Azizyan_A_A_Dve_dveri__Obryad_initsiatsii_i_rasprostranenie_informatsii_na_drevneyshem_Blizhnem_Vostoke_A_A_Azizyan__SPb_Al

ток, к руслу Нила. Однако на горных плато еще долго оставались экологические ниши с влажным климатом, подобные плато Гилф Кебир на юге Египта (Kuper and Kröpelin 2006: fig. 3 D). Представляется, что в соответствии с одним из таких векторов часть населения из Центральной Сахары мигрировала на восток до горных массивов Гилф Кебир и Джебель Увейнат. С этим движением связывается появление «бычьих» игр с «женщинами на корточках» в Египте и кульминация их представления в скальном навесе Вади Сура II или Пещере Зверей / Чудовищ (п. 1.17). Гипотеза о дальнейших трансформациях уже в Египте иконографического мотива «женщины на корточках» изложена выше (глава 3).

Вернемся к тезису о том, что, несмотря на предполагаемое перемещение части населения в Сахару, берберский и чадский языки могли по-прежнему оставаться на Ближнем Востоке, например, в зоне ярмукской археологической культуры. Сама идея о длительном пребывании берберо-чадских языков на Ближнем Востоке обосновывалась давним исследованием С. А. Старостина и А. Ю. Милитарёва, посвященным общей культурной лексике отдельных АА и северокавказских языков (Милитарёв, Старостин 1984), в соответствии с которым уже разделившиеся чадский и берберский языки контактировали с разделившимися же северокавказскими языками, в процессе чего заимствовали и передавали для заимствования ряд понятий. Таких слов – чадско-восточ- нокавказских, берберо-восточнокавказских, берберо-западнокавказ- ских изоглосс – было приведено тогда около двух десятков. Понятно, что подобное взаимодействие могло происходить только на Ближнем Востоке. Глоттохронологические расчеты распада прасеверокавказского на западную и восточную ветви датировали эти контакты рубежом 5 – 4 тыс. до н. э. (Милитарёв, Старостин 1984: 35) или серединой 6 – началом 5 тыс. до н. э. (Старостин 1985: 90). Однако в 2007 г. в комментариях А. Ю. Милитарёва по поводу данной статьи 1984 г. сказано: «К настоящему моменту статья представляет скорее исторический интерес, поскольку существенному пересмотру подверглась как северно-кавказская, так и афразийская реконструкции, в результате чего некоторые из предлагаемых в работе контактных параллелей приходится отвергнуть, а для некоторых других считать более вероятной гипотезу их исконной принадлежности к северно-кавказскому / обще-

150

афразийскому лексическому фонду […]» (Милитарёв, Старостин 2007: 876). Тем не менее и после ревизии 2007 г. авторами было оставлено 3 чадско-прасеверокавказских, 3 берберозападнокавказских и 5 бер- беро-восточнокавказских изоглосс. Что касается чадско-прасеверокав- казских, то ситуация представляется непротиворечивой, так как в границах 6500 и 5500 гг. до н. э. (жизнь прачадского языка по расчетам А. Ю. Милитарева) был длительный период параллельного сосуществования этих языков. Контакты могли происходить даже в Центральной Анатолии (см. раздел «Популяционная генетика, археогенетика», абзац о мужчине Tep003 из Тепеджик-Чифтлика и миграциях неолита – халколита из Иранского региона в Центральную Анатолию) или в Леванте. Археологическое исследование Н. Шираи, предложившее время (6200 – 5600 гг. до н. э.) и место (юг зоны ярмука, поздний его вариант Иерихон IX или лодская культура) отправления миграции из Южного Леванта в Нижний Египет и Фаюм (Shirai 2010: 334 – 335), также никак не противоречит возможности пересечений прачадского или даже дочерних чадских языков и прасеверокавказского.

Берберо-кавказские контакты на Ближнем Востоке также должны согласовываться со временем распада прасеверокавказского. А. С. Касьян и Г. С. Старостин в последнем десятилетии датировали этот распад даже позже, чем А. Ю. Милитарёв и С. А. Старостин в

1984 – 1985 гг., – 3800 г. до н. э. (Kassian 2010: 314; 323, fig. 4; 424,

fig. 8; 427; Starostin 2015: 21). В Центральной Сахаре гравированные наскальные изображения горного плато Мессак (юго-запад Ливии) датируются примерно тем же периодом 5 – 4 тыс. до н. э. (обоснование датировки: di Lernia and Gallinaro 2010: 972; Le Quellec 2013: 33 – 36, tables 2.8, 2.9). Мессакские изображения стилистически близки друг другу и компактно расположены, что породило даже термины «мессакская школа», «цивилизация Мессака», «стиль Мессака» (Le Quellec

1995: 405, 435; Le Quellec 1996: 13 – 14; Le Quellec 2007 с: 60; etc.).

Отталкиваясь же от ближневосточных материалов, можно сказать, что мессакские композиции содержат, с одной стороны, несколько удивительных реплик памятников докерамического неолита Северного Леванта, как то: геральдические композиции, «женщины на корточках», быки в профиль с рогами в виде щипцов (один рог над головой, второй – под головой – см. примечание 34 и ил. 57), двойные и тройные

151

обводки контуров, открытые пасти хищников с подробно показанными рядами зубов (ил. 1, 16); с другой стороны, отсылки к настенным рельефам Чаталхёйюка вроде антилопы с повернутой назад головой и подогнутыми ногами, кошачьего, упирающегося всеми (диагонально расположенными) ногами в землю; наконец, образцы стиля, поразительно напоминающего хетто-хуритское искусство (собакоголовые антропоморфы в коротких подпоясанных рубахах с поднятыми руками, торсами анфас, ногами и головой в профиль, при этом ноги иногда даны в позе бегущей «коленопреклоненной Горгоны») (описание и памятники

«мессакского стиля»: Le Quellec 1995; 1996; 2007 с). Анализ подоб-

ного «коктейля» из разновременных составляющих, в числе которых должны быть и местные, африканские, требует многолетней работы. Нам важно, что здесь фигурируют ближневосточные – а именно анатолийские – компоненты, хотя трудно представить себе, как в стилистически однородном явлении «мессакской школы» могут совмещаться приемы, зафисированные на Ближнем Востоке в 10, 7 и 2 тысячелетий до н. э. Одновременно надо подчеркнуть исключительное своеобразие изображений Мессака: такого динамичного, повествовательного, эмоционально окрашенного стиля нигде на Ближнем Востоке мы не находим. Может быть, очень отдаленное сравнение допустимо с теми же «бычьими» играми из Охотничьих святилищ Чаталхёйюка, но и в них все же превалирует заранее принятая система правил, своего рода композиционный канон. Сказать сегодня что люди, создавшие или внесшие вклад в «стиль Мессака», были бербероязычными, даже гипотетически весьма затруднительно в отсутствии бóльшего числа фактов и систематического их анализа. В свое время А. Ю. Милитарёв на карте Северной Африки локализовал праберберов (= праливио-гуан- чей) близко к Мессаку – в районе плато Ахаггар – Тассили в период до

3тыс. до н. э. (Милитарёв 1984 б: 50, карта 6).

I:4. После 4500 г. до н. э. Следующая потенциальная миграция (в Египет) связана с 5 – 4 тыс. до н. э., с археологической культурой Гассул – Беершеба и может быть приписана собственно египтоязычным племенам (перемещавшимся вдоль Нила?).

I:Выводы.Таким образом, совмещение рассматриваемой гипотезы с АА классификацией А. Ю. Милитарёва (при учете глоттохронологических расчетов С. Л. Николаева) приводит к такой языко-

152

вой идентификации возможных перемещений с Ближнего Востока в Африку: около или после 6500 – 6400 гг. до н. э. в Центральную Сахару – праберберо-чадский или прачадский язык в зависимости от времени распада праберберо-чадского языка; в первой половине 6 тыс. до н. э. в Нижний Египет и далее в ту же Центральную Сахару или к оз. Чад – прачадский или в конце этого периода – дочерние чадские языки в зависимости от времени распада прачадского; ок. начала (?) 5 тыс. до н. э. в Центральную Сахару – праберберский язык; после 4500 г. до н. э. (начало археологической культуры Гассул – Беершеба)

вЕгипет – древнеегипетский язык.

II. Генеалогические деревья трех языковых макросемей – ностратической, дене-сино-кавказской и АА, – основанные на расчетах Г. С. Старостина, дают в числе прочего несколько иную схему разделения АА языков, чем у А. Ю. Милитарёва, и значительно отличающиеся датировки точек этого разделения. Привожу АА древо с расчетными датами 2010 г., повторенное в 2015 г. (Kassian 2010: 422; 424, fig. 8, со ссылкой на Г. С. Старостина; Starostin 2015: 21):

Праафразийский – ок. 14760 г. до н. э. Праомотский – ок. 8050 г. до н. э.

Пракушито-семито-египетско-берберо-чадский – ок. 10010 г. до н. э. Пракушитский – ок. 6540 г. до н. э. Прасемито-египетско-берберо-чадский – ок. 7710 г. до н. э.

Прасемитский – ок. 3800 г. до н. э. Праегипетско-берберо-чадский – ок. 7250 г. до н. э.

Египетский – ок. 1550 г. до н. э. Праберберо-чадский – ок. 5990 г. до н. э.

Праберберский – ок. 1480 г. до н. э. Прачадский – ок. 5130 г. до н. э.

Эта схема достаточно хорошо совпадает с гипотезой (а) об африканской прародине АА, в том числе с тем, как она изложена в работах одного из ее апологетов К. Эрета. Последний отстаивает распад праАА около 15 тысячелетий назад «или более того» (Ehret 2011: 146; 147,

fig. 8; Ehret 2006: 1026, fig. 3; 1030, 1042 – 1044). С другой стороны,

схема поддерживает идею археолога О. Бар-Йосефа и др. о переме-

153

щении в Южный Левант из долины Нила носителей археологической культуры мушаби среднего эпипалеолита (ок. 14500 – 12500 гг. до н. э.). В этом случае реализуется сценарий (в) о двух прародинах АА, где первая прародина – Северо-Восточная Африка: здесь в 15 тыс. до н. э. отделяется и остается праомотский язык, вторая прародина – Синай и Негев, куда попадает праязык – предок пяти остальных семей, типологически он соответствует северной ветви АА языков А. Ю. Милитарёва, с включением в нее кушитского87. Так как праязык, о котором идет речь, сохраняется на протяжении существования культур мушаби и натуф (14760 – 10010 гг. до н. э.), теоретически рассуждая, говорившие на нем люди могут быть идентифицированы с этими культурами: с мушаби и переферийным вариантом натуфа. Однако длительное развитие культуры кебара на территориях ее средиземноморского ядра в Израиле, частично синхронное с указанным интервалом, также могло привести

ксложению раннего натуфа. Модифицированное Г. С. Старостиным в 2015 г. генеалогическое древо другой языковой общности, макросемьи ностратических языков, показывает близость двух значений: времени распада общего ностратического и начала кебары – ок. 19000 г. до н. э. (Старостин 2015: 21). Далее по этой схеме ок. 13000 – 12000 гг. до н. э. выделяются несколько других ностратических языков, в том числе картвельский, дравидийский, затем, ок. 11000 – 10000 гг. до н. э., выделяются алтайский и индоевропейско-уральско-палеосибирский (включение палеосибирских языков остается под вопросом). Первое событие в целом совпадает с ранним натуфом, второе – с поздним натуфом. Географически понятно, что все эти языки кроме дравидийского должны были в конечном счете двигаться на Ближнем Востоке в северном направлении. Ухудшившаяся климатическая ситуация Младшего Дриаса (ок. 10800 – 9800 гг. до н. э.) с наступившим значительным похолоданием и иссушением дополнительно способствовала второму событию. Ка- кие-то ностратические языки могли оставаться и в Южном Леванте, так как по данным, собранным О. Бар-Йосефом, на территориях, близких

кСредиземному морю, несмотря на климат Младшего Дриаса, «даже уменьшение осадков на 30 % имело минимальный экологический импульс» (Bar-Yosef 2011: S180). Таким образом, на глубоких хронологических уровнях история ностратических языков как будто начинает резонировать с археологией и комплексом связанных с ней наук.

154

Вернемся к АА языкам: если во время мушаби и раннего натуфа они в основном локализовались в пуснынях Негева и Синая, где влажностно-температурные условия были достаточно благоприятны, то с наступлением Младшего Дриаса эффект аридизации должен был особенно сильно сказаться как раз на данных территориях. Наиболее вероятный вектор перемещений – Средиземноморская зона и север Южного Леванта, при этом, как ясно из АА древа Г. С. Старостина, в конце 11 тыс. выделился пракушитский язык, вектор движения которого привел его в конечном счете обратно в Африку (на фоне негативного влияния Младшего Дриаса?). Затем долгий промежуток времени между 10010 и 7710 гг. до н. э. Южный Левант, вероятно, был преимущественно заселен людьми, говорившими на общем языке – предке семитских, египетского, чадских и берберских (Kassian 2010: 424, fig. 8, со ссылкой на Г. С. Старостина). Здесь фиксируется существенное отличие моделей А. Ю. Милитарёва и Г С. Старостина: в первой прасемитский выделяется ок. 9500 г. до н. э., после чего пять тысяч лет до своего разделения существует как единый язык, во второй это происходит ок. 7710 г. до н. э. Последнюю временную точку можно с натяжкой связать с трансформацией начала периода MPPNB как она отражена работой Ф. Бореля и соавторов, то есть с событиями интервала 8200 – 7800 гг. до н. э. в Северном Леванте (см. выше модель I: 2), с приходом там на место древних поселений «первой волны» целой свиты поселений «второй волны» с менее изощренной духовной, но с более эффективной хозяйственной культурой. Иными словами, на хронологических горизонтах Ближнего Востока, обеспеченных более или менее стабильными археологическими данными, движение с юга на север, в Северный Левант, связывается сперва с отдельными ностратическими языками («первая волна»), а в указанном интервале 8200 – 7800 гг. до н. э. – с прасемитским языком («вторая волна»). При этом следует держать в голове более чем вероятное присутствие в Анатолии и большом Северном Леванте (включая часть Северной Месопотамии) языков макросемьи дене-сино-кавказских языков, каким-то образом уживавшихся и с ностратическими, и с АА (подробнее см. раздел «Популяционная генетика, археогенетика»). О следующем этапе – выделении египетского языка ок. 7250 г. до н. э., в период LPPNB, сказать нечего, кроме того, что данный язык продолжал оставаться в Южном Леванте. Не может ли его локализация быть соотнесена с теми парал-

155

лелями (1) и (2), которые рассматривались в разделе «Археология»? В обоих случаях исходные артефакты происходят из современной Иордании, из района, лежащего к югу – юго-востоку от Мертвого моря. Проблема требует сбора существенно бóльшего количества фактов. Наконец, последнее звено в генеалогическом древе Г. С. Старостина – праберберо-чадский язык, существовавший примерно в 7250 – 5990 гг. до н. э. Хотя период значительно отличается от принимаемого А. Ю. Милитарёвым для того же языка, могут быть повторены комментарии, которые были сделаны в этой части к его АА древу с изменениями, касающимися главным образом начала предполагаемой вовлеченности праберберо-чадского языка в историю Центральной Анатолии в связи с торговлей обсидианом. Известно, что анатолийский обсидиан в Южном Леванте появился намного раньше, чем рубеж 9 – 8 тыс. до н. э. или 7250 г. до н. э. Так, уже в натуфийском слое 11 тыс. до н. э. поселения Эйнан (Айн Маллаха) в Израиле был впервые зафиксирован обсидиан из месторождения Гёллю Даг в Центральной Анатолии, а в периоды PPNA и EPPNB он доставлялся почти в каждый раскопанный пункт Южного Леванта, что говорит о функционировании налаженной сети торговли (Khalaily and Valla 2013: 198 – 199), прервавшейся лишь во второй половине 7 тыс. до н. э. во время ярмукской культуры (ср. карты обсидиановых маршрутов для периодов 7000 – 6600 гг. до н. э.

и 6600 – 6000 гг. до н. э.: Clare and Weninger 2014: 30, fig. 18; 31, fig. 19). Таким образом, люди праберберо-чадского языка не были эксклюзивными разработчиками и / или поставщиками этого минерала с севера на юг Ближнего Востока – они могли принять эстафету от своих АА предшественников или иноговорящих людей. При учете модели Г. С. Старостина наиболее ранним моментом для этого может быть момент разделения египетского и праберберо-чадского языков около 7250 г. до н. э. Период жизни последнего почти полностью совпадает с известным сейчас крайними датами жизни поселения Чаталхёйюк Восточный между 7100 – 5900 гг. до н. э. по Байесовской методике (Bayliss et al. 2015; Marciniak et al. 2015) или 7400 – 6000 гг. до н. э. по традиционной методике (Clare and Weninger 2014: 38 – 40, table 4). Далее по расчетам Г. С. Старостина в самом конце 6 тыс. до н. э. – около 5130 г. до н. э. – прачадский разделился на дочерние языки (уже в Африке?).

II: Выводы. Совмещение рассматриваемой гипотезы с АА классификацией Г. С. Старостина мало меняет содержание выводов. Выде-

156

ленные ранее промежутки возможных перемещений с Ближнего Востока в Африку могут быть идентифицированы следующим образом: ок. 6500 – 6400 гг. до н. э. в Центральную Сахару – праберберо-чад- ский; в первой половине 6 тыс. до н. э. в Нижний Египет и далее в ту же Центральную Сахару или к оз. Чад – прачадский; ок. начала (?) 5 тыс. до н. э. в Центральную Сахару – праберберский язык; после 4500 г. до н. э. (начало археологической культуры Гассул – Беершеба) в Египет – древнеегипетский язык.

Таким образом, в разделе «Лингвоархеология» была предпринята экспериментальная попытка сопоставления археологических данных и двух генеалогических языковых классификаций: А. Ю. Милитарёва

(I) для афразийских языков и Г. С. Старостина (II) для языков Евразии, включая афразийские (Militarev 2008: 141 – 142; Милитарёв 2010: 107; Милитарёв, Николаев 2016: тезисы; Kassian 2010: 422; 424, fig. 8, со ссылкой на Г. С. Старостина; Starostin 2015: 21). Как в первом, так и во втором сопоставлении появление праберберо-чадского языка

вЦентральной Анатолии (Каппадокия – Конья) выглядит наиболее экзотическим событием. Поэтому стоит остановиться на нем подробнее. Как уже упоминалось, сценарий миграций, изложенный Ж. Ковэном в книге «Рождение богов и происхождение земледелия», во многом принимаемый археологическим сообществом (Cauvin 1994; 2000) (глава 1, раздел «Южный Левант»), предусматривает в период 8000 – 6300 гг. до н. э. и особенно после 7500 г. до н. э. многочисленные векторы перемещений из зоны Среднего Евфрата на восток, северо-восток, север, запад (Cauvin 2000: 199, 205), однако вектор из Южного Леванта

вАнатолию, включая Центральную Анатолию, то есть с юга на север Ближнего Востока, в этом сценарии отсутствует. Этот вектор как раз и предполагал бы соответствующие перемещения каких-то групп АА-язычных людей, если они до этого жили в Южном Леванте. Чтобы проверить степень вероятности данной гипотезы ниже проводится выборочное, но достаточно репрезентативное сравнение группы художественных (в сегодняшнем смысле слова) памятников обеих территорий. Оно выявляет ряд параллелей между ними – от (1) до (8), которые можно расценить как контактные. Тем самым и намечается этот недостающий вектор. По хронологическим причинам бóльшая часть контактных приемов, технологий, образов, отмеченных в Чаталхёй-

157

юке, восходит к региону вокруг Мёртвого моря и долины р. Иордан, где они зафиксированы раньше и где ключевыми пунктами были Айн Газаль, Нахаль Хемар, Телль Рамад. Одновременно наблюдаются почти синхронные схождения между Чаталхёйюком от слоя VI и далее и поселениями ярмукской культуры Израиля и Иордании. Параллели, снабженные знаком вопроса (5?) – (7?), менее надежны по причине отсутствия очевидной внешней идентичности сравниваемых предметов (например, с одной стороны, череп, покрытый рельефной сеткой, а с другой стороны, тканые предметы в виде сетки; с одной стороны, хвосты реально изображенных леопардов, а, с другой стороны, абстрактные жгуты с неопределенными функциями и т. п.).

(1) Приемы изготовления скульптурных голов. Поселение Айн Газаль (г. Амман, северо-восточнее Мёртвого моря, Иордания) – поселение Чаталхёйюк (Конья, Центральная Турция). (1 а) Из 32 гипсовых статуй и бюстов, найденных в двух тайниках-захоронениях Газаля периода MPPNB три бюста имеют по две головы каждый (Grissom

2000 a: 27, fig. 1; 28, fig. 2; 29, figs. 3, 4; Schmandt-Besserat 2013: 319 – 322; pls. 7.1.9 – 7.1.16), что является единственной в своем роде находкой докерамического неолита (ил. 155). Примерно тысячей лет позже, в VI слое Чаталхёйюка (помещение VIA.10, ок. 6600 гг. до н. э.) появилась известная мраморная статуэтка с двумя женскими головами (Mellaart 1967: 141, pls. 70, 71). Она значительно более детализирована: показаны 2 руки, 4 груди, пояс на общем торсе (ил. 156). И хотя скульптуры резко отличаются по размерам и стилю, однако служат древнейшими аналогами друг другу88. (1 б) Вторая параллель, связывающая эти же два поселения: манера изображения человеческих голов гипсовых статуй Айн Газаля, с одной стороны, и голов определенной группы женских фигурок Чаталхёйюка, с другой. Имеются в виду «лысые» или выбритые головы, иногда с круглым желобком / повязкой на макушке, обозначающим или шапку, или пучок волос, или технологический канал для удобства присоединения несохранившихся париков / волос (ил. 157)89. Не только в Чаталхёйюке, но затем и в Хаджиларском регионе (юго-запад Турции), в пунктах неолита и халколита Греции широко распространились приемы изготовления, во-первых, «лысых» / выбритых голов и, во-вторых, (1 в) раздельного изготовления корпусов и голов фигурок с вставлением последних в специально сделанные

158

отверстия первых (Mellaart 1967: 146 – 147, pls. 80, 82; 182 – 184, figs.

49 – 53; Mellaart 1970: 508, fig. 233; Özdoğan and Başgelen 1999: 148, fig. 24; Meskell 2008: 378 – 381; 378, pl. 3) (ил. 159). Происхождение таких приемов может прямо указывать на Айн Газаль, где «лысые» головы гипсовых статуй в обязательном порядке изготавливались отдельно на длинном тростниковом стержне и вставлялись в тростниковые же корпуса фигур перед их обмазкой гипсом (Grissom 2000 a: 38, fig. 15; Tubb 2001: 48, fig. 4), а на подготовленные гладкие головы затем предположительно надевались шапки или парики (Grissom 2000 b: 85). В этом смысле создается впечатление намеренного воспроизведения в мелких фигурках Анатолии и Греции технологии изготовления крупных гип- сово-тростниковых статуй Айн Газаля, подражания им. Между тем и в самом Чаталхёйюке гипсовоили штукатурно-тростниковая технология также была известна, только применялась она при создании на-

стенных рельефов (Mellaart 1963: 75; Mellaart 1967: 101; примечание

88). Допустимо и другое объяснение: разъемные тела и головы могли, например, служить наглядными пособиями на «уроках» для неофитов с целью показа отрубания и нового присоединения головы в ходе обряда инициации, то есть подготовки детей к подразумеваемому разрубанию их тел и умерщвлению. Однако эта интерпретация проблематична с той точки зрения, что фигурки с отверстиями для вставных голов, если и относятся к какому-то полу, то это женский пол, обряд же инициации как важнейшая социальная акция ориентирован в основном на мужчин. Возможно, данные предметы изготавливались для обучения отдельной узкой социальной группы, проходящей самые сложные и болезненные обряды инициации – жриц / жрецов (?). Этнографические материалы разных территорий документируют также представления об инициации мальчиков как о возврате в лоно женщины и даже превращении в женщину (глава 4, раздел «Этнология, социальная антропология»). Так или иначе, но в своей комбинации перечисленные приемы изготовления женских фигур (1 а) – (1 в) в неолите Ближнего Востока характерны только для Айн Газаля и Чаталхёйюка. О раздельном изготовлении голов и торсов см. также (3).

(2) Изображение убийства быка. Поселение Айн Газаль (г. Ам-

ман, северо-восточнее Мёртвого моря, Иордания) – поселения Мунхата, нижние слои 6 – 3 (к югу от Галилейского моря, Израиль), Телль

159