Содержание культуры

Не будем касаться всех многообразных возможностей подхода к формулировке соответствующего названию раздела определения. Представляется, что для нас намного важнее выделить здесь четыре следующих фундаментальных аспекта.

Традиция

Латинское «traditio» в переводе звучит как «передача» (от tradere — «передавать»). Этот первоначальный смысл сохранился в современном терминологическом словоупотреблении. Традиция означает исторически сложившиеся и транслируемые из поколения в поколение обычаи, привычки, нравы разнообразные навыки (в том числе производственные) художественные приемы, порядки, правила поведения и т.п.

Традиция не прощает небрежного к себе отношения. Яркое доказательство тому — краткая, но полная «превратностей судьбы» история наших реформ. А дело в том, что значительная часть предлагавшихся и продвигаемых сейчас прогрессивных решений основана на примитивном экономическом детерминизме («экономика все сама расставит по своим местам»). Неоднократные откаты назад в ходе преобразований происходят, конечно, под воздействием многих факторов. Среди них не последнюю роль играют эгоистические интересы и лоббистские возможности тех ил» иных финансово-промышленных групп.

48

Однако опасно недоучитывать влияние на происходящеепси-хологических стереотипов, трудно устранимых ошибочных представлений, устоявшихся предрассудков и мифов.

Например, горбачевский и ельцинский периоды отмечены нерациональной верой в волшебную силу разового административного решения, которое изменит все и вдруг, радикально улучшив ситуацию. С одной стороны, это упование на чудо есть следствие глубоко вбитого в сознание коммунистических партократов архетипа ленинского «главного звена», ухватившись за которое, можно вытянуть всю цепь задач. С другой стороны, сам тезис в.И. Ленина коренится в особенностях вероучения восточной церкви (см. ниже).

Дабы разделить, как учил Спаситель, Богово — веру в высшее и чудесное — и Кесарево — земную прагматику (то, что это возможно, показывает история еврейского народа, и это принципиально, ибо само понимание Откровения воспринято восточно-христианской богословской мыслью из иудаизма), одной экономики никак не достаточно. Более того, без такого разделения эффективное хозяйство просто не сложится. А значит, и не будет предложена адекватная ему альтернативная мотивация.

Чтобы переориентировать людей со штурмовщины на плодотворную рутину, настроить их на кропотливую, последовательную и каждодневную, часто незаметную работу, каждый день по шажку приближающую к поставленной цели, пробудить для этого их энергию, надо коренным образом поменять психологические установки индивидуума и общества. Здесь нам видится принципиальнейшая задача нынешнего этапа модернизации России.

Другая проблема состоит в том, что политики не учитывают сложившиеся в советское время отрицательные узусы. В известном смысле, взрыв «дикого» капитализма был у нас неизбежен. Не только потому, что первоначальное накопление капитала вообще нигде и никогда не было безупречным. Это общее правило, к сожалению, наложилось на советскую матрицу, в соответствии с которой всякая частная экономическая активность считалась чем-то малопочтенным («Не обманешь — не продашь» — это советская, а не русская поговорка), а в серьезных масштабах — просто воровством. Оттого такое отношение к своей деятельности на выходе из советского строя было свойственно не только всему социуму, но и тем, кто занялся бизнесом (например,

49

младшему звену соответствующей идеологической обслуги недавнего прошлого — комсомольцам). И поэтому тоже многие из них ничем поначалу не брезговали. А уж легализовавшиеся бывшие представители партхозактива и подпольные цеховики и вовсе обладали полукриминальным прошлым. Поэтому рассчитывать на иную экономическую историю России в 90-е гг. XX в., не удосужившись всерьез перенастроить ценностные ряды в индивидуальной и общественной психологии, было, по меньшей мере, наивно.

Одна из главных основ культурной традиции — распределение ролей женщины и мужчины в обществе и семье. На этом необходимо остановиться особо, поскольку фактически только XX в. принес сюда разительные перемены, в адаптации к которым мир пока ие очень преуспел. В течение всей предыдущей истории мужчина был охотником, добытчиком, воином, а женщина — сторожем, хранителем, консерватором. На протяжении вот уже десятков тысяч лет всякий добропорядочный мужчина направляет свои действия на обеспечение своей женщины и рожденных ею детей. Свой личный успех он старается выстраивать таким образом, чтобы оптимизировать благополучие, благосостояние и иные их интересы.

Перестав быть промысловиком и хлебопашцем, мужчина заменил данные занятия снабжением дома деньгами на большие покупки и продуктами питания. Там, где этого не успели забыть (например, на Кавказе и в Закавказье), мужчины и в советское время осуществляли основные продовольственные закупки для семьи. Функции женщины в этом смысле ограничивались покупкой молока и хлеба, иногда зелени. Но зато формировала заказ и распоряжалась принесенным (что пустить в дело, а что приберечь) именно она — жена и мать.

Это не чьи-то предвзятые предпочтения, а объективная данность. Так предопределено природой: уже с самой тайны зачатия роли распределены так, что женщина принимает часть биологической энергии, соединяет ее со своей и сохраняет плод их слияния до рождения новой жизни.

50

Те же программы заложены в нас и на генетическом уровне. Продвижение вперед в любой отрасли предполагает отбрасывание, разрушение чего-то, что перестало соответствовать изменившимся потребностям. Иначе просто невозможно создание каких-либо новых форм, в которых уже назрела необходимость. К такому отрицанию лучше приспособлен мужчина.

Однако безоглядное стремление к новому, как известно, тоже контрпродуктивно. И именно женщина лучше мужа сохраняет весь накопленный положительный опыт. Недаром в славянской языческой мифологии божество-покровитель домашнего хозяйства, в частности, скота, было женским.

Значит, эффективное развитие невозможно без плодотворного сотрудничества обоих полов, и не только в семье. Солидарное взаимодействие мужчины и женщины незаменимо для семейной гармонии, сбалансированного общественного прогресса и в конечном счете — устойчивого равновесия в мире.

Перебор в пользу мужской или женской тенденции в общественном бытии грозит гибелью — либо саморазрушением, либо стагнацией: Недостаточно чего-либо достичь, полученное надо сохранить, преумножить и передать следующим поколениям. Мужчина — добыватель, женщина — хранитель. При этом за ней закреплена важнейшая для устойчивости жизни (в том числе социума) функция сдерживания и противовеса мужскому порыву. Женщина — по преимуществу консерватор.

Оттого называть события 1991 г., как и последующие, революцией неверно. Это было завершение контрреволюции, возвращение России к естественным (достаток, предсказуемость, порядок, безопасность и пр.) ценностям, за которые женщина и отвечает, на эволюционный путь. Другое дело, что мы здесь пока не слишком многое успели сделать.

Важнейшая задача каждой революции, без реализации которой она обречена на провал, — сломать женщину, вывести ее из равновесия, заставить гоняться за мужскими приоритетами. Иначе не состоятся переворот и разрушение устоявшихся норм жизни. Отсюда разнузданная пропаганда в 1920-е гг. в пользу общедоступности любой женщины и против ее заботы о жилище, семье и детях К дому предлагалось подходить как к гостинице, воспитанием детей вместо ро-

51

дителей должны были заниматься ясли, детские сады и школы, для питания отводились фабрики-кухни, для бытовых нужд — прачечные и швейные фабрики и т.п. В результате у многих горожанок отбили вкус к заботе о близких, понимание того, что, доставляя им радость, они создают комфорт для себя. Те же, кто не смог отказаться от домашних проблем, оказались в полном рабстве, поскольку к поддержанию дома у них добавилась обязанность работать наравне с мужчиной.

Взамен обещанного «освобождения» женщина получила худшую дискриминацию. Коммунисты вообще любили уродовать женщин. Некоторых в прямом смысле слова, заставляя заниматься сугубо мужскими, тяжелыми и черными (строительство дорог, укладка шпал и рельсов и пр.) и вредными (химическое и другие производства) видами труда. Большинство же просто закабалив, как сказано выше. Вместо получения новой социализации советская гражданка была, по сути, деклассирована.

Десоциализация является трагедией многих современных женщин. В развитых странах она отличается только формой. Чтобы оценить подлинные масштабы культурного сбоя, произошедшего в воложений женщины в конце XIX — начале XX вв., обратим внимание на то, какую роль она играла до того на протяжении всей истории.

Начнем с притчи о Грехопадении. Данный эпизод нередко используют в качестве основного аргумента для утверждений вроде «все зло в мире от баб» и т.п. В чем же истинное значение этой притчи применительно к нашей теме?

По сути, в истории Адама до появления Евы мы сталкиваемся с первым Заветом (договором) в истории человечества. Господь насаждает на Востоке только что созданной им Земли Сад Эдема для своего отдыха. Он помещает туда еще бессмертного Адама в качестве своего образа и подобия, для своего дружеского общения с ним и для того, чтобы тот жил вечно в райской атмосфере, ухаживал за садом и следил в нем за порядком. В качестве условия он выставляет только один запрел Адам не должен употреблять в пищу плодов единственного из растений Эдема — Древа Познания Добра и Зла и даже приближаться к нему. Мы имеем здесь первый договор (иначе Завет) Бога с человеком. Значит, изначальный Завет Бог заключил не с Моисеем и даже не с Авраамом или еще кем-либо, а именное Адамом.

Но вот появляется Ева. И Адам забывает об обещании, данном им Богу, нарушает договор. Что же это означает? Ягвист, автор этого повествования, дает ясно понять: женщина-Ева оказывается для мужчины-Адама важнее самого бога, он ставит и ценит ее превыше его, она вытесняет в сознании своего супруга Бога с присущего ему места, занимает его положение авторитета пес plus ultra (выше которого нет).

Почему так произошло? Ведь ничто в мире не случается без воли Божией. Как же он допустил такое? А потому, что Бог определил центральное положение

52

0 Творении не мужчине, но женщине. Собственно, на такое решение его натолкнуло поведение самого Адама. Ведь, несмотря на его исходное исключительное положение единственного полноправного контрагента Бога, Адаму стало «не хорошо» (Быт.: 2 1Θ). Быть со работником и сотоварищем Господа ему оказалось мало. Его не радовала перспектива "быть одному» (Быт.: 2 18). Излишне говорить, что люди ощущают себя плохо и грустят только без чего-то очень для них существенного, основного. Неуместная в Эдеме тоска Адама и сделала Еву, по воле Творца, главной. С тех пор поговорка «чего хочет женщина, того хочет Бог* — вовсе не красное словцо. Это афористическое отражение порядка вещей, уходящего корнями в седую древность.

Мир принадлежит женщине, она им всегда правила и правит. На нее возложена колоссальная, базовая ответственность за его состояние. Начать с того, что переход от дикости к цивилизации связан с упорядочением брачных отношений, в частности, с утверждением моногамии: ведь мужчина всегда склонен к полигамии. Полиандрия же как другая, не менее распространенная ранее, форма домоногамной семьи распыляла потенциал женщины.

Недаром традиционное воспитание только применительно к мужчинам включало обязательное требование брать часть ответственности на себя. От женщин добивались совсем другого, о чем мы еще скажем. Поскольку они и так знали, что все в человеческом бытии зависит от них, учить их этому нужды не было.

В ходе развития общества данное фундаментальное понимание потихоньку стиралось, пока на заре XX столетия окончательно не выветрилось из сознания большинства женщин в развитых странах, либо они утомились от несения столь тяжелой ноши и сбросили ее. Сейчас некоторые элементы древнего знания на постсоветском пространстве сохранили, главным образом, да и то только отчасти, еврейки, армянки, татарки, цыганки, горянки, меньше — грузинки и башкирки, русские в глухом захолустье, а также представительницы ряда других районов Предкавказья, Кавказа и мусульманских республик бывшего СССР и коренных малочисленных народов Севера,

Неважно почему, но такой сбой произошел. И его закономерным следствием стали невиданные доселе трагедии минувшего века. Между тем каждый здоровый мужчина знает, что с

53

момента его рождения и до самой его смерти женщина играет ключевую роль в его жизни, — будь то мать, бабушка, жена, сестра, подруга либо все они вместе взятые, либо по отдельности, и т.д. Даже если, по душевной слабости, не хочет признавать этого открыто.

Недаром обычно в жены (особенно первый раз) юноши интуитивно выбирают женщину, внутренне похожую на их мать. В этом в частности заключен, попервоначалу, корень необоснованных жалоб многих молодоженов на «лень» супруги, ибо забота матери всегда усерднее и привычнее. Правда, немало молодых женщин становятся настоящими хозяйками (т.е. помогают сберегать и преумножать благосостояние семьи) лишь после того, как обретают тех, кому надо передавать свой в том опыт, а именно детей.

Нормальный мужчина, начиная с детства, воспитывается и развивается в отношениях с женщинами. Потому-то одиночное материнство и нежелательно. Оно гипертрофирует и без того концентрированное женское воздействие на мужчину, что приводит ко всяческим перекосам его поведения, характера и психики.

Стандартная полная семья критически нужна для появления и воспитания здорового и жизнестойкого во всех отношениях потомства. Добрый пример взаимно благожелательного сотворчества родителей, рождающего семейную гармонию, заботливого отца и мудрой хозяйки-матери выстраивает у детей, растущих в такой атмосфере, правильные ориентиры на будущее.

Народной мудрости, а теперь и науке, давно известно, что, как правило, сын идет в мать, а дочь в отца. Здесь все очень функционально. Ни одно звено не может выпасть или быть заменено, ибо каждое из них выполняет строго свою, только за ним закрепленную задачу. Так совершается круговорот, обеспечивающий непрерывность передачи опыта и традиции: женщина формирует мужчину, а он передает полученное от нее наследство следующему женскому поколению. Затем все повторяется

54

снова. И как «отрегулирует* женщина своего мужнину (сына, мужа, друга...), так он и будет поступать: если на добро — будет его творить, если на зло — станет мерзавцем. Женщина держит в своих руках тайные нити. Ей предначертана сверхзадача раскрывать, настраивать и давать возможность проявиться духовному потенциалу мужчины.

Недаром во всех языках есть поговорки типа «У хорошей жены и муж хороший», «Cherchez la femme» («Ищите женщину») и пр. В конце концов, в значительной мере нынешний конфликт полов связан с тем, что не так уж и много женщин сейчас отвечают уровню возложенной на них свыше задачи. Этот конфликт будет практически исчерпан не раньше, чем вернется естественное положение вещей.

Как же быть с тем, что развитые древние мифологии связывают господство в мире темных, необузданных сил естества с неконтролируемым женским началом? Тем, что эллины именовали хтонизмом (от древнегреч. χθων — «земля, почва»)? Здесь фатальной выступает не женственность, а отсутствие ее самоконтроля. Известно, что всякое превалирующее положение несет в себе опасность вырождения в своеволие, произвол, полное подчинение соблазну покуражиться над теми, кто от самодура в данный момент целиком зависит, в пренебрежение сопряженной с доминированием ответственностью. Его актуальным проявлением является разгул в некоторых странах, прежде всего в США, разнузданного «феминизма».

Если только что сказанное кажется кому-то надуманным, давайте вспомним, что супругу неслучайно принято называть хранительницей очага. Ведь сохранение огня, от наличия которого в неизмеримо более буквальном смысле, чем даже от продовольствия, зависит физическое выживание племени, у первобытных народов, еще не умеющих высекать пламя, всегда и везде есть исключительная функция женщины. Она же — первый собиратель и одомашниватель растений и животных, что позволяет стабилизировать рацион питания, избавив его от превратностей охоты. Она же — знахарь.

55

Обратившись к духовной сфере, мы увидим, что наряду с мужскими культовыми сообществами обязательно существуют более древние женские. Причем, если ритуалы мужских братств обязательно предполагают участие в ряде из них женщин, то к женским мужчины не допускаются. Объяснять такую особенность только культом плодородия неверно. Нам давно и подробно известны хорошо описанные еще античными авторами связанные с тайной воспроизводства обряды, скажем, древних греков. Но мы ничего не знаем о тех эпизодах греческих Элевсинских мистерий, праздника Тесмофорий и им подобных, когда женщины удаляли из святилищ мужчин. Значит, не в одном плодородии дело: ведь для деторождения-то мужчина как раз необходим. О клонировании тогда ничего не знали. Следовательно, в такие моменты эллинки сосредоточивались на какой-то высшей ответственности.

Лидирующее, царственное положение женщины подчеркивается и тем, что всякая традиция требует от мужчины обеспечивать благополучие ее и ее детей, а отказ от этого правила сурово осуждает. Ссылка на «слабость пола», к которой здесь охотно прибегают сами дамы, — не более чем удачная уловка, позволяющая подсластить пилюлю для инструмента, исполняющего их волю.

Официально разрешенное многоженство, в историческое время, есть попытка мужа уйти от управляемости: ведь внутри гарема немедленно возникает конкуренция жен и наложниц за милость господина. Впрочем, результат здесь не обязательно тот, к которому стремятся — нам достаточно хорошо известно о безраздельном влиянии старших и (или) любимых жен даже на всемогущих султанов. И теперь в регионах традиционного ислама старшая супруга остается главным советчиком своего спутника жизни. Иногда ее роль частично переходит и к самой младшей супруге, если таковая оказывается для этого достаточно внутренне зрелой и способной. Других аспектов современной разрешенной законом полигамии мы еще коснемся (см. главу 12).

56

Все мировое искусство закономерно пронизано центральным положением женщины в жизни, ибо никому иному, как ей, предписывается сдерживать и гуманизировать необузданные порывы мужчины и его эгоистические устремления. Наиболее наделенные этим качеством и обладающие недюжинным умением его вовремя применять особенно воспеваются. А их имена сохраняются в памяти поколений как образцы для подражания: именно гуманистический вектор является, как было показано выше, определяющим в развертывании культуры (кстати, ведь и Музы — божества тоже женские, хоть и дочери Аполлона). Наоборот, разного рода «леди Макбет» сугубо жестко, куда непримиримее, чем их мужские аналоги, порицаются как предельно отвратительные примеры.

Оттого-то любая религия (а весьма развитая этика присутствует во всяком исповедании) апеллирует прежде всего к женщине, особенно заботится о том, чтобы ее вера была обязательно крепка. Ибо какова будет женщина, таковы станут и мужчины в ее окружении. Само духовное, моральное и физическое состояние и благополучие мужчины целиком и полностью зависит от женщины и ее отношения к нему. Его самоощущение, настроение, мировоззрение, душевное равновесие, работоспособность, здоровье (не только интимное), нравственное**, жизненный успех, карьера (нередко и ее выбор), достаток и его уровень, и т.д.

Наконец, литература, вплоть до детективной, трактует, что за всем стоит женщина. И если у Д.Х. Чейза данный постулат имеет, скорее, негативный оттенок, то А. Кристи деликатно подводит к мысли, что реально всем управляют леди, Ради их интересов совершаются все благородные и низкие поступки; акты самопожертвования и преступления. Мужчины же — всего лишь более или менее послушные и тонкие инструменты в их руках. Неслучайно даже своего любимца Пуаро Кристи несколько раз ставит в двусмысленное положение как раз в этом пункте (в отличие, скажем, от мисс Марпл). И дело здесь не в «женском шовинизме», а в знании писательницей своей роли.

По типу отношений с мужчинами женщин можно разделить на четыре категории. Умные манипулируют мужчинами. Мудрые делают так, что мужчины воспринимают их цели как свои. Те, кто умны и мудры одновременно, понимая, что свою волю надолго и полностью мужчинам навязать невозможно, и будучи одновре-

57

менно заинтересованными в долгосрочной связи, консолидируют свои и мужские интересы, обоюдно подгоняя их друг к другу. Те же, кто хватаются за все, что может сделать за них мужчина, сами либо глупы, либо не сумели до конца эффективно использовать три первых пути.

Как же тогда быть с более строгими ограничениями, которые накладывают на женщину все традиционные культуры? Разве требования жесткой сексуальной дисциплины, молчания в присутствии мужчины, запрет перебивать его речь, выдвижение в качестве главных добродетелей смирения и терпения — не дискриминация? Нет: только технологический век позволил нам роскошь сознательных капризов, а прежде любое табу было глубоко функционально, т.е. оправдано и полезно для всех, на кого оно распространялось.

Всякий знает, что выслушать говорящего молча, не мешая ему развить свою логику до конца, очень полезно, чтобы понять, чего же он в самом деле хочет, и иметь достаточно времени, чтобы прикинуть, как обратить его мысли в нужное вам русло. Дамам же, учитывая мужское упрямство, тем более лучше реагировать не сразу, но потом, если они не согласны, незаметно повернуть все по-своему. Глупо отрицать, что они в этом мастерицы. Наоборот, будучи перебитым, мужчина довольно часто быстро улавливает, куда хочет склонить его женщина, и может ловко от этого устраниться либо использовать ее интенцию в своекорыстных целях.

Терпение и понимание того, что не всего можно добиться вдруг, суть качества, отличающие именно того, кто умеет хорошо управлять. Так где же тут ущемление? Скорее своеобразное сдерживание соблазна загнать рыцаря под каблук. Тем более, что мужчина довольно прост в его отношениях с женщиной: добром, любовью и лаской от него можно добиться всего, что ей угодно.

Ответственность неотделима от самоограничения. Возьмем, к примеру, шахматы. Хотя формально фатальный шах и мат выпадает королю, он бессилен без основного гаранта своего могущества — конечно же, королевы, которой, вообще говоря,

58

принадлежит ничем не ограниченное право на любой ход. Но чем искуснее игрок, тем он спокойнее, аккуратнее и экономнее использует возможности этой фигуры, не допуская не только произвола, но и малейших вольностей с ее стороны. Иначе — провал.

Чтобы управление было действенным, ресурсы и масштабы его субъекта и объекта должны быть конвергентны. Отсюда не только преимущество, отдававшееся на протяжении большей части истории человечества равным в социальном и имущественном отношениях бракам, но и настойчивое стремление родителей обязательно дать своим дочерям как можно более хорошее образование. Даже тогда, когда они не настраивают их на зарабатывание денег посредством собственной карьеры — ибо чтобы успешно «дергать за ниточки», они должны как можно лучше соответствовать объему стоящих перед ними задач.

Часто думают, что современная женщина переносит свои увлечения в область глубинных интересов мужчины под его влиянием. Бывают, конечно, пустоголовые создания, вроде чеховской «душечки», которым все равно, чем заполнять свою черепную коробку. Но в большинстве случаев мужской авторитет как таковой тут ни при чем. Так поступают, осознанно либо интуитивно, только по-настоящему любящие супруги, для того чтобы лучше понимать и знать свой объект, и сделать, благодаря этому, его управляемость наиболее плодотворной, но и наименее для него болезненной.

Воздержание от половой распущенности способствует сохранению хладнокровия и трезвости оценок, что тоже крайне необходимо женщине как руководителю. К тому же от страсти женщина полностью теряет голову. И от частых романов может совсем утратить способность контролировать ситуацию. Но известно, вздорная дама — снаряд чудовищной разрушительной силы для всего, что ее окружает. Мы уж не говорим о здоровье потомства, на каковое беспорядочная смена секс-партнеров будущей матерью оказывает самое негативное воздействие. Ведь нравственное и физическое состояние детей (сыновей в особенности) в решающей степени зависит от их матери.

А от участия в мужском застолье женщины и вовсе некогда отказались сами. Раздельное столование во время пиршеств впервые зафиксировано на стадии матриархата. Очевидно, не видя своих спутников в состоянии излишней эйфории, женщинам было проще сохранить с ними отношения, не утрачивая необходимого для их стабильности пиетета.

59

Кстати, несколько избыточно маркированный в культуре и обращенный к женщине императив уважать мужчину весьма напоминает предписание начальнику не унижать сознательно подчиненного. Это вроде нашей власти, требующей по любому поводу и вовсе без оного должного к себе трепетного отношения: очень уж не хочется признавать себя служанкой общества, как во всех нормальных демократиях.

В традиционной системе возможностей у женщины было даже больше, чем теперь, ибо к писаному праву мужчин она добавляла свои неписаные правила, и всегда оставалась госпожой положения. При этом ее особый мир (пусть хронологически и тематически нередко более компактный), несводимый к мужскому идеалу, был защищен от несанкционированного вторжения, непременно уважался и охранялся каждым достойным мужчиной.

Многочисленные институты, утверждавшие мужской приоритет, как раз и подчеркивали данную особенность — несовпадение показного и неформального лидерства в семье. Последнее всегда оставалось за прекрасной половиной, поскольку она довела искусство манипулирования сильным полом до совершенства, которое продолжает постоянно развивать. Вместе с тем, рассуждает сознающая себя женщина, если мужчина вечно делает только то, что санкционировано ею, то почему бы ей всегда не следовать за ним и его не слушаться? А матери почему бы постепенно не ослаблять формальные вожжи, удерживающие рядом с ней ее чадо? Хотя бы на публику, если уж единственная эта малость настолько тешит их тщеславие, что именно женщина безошибочно и прочно обеспечивает в доме мир, покой и гармонию.

Мужчина получает шанс поступать, как ему заблагорассудится, лишь при условии, что женщина ему это позволит — согласившись с ним или устранившись от решения проблемы. Он может даже настоять на своем, если ту устраивает любой результат либо ей в данный момент, исходя из собственных предпочтений или ради личного спокойствия, проще уступить ему, чем воспрепятствовать. Но еще никогда мужчине не удавалось сделать то, чему женщина по-настоящему, а именно изобретательно и всеми силами, противилась бы. Потому мужчинам не надо жаловаться на то, что им постоянно приходится во всем убеждать своих спутниц. Судьбу не обманешь: иначе просто ничего не выйдет.

Только однажды мужчинам удалось «перевернуть пирамидку». Суфражистки, начинавшие свою борьбу, судя по их бурной деятельности, не все и (или) не полностью отдавали себе отчет в том, что на самом деле происходило. Очевидно, вполне

60

осознанно вели себя выступившие застрельщицами движения жены крупнейших финансистов и промышленников, помогавшие таким образом своим мужьям увеличивать обороты капитала и собственные состояния — т.е. самим себе. Ведь интересы расширенного воспроизводства требовали массированного выброса на рынок свободных рабочих рук. Мужских ресурсов для этого уже было недостаточно.

Если с низшими классами особенно не церемонились — разорившихся (а то и целенаправленно разоренных!) крестьян и ремесленников, включая баб и малых ребят, еще раньше просто затолкали на фабрики, то для притока на должности «синих» и «белых воротничков» дам из солидных слоев общества требовались внушительное идеологическое обоснование и хоть какие-то компенсации за утрату привычного положения.

Тут-то многих из них, утомившихся от тяжкого бремени ответственности за состояние мира и стремящихся увильнуть от нее (как это по-человечески — искать путь наименьшего сопротивления и покупаться на все неизведанное!), и поймали на химеру так называемых равных прав (оказавшихся на поверку сплошными дополнительными, непривычными и потому неудобными обязанностями, от которых уже чаще всего невозможно было уклониться), поманив призраком увлекательности, больших возможностей и свобод, якобы свойственных мужскому миру.

Каков же итог деятельности суфражисток и их последовательниц? Внешне все прекрасно: за женщиной признали все права мужчины и даже все полнее начинают их соблюдать. На деле же, перейдя к непосредственному участию в делах (что оказалось не столь уж и интересным для большинства из них), женщина попала в иерархию жесткого подчинения, где меньшинство является его субъектами, а большинство — объектами, и заодно с местом хозяйки (лишь немногие женщины «выбиваются» в начальство), к которому привыкла в семье и ее окружении, утратила львиную часть незыблемого прежде права на автономию своей частной жизни. Тем самым она превратилась в «рабочую лошадь» с теми же требованиями равной оплаты и в предмет

61

повседневных сделок, что для большинства женщин не слишком приятно.

Но поздно: индустриальная и постиндустриальная экономики быстро нашли возможности для эксплуатации новых рук. И теперь отказаться от женской занятости, вернув «главе семьи» почетную обязанность радеть о ее благополучии, во многих случаях (вследствие дефицита предложения на рынке труда) уже не представляется реалистичным — даже когда женщина охотно пошла бы на это.

Не случайно феминистки борются за восстановление прежней, привилегированной для себя, ситуации. Иначе трактовать понятие особых «прав женщины», отличных от общепринятых прав человека (у женщины есть только одно, дополнительное по сравнению с мужчиной, право — рожать), можно лишь предположив, что само феминистское движение не считает женщину человеком.

Да и выдвигают они не тот лозунг: вместо «Допустите женщину к управлению процессами», надо говорить «Верните ей сознание своего ключевого места». Такая ошибка, похоже, свидетельствует о том, что феминистки не отдают себе отчет в самом основном — названной задаче следует соответствовать, т.е. для начала возвратить себе понимание той ответственности, от которой они сбежали сто лет назад.

В сложной взаимосвязи с данной проблемой находится явление, известное как демографический переход XX в. С одной стороны, в течение столетия в различных конфликтах была выбита масса молодых мужчин, осталось неродившимся огромное количество детей, с другой — люди стали дольше жить, и оба этих фактора еще строже «запрягают» женщину посредством роста социальной нагрузки по обеспечению пожилых.

Понять, насколько вырос типичный жизненный цикл, помогают следующие цифры: еще в XVIII в. мужчина в среднем жил 28 лет, женщина — 32 года, в XIX в. — 36 и 39 лет соответственно. Ориентируясь на них, можно считать, что М.Ю. Лермонтов прожил полный срок, а АС. Пушкин даже «зажился». В самом деле, многие успевали за эти годы достичь невероятных высот в избранной карьере, а заодно обзавестись не только детьми, но и внуками.

62

Без сомнения, надо учитывать высокую младенческую и детскую смертность, последствия эпидемий и войн. Ведь сыновья считались взрослыми (у чеченцев так остается до сих пор), т.е. уходили за отцом в бой, уже в 13—14 лет. Например, генерал Н.Н. Раевский поднял арьергард отступающей русской армии в контратаку под Смоленском таким образом: просто взял за руки своих сыновей 14 и 15 лет и в полный рост, не вынимая даже шпаги, пошел на французские штыки со словами: «Братцы, кто со мной?» Через несколько шагов его обогнали шеренги солдат.

Конечно, обобщенные числа лукавы. И до XX столетия было довольно тех, кто жил значительно дольше. Но, во-первых, они относились в основном к наиболее обеспеченным и привилегированным сословиям. Во-вторых, большинство даже могущественных королей умирало в возрасте около 50 лет. Те же из них и их приближенных, кто жил дольше 60, провожали несколько поколений; 70-летние и старше считались легендой, свидетелями незапамятных, почти сказочных времен, по ним отсчитывали хроники, о них слагали песни и поэмы.

Факт остается фактом, Наполеон запретил танцевать на балах женщинам старше 25 лет: видимо, они казались ему несуразными так же, как в наше время грузные 50-летние тетки, отплясывающие твист, шейк или что-нибудь еще более новомодное. Будущая русская императрица Анна Иоанновна в 19 лет уже была вдовой, а когда воцарилась, в свои 39 воспринималась придворными древней уродиной. Так что, когда у И.С. Тургенева читаем: «Вошла пожилая женщина», а по ходу повествования выясняется, что ей лет 36, то это говорит не о его женоненавистничестве (им он не страдал), а о восприятии возраста 150 лет назад. И не только: обратите внимание, что Агата Кристи в своих детективах, вышедших β 20— 30-е гг. уже XX в., писала о персонажах 32—35 лет—««немолодая», «она была уже немолода», и т.п.

И «бальзаковский возраст», когда общество осуждало связь дамы с юношей, выражался всего лишь 35 годами, сейчас считающимися едва ли не расцветом ее молодости. Женщина отвечает на это тем, что стала меньше рожать, уделяя больше внимания своей профессии. Как следствие — угроза дефицита трудоспособного населения, что замещается ужесточением требований к производительности труда. Круг замыкается.

Между тем выход, действительно, состоит в возвращении к естественному положению вещей, но на более продвинутом уровне — когда древнее интуитивное знание станет современным рациональным. Женщина опять осознает глубоко и искренне свою центральную роль в мироздании, сохраняющую его равновесие и придающую ему устойчивость, уяснит ее себе не как привилегию и способ потешить свой эгоизм, а как весьма нелегкую ответственность (согласитесь, мужчине быть всего лишь инструментом ведь тоже не очень-то просто), попутно избавившись

63

от многих мучающих ее ныне комплексов, и безропотно вернется к ее несению. А все общество воспримет это как должное. Взлет популярности и количества свободных профессий, понимание в широком смысле духовного, креативного, интеллектуального и культурного ресурса как главного для современного прогресса — вот одна из форм компенсации утраченного женщиной свободного для ее внутренней жизни времени.

Заодно она получит возможности толковее подбирать себе мужа (раньше за указанную процедуру отвечали серьезные родители, исходя из всего вышесказанного) и выстраивать с ним стабильно добрые отношения, при желании, рожать больше детей, успешнее учить их взаимопомощи и, постепенно ослабляя строгость опеки, своевременно и относительно для всех безболезненно отпускать их в собственное плавание. Это поможет как улучшить общую демографическую ситуацию в мире и моральную атмосферу в обществе, так и повсеместно развить дух сотрудничества. Ведь матери будут меньше носиться со своими чадами: сократится число единственных детей и связанных с ними малых и великих трагедий; а чада станут более здраво и спокойно оценивать встречающиеся им жизненные коллизии и собственную уникальность.

И в завершение пассажа о «хозяйках жизни»: сказанное выше вовсе не значит, что все на свете надо перевалить на женщин. В этом как раз чуть было не преуспели большевики. Довольно нам экспериментов! Нет. Задача дамы (кстати, от лат. domina, «госпожа, властительница, владычица», сравним семантику современного глагола «доминировать») правильно определить интересы и настроить мужнину в нужную сторону. А его дело, не менее сложное, почтенное и стоящее непременного уважения «половины» за его надлежащее выполнение, но даже более обременительное, — найти способ решения поставленной проблемы и выстроить систему исполнения полученного запроса. А затем научить женщину тому, что ей под силу.

Таково рациональное и исторически оправданное распределение обязанностей и в семье, и вне ее. Здесь у каждого свои,

64

соразмерные их субъектам и сбалансированные между ними и внутри себя, преимущества и тяготы.

Важно понимать: формальное, немотивированное ничем, кроме ссылок на историю, соблюдение традиций вне конкретного контекста их убивает, превращает в бессодержательный консерват, препятствие на пути позитивной эволюции, и делает социум, им следующий, особенно уязвимым к самораспаду. Неверно в этой связи полагать, что «западное» общество пересматривает свои обычаи и потому прогрессивно, а «восточное» — обречено на стагнацию из-за того, что коснеет в правилах, ставших предрассудками.

Просто Запад расстается с традициями с шумом на весь мир, революционно, а Восток незаметно, эволюционно, постепенно, иногда столетиями, обращая (за счет постоянно вносимых мелких коррективов) отмирающее предписание в его полную противоположность. Наиболее яркий и данный нам в непосредственном восприятии пример эффективности последней тактики — политика Дэн Сяопина и его учеников, способствовавшая превращению значительной части Китая — без отказа от коммунистической риторики, ритуалов, отчасти и идеологем — в процветающую, сначала промышленную, а потом и постиадустриальную экономику.

Однако ни один из способов не может считаться универсальным. Вот здесь, действительно, каждому свое: для следования по китайской модели европейцам не хватает терпения, и они чересчур экстравертны.

Кстати, самым древним примером непрерывного обновления без нарушения традиции для модных сейчас рассуждений о living low (живом праве) служит не что иное, как талмудическое право. Как и Коран, Тора содержит свод не только повседневных рекомендаций, но и юридических норм для вершения правосудия. Пока народ мог соблюдать Закон буквально в том виде, как он был получен Моисеем от Бога, никакого комментария не требовалось. Когда же, по ходу истории, жизнь изменилась настолько, что прямолинейное следование предписаниям стало невоз-

65

можным, возникла необходимость в их приспособлении к вновь открывшимся обстоятельствам, условиям бытия.

Тогда началась эпоха мудрецов, толкователей, зачинателей кодекса правил, известного как талмудическое право. Первое их «поколение», жившее в эпоху эллинизма, известно нам не по именам, но только по родовому определению — Зугот, ибо в каждый момент действовали по два учителя (от греческого ζυγόν, «парная воловья упряжка»). За ними последовали Танаи, Амораи, Гаоны, а после запрета Рима на их деятельность эстафета перешла к передающим ее по сеи день наиболее ученым раввинам, которые уже никак не обозначали свою «цеховую» принадлежность.