Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Azizyan_A_A_Dve_dveri__Obryad_initsiatsii_i_rasprostranenie_informatsii_na_drevneyshem_Blizhnem_Vostoke_A_A_Azizyan__SPb_Al

.pdf
Скачиваний:
8
Добавлен:
05.05.2022
Размер:
2.49 Mб
Скачать

булентности второй половины 7 тыс. до н. э. живописные изображения «Охотничьего святилища», происходящие из слоя V Чаталхёйюка, включая «игры с быком», «розового льва», «женщин на корточках», могли оказаться тем культурным наследием, которое в виде графических или детализированных словесных форм переместилось в Северную Африку – во всяком случае здесь мы их застаем в период позднего стиля сахарских наскальных росписей «Круглых голов». Археологи отмечают еще два временных интервала теоретически возможных движений с Ближнего Востока в Северную Африку: в первой половине 6 тыс. до н. э., из южных областей региона, занятого ярмукской культурой исторической Палестины (ее вариант, т. н. лодская культура); во второй половине 5 тыс. до н. э. – начале 4 тыс. до н. э., из региона культуры Гассул – Беершеба исторической Палестины. В дополнение к соображениям археологов, обосновывающим заимствование ряда элементов материальной культуры из Южного Леванта в Северную Африку, приведены четыре подобные же параллели в части приемов визуальной передачи таких иконографических деталей, как жесты рук, рога, маски, сетчатые предметы. Однако внутри каждой параллели фиксируется большой хронологический разрыв между предполагаемыми «источниками» 8 – 7 тыс. до н. э. в Южном Леванте и их возможными воспроизведениями в неолитическом и додинастическом Египте и – в единственном случае – в Центральной Сахаре.

Во втором разделе сделана попытка соотнести археологическую картину времен эпипалеолита – неолита в Южном, Северном Леванте, Анатолии и Северной Африке с языковой картиной как она отражается работами главным образом двух представителей московской лингвистической школы: (I) А. Ю. Милитарёва и (II) Г. С. Старостина. При этом эволюция одной (условно «северной») ветви афразийских языков, куда входят будущие (I) прасемитский, прачадский, праберберский, древнеегипетский, (II) те же и пракушитский, от (I) рубежа 12 – 11 тыс. до н. э. или (II) середины 15 тыс. до н. э. связывается с Ближним Востоком прежде, чем произошли возвратные миграции этих языков (кроме большинства семитских) в Африку. Известно, что между Южным Левантом и Центральной Анатолией осуществлялась регулярная торговля обсидианом. Если ее с какого-то момента контролировали люди, говорившие на афразийских языках, в том числе и на праберберо-чад-

220

ском в период его существования (I) ок. 8000 – ок. 6500 гг. до н. э. или (II) ок. 7250 – 5990 гг. до н. э., то они могли стать социально-род- ственной группой для части населения Центральной Анатолии и тем самым быть «вхожими» в местные социальные сети. Иными словами, они могли получить информацию о фресках «Охотничьего святилища» F.V.1 и даже участвовать (?) в их создании. «Бычьи» игры к югу от Чаталхёйюка мы находим самое раннее среди фресок Центральной Сахары, что ведет к предположению о миграции сюда группы из Центральной Анатолии или тесно связанной с Центральной Анатолией и говорившей на праберберо-чадском или чадском языке. Также внутри Ближнего Востока выделены восемь параллелей 8 – 7 тыс. до н. э. – сопоставлений художественных предметов из Южного Леванта, с одной стороны, и из более северных территорий Центральной Анатолии (главным образом Чаталхёйюка) и Северной Месопотамии (трех пунктов в бассейне рек Евфрат и Хабур), с другой стороны, в которых использованы идентичные образы и приемы производства. Параллели могут говорить о контактах между этими регионами (торговых, ремесленных, возможно, и родственных), в какой-то мере поддерживая версию о перемещении афразийских языков с юга на север Ближнего Востока – версию, допускающую в том числе курсирование групп носителей праберберо-чадского языка между районами Мертвого моря и Центральной Анатолией. Остается надеяться, что будущие раскопки откроют недостающие «передаточные» звенья между, например, двухголовыми скульптурами Айн Газаля 8 тыс. до н. э. (Иордания) и Чаталхёйюка 7 тыс. до н. э. (Турция), а также другими несинхроннными параллелями.

В третьем разделе предположение о миграции в Сахару группы из Центральной Анатолии или тесно связанной с Центральной Анатолией и говорившей на праберберо-чадском или чадском языке частично поддерживается данными популяционной генетики, твердо установившей появление в центральном Сахеле (север Камеруна и Нигерии вокруг озера Чад, Нигер, Чад) евразийской Y-хромосомной гаплогруппы R-V88 (или R1b1a), вход которой в Африку методами генетического датирования относят к интервалу между 6670 и 5850 гг. до н. э. В соответствии с гипотезой Ф. Кручани и соавторов движение R-V88 в Африке является маркером миграции проточадского языка.

221

Миграция Y-ДНК гаплогруппы R-V88 извне Африки в ее центр никем не отрицается, тем не менее связь ее именно с чадскими языками остается недоказуемой, хотя и весьма вероятной. Из другой существенной для нашей темы информации можно отметить, во-первых, что систематический генный поток из Южного Леванта (район Мертвого моря) в Центральную Анатолию после рубежа 9 – 8 тыс. и до середины 7 тыс. до н. э. подтверждается работами группы Г. М. Килинч, что согласуется с упомянутыми в разделе «Лингвоархеология» культурными и иными взаимодействиями популяций этих регионов в период существования праберберо-чадского языка. Во-вторых, завершенное группой В. Шюнеман исследование мумифицированных останков египтян из фаюмского региона (Новое царство – римский период) показало преобладающее родство этих мумий как по мтДНК, так и по Y-ДНК наследственности с населением древнейшего Ближнего Востока типа неолитического Леванта, Леванта бронзового века и с современными популяциями Ближнего Востока, а не с суб-Сахарскими африканскими популяциями, и тем самым поддержало ближневосточный генезис древнеегипетской культуры.

В четвертом разделе внимание сосредоточено на обществах Северного Леванта, включая сюда и Юго-Восточную Анатолию. Для объяснения некоторых археологических материалов были привлечены этнологические материалы и исследования. По результатам этих сопоставлений рисуется предположительная картина позднепервобытного социума с престижной экономикой, общественной и сегментом частной собственности, существованием как оседлого, так и бродячего образа жизни и их смешанных вариантов, парной семьей с преимущественно матрилокальным поселением (в том числе и для бродячих групп). Матрилокальность – с переходом мужчины в группу будущей жены, утратой родной и получением новой идентичности – вела к резкому ситуативному повышению значения обряда инициации в его наиболее суровых болезненных вариантах. Идеологией инициации с представлениями о страшных, но чудесных превращениях в животных и дремучих старух наполнены архитектура, скульптура, декорированные сосуды и выпрямители древков. Наиболее информативные в этом смысле сооружения Гёбекли Тепе устроены таким образом, чтобы транслировать рассказы о первых родовых инициациях, пройденных

222

первыми легендарными неофитами под руководством первых пред- ков-жрецов-шаманов – братьев-близнецов. Случайно сохранившийся интерьер «Здания с львиными стелами» дает пример еще более раннего пласта представлений о едином предке-женщине, отождествлявшемся как с руководителем обряда, так и с антропоморфно-зооморфным тотемом, создавшим обряд и принимающим в свое лоно неофитов.

ПР И М Е Ч А Н И Я

1 «Сообщества круга Гёбекли Тепе» в данном контексте условно обозначают население, жившее в 11 – 9 тыс. до н. э. и оставившее после себя определенную группу памятников, из которых наиболее ярким был Гёбекли Тепе.

Вшироком культурологическом смысле слова к ним можно отнести раскопанные до 1995 года (начало работ на Гёбекли Тепе) и после него пункты, составляющие собственно арку, вершину Плодородного Полумесяца (карты 2 – 3). Кластер в районе турецкого города Шанлыурфа включает Невали Чори, Гёбекли Тепе, Шанлыурфа Йени Махалле, Аянлар Хёйюк, Хамзан Тепе, Карахан Тепе, Ташли Тепе, Сефер Тепе, Курт Тепеси, Харбецуван, Башаран Хёйюк, Херзо Тепе, Коджанизам Тепе, Инанлы Тепеси, Домузджурну Тепеси и, вероятно, несколько других, выявленных в ходе поверхностных осмотров, но еще надежно не датированных. 10 (11?) из них отличаются наличием монолитных каменных столбов с Т-образными перекладинами. Следующий кластер расположен в бассейне Верхнего Тигра, в районе турецких городов Диярбакыр

иБатман, и состоит из пунктов Халлан Чеми Тепеси, Демиркёй Хёйюк, Кёртик Тепе, Гусир Хёйюк, Хасанкёйф Хёйюк, Бонджуклу Тарла. Между этими двумя кластерами исследованы поселения Чайёню Тепеси, Джафер Хёйюк,

инекоторые другие (все – Юго-Восточная Турция). Кластер в бассейне сирийской части Среднего Евфрата включает (с юга на север) пункты Абу Хурейра, Мюрейбет, Шейх Хассан, Джерф эль-Ахмар, Халула, Джа’де эль-Му- гара, Телль Абр 3. Близ этого кластера западнее Евфрата, к северу от города Алеппо, – Телль Карамель, южнее Алеппо, в провинции Идлиб, – Телль Айн эль-Керх. К югу от Евфратской петли, в Центральной Сирии, близ города Саламийя, – отдельный кластер из поселений Вади Тумбак 1, Вади Тумбак 3 и еще 13 разведанных пунктов протонеолита, о специфике которых, их отношении к «кругу Гёбекли» пока рано говорить. В Северном Ираке, недалеко от кластера в бассейне турецкой части Верхнего Тигра, – поселения Немрик 9, Кермез Дере и М’лефаат. Для простоты описания допустимо обозначить весь этот регион (за исключением кластера в Центральной Сирии) как расширенный Северный Левант – вслед за некоторыми израильскими учеными (Bar-

Yosef 2014: 293 – 294; Belfer-Cohen and Goring-Morris 2005: 22; Belfer-Cohen and Goring-Morris 2011 a: 90 и др.), хотя географически содержание данного термина некорректно, так как в нем сочетаются собственно Северный Левант и Северная Месопотамия. Д. Стордэр выразила догадку, что все «это население, которое разделяло одно и то же символическое мировоззрение, почти наверняка говорило на одном и том же языке» (Stordeur 2004: 50). К этому расширенному Северному Леванту в ходе новых раскопок поселений Пинарбаши, Бонджуклу Хёйюка, Ашикли Хёйюка и Чаталхёйюка на равнине Конья

224

и в Каппадокии (Центральная Турция) постепенно добавляется еще один кластер, жизнь в котором продолжалась как минимум со второй половины 9 – до начала 6 тыс. до н. э. и который Т. Воткинс теперь включает в ядро первичных пунктов неолитизации (Watkins 2016: 38 – 39).

2 Аналогичного мнения придерживаются О. Дитрих и его коллеги, смонтировавшие три отдельные изображения в геральдическую композицию на единой плоскости (Dietrich et al. 2016: 55, Abb. 3) (ил. 1).

3 Остальные ссылки и иллюстрации см. в указанной статье (Азизян 2014). Основные ее положения изложены в выступлении на XII Международной научно-практической конференции «Рериховское наследие» 9 – 11 октября 2012 г. в Санкт-Петербурге.

4 Уже после выхода статьи (Азизян 2014) из печати, мне случайно попалась популярная заметка, названная «Первая в мире Шила-на-гиг из старейшего в мире храма», опубликованная в электронном феминистическом издании Лидией Руйл (Ruyle 2009) и посвященная «женщине на корточках» из Гёбекли. В ней содержатся несколько неточностей, в том числе дата «женщины на корточках» приведена как 9600 г. до н. э., однако этот случай показывает, что разительное сходство нашего персонажа с Шилами очевидно для всех, кто когда-либо их видел, включая феминисток. По мере того, как растет популярность образов Гёбекли Тепе, возможно, будут появляться (уже появились?) такого рода аналогии.

5 Вопрос требует дополнительного изучения. С одной стороны, из этнографически зафиксированных обрядов инициации видно, что входная дверь в лесную избушку часто сооружалась в виде пасти животного. В нашем случае соответствием становятся открытые пасти львов / леопардов на восточных столбах – входить («проглатываться») должны были навстречу им, то есть через восточные ворота. Тогда «ленты», висящие из вульвы лежащей на скамье «женщины», вероятно, действительно могли передавать увеличенные половые губы, как и предполагал К. Шмидт (Шмидт 2011: 230), будучи сигналом для символического входа (= смерти). С другой стороны, открытые пасти львов / леопардов могли означать и выплевывание неофита (= рождение), а «ленты» передавать плаценту, родовой послед. В этом варианте восточные ворота предназначались бы уже для выхода. Самое интересное, что рычащие хищники вместе с «женщиной на корточках» в одно и то же время равным образом удачно передавали диаметрально противоположные вещи – как вход (проглатывание), так и выход (выплевывание). Еще одно объяснение присутствия здесь ревущих львов / леопардов – обозначение голоса тотема изобразительными средствами аналогично тому, как он воспроизводился трещотками и пр. музыкальными инструментами в обрядах инициации (см. главу 4, раздел «Этнология, социальная антропология»). При такой универсальности этой геральдической композиции встает вопрос: какова функция западных ворот? Не будем забывать, что в более древних круглых постройках слоя III ставились только одни ворота в центре (ил. 179 – 180), все действия, если это

225

были действия инициации, совершались в них – и вход, и выход. Увеличение количества ворот (не одна, а две пары столбов), как и уменьшение их высоты в слое II – признаки более позднего этапа развития.

6 Реальный обряд, учитывая классические его описания (Геннеп ван 1999; Пропп 2002; Элиаде 1999), должен был бы проводиться в скрытом от посторонних глаз месте, в течение протяженного времени (дней, недель…), в намеренно некомфортной враждебной обстановке, символизирующей дикую природу. Обстановка монументальных каменных сооружений Гёбекли с изобилием скульптуры мало напоминает эти описания. Однако у каждого народа фиксируются свои особенности, например, чередование испытаний неофитов в лесу с театрализованными представлениями, излагающими мифы и проводящимися в отдельно построенных «священных пространствах» и выгородках. Впрочем, как проводился обряд инициации в 9 тыс. до н. э., мы не знаем – нельзя исключать также существенное несовпадение этнографических записей и действительной древней практики.

7 Антропоморфные фигуры этих же трех сосудов из Кёртик Тепе и одного сосуда из Хасанкёйфа интерпретируются М. Бенц и Й. Бауэром как изображения шаманов в трансе (Benz and Bauer 2015: 3 – 4, figs. 2 – 4). Аналогично они рассматривают «птицу» из Джерф эль-Ахмара (см. п. 1.03 – 1), «распластанное хвостатое животное» из Телль Абра 3 (см. п. 1.05 – 1) и несколько других изображений, фигурирующих в данной главе. О существовании упомянутой статьи М. Бенц и Й. Бауэра, как и о существовании издания, где она появилась, я узнала лишь в 2018 г., после того, как текст статьи был выложен на электронном научном ресурсе https://www.researchgate.net. Поскольку главы 1 – 3 были в то время уже написаны, идея М. Бенц и Й. Бауэра хронологически никак не могла повлиять на концепцию настоящей работы, сложившуюся в 2012 г. (см. примечание 3). Гораздо существеннее следующее отличие: я отталкиваюсь от теории В. Я. Проппа о соответствии Бабы-яги и условного жреца-шамана в обряде инициации и представлений О. М. Фрейденберг об автономности и повторяемости древней формы, длительно хранящей первичный смысл, а немецкие ученые – от этнологических исследований по шаманизму. Упомянутые фигуры они понимают как непосредственное изображение полета шамана в воздухе, который, как известно, мог случаться по разным поводам, включая прежде всего излечение болезней и т. п. прикладные функции. Употребляя термин «жрец-шаман» в тексте, я как раз и подразумеваю, что это не был ни специализированный шаман, каким мы его себе мыслим по этнографическим материалам о сибирских шаманах, ни классический жрец, каким мы его себе мыслим, например, по истории Древней Греции. Говоря метафорически, он так же отличается от сибирского шамана в трансе как каменные монументальные сооружения Гёбекли отличаются от чумов на стойбищах. По моему мнению, самые точные определения данного персонажа, «женщины на корточках», это пропповские «лицо или маска, производящая обряд посвящения», «распорядитель обряда посвящения» (Пропп 2002: 85). Отдельно

226

следует объяснить отсутствие в главе 1 сосуда из Хасанкёйфа, упоминаемого М. Бенц и Й. Бауэром. На опубликованной руководителем раскопок Хасанкёйфа Ю. Мийяке и его коллегами фотографии этого сосуда нельзя определенно рассмотреть изображение человека, выполненное слабыми процарапанными линиями, перекрытыми, насколько можно понять, другими линиями (Miyake 2013: 45 – 1; Miyake et al. 2017: 4, справа вверху – левый сосуд). Только ос-

мотр самого сосуда – лучше вооруженным глазом – позволил бы уверенно заявлять об этой фигуре. По всей видимости, у М. Бенц, работавшей в регионе Верхнего Тигра на раскопках соседнего с Хасанкёйфом Кёртик Тепе, была возможность как осмотреть сосуд, так и пообщаться с Ю. Мийяке. Благодаря статье (Benz and Bauer 2015) человеческую фигуру из Хасанкёйфа надо теперь добавить к общему числу прототипов «женщины на корточках», однако в настоящем тексте она отсутствует.

8 Ближайшие композиционные соответствия такому восприятию имеются на керамических сосудах из Кёшк Хёйюка (Каппадокия, Турция; керамический неолит – халколит, конец 7 – 6 тыс. до н. э.). Если сирийские фигуры из здания ЕА 100, возможно, хватаются руками за верхний край скамьи, то налепные животные (?) из Кёшк Хёйюка в позе «рожающей богини» (с ногами, вытянутыми в одну горизонтальную линию по сторонам от тела) хватаются обеими поднятыми «руками» за верхний край сосуда так, что головы свешиваются внутрь объема сосуда и на внешней поверхности целиком не видны

(Silistreli 1989: Lev. XI-4, XII-1, 2; Öztan 2002: 67, resim 13) (ил. 14). Далее повсюду систематические сравнения с иконографическими аналогиями в керамике будут избегаться из-за обилия последних.

9 Похожий живописный прием «сетки» использован поверх рельефа «рожающей богини» на восточной стене помещения VII.23 Чаталхёйюка (Mellaart 1967: 76, pl. VII). На ногах «рожающей богини» на северной стене помещения VII.45 под несколькими верхними слоями штукатурки Дж. Меллаарт обнаружил красные вертикальные полосы по белому фону, которые, возможно, несли тот же смысл, хотя автор раскопок интерпретирует оба случая как показ росписью прозрачного развивающегося платья или вуали поверх рельефных

«женских» фигур (Mellaart 1967: 47, pl. 25; 114; 115, fig. 27).

10Аналогичный орнамент (три линии + висящие треугольники) использо-

ван на каменном сосуде из Гёбекли (Beile-Bohn et al. 1998: 62, Abb. 26).

11Естественный прием передачи зубов оскаленных пастей хищников, которые условно изображались гравированными линиями в виде сетки из

2 – 3 рядов ячеек (Невали Чори: Özdoğan and Başgelen 1999: fig. 20; Гёбекли Тепе: Beile-Bohn et al. 1998: 66, Abb. 29; 69, Abb. 32; Schmidt 2008: 31, fig.8),

перьев хищных птиц (п. 2.01 – 3), развевающихся волос женщин (п. 2.01 – 2), изображавшихся сетчатой штриховкой, постепенно мог абстрагироваться и приобрести качества метафоры, соотносимой со всем, что относится к заглатыванию тотемом неофита и к самим этим персонажам: ловушку, пищу, живот.

227

12На одной из задних лап, судя по всем доступным прорисовкам и фотографиям, даны 6 пальцев, при этом кисть здесь не отделена поперечным гравированным отрезком линии от остальной лапы, как это сделано в трех других случаях (ил. 16). Невнимательность, ошибка или умысел? Если последнее, то сравнить его можно с фрагментами гипсовых человеческих статуй MPPNB из Айн Газаля (Иордания) и Иерихона (Палестинская автономия), у которых представлено по 6 пальцев на ногах (ср.: задние лапы), что трактовалось Г. Роллефсоном в качестве знака особой социо-политико-религиозной отме-

ченности (Rollefson 1983: 36, pl. IV-3; 37).

13Между тем Б. Дюринг считает сравнение перечисленных памятников Гёбекли и «рожающих богинь» Чаталхёйюка некорректным на основании того, что пункты отстоят друг от друга на 500 км, 2000 лет и имеют «отличающиеся иконографические традиции» (Düring 2006: 197, footnote 195). С этим сейчас трудно согласиться. Напротив, многие иконографические традиции Чаталхёйюка восходят к Гёбекли Тепе – некоторые из них кратко отмечены в тексте (пп. 1.03 – 1, комментарии; 1.04 – 4, комментарии; 1.10, комментарии; гл. 4, раздел «Лингвоархеология»; «Заключение»; примечание 99; также см. аналогичное мнение в: Voigt 2002: 289 – 290), но эта тема требует отдельного подробного рассмотрения.

14Й. Гарфинкель считает, что средняя фигура не является черепахой изза отсутствия хвоста и панциря и может быть признана женщиной (Garfinkel

2003: 86).

15 Важными участниками композиции являются круглые углубления или просверленные отверстия (наподобие тех, что делались по верхнему краю каменных сосудов Кёртик Тепе (ил. 5 – 6, 23 – 24)), идущие двумя кластерами – между рядами «фигур» и под / над одним из рядов. 4 из 11 углублений точно попадают между «рук» или между «ног» четырех наличных «фигур», в зависимости от того, что считать верхом и низом. Учитывая расположение Бонджуклу всего в 10 км севернее Чаталхёйюка и наследственное положение второго по отношению к первому (что подчеркивается авторами раскопок во всех публикациях), эти углубления сопоставимы с такими же, но живописными дисками / овалами / каплями / зернами на фресках «фантастического стиля» Чаталхёйюка, от которого (стиля) Дж. Меллаарт вел происхождение «фантастического стиля» расписной керамики Хаджилара (провинция Бурдур, Юго-Западная Турция; конец 7 – начало 6 тыс. до н. э.) (Mellaart 1966: 180 – 181). Так, в северо-западном углу «Красного святилища» Е.VIII.31 Чаталхёйюка сохранилась небольшая платформа (ок. 63 31 20 см) с нижней частью фресковой росписи, выполненной оранжево-красным по кремовому фону. И по колориту, и по криволинейным позитивно-негативным изображениям она чрезвычайно близка керамике «фантастического стиля» Хаджилара. Верхняя часть фрески достаточно убедительно реконструирована Дж. Меллаартом

(Mellaart 1966: рls. XLVIII a, XLIX a; Mellaart 1970: 357, pl. 108). Небольшие светлые диски, о которых идет речь, расположены чаще всего над и под «ро-

228

жающими» или оплодотворяющими формами, между «ног», в виде «голов», при этом несколько маленьких панелей, из которых состоит фреска, взяты в отдельные рамки, наподобие каменных палеток Бонджуклу. Существенным является то, что, как и в «танцевальных мотивах» Бонджуклу, здесь мы не можем наверняка утверждать, показаны ли человеческие или орнаментальные фигуры. Таким образом, линия художественной преемственности между Чаталхёйюком и Хаджиларом ретроспективно продлевается: Бонджуклу – Чаталхёйюк – Хаджилар.

16Как можно понять из текста Э. Бостанджи, местность, на которой непосредственно расположены исследованные им пещеры, называется Кум Буджагы и лежит к северу от деревни Бельдиби. И если автор преимущественно употребляет «Кум Буджагы», то в научной литературе укоренилось название по имени деревни Бельдиби.

17Полевая документация старой экспедиции Дж. Меллаарта 1960-х гг. несовершенна и расходится у разных ее участников. Кроме того в кни-

ге 1967 г. и предварительных отчетах в «Anatolian Studies» 1962 – 1966 гг.

Дж. Меллаарт опубликовал далеко не все имевшиеся в его распоряжении ма-

териалы раскопок (Düring 2006: 175, 180; Voigt 2002: 276). Поэтому Б. Дюринг,

участник раскопок Чалалхёйюка в новой экспедиции Я. Ходдера (Çatalhöyük Research Project), предпринял современную верификацию старой документации, существенно изменяющую многие данные Дж. Меллаарта. Во-первых, новые обозначения получили некоторые дома Чаталхёйюка, что необходимо учитывать, читая отчеты Дж. Меллаарта. Во-вторых, графические реконструкции многих изображений на стенах, не подкрепленные соответствующими фотографиями, а ставшие результатом ассоциаций, впечатлений, смутных следов

ит. п., считаются «неверифицированной» информацией и не берутся в расчет. Так, например, Дж. Меллаарт сообщал не только об одиночных «рожающих богинях», но и о четырех их парах-близнецах (8 фигур) в помещениях VII.1, VII.8, VI.14 и VIB.12 (последнее – бывшее «крупное здание слоя VII» в ранних отчетах Дж. Меллаарта) (Mellaart 1962: 49 – 50, fig. 8; pl. III b; Mellaart 1967: 110 – 111, 117, 121 – 122; 109, fig. 23; 113, fig. 26; 120, fig. 32). Из них Б. Дю-

ринг оставил в качестве верифицированной единственную пару из VIB.12 (ил. 37). Одиночные «богини» из домов VI.10 и VI.7 также получили статус «неверифицированных». Всего Б. Дюринг учел 8 верифицированных рельефных фигур «рожающих богинь» из пяти домов – 2 в паре и 6 одиночных (Düring 2006: 197). Эта же информация используется и в настоящем тексте. Однако «богинь» было определенно больше восьми, о чем говорят фразы Дж. Меллаарта наподобие следующей: «Святилище VIB.20 имело богиню на южной стене, но сохранился только след от ее присоединения» (Mellaart 1967: 117). В-третьих, археологи, участвующие в новой экспедиции Я. Ходдера, пришли

квыводу о том, что «рожающие богини» являются в действительности изображениями не женщин, а животных, вероятнее всего, медведей, после находки в 2005 г. глиняной обожженной печати в форме «рожающей богини» (экспеди-

229