическое для духовной этнокультуры значение. При таком подходе круг, очерчивающий возможный предмет региональной лингвокультурологии, обретает более зримые контуры.

В регионально-языковом сознании поэтов Белгородчины как носителей языка формируются модели с одинаковой или сходной образной основой. Жизненный опыт и наблюдения позволяют выделить наиболее характерные признаки животных, растений, явлений природы, предметов и соотнести их с

«жизнь» с природными явлениями – рекой, небом, каменный острог, напоминающими о временном и пространственном континууме жизни:

Человек, наблюдая природу, тесно взаимодействует с ней. Весьма характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины группа сравнений, характеризующая необозримые просторы белгородских полей,

(Н. Симакова) Перед нами до боли знакомая природно-географическая среда

Белгородчины, характерный для Черноземья пейзаж, который словно оживает в индивидуально-авторских сравнениях цветов. Так, С. Метличенко, несмотря на обычный для нашего края «портрет», сравнивает ромашковые степи с ковром, со сказочными эльфами и гномами:

216

А ромашки, белые ромашки

Как ковром застилают поля,

Словно эльфы и гномы из сказки Посетили родные края. (С. Метличенко)

С помощью этих сравнений в сознании возникает не только реальная картина белгородской природы, но и трогательное ее восприятие: поэты обычно описывают еѐ не прямо номинативными единицами русского языка, а средствами непрямой номинации.

Национально-специфическое видение мира проявляется или в национально окрашенных образных сравнениях, или сравнениях, связанных с определенными этапами регионально-языковой истории этноса:

Меловые остроги, метровая толщь чернозема…

Эту землю в войну поездами, пластами – в Deutchland, Здесь, на гребне войны, что ни пядь – похоронная зона,

Что ни прядь – седина, что ни знак – черной свастики бант

(В.К. Харченко).

Здесь скрытые сравнения рассказывают о событиях, связанных с Великой Отечественной войной, когда немцы целыми железнодорожными составами вывозили наш чернозем в Германию. Региональными маркерами здесь выступают словосочетания (меловые остроги, метровая толщь чернозема).

Несколько скрытых сравнений в лаконичной форме раскрывают трагедийность тех дней. Ср.: здесь, на гребне войны (вспомним, Прохорово (танковое) поле, ставшее символом героизма наших солдат в военных сражениях, переломным моментом (гребнем войны) в Великой Отечественной войне), пядь – похоронная зона (каждая, самая малая часть земли воспринимается белгородцами как своего рода похоронная зона). На паранонимическом фоне (пядь – прядь): сравнение знак – черной свастики бант в дискурсивном сознании поэта знаковые предметы (чернозем – черный – черная свастика – фашизм) ассоциируются с событиями недавней кровопролитной истории.

В когнитивно-дискурсивном пространстве, организованном коммуникативными структурами ценностно-смыслового характера, поэт в специфических художественных формах сравнений получает возможность представлять окружающий мир с помощью регионально маркированных языковых средств, формировать у читателей на основе сложившихся пресуппозиций представления, соотносимые с характерными для данного региона образами, символами и социокультурными стереотипами речевого поведения.

Цель любого лирического текста, независимо от конкретного семантического наполнения, – представление знакомой ситуации или объекта реального мира с неожиданной стороны. Такая цель реализуется посредством особой организации дискурса и коммуникативной стратегии моделирования авторского мировосприятия. Ср.:

Как дыба – Курская Дуга,

217

В данном контексте значение сравнительного оборота раскрывается не столько с точки зрения объективных свойств и признаков предмета номинации, сколько с позиции их субъективного восприятия на основе уже сформировавшегося в условиях Слобожанщины культурно-исторического опыта: Курская Дуга сравнивается с орудием пыток (дыбой). Как известно, по своему ожесточению и упорству Курской битве не было равных. Такого рода сравнения преисполнены особой чувственной коннотацией – скорбью по павшим землякам. Таким образом, регионально маркированные сравнительные конструкции вербализуют главным образом элементы обыденного сознания и порождаются «не логическим мышлением, а в процессе эмпирического осмысления действительности и отражения еѐ в этноязыковом сознании» 271.

Также характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины тематическая группа сравнений, характеризующая почву, чаще всего чернозем:

Эталон сравнения сало (лоснящийся как сало чернозем) имеет регионально языковую обусловленность, отражая этноязыковое сознание русскоукраинского пограничья черноземной Слобожанщины.

Отличительной чертой культуры словесного творчества поэтов Белгородчины является их искренняя любовь к истории родного города и края:

Ср.:

Еще есть порох – духом мы не слабы. Еще посмотрим, кто кого сильней! У нас еще не разучились бабы,

Как в старину, рожать богатырей. (К. Мамонтов).

Небезынтересно отметить, что выделенное здесь сравнение употребляется К. Мамонтовым в контексте целой обоймы образных устойчивых структур:

271 Алефиренко, Н.Ф. Фразеология и когнитивистика в аспекте лингвистического постмодернизма / Н.Ф. Алефиренко. Белгород: Изд-во БелГУ, 2008. – 152 с.

218

фразеологизмов есть еще порох в пороховницах, сильные духом, фразеосхемы

еще посмотрим, кто кого (сильней / умнее / быстрее и т.д.), что значительно усиливает колорит древнерусской старины и еѐ современные аналоги (У нас еще не разучились бабы Как в старину, рожать богатырей). В последние годы на Белгородчине увеличилась рождаемость детей.

Весьма характерна для регионального поэтического дискурса Белгородчины группа сравнений, характеризующая природно-географическую среду:

Ах, город! Уж который раз Высотные менялись норы.

Кочую по твоим просторам Цыганкой таборной подчас (Л. Брагина).

В сознании поэта пространство города воспринимается как нечто существующее вне, вокруг поэта-наблюдателя. Учитывая характер объектной наполненности литературно-художественного пространства, характер взаимодействия субъекта и окружающего мира, точку зрения наблюдателя, в стихотворении Л. Брагиной реализуется «географическая модель» литературнохудожественного пространства. В данном тексте воссоздается образ близкого и родного лирическому герою пространства – открытого, безграничного (кочую по твоим просторам). Эта открытость, безграничность усиливается с помощью сравнения лирического субъекта с цыганкой таборной (общим элементом здесь выступает ассоциация цыганского табора с вольностью, широтою).

Большинство явлений действительности воспринимается человеком неоднозначно и не совсем легко помещаются в относительно строгие языковые рамки. Здесь мы сталкиваемся с процессом номинации противоречивых денотатов. В данном случае единицей наименования выступает оксюморон, который не замыкается в области стилистики и выполняет более значительную роль, чем изобразительно – выразительное средство. Ср.:

В данном контексте создается ассоциативное поле, рамки которого задаются оксюморонными отношениями слов метель и огонь, вызванными образом сравнения. Предмет и образ сравнения, выраженные оксюморонным сочетанием, раздвигают границы между возможным и невозможным, обеспечивают условия для проникновения в глубинную структуру реальности. В результате предмет сравнения метель обрастает дополнительным смыслом – «обжигающий ветер со снегом».

Оксюморон, подобно другим ненормативным сочетаниям, нарушает автоматизм восприятия, обращая внимание читателя на неожиданные характеристики описываемого предмета сравнения, одновременно выступая средством его познания:

Холодное солнце на сосны садится,

стекает по ним, как смола, На тонкой осине старательный дятел

219

стучит и стучит в тишину… (Г. Ходырева).

В стихотворении Г. Ходыревой предметом сравнения выступает оксюморон холодное солнце. Характерной чертой этого тропа могут быть названы одновременная реализация отношений контраста и тождества, неожиданная, необычная трактовка известного и привычного, противоречивое сочетание наименования образа и его свойства (холодное солнце). С одной стороны, солнце – «раскаленное небесное светило», а с другой определение холодное – «имеющее низкую температуру; не дающее или не содержащее тепла». Путем нарочитого столкновения логически несовместимых понятий раскрываются латентные свойства предмета сравнения. Солнце кажется поэту холодным, так как действие стихотворения происходит в начале зимы («По первому снегу, по первому следу…»).

Оксюмороном может выступать как предмет сравнения, так и образ сравнения. Ср.:

Кого винить? Виновных не найти. А может все же юность виновата,

Что мы с тобою, как рассвет с закатом, Хотели склеить разные пути?.. (А. Форов)

В данном случае оксюморон выступает как частный случай функционирования антитезы – стилистического приема, заключающегося в сопоставлении конкретных представлений и понятий, связанных между собой общей конструкцией и внутренним смыслом. В контексте лирики Г. Ходыревой оксюморонное сравнение (как рассвет с закатом) приобретает новую функцию – становится средством характеристики жизненных противоречий. В стихотворении речь идет о расставании лирического героя со своей возлюбленной.

Оксюморон в поэтических сравнениях выполняет функцию передачи новой идеи наиболее экспрессивным и лаконичным путем. Таким образом, индивидуально-авторские сравнения представляют в поэтическом дискурсе речемыслительные структуры, отражая тем самым особенности поэтического мышления вообще и те, которые обусловлены региональными факторами нашей этнокультуры.

Также сравнительные структуры служат средством культурнодискурсивной интерпретации объекта поэтического восприятия действительности. В сравнениях, которые содержат не только национальноспецифические компоненты, но и элементы, отражающие специфическое видение мира, выражаются главные стереотипы этноязыкового сознания.

Сравнение, таким образом, является важнейшим средством категоризации и концептуализации окружающего мира272. Наиболее глубинные пласты нашего сознания состоят из категоризации объектов звукового, пространственного и колористического восприятия.

272 Болдырев, Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии /

Н.Н. Болдырев. Тамбов: Изд-во Тамбов. ун-та, 2002. – 123 с.

220