Европейское_дворянство_XVI_XVII_вв.__границы_сословия

Дворянство Франции XVI-XVII вв.

Средняя концентрация дворянства отмечена в области Бос. Эта область служит наглядным примером того, как на протяжении одного столетия могли существенно измениться численность и пропорция дворянства: в 1500—1560 гг. примерно полторы сотни дворянских семей составляли 0,82% населения области Бос, а в 1600—1660 гг. 180 с лишним семей - уже 1,51%70.

В ходе упоминавшихся выше расследований дворянства на места направлялись комиссии, возглавляемые, как правило, должностными лицами фискального ведомства, и изучали доказательства дворянства. Проверка этих доказательств, прежде всего с целью выявить тех, кто незаконно пользуется налоговыми привилегиями, входила и в компетенцию ряда судебных палат. Обосновать законность своих притязаний на принадлежность к благородному сословию необходимо было также для приема в привилегированные учебные и благотворительные заведения, рыцарские ордена, для представления ко двору.

Что именно требовалось доказать? Во-первых, то, что предки были дворянами. Как писал Тьерриа, «мы во Франции полагаем достаточным подтвердить, что наши отцы и деды жили по-дворянски, то есть что они несли военную службу, были капитанами, лейтенантами, знаменосцами, солдатами; держали дворянские должности и чины; общались с дворянами и носили дворянское платье, и их жены

— платье дамуазелей; не облагались тальей, но почитались и признавались дворянами в своих краях»71.

Во-вторых, надо было подтвердить законность своего происхождения от дворянских предков.

Процедура доказательства была тесно связана с господствовавшими в обществе представлениями о дворянстве и эволюционировала вместе с ними. В средние века, по словам Клода Франсуа Менестрие, автора посвященного этому вопросу трактата XVII в., «на древних турнирах принимали свидетельства сюзеренов и государей, написанные ими, дабы удостоверить дворянство их вассалов, направлявшихся на турниры; туда же посылались герольды и оруженосцы, дабы удостоверить это со своей стороны»72.

Первостепенная роль общественного мнения в определении принадлежности к благородному сословию обусловила тот факт, что долгое время наиболее естественным доказательством дворян-

70Constant J. М. Nobles et paysans en Beauce... P. 17—27 bis.

71Thierriat FL de. Op. cit. P. 11-12.

72Menestrier Cl.. F. Op. cit. P. 118.

71

Л.А. Пименова

ства считались показания свидетелей. Свидетелями выступали люди преклонных лет, лично знавшие отца и деда того, чье происхождение надлежало выяснить. По словам Тьерриа, свидетелями могли быть «дворяне, королевские и государственные чиновники, адвокаты, прокуроры и прочие лица, очевидно знающие, что такое дворянство»; показаний простых ремесленников или пахарей было недостаточно73. Со временем требования, предъявляемые к происхождению свидетелей, видимо, ужесточались, так как спустя несколько десятилетий Менестрие настаивает уже на том, что «свидетели должны быть урожденными военными дворянами, чье происхождение известно и безупречно» 74 . Число свидетелей зависело от местных обычаев: иногда требовались двое, в других местах четверо, а кое-где полагалось представить показания семерых человек.

Процедура устного доказательства дворянства сохранялась еще в конце XVII в., но постепенно и суды, и королевские уполномоченные, проводившие расследования дворянства, перестали удовлетворяться показаниями свидетелей. С XVI в. парижская Палата косвенных сборов признала необходимым, помимо них, представить документы, доказывающие дворянское происхождение. Луазо и Менестрие сходятся во мнении, что документы являются самыми надежными и общепризнанными доказательствами дворянства, хотя обычно к ним прилагаются и свидетельские показания75. Во второй половине XVII в., во время кольберовских расследований дворянства во всем королевстве, письменные доказательства считались необходимыми и достаточными.

В качестве доказательств принимались: записи о крещении, где указывались имена отца и матери; брачные контракты; завещания; ревизии очагов и прочие документы, из которых было бы видно, что данное лицо освобождалось от налогов; реестры бана и арьер-бана; записи, свидетельствующие об участии в заседаниях провинциальных штатов среди представителей дворянского сословия; документы о дворянском разделе наследства; судебные решения по делам о дворянстве; свидетельства об исполнении должностей, являющихся привилегией дворянства; свидетельства о военной службе и отчеты военного казначейства; акты вассальной присяги при вступлении во владение дворянским фьефом; документы, исходящие от короля или от должностных лиц королевства, в которых данный человек именовался бы экюийе или шевалье; постановления комиссий, принятые в ходе предыдущих расследований

73Thierriat H. de. Op. c.it. P. 13.

74Menestrier Cl. F. Op. cit. P. 119.

75Loyseau Ch. Op. cit. P. 41; Menestrier Cl.. F. Op. cit. P. 119.

72

Дворянство Франции XVI-XVII вв.

дворянства. Доказательствами считались летописи и хроники, в которых были упомянуты предки заинтересованного лица. В ходу были и такие свидетельства, как арендные договоры, акты купли-продажи, акты об установлении опеки, справки местных должностных лиц, постановления Палаты косвенных сборов76. Аноблированным и их потомкам полагалось представить патенты, надлежащим образом зарегистрированные, и свидетельства о владении аноблирующими должностями. В качестве доказательств можно было предъявлять только подлинники документов. При этом считалось, как замечает Менестрие, что «все эти доказательства выглядят менее подозрительными, ежели они взяты из государственных реестров»77. Необходимое число документов, удостоверяющих дворянство, по-видимому, возрастало по мере того, как ужесточался контроль над дворянством со стороны королевской власти и письменные доказательства становились определяющими, вытесняя устные. Так, в Нормандии при расследованиях дворянства в XVI — первой половине XVII в. заинтересованному лицу достаточно было представить по одному подлинному документу для доказательства дворянства каждого из рассматриваемых поколений его предков. При расследованиях 1666 г. требовались уже по меньшей мере три документа для каждого поколения78.

С середины XVI в., по мере того как возобладали представления о дворянстве как о наследственном качестве, широко распространились генеалогические штудии и книги. Составлялись генеалогические древа с разными целями, но основной все же было доказательство дворянского происхождения79. Некоторые из генеалогий носили явно вымышленный характер: аноблированные семьи пытались поднять свой престиж, создавая легенду о принадлежности к древнему дворянскому роду. Например, семья Талонов претендовала на происхождение от ирландского дворянина Артюса Талона, поступившего на службу к королю Франции Карлу IX. Вообще миф об иностранном происхождении часто использовался как уловка с целью избежать необходимости предъявлять веские доказательства принадлежности к французской знати. В личных бумагах генерального адвоката Парижского парламента

76Menestrier Cl. F. Op. cit. P. 120-125; La Roque G. A. de. Op. cit. P. 244.

77Menestrier Cl. F. Op. cit. P. 125.

78Wood J. B. Op. cit. P. 30.

79О нарастании интереса к составлению генеалогий, об организации генеалогической службы во Франции и о ее роли в проверке доказательства дворянства см.: Копосов Н. Е. Высшая

бюрократия во Франции XVII века. Л., 1990. С. 23—32; Burguière A. La mémoire familiale du bourgeois gentilhomme: généalogies domestiques eri France aux XVIIе et XVIIie siècles // Annales: E. S. С. 1991. № 4; Maurel С. Construction généalogique et développement de l'Etat moderne // Ibidem.

73

Л.А. Пименова

Омера Талона действительно упоминается его двоюродный дед, некий Артюс Талон, но не иноземный дворянин, а торговец из Шампани 80 . Отношение со стороны генеалогистов к подобным сказкам о происхождении от знатных предков далеко не всегда было снисходительным.

В качестве доказательств дворянства использовались также гробницы предков, эпитафии и памятники с изображением гербов и других признаков дворянского достоинства. По своему значению они приравнивались к подлинным документам. По словам Менестрие, «надгробия, где присутствуют четыре, восемь или шестнадцать картье 81, являются веским и полным доказательством дворянства»82.

Всем, кроме аноблированных и их потомков, следовало доказать, что их дворянство является «незапамятным» (immémoriale). Однако, как отмечает современная исследовательница М. Кюбельс, распространенное понятие «незапамятное дворянство» допускает разные толкования. Под этим могли подразумевать как дворянство, происхождение которого стерлось из памяти ныне живущих, так и такое дворянство, о начале которого не осталось ни одного документа83. Очевидно, что первое толкование было связано с процедурой устных доказательств, тогда как преобладание письменных доказательств склоняло ко второму толкованию. Но на практике дворянским семьям не требовалось предпринимать длительные розыски, чтобы составить себе документально подтвержденную генеалогию, уходящую в глубь веков. Установилось правило доказывать дворянский статус семьи лишь в течение определенного времени. На всей территории Франции, за исключением Нормандии, преобладал обычай доказывать дворянство трех поколений семьи по мужской линии, т. е. до деда включительно. Согласно Лароку, «свидетелям нет необходимости показывать, что они видели и знали прадедов, прапрадедов и других предков и что оные почитались дворянами и жили по-дворянски, как то предписано правом»84. В XVI в. это правило присутствовало в кутюмах большинства французских провинций. В

эдикте о тальях 1600 г. эта вековая норма обычного права обрела силу писаного закона85.

80Descimon К. Op. cit. P. 36&-367.

81Речь идет о высеченных на надгробии гербах покойного и его предков.

82Menestrier Cl.. F. Op. cit. P. 131.

83Cubells M. Op. cit. P. 230.

84La Roque G. A. de. Op. cit. P. 244-245.

85Loyseau Ch. Op. cit. P. 41; Bloch J. R. Op. cit. P. 33.

74

Дворянство Франции XVI-XVII вв.

Обычай принимать во внимание три поколения в основе своей восходил к нормам римского права и сохранялся на протяжении всего Средневековья. Аналогичным образом капитулярий Карла Великого 803 г. признавал вольноотпущенника полностью свободным только в третьем поколении 86 . Но наряду с этим существовал и обычай рассматривать четыре поколения. Такой порядок доказательства дворянства предписывали патентные письма Карла VIII 1484 г. Ларок связывает его с рыцарскими обычаями и считает более правильным, нежели доказательство трех поколений. В XVI—XVII вв. правило доказывать четыре поколения дворянства преобладало лишь в Нормандии, где оно было подтверждено в 1583 г. патентными письмами Генриха III 87.

ВXVII в. наряду с доказательством трех или четырех поколений все шире стало практиковаться доказательство того, что семья обладала дворянским статусом на протяжении ста лет. В Бретани этот обычай был узаконен еще в 1580 г. Принятая в 1664 г. королевская декларация, определившая порядок начатых два

года спустя по всей стране расследований дворянства, предписывала комиссиям изучать документы, поданные в качестве доказательств, вплоть до 1560 г.88 По

мнению Менестрие, эта процедура аналогична доказательству четырех поколений дворянства, если считать 25 лет за одно поколение 89.

Внекоторых случаях предъявлялись и более жесткие требования. Сложнее всего было доказать право на придворные почести, к которым относились официальное представление ко двору и привилегия быть допущенным в

королевскую карету. Во второй половине XVIII в. для этого требовалось представить документы, подтверждающие дворянский статус предков до 1400 г.90 Во время расследований дворянства принимались во внимание только документы, касающиеся предков по мужской линии, так как браки с недворянками не препятствовали продолжению дворянского рода. Но в некоторых случаях, например при посвящении в рыцарские ордена или приеме в привилегированные коллежи, требовалось доказать дворянство и по отцовской, и по материнской линиям. Тогда правило доказательства трех поколений означало необходимость

подтвердить четыре дворянских картье,

86Bloch J. R. Op. cit. P. 36.

87La Roque G. A. de. Op. cit. P. 249-250.

88Ibid. P. 250-252.

89Menestrier Cl.. F. Op. cit. P. 27.

90Bluche F. Les honneurs de la Cour. P., 1957. Т. 1.

75

Л.А. Пименова

т. е. доказать, что к дворянскому сословию принадлежали отец, мать, мать отца и мать матери 91.

Как поступали в тех случаях, если дворянский статус семьи на протяжении положенных трех-четырех поколений или ста лет был доказан, но обнаруживались более далекие предки-ротюрье (здесь, разумеется, речь не идет об аноблированных семьях)? Теоретически узурпации дворянства всегда осуждались. Так, Луазо, ссылаясь на эдикт 1600 г. о тальях, писал, что для доказательства принадлежности к дворянству надо подтвердить дворянский статус отца и деда, но этого достаточно лишь в том случае, если не обнаружится, что раньше в роду были ротюрье92. Однако до второй половины XVII в. правовые нормы молчали насчет прадеда или прапрадеда ротюрье, так что доказательство трех поколений фактически помогало легализовать самовольное аноблирование. Позднее, ко времени кольберовских расследований положение коренным образом изменилось, и принцип, согласно которому дворянство может быть только незапамятным или пожалованным королем, но никак не присвоенным, обрел силу закона. Согласно постановлению королевского совета от 19 марта 1667 г., следовало доказывать дворянский статус семьи вплоть до 1560 г., но если бы обнаружились документы, из которых была бы видна предшествующая этой дате ротюра, то комиссии уже не должны были принимать во внимание представленные в качестве доказательств более поздние акты93. На практике же, как правило, несмотря на жесткий закон, достаточно было доказать дворянский статус семьи на протяжении ста лет, и комиссии закрывали глаза на противоречившие этому более ранние документы.

В качестве фундаментального внутрисословного различия авторы юридических трактатов выделяли границу между родовитым дворянством (la noblesse d'extractioii) и аноблированными. По словам Тьерриа, во Франции существовали «дворянство расы (1а noblesse de race), которое произошло от предков-дворян, живших, как дворяне; и гражданское дворянство, которое есть качество, данное суверенным Государем тому, кто не имел его от природы». Первое стояло несомненно выше второго: «Как привитый черенок еще кажется дичком и не дает столь сладких плодов, как те, что давно были привиты к садовым деревьям, так и новые дворяне

91Menestrier Cl. F. Op. cit. P. 26—27, 162.

92Loyseau Ch. Op. cit. P. 41.

93Cubells M. Op. cit. P. 233—235.

76

Дворянство Франции XVI-XVII вв.

кажутся еще подобными тем, кто их породил, и не могут действовать, как истинные дворяне столь естественным образом, как те, кто утверждался во дворянстве из поколения в поколение, от отцов к сыновьям»94.

Для обозначения родовитого дворянства употреблялись также термины жантийес (la gentillesse) и жантийомы (les gentilshommes), незапамятное дворянство (la noblesse immémoriale), дворянство имени и герба (la noblesse de nom et d'armes). Эта терминология отражала бытовавшие в обществе представления о дворянстве как о потомственном рыцарском сословии. На практике дворянин в третьем поколении уже мог именоваться дворянином имени и герба, или жантийомом.

Различался ли правовой статус двух категорий дворянства? По мнению Луазо, несмотря на то, что общественное мнение ставит аноблированных ниже, чем родовитых дворян, «в действительности они пользуются всеми теми же самыми привилегиями»95. Тьерриа, ссылаясь на известного правоведа Жана Баке, утверждал, что некоторая разница все же была; в частности, в Лотарингии жены аноблированных не могли носить такое платье, какое носили жены родовитых дворян96. Иногда аноблированные должны были платить талью на протяжении трех поколений. Как мы уже знаем, аноблированным легче было потерять и труднее вернуть себе дворянский статус. Разница между родовитым дворянином и аноблированным отчетливо проявлялась во время различных церемоний: аноблированные должны были пропускать жантийомов вперед; им полагалось стоять, когда те сидели; на заседаниях Генеральных штатов они занимали последние ряды и не могли голосовать вместе с дворянами; в официальных бумагах имена представителей древних фамилий назывались перед именами аноблированных97.

Известное деление сословия на дворянство шпаги и дворянство мантии первоначально было растворено в противопоставлении родовитого дворянства аноблированным, так как считалось, что все «истинные» дворяне — военные, а должностные дворяне рассматривались как аноблированные. Лишь на рубеже XVI—XVII вв. в результате того, что, с одной стороны, приобретение должностей стало основным источником пополнения дворянского сословия, а с другой стороны, ранее аноблированные семьи должностного дворянства постепенно переходили в разряд родовитых, эта анти-

94Thierriat FL de. Op. cit. P. 4-5, 6.

95Loyseau Ch. Op. cit. P. 35.

96Thierriat FL de. Op. cit. P. 210-230.

97Bloch J. R. Op. cit. P. 198-200; Bitton D. Op. cit. P. 95-96.

77

Л.А. Пименова

теза была осознана и обрела самостоятельное значение. В это же время появился и термин «дворянство мантии». Впервые он был употреблен, по-видимому, в 1607 г.98 Мы не будем останавливаться на спорах о том, шло ли слияние военного и должностного по происхождению дворянства или же они оставались двумя обособленными друг от друга социальными слоями99. Для нас сейчас важно, что эти дискуссии ведутся вокруг социальных характеристик различных фракций французского дворянства: их брачного поведения, преобладающих типов карьеры, социального престижа, самосознания, тогда как с точки зрения правового статуса не было различий между военным и должностным дворянством.

Помимо противопоставления родовитых дворян аноблирован ным, авторы юридических трактатов подчеркивали значение границы между простым и титулованным дворянством. Различия между ними носили символический характер и, помимо наличия или отсутствия самого титула, состояли в том, что в собраниях титулованных дворян следовало пропускать вперед и они могли садиться в тех случаях, когда нетитулованные стояли. Среди титулованной знати существовала своя внутренняя иерархия. В 1582 г. Генрих III составил четкую шкалу дворянских титулов, в основу которой была положена иерархия фьефов: верхнюю ступень занимало герцогство (не менее 8000 экю годового дохода), затем следовали маркизат (равный трем барониям и трем шатленствам), графство (две баронии и три шатленства), виконтство, барония и шатленство 100 . Однако общественное положение не совпадало с предписаниями королевского указа, и иной граф вследствие древности рода, особых заслуг или размеров своих владений мог пользоваться большим престижем, чем маркиз.

Особую — как в юридическом, так и в социальном отношении — группу дворянства составляла его элита — герцоги и пэры. Луазо в своей классификации дворянства выделял три ступени: простых дворян, именуемых жантийомами и экюийе, титулованное дворянство и князей. Эту последнюю, высшую ступень занимали герцоги, пэры и принцы крови101. Они отличались от остальных дворян происхождением, особыми привилегиями, типом карьеры, характером брачных союзов, имущественным положением и групповым самосознанием 102. Это было высшее военное дво-

98Descimon R. Op. cit. P. 371.

99О дискуссиях по этому вопросу см.: Копосов Н. Е. Указ. соч. С. 5—20.

100Labatut J. Р. L'ordre de la noblesse // Labatut J. P. Noblesse, pouvoir et société en France au XVIIе siècle. Recueil d'articles et de travaux. Limoges, 1987. P. 160—161.

101Loyseau Ch. Op. cit. P. 35, 62—73.

102Labatut J. P. Les dues et pairs de France au XVIIе siècle: Etude sociale. P., 1972. 78

78

Дворянство Франции XVI-XVII вв.

рянство древнего и знатного происхождения. Правда, канцлер Сегье в 1650 г. стал герцогом де Вильмором, но у него не было сыновей, так что он не положил начала новому герцогскому роду дворянства мантии.

За пределами группы герцогов и пэров критерии древности рода и знатности титула далеко не всегда совпадали. Расхождение между тем и другим нарастало по мере упрочения социальных и политических позиций должностного дворянства, и уже в начале XVII в. Луазо счел нужным отметить, что «дворянство, происходящее от звания, то есть от высших должностей или сеньерий, стоит ступенью выше, чем простые жантийомы; ибо те, кто всем этим обладает, принадлежат к разряду шевалье или сеньеров и именуются этими титулами, являющимися титулами высшего дворянства» 103. Правило, согласно которому дворянство чем древнее, тем почетнее, Луазо распространял лишь на простых, нетитулованных жантийомов.

Соотношение между вторым и первым сословиями королевства, дворянством и духовенством, не было столь ясным и четким, как это может показаться на первый взгляд. В соответствии с тем, что духовенство считалось первым сословием, самый низший священнослужитель должен был бы почитаться выше первого из дворян. Но в действительности это было не так. Разные категории духовенства и дворянства смешались на существовавшей в общественном мнении и отраженной в этикете иерархической лестнице; спор о том, кто какую ступень занимает, не был решен до конца. На практике дворяне, особенно титулованные, признавали первенство лишь высшего клира. Самые высокопоставленные церковные прелаты являлись пэрами Франции и входили, таким образом, в высшую группу знати. Внутри этой группы, согласно этикету, они стояли позади таких светских лиц, как принцы крови, но впереди всех прочих пэров Франции. Вследствие целибата духовенство могло пополнять свои ряды лишь за счет выходцев из других сословий, в том числе дворянства. В XV—XVII вв. высшее духовенство стало более аристократическим, чем прежде: дворянское происхождение превратилось в важное условие церковной карьеры. Таким образом, первое сословие не возвышалось над вторым. При том, что оно представляло собой профессиональную группу, наделенную особым правовым статусом, духовенство, прежде всего епископат, было тесно связано с дворянством как по происхождению, так и согласно общепризнанной «табели о рангах»104.

103Loyseau Ch. Op. cit. P. 35.

104Mousnier R. Op. cit. P. 64—65; Contornine Ph. L'Etat et les aristocraties // L'Etat et les aristocraties: XIIе—XVIIе siècles... P. 19; Labatut J. P. L'ordre de la noblesse... P. 159-160.

79

Л.А. Пименова

Вопрос о социальной значимости межсословных и внутрисословных границ принадлежит к числу самых сложных и спорных 105 . С одной стороны, исследования, посвященные герцогам и пэрам, генеральным откупщикам, членам королевского совета, парламентским магистратам, дворянству некоторых провинций, демонстрируют разнородность дворянства и когерентность отдельных составлявших его групп. С другой стороны, ряд локальных исследований свидетельствует о том, что, несмотря на внутренние различия между старым и новым, военным и должностным, богатым и бедным дворянством, его правовой статус служил основой для образования социальной общности. Впрочем, эта проблема требует изысканий в области социальной истории и выходит за пределы данного очерка, посвященного преимущественно юридическим границам дворянского сословия Франции.

105 Подробнее см., напр.: Копосов Н. Е. Указ. соч. С. 220—227; Labatut J. P. L'ordre de la noblesse...; WoodJ. B. Op. cit. P. 69—119; Bonhanan D. Matrimonial Strategies among Nobles of XVIIth-Century Aix-en-Provence //Journal of Social History. 1986. № 3.

80