Европейское_дворянство_XVI_XVII_вв.__границы_сословия

Английское дворянство в XVI — начале XVII в.: границы сословия

ставленные герольдами и за определенный взнос зафиксированные в Герольдии, получали силу юридического документа.

Оживление интереса к происхождению предков и их славным деяниям, массовая запись генеалогий в это время — важный симптом, указывающий на сохранение престижа дворянского статуса, стремление утвердить самоценность этого сословия в обществе на закате века куртуазии и рыцарства. Родословные легенды и поколенные росписи, в зависимости от добросовестности составите- лей-герольдов и их заказчиков, уводили корни английских дворянских родов в нормандское, а то и в англосаксонское прошлое, а клиенты с наиболее необузданной фантазией настаивали на включении в свои генеалогические древа Брута и Энея, Яфета, Ноя и самих прародителей человечества — Адама и Евы. Наряду с этими фантастическими, но вполне «законными» с точки зрения современников притязаниями, возникает и масса фальшивых генеалогий, доказывающих древность недавно аноблированных семейств, или незаконно, на основе совпадения или созвучия фамилий, связывающих неприметные семейства с древними аристократическими родами и т. п.

В этих условиях стремление Тюдоров сохранить в чистоте традиционную иерархию общества превращает генеалогию в инструмент их социальной политики и вызывает к жизни беспрецедентное в ее истории начинание. Генрих VIII повелел герольдам совершать регулярные визитации во все графства страны, целью которых была проверка родословий всего английского дворянства и законности прав на гербы и титулы. Они продолжались до конца XVII в. Герольды проверяли достоверность родословия, опираясь как на письменные, так и материальные свидетельства: исследовали приходские записи, королевские грамоты о земельных дарениях, пожаловании должностей и проч., манориальные документы; обследовали изображения старинных гербов на фасадах домов и витражах, спускались в родовые склепы, где изучали рельефы и надписи на саркофагах, и т. д.

Инструкции, данные герольдам, относительно источников, на которые они могли опираться при своей проверке, проливают свет на то, что считалось в Англии убедительным доказательством дворянского происхождения. Единой и стройной системы здесь не сложилось, и герольдам приходилось иметь дело с разнородными и подчас косвенными данными. Таковым доказательством мог, например, служить факт, что чьего-либо предка призывали в парламент королевским письмом. Отсюда следовало, что в те времена он признавался пэром, следовательно, был знатным человеком, и потомки его являются джентльменами. Приоритетную роль среди документов играли те, что характеризовали отношения с королевской властью: записи и грамоты, доказывающие принадлежность

31

О. В. Дмитриева

к прямым держателям земель от короля, о получении должностей в королевском управлении и связанных с ними титулов и проч.

Те генеалогии, которые в ходе проверки были признаны достоверными, заносились в «Книгу визитации» и регистрировались в Герольдии. Те же, кто незаконно присваивал себе славные родословные, подвергались публичному поруганию: списки с их именами оглашались принародно, а затем надолго вывешивались на крестах в главных городах графства46.

Входе визитаций выявлялась масса фантастических и фальшивых родословий

игербов, которые свидетельствовали как о горячем стремлении многих и благородных, и неблагородных людей приписать себе более высокий социальный статус, так и о коррупции герольдов, удовлетворявших эти требования. Один из таких вопиющих случаев открылся в 1616 г. и вызвал скандал: герольд Йорка

возвел во дворянство лондонского палача, дав ему герб, составленный из гербов королевства Арагон и Брабант47. Однако если герольды оказывались ревностными, то претендентам на древние генеалогии приходилось, в свою очередь, проявлять предприимчивость и сообразительность. Они не только подделывали документы и печати к ним, но иногда накануне визитации предпринимали поистине героические усилия: так, семейство Уэллсборнов из графства Бэкингемшир, рядовые джентри, происходившие к тому же из йоменов, сочли более лестным для себя родство с графом Монфор, ради этого подделали средневековые грамоты и печати, «подтверждающие» родословную, поместили в местную церковь довольно похожую имитацию рыцарского надгробия XIII в., снабдив его именем никогда не существовавшего «Уэллсборна де Монфора», якобы сына графа Симона де Монфора; к нему присовокупили подлинное надгробие XIV в. с гербом Монфоров,

а затем наняли местного каменщика, который высек необходимое число саркофагов «предков», доведя линию до XVI в.48

Чтобы повысить свой престиж и продлить родословную, к этому способу прибегали и пэры: в начале XVII в. лорд Ламли привез из Дарема и поместил в

фамильный склеп три подлинных средневековых надгробия, но, по всей видимости, не его предков, а к ним добавил одиннадцать подделок49. Подобных курьезных примеров было великое множество.

Увлечение генеалогией и геральдикой, захватившее в XVI в. и знать, и джентри, выразилось в том, что генеалогические древа,

46Wagner A. R. Op. cit.

47Stone L. The crisis... P. 68.

48Mercer E. English Art 1553-1625. Oxf., 1962. P. 219-220.

49Stone L. The crisis... P. 24.

32

О. В. Дмитриева

гербы, геральдические символы стали непременной и привычной деталью оформления интерьеров частных домов и общественных зданий в тюдоровскую эпоху.

XVI — начало XVII в. — золотой век английской генеалогии, которая развивалась уже не как прикладная дисциплина, а как самостоятельная наука. Усилиями елизаветинских ученых-антиквариев и историков XVII в. — У. Бартона, У. Пола, Т. Джекилла, С. Арчера, У. Кемдена, У. Ламбарда, Р. Гловера и др. — были созданы коллекции родословий английского дворянства, включавшиеся, как правило, в местные истории графств. Вершиной этих трудов стало собрание генеалогий английского баронства, подготовленное Дугдейлом50.

Общий интерес и пристрастие к генеалогическим изысканиям в XVI — начале XVII в., оживление средневековой традиции по-иному освещают проблему восприятия знатности и благородства в Англии, несомненно усложняя картину и делая ее более противоречивой. Гордость родовитого дворянства своими древними корнями — последний оплот, позволявший вооружиться против нуворишей, утвердиться в сознании собственного непоколебимого природного достоинства. Эта точка зрения противостояла распространенным в английской политической и юридической теории убеждениям, что благородству должен соответствовать определенный уровень материального благосостояния. Она игнорировала принципы ренессансной этики, утверждавшие, что истинные благородство и знатность определяются моральными качествами и добродетелями человека. Она, наконец, не принимала во внимание даже роли королевской власти

вформировании дворянства, ибо «подлинную аристократию создает время», провозглашая тем самым примат «континентальных» взглядов на это сословие.

Наряду с «генеалогическим» аспектом следует отметить ряд важных моментов

всоциальной политике Тюдоров, направленных на поддержание высокого общественного престижа дворянства. Это и попытка Генриха VIII превратить университеты в заведения исключительно для благородной элиты и не допускать к обучению людей низкого звания, так как получение степени открывало последним путь наверх. Столь утопичные намерения не были реализованы на практике, но их направленность чрезвычайно симптоматична. Это и методическая подспудная работа Елизаветы I по формированию аристократического элитарного характера системы государственного и политического управления. Хорошо известен тот

50Wagner A. R. Op. cit.; Round Н. Studies in peerage and Family History. L., 1901; Round H. Peerage and Pedigree. L., 1910; Maclagan M. Genealogy and Heraldry in the sixteenth and seventeenth centuries // English Historical scholarship in the sixteenth and seventeenth centuries. L.; N. Y., 1956.

33

О. В. Дмитриева

факт, что в период ее правления из парламента исчезли колоритные фигуры богатых суконщиков-предпринимателей, которые заседали там во времена ее деда и отца. (Напомним, что состав парламента во многом определялся письмами монарха и тайного совета в города и графства с прямыми указаниями на те кандидатуры, которые им было угодно видеть в этом органе.) Это касалось и системы местного управления. Хотя мировые судьи и шерифы графств обязательно рекрутировались из дворянства (в основном из джентльменов и сквайров), в последние годы своей жизни Елизавета все чаще передавала полномочия на местах в руки специальных эмиссаров короны — лордов-лейтенантов, лордов-депутатов, назначавшихся, как правило, только из высшей титулованной знати.

Таким образом, уровень общественного сознания в Англии XVI в. и целенаправленная социальная политика Тюдоров позволили сохранить достоинство и престиж дворянства как лидирующей силы и основы государственной и политической системы. Диспропорция в прежде сбалансированной социальной структуре наметилась лишь в эпоху Стюартов, когда в обществе увеличился разрыв между богатствами, накопленными в руках буржуа, и их статусом и усилился нажим последних на корону. Соблазнившись огромными доходами, Стюарты начали беспрецедентную торговлю дворянскими званиями. Девальвация статуса рядового джентльмена немедленно вызвала цепную реакцию: стремление дворянства отгородиться от новоиспеченных выскочек, получив более высокие титулы, которые также стали в XVII в. рыночным товаром. Но и сама эта неприкрытая торговля указывает на то, что система ценностной ориентации общества не была поколеблена, дворянский статус оставался по-прежнему вожделенной целью.

Подводя итоги, можно заключить, что социальная структура английского общества в XVI в. была в достаточной мере открытой для проникновения в ее высший слой людей неблагородного происхождения и позволяла компенсировать разрыв между имущественным и сословным статусом. Тем не менее амбиции буржуа, их претензии на общественное признание и долю в политической власти могли реализоваться только путем включения их в традиционную социальную систему, освященную авторитетом старого феодального порядка. Дворянство притягивало, поглощало новые элементы и благодаря этому укрепляло свои позиции в обществе, где продолжали доминировать предложенные им система ценностей и стиль жизни. В этом сочетании жесткого деления общества на страты и в то же время мобильности в рамках системы, возможности подняться из одного уровня ее в более высокий

— причина устойчивости английского дворянства и аристократии на протяжении последующих столетий.

34

Д. Г. Федосов

ЛОРДЫ И ЛЭРДЫ:

ШОТЛАНДСКОЕ ДВОРЯНСТВО В XVI-XVII ВВ.

Всякий оборванный шотландец зовется дворянином.

Старинная французская шутка.1

Внашем клане одни господа.

Поговорка Камеронов из Лохила.2

Сегодня едва ли где-либо столь заметны многочисленные и устойчивые признаки влияния благородного происхождения в повседневной жизни, как в Шотландии. До сих пор по всей стране немало замков и дворцов с окрестными угодьями принадлежат тем же семействам, что и несколько веков назад; во главе каждого клана или отдельной его ветви стоит общепризнанный по старшинству вождь (chief или chieftain); почти без изменений сохраняются средневековые титулы, почетные придворные и государственные должности (так, глава рода Хэй граф Эррол и ныне именуется наследственным лордом-констеблем Шотландии, а вождь Скримджеров ее знаменосцем, причем это звание уже в XX в. пытался оспорить по суду граф Лодердейл); широко и успешно применяется геральдическая система, одна из самых совершенных в Европе; наконец, только в Шотландии родовую принадлежность можно определить по одежде, так как национальный костюм для каждого имени имеет строго установленную по цвету и рисунку клетку (тартан), а на головном уборе обычно красуется значок с нашлемником и девизом главы клана. Все это указывает на давние и незыблемые традиции общественного устройства, и в частности на значение дворянского достоинства.

Впечатления настоящего вполне подтверждаются более ранними свидетельствами, которые единодушно отмечают родовую гор-

______________________________________

1Smout Т. С. A History of the Scottish People 1560-1830. London, 1972. P. 36. Ср. Другую французскую поговорку: "Горд, как шотландец" (II est fier comme un Ecossais), приведенную в "Истории" Джона Мэра (1467-1550) - Major J. History of Greater Britain. Scottish History Society edn. 1892. P. 44.

2Maclean F. A Concise History of Scotland. L., 1983. P. 68.

35

Д.Г. Федосов

дость шотландцев, еще более разительную на фоне другой известной национальной черты бедности. Посол Испании (дворянство которой само может служить образцом сословной надменности) дон Педро де Айала, состоявший при шотландском дворе в 1496-1497 гг., писал о своем новом окружении: "Они тщеславны и высокомерны по природе и тратят все, что у них есть, дабы поддержать свое внешнее обличье... Они почитают себя самым могущественным королевством из сущих на земле"3. Айала вращался среди высшей придворной знати, но и менее именитые не уступали ей в сознании своего положения и стремились не уронить его. Англичанин Тэйлор так отозвался о визите к некоему шотландскому дворянину в 1618 г.: "Этот простой домотканый детина (plaine homespunne fellow) содержит 30, 40, 50 или, быть может, больше слуг, каждый день принимая у ворот по 60 или 80 человек, и, помимо всего этого, может давать пышный прием по четыре или пять дней кряду пяти или шести графам и лордам вместе с рыцарями, джентльменами и их свитой, будь их хоть три или четыре сотни на лошадях. Тут они не только едят, но угощаются, не только угощаются, но пируют...

Много таких достойных хозяев в Шотландии, и я был принят среди иных, откуда подлинно собрал помянутые наблюдения"4.

Глубокое ощущение родовой принадлежности постоянно проявлялось в различных формах и было почти всеобщим. По утверждению епископа Джона Лесли, издавшего в 1578 г. "Историю Шотландии", это чувство разделялось "всем народом, а не одним лишь дворянством"5. О том же с удивлением говорил в начале XVIII в. английский офицер Берт: "Почти каждый из них является генеалогом"6.

Те же характерные черты самосознания и поведения сохранялись и даже усиливались, когда, начиная с XV в., выходцы из Шотландии, главным образом мелкие дворяне, во множестве распространились по Европе. Во Франции, Нидерландах, Германии, Скандинавских странах, Польше, России при поступлении на государственную или военную службу они настойчиво добивались признания и повышения своего социального статуса, хотя чаще всего были лишь "младшими сыновьями младших братьев из младших ветвей рода"7, почти без гроша за душой. В 1670 г. под-

____________________________________

3Early Travellers in Scotland. Edin., 1891. P. 43, 48.

4Wormald J. Court, Kirk and Community: Scotland 1470-1625. L., 1981. P. 170.

5Sir Thomas Innes of Learney. Scots Heraldry. L.; Edin., 1978. P. 2.

6Maclean F. Op. cit. P. 68.

7Так отозвался о себе Патрик Гордон (1635-1699), состоявший на шведской, польской и с 1661 г. русской службе и бывший в чине генерала и контр-адмирала главным военным наставником Петра I.

36

Лорды и лэрды: шотландское дворянство в XVI-XVII вв.

полковник русской армии Александр Хэмилтон (Гамильтон) получил от Тайного совета Шотландии удостоверение о своем благородстве, и примерно тогда же его однофамильцы были пожалованы царем вотчинами и стали именоваться Хомутовыми8. В 1679 г. в Москву из "Шкотские земли" прибыл "граф Давид Вильгельм фон Граам, барон Морфийский" и представил "свидетельствованные листы о породе своей"9. Хотя права Граама на графское достоинство неясны (он мог получить его за свою долгую карьеру в Австрии, Швеции, Испании, Польше или Баварии, но очевидно не был прямо связан со старшей линией Грэмов графов и маркизов Монтроз), однако этот титул неизменно употребляется в документах, и Граам, возможно, был первым, кто носил его в России. Располагая вескими генеалогическими доказательствами, подкрепленными во многих случаях личными заслугами, европейские монархи охотно жаловали уроженцев Шотландии привилегиями и чинами.

Шотландские роды в других странах, как правило, сохраняли свои гербы или включали их во вновь пожалованные. Существуют любопытные факты об использовании гербов "русскими шотландцами" (Гордоны, Менезии, Лесли, Брюсы и др.) в XVII начале XVIII в., т. е. еще до становления родовой геральдики в России10.

Оказавшись на иностранной службе, сменив подданство, а порой и веру, шотландцы за несколько поколений полностью осваивались в стране проживания, но все же долго не теряли связи с родиной. Одним из условий этого было их неистребимое свойство держаться друг друга, не только этническая, сословная, конфессиональная, но и родовая сплоченность. Списки первого полка "иноземного строя", набранного для русского царя полковником Александром Лесли в ряде стран Запада в начале 1630х гг., полны соотечественников-однофамильцев: трое Крофордов, по четверо Китов и Каров, пять Кармайклов, шесть Гордонов и восемь Лесли; такие имена, как Енс и Юрген, показывают, что некоторые из них родились или давно жили за пределами Шотландии11. Ко-

___________________________________________

8Hartley J. M. Guide to Documents and Manuscripts in the United Kingdom relating to Russia and the Soviet Union. L.; N. Y., 1987. P. 82; Лобанов-Ростовский А. Б., кч. Русская родословная книга. Т. I. СПб., 1895. С. 366.

9Чарыков Н. В. Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия. СПб., 1906. С. 423-429. Граам умер генерал-поручиком в Белгороде в 1693 г.

10РГВИА. Diary of General Patrick Gordon. Vol. V. F. 418v.; Vol. VI. F. 13v.; другой пример - герб Барклаев де Толли, которые в 1621 г. переселились в Мекленбург, затем в Ригу, где и присягнули России.

11РГАДА. Ф. 210. On. 1. № 78. Еще четыре Гордона были в числе русских офицеров, взятых в плен шведами под Нарвой в 1700 г.

37

Д.Г. Федосов

гда в 1720 г. в Петербург явился молодой Хенри Брюс наследник шотландского лордства Клэкмэннан, русский генерал Яков Брюс определил его прапорщиком к своему кузену, родившемуся в Германии, капитану царской армии Петру Генриху Брюсу12.

Объяснение описанных выше явлений, казалось бы необычных для небольшой, окраинной, малонаселенной и бедной страны, заключено в весьма своеобразных особенностях ее исторического развития. Вопрос о взаимодействии клановой и феодальной систем слишком необъятен и сложен, чтобы рассматривать его здесь подробно. Многие историки и ныне довольно резко противопоставляют их друг другу, но я бы присоединился к тем, кто указывает на общность двух укладов. В самом деле, несмотря на все различия, они складывались параллельно,

имежду ними, как и между "горной" (Highlands) и "равнинной" (Lowlands) Шотландией, никогда не пролегало четких рубежей ни географических, ни политических, ни экономических, ни социальных. Клановая система сложилась в Средние Века и была клубком родовых и феодальных связей, а феодальные отношения, в свою очередь, испытывали определенное влияние гэльского родового строя. В документах XVI-XVII вв. жители как северо-запада, так и юго-востока страны назывались "клановым людом" (clannit men). Как справедливо заметил шотландский историк Т. К. Смаут, "различия в общественной структуре между... Highlands

иLowlands состояли большей частью в акцентах "горное" общество основывалось на родстве, преобразованном феодализмом, а "равнинное" общество на феодализме, смягченном родством"13.

Итак, Шотландия в эпоху позднего Средневековья и Раннего Нового времени была страной и феодальной, и клановой, причем до самого XVIII в. не проявилось почти никаких признаков упадка или отступления этих отношений. Феодальная иерархия причудливо сочеталась с родовой организацией, которая восходила к древнему общественному строю кельтов. Обе социальные системы, пронизывая все слои общества по вертикали и по горизонтали, взаимно укреплялись.

Понятие клана как обширной родственной группы, происходившей от одноименного полулегендарного предка, означало, что любой из сотен или тысяч его членов, независимо от своего реального экономического или общественного статуса, состоял если не в действительном, то во мнимом родстве с клановым вождем и мог рассчитывать на его покровительство, а также на свою долю его земли, имущества и знатности. Представители клана Мак-

_______________________________

12Scottish Record Office. Edinburgh. Airth Writs GD 37/328-329.

13Smout Т. С. Ор. cit. P. 43.

38

Лорды и лэрды: шотландское дворянство в XVI-XVII вв.

Лэйн, делившегося к началу XVI в. на пять ветвей (Дуарт, Лохбюи, Колл, Ардгур и Кингэрлох), одного из самых влиятельных в Западной Шотландии любили повторять: "Если я и беден, зато благороден. Слава Богу, что я МакЛэйн!"14 Такой же смысл имела поговорка Камеронов, взятая эпиграфом к настоящей статье.

Отношения внутри клана выглядели в значительной мере семейными, патриархальными. Это, конечно, не значит, что каждый бедняк считался ровней титулованной знати; напротив, он глубоко чтил главу рода и его приближенных, хотя и без присущих простолюдину внешнего подобострастия и скрытой враждебности. В то же время каждый член какого-либо древнего и сильного клана притязал на благородство уже потому, что носил свое имя, и с этими притязаниями считались не только его однофамильцы или другие роды, но и верховная власть, в том числе в государствах за пределами Британии.

Имя в Шотландии являлось важнейшим символом и критерием знатности, высокого происхождения. Фамилии повсеместно установились в юго-восточной, более развитой и населенной части страны уже в XV в.15, а затем и в горных и островных гэльских областях. Понятия "клан" (или род) и "фамилия" оказались тождественны. Человек по фамилии Мак-Дональд непременно входил в одну из ветвей одноименного клана, даже если степень его родства с клановой верхушкой была отдаленной и не поддавалась никакому определению; в 1590 г. лорд Грант воспринял убийство двух других Грантов как личное оскорбление, поскольку в его глазах они принадлежали к его роду или "по крайней мере к его имени"16. В 1654 г. юный Патрик Гордон (впоследствии русский генерал), скитавшийся по Польше без средств к существованию, повстречал соотечественника, который прежде всего спросил его о родителях и, услышав ответ, воскликнул: "Гордон и Огилви! Это два великих клана ты, должно быть, джентльмен!"17 Англичанин Керк, посетивший южную Шотландию в 1677 г., оставил еще одно свидетельство: "Всякий мелкий дворянин (mean laird) имеет шесть, или десять, или более приверженцев, помимо других того же имени, кои ему подчинены; им подобает сопровождать его, так же как и сам он обязан своему господину (superior) того же имени, и все они сопровождают вождя..." (курсив мой. Д. Ф.)18

_________________________________

14Maclean F. Ор. cit. P. 68.

15Donaldson G. Scotland: James V — James VII. Edin., 1978. P. 12.

16Fraser W. The Chiefs of Grant. Edin., 1883. Vol. III. P. 177-178.

17РГВИА. Diary of General Patrick Gordon. Vol. I.

18Mitchison R. Lordship to Patronage: Scotland 1603—1745. L., 1983. P. 92.

39

Д.Г. Федосов

Даже для небольшого населения страны (около одного миллиона человек в конце XVII в.) число "благородных" фамилий или кланов, представители которых владели почти всей землей в королевстве, было очень невелико всего две или три сотни. Из этого отнюдь не следует, что все принадлежавшие к "благородному" имени обязательно были дворянами, а представители "простых" имен, вроде Смитов, Бернсов и Симпсонов, не могли ими быть. Но само наличие "благородных" имен в Шотландии не подлежит сомнению, как и их неразрывная связь с дворянским достоинством.

Шотландская история дает сколько угодно примеров падений и взлетов того или иного из знатных домов вообще, со всеми их ветвями и сородичами. Во второй половине 20-х годов XVI в. Арчибальд Дуглас, граф Энгус, который фактически держал в неволе несовершеннолетнего короля Джеймса V и правил королевством, расставил на все придворные и правительственные посты членов своего клана. "Никто не дерзал посягнуть на Дугласа, ни на людей его", говорил об этих годах хронист19. Вырвавшись из-под "опеки", король осадил Энгуса в его замке, причем не стал призывать в войско рыцарей по имени Дуглас для борьбы с вождем их рода. Вскоре граф бежал в Англию, а Дугласы лишились своих должностей и подверглись конфискации имущества. В правление королевы Марии весь род Хэмилтонов, противившийся ее браку с лордом Дарнли, пострадал за участие в мятеже 1565 г., но несколько месяцев спустя вышел указ о прощении, в котором были перечислены не менее 157ми Хэмилтонов разных рангов и из разных районов страны20. При Джеймсе VI (1567—1625) целый клан Мак-Грегоров был объявлен короной вне закона, благодаря проискам их извечных врагов Кэмпбеллов.

Магнаты имели возможность упрочить свое политическое и личное влияние разнообразными способами. Порой они предоставляли землю в качестве фьефов своим родственникам или соседям. На северо-востоке возвышение Гордонов графов, маркизов и герцогов Хантли в XV—XVII вв. сопровождалось усилением всех младших линий рода и появлением массы мелких держателей по фамилии Гордон в графствах Эбердин и Бэнфф. Грэм оф Гартмор автор, живший в XVIII в., писал, что в горной Шотландии "земли раздаются землевладельцем людям, называемым благородными (Duine Uasail), которые выше по положению, чем простолюдины. Поскольку сей обычай древний, большинство фермеров и коттеров относятся к имени и клану собственника

_______________________________________

19Хронист Роберт Линдсей оф Питскотти - Smout Т. С. Ор. cit. P. 35.

20Registrum Secreti Sigilli Regum Scotorum. Vol. V. № 2523.

40