Европейское_дворянство_XVI_XVII_вв.__границы_сословия

О. В. Дмитриева

АНГЛИЙСКОЕ ДВОРЯНСТВО В XVI — НАЧАЛЕ XVII В.: ГРАНИЦЫ СОСЛОВИЯ

XVI столетие для Англии — время чрезвычайно высокой социальной мобильности, эпоха подъема из безвестности и аноблирования новых семейств

— выходцев из городского купечества и предпринимателей, расцвета преуспевающего сельского джентри и зажиточных фермеров-йоменов, обогатившихся в ходе аграрного переворота XV—XVI вв., который вызвал грандиозное перераспределение земельного фонда. Ряды земельных собственников активно пополнялись за счет выходцев из неблагородных слоев, вкладывавших капиталы в сельской округе, в то время как значительная группа родовитого дворянства переживала экономический упадок и утрачивала свои земли. Перемены в имущественном статусе, рост самосознания и амбиций буржуазных слоев вызывали потребность в соответствующем социальном оформлении этих сдвигов.

Все это тем не менее не означало, что традиционная социальная структура английского общества подверглась серьезной деформации. При том, что «молодое вино вливалось в старые мехи», основополагающая стратификация общества оставалась неизменной, и, уступая экономические позиции, дворянство тем не менее продолжало играть в этой системе главенствующую социальную и политическую роль. Причины устойчивости позиций этого сословия, очевидно, следует искать в консерватизме господствующих установок и ориентиров общества, который тем не менее сочетался со способностью абсорбировать новые элементы и допускать достаточную свободу

передвижения вверх по социальной лестнице.

Среди самых разнообразных принципов деления общества 1 и противопоставления одних его групп другим, имевших место в

1О рангах и разрядах людей в Тюдоровской Англии см. подробнее: Wrightson К. English Society, 1580—1680. L., 1982; Idem. Estates, Degrees and Sorts: Changing Perceptions of Society in Tudor and Stuart England // Language, History and Class. Oxford, 1991.

11

О. В. Дмитриева

английской политической теории (духовенство — дворянство — третье сословие; пэры — общины; горожане — сельские жители и т. д.), оппозиция: благородные — неблагородные, дворяне и недворяне оставалась основополагающей. Противопоставление «nobility» и «comunalty» — общее место в политических трактатах этой эпохи.

Вместе с тем необходимо отметить, что проблема «благородства» не получила на английской почве самостоятельной и столь глубокой теоретической разработки, как, например, во Франции или Испании, известных обилием схоластически-обстоятельных трудов на эту тему. Англичане выступали скорее как эпигоны, охотно переводя континентальную литературу или следуя ей. Наибольшей популярностью пользовались «Книга о сословии рыцарства» Рамона Льюля, переведенная с каталанского, «Книга хороших манер» Жака Леграна — с французского, «О придворном» Бальдассаре Кастильоне и др., детально анализирующие качества, присущие истинному дворянину 2 . Их основной постулат — благородство дается происхождением от знатных родителей и определяется древностью славного рода — и здесь не подвергался сомнению. Именно с этого утверждения начинает свою характеристику джентльмена в трактате «De Republica Anglorum» Томас Смит, знаток гражданского права, вице-канцлер Кембриджского университета и один из государственных секретарей эпохи протектора Сомерсета: «Джентльмены — это те, кого их кровь и происхождение делают знатными и известными...»3

Понятие «благородство», «знатность» («gentility», «nobility») распространялось в Англии XVI в. на многочисленный слой людей, причем если его верхняя грань определялась четко очерченной группой высшей титулованной аристократии, то нижний предел оставался достаточно размытым, ибо статус джентльмена, как мы убедимся ниже, не имел строгого юридического определения, вследствие чего на практике допускалось весьма вольное его толкование. Эта особенность ярко отражена в трактате Томаса Вильсона «Государство Англия в 1600 г.», где автор — в прошлом высокопоставленный чиновник, опираясь на документацию центральной и местной администрации, наиболее детально воспроизводит современную ему социальную структуру. Подобно Т. Смиту, все дворянство он определяет как «nobilitas», подразделяя его прежде всего на светскую и духовную знать. Далее следует градация по весу и достоинству — «nobilitas maior» и «nobilitas minor».

12

Английское дворянство в XVI — начале XVII в.: границы сословия

В число высшей знати входили маркизы, графы, виконты, бароны и епископы (Т. Вильсон не упоминает герцогов, безусловно входивших в «nobilitas maior», поскольку в его время в Англии не было ни одного обладателя этого титула). Таким образом, здесь достаточно четким критерием служило наличие титула или высшей церковной должности.

Критерии, по которым формировалась категория «младшей знати» или нетитулованного дворянства, менее определенны, что отражало реальную практику. Вильсон включает в нее рыцарей (equites), эсквайров (armigeros), джентльменов (generosos), священников (ministros), а напоследок — расплывчатую группу «literatos» — «всех образованных, имеющих какую-либо ученую степень...» 4.

Примечательно, что, идет ли речь о высшей аристократии или о нетитулованном дворянстве, при определении границ этих групп автора совершенно не занимают такие категории, как благородство, чистота крови, древность рода, наличие родословия и т. д. В основе его классификации иные принципы: выполнение определенной социальной функции и уровень доходов, непременно соответствующий месту в социальной иерархии.

Это составляет характерную особенность английских теоретических взглядов на дворянство как сословие, ибо акцент делается не столько на качестве — «благородный человек», сколько на статусе — «дворянин», причем статус здесь неразрывно связан с имущественным цензом. Этот момент прослеживается в трактате Смита, проводившего аналогию между Англией и Римской империей, в которой принадлежность к определенной группе была возможна только при наличии соответствующего состояния. Так, английское пэрство он уподобляет римским патрициям, подчеркивая, что «...в Англии никого не возводят в баронство, кроме тех, кто может тратить в год из своих доходов 1000 ф. ст. или по меньшей мере 1000 марок». Рыцарей Смит сравнивает с сословием всадников, а «римские всадники избирались ex censu, то есть в соответствии с их состоянием и богатствами»5.

Это не означало, разумеется, что разорение, сползание ниже квалификационного уровня доходов влекло за собой утрату дворянского статуса или титула, однако в глазах своих современников такой человек заметно проигрывал. В лучшем случае он вызывал проявления сочувствия, подчас унизительного, которое пережил, например, граф Оксфорд, один из пэров королевства, разорившийся до такой степени, что был вынужден продавать «сви-

4Wilson Th. The State of England. A. D. 1600. L., 1936. P. 17.

5Smith Th. Op. cit. Ch. 17, 18.

13

О. В. Дмитриева

нец с крыш своих замков»6 . Решение о помощи ему публично обсуждалось в парламенте, после чего в качестве вспомоществования королева пожаловала графу епископство Или, и таким образом конфликт между высоким статусом и бедственным состоянием его финансов был разрешен. В худшем случае неблагополучный дворянин мог вызвать иронию и даже насмешку, которая явственно сквозит у Томаса Смита, когда он рассуждает о том, кто не может поддержать необходимый уровень жизни: «Слава и богатство его предков будут служить ему прикрытием настолько долго, насколько это возможно, и он будет напоминать позолоченную вещицу, с которой еще не стерлась позолота, хотя внутри она сделана из меди»7.

Прежде чем обратиться к положению английской аристократии (герцогов, маркизов, графов, виконтов и баронов) в XVI столетии, следует подчеркнуть значение ряда исторических факторов в формировании ее облика. Во-первых, это отсутствие по-настоящему глубоких корней английских знатных родов, которые за редчайшим исключением были не в состоянии проследить свою историю в до-нормандский период. Текущая в жилах английского пэрства кровь нормандских баронов не была достаточно древней в соответствии с континентальными мерками. Чтобы компенсировать этот недостаток, английская аристократия искала родственных связей с древними местными англосаксонскими династиями, что нашло отражение в родословных многих знатных родов. (Хотя многие удовлетворялись и происхождением от сподвижников Вильгельма Завоевателя, считая его достаточно респектабельным.) Однако отрезвляющий скепсис, всегда существовавший в обществе на этот счет, возможно, и стал причиной того, что в Англии не слишком усердно теоретизировали по поводу благородства и древности крови.

Важнее сомнительной давности происхождения был другой фактор: гораздо более сильная, чем в других странах, историческая зависимость аристократии от королевской власти, ее воли, а порой и произвола. Еще в эпоху завоевания здесь сложились специфические тесные отношения баронства с королем. Высший слой не вырастал на местной почве, а насаждался им. В результате всеобщего подданства баронов суверену и сам статус нобилитета, и титулатура были связаны в первую очередь с королевской милостью, с пожалованием. В то время как опорой аристократии на континенте были обширные земельные владения, сложившиеся естественным путем, здесь этот фактор был вторичным, поскольку

6Wilson Th. Op. cit. P. 22.

7Smith Th. Op. cit. Ch. 20.

14

Английское дворянство в XVI — начале XVII в.: границы сословия

земли раздавались королем, с прямым намерением, чтобы они не стали основой могущества знати. Отсюда — несовпадение титулов английского пэрства с землями, которые они держали, частая и произвольная перетасовка королями земель возвышаемых ими или неугодных подданных. В результате в XVI веке граф Эссекс, например, не имел никакого отношения к землям графства Эссекс, а земли графа Оксфорда располагались где угодно, только не в Оксфордшире. Следовательно, титул отражал в первую очередь не статус человека как земельного собственника, а его отношения с монархом. Поэтому большее значение для приобретения ранга английского аристократа, пэра имели не земли, а должности и иные королевские пожалования за службу.

Само понятие «пэр» также несет на себе отпечаток большой свободы, с которой английские монархи обращались со своей аристократией. Пэром королевства считался тот, кто имел право заседать в высшей палате парламента, призываемый туда особыми королевскими письмами.

Со временем и право, и звание стали наследственными, и в XVI в. большинство пэров наследовали свой ранг по мужской линии. (По воле короля в случае пресечения рода он мог передаваться и по женской линии в виде исключения.) Но, несмотря на то, что наследственные права пэрства усилились, не только они определяли этот почетный статус. Выбирая тех, кто будет заседать в палате лордов, короли руководствовались не только собственным политическим расчетом, но принимали во внимание и уровень благосостояния своего вассала. Статус пэра, таким образом, мог быть утерян с потерей приличествующих доходов. Так, на время исключались из пэрства герцог Бедфорд и маркиз Беркли в конце XV в., лорд Клинтон и графы Кент в первой половине XVI в. Во второй половине столетия их дела поправились, и Елизавета I вновь призвала их в парламент.

Историческая традиция определила и теоретические взгляды на возведение в разряд пэрства, распространенные в XVI в. Т. Смит суммировал их следующим образом, делая акцент не на природном праве аристократии, диктуемом благородством, а на королевском выборе: «Возведением в звание (creation) я называю в первую очередь дарование и определение условий для этого почетного звания, жалуемого государем за добрую службу; продвижение, которым государь награждает. Это звание вместе с титулом обычно, но не всегда даются ему [пэру] и его наследникам только мужского пола»8.

Оговорка о том, что титул не всегда наследуется автоматически даже прямыми потомками пэров, весьма интересна. Пассаж,

8 Smith Th. Op. cit. Ch. 17.

15

О. В. Дмитриева

следующий у Смита ниже, говорит о разрыве между юридической нормой и бытовыми представлениями. Согласно букве закона, пэрство индивидуально и для наследования титула и достоинства герцога, маркиза, графа, виконта или барона даже прямыми наследниками необходима санкция короля. Но на практике все их потомки пользовались ореолом высокого титула предка: «Остальные из детей знати по строгости закона — не более, чем эсквайры, но в просторечьи всех сыновей герцогов и маркизов, а также старших сыновей графов называют лордами. А это звание обычно не дается никому, кто рангом ниже барона»9.

К XVI в. английская аристократия пришла поредевшей и ослабленной. В Войне Роз и в ходе последующих репрессий Генриха VII Тюдора сложили головы представители многих заметных аристократических кланов — герцогских (Норфолк, Суффолк, Сомерсет, Эксетер, Йорк, Глостер), графских (Солсбери, Уорик, Линкольн, Ноттингем, Риверс, Марч, Рутленд, Вустер). Из высшей аристократии уцелели лишь один герцог — Бэкингем и один маркиз — Дорсет.

Генрих VII не намеревался восстанавливать этот опасный для его неокрепшей власти слой беспокойных подданных, при нем пэрство сократилось с 57 до 44 человек. Вступление на престол Генриха VIII изменило картину. Его правление чрезвычайно важно для истории английского дворянства, так как этот монарх значительно пополнил его ряды за счет новых людей, даруя титулы своим сторонникам — выходцам из рядов джентри. В 20-е— 30-е гг. XVI в. Генрих создал так называемый слой «тюдоровской аристократии», не отличающейся древностью рода, но зато всецело зависящей от короны и преданной ей. С 1509 по 1553 г. было восстановлено и пожаловано вновь 47 высших титулов, большинство из которых получили преданные сподвижники Генриха10.

Елизавета I вновь вернулась к умеренной политике деда в раздаче аристократических титулов и званий. Однако причины ее скупости определялись не только политическими соображениями (угрозой восстания могущественных лордов севера, аристократическими заговорами конца столетия), но и психологическим настроем государыни, ее стойкими убеждениями. В условиях экономических перемен и высокой социальной мобильности, роста претензий выходцев из неблагородных слоев, обладавших значительными капиталами и вливавшихся в ряды земельных собственников, единственная грань, которая отделяла подлинное дворянство от нуворишей, — почетные титулы и звания. Елизавета ревностно

9 Smith Th. Op. cit. Ch. 17.

10 Stone L. The crisis of the aristocracy. L., 1967. P. 96—97.

16

Английское дворянство в XVI — начале XVII в.: границы сословия

стремилась сохранить чистоту этого сословия. Консерватизм ее социальной политики проявлялся в стремлении воздвигнуть барьеры между различными группами общества, регламентировать стиль жизни, костюм, даже игры и виды спорта, допустимые для дворянства и людей «подлого происхождения». Она сократила пожалования рыцарских званий, а ее позиция в отношении аристократических титулов была еще более жесткой. Из 19 случаев возведения в ранг пэра за ее царствие — 3 получили члены королевской семьи, в 6 случаях были восстановлены старые титулы, в 5 — лишь подтверждалась передача по наследству прав пэрства потомкам по мужской и женской линиям. И только два новых елизаветинских пэра были чужими в этой компании родовитых аристократов — рыцари Кромптон и Берли, старый и верный министр королевы и ее правая рука11.

Стремление Елизаветы поддержать высокий престиж родовой аристократии было подмечено современниками. Придворный Р. Наунтон писал в своих мемуарах: «По своей натуре она всегда была склонна поддерживать знать»12. Французскому послу де Мэссу бросилось в глаза, что «в Англии все должности находятся в руках знати... и нет никакой справедливости там, где заинтересована аристократия»13. Сама королева выражала свою позицию в этом вопросе следующим образом: «Есть большое различие в достоинстве между графами и простыми джентльменами, и государь обязан поддерживать аристократию и опираться на нее, обходясь с ней должным образом»14.

В конце своего царствия королева стала неумолима к тем, кто домогался от нее высших титулов. С 1573 по 1603 г. она возвела в пэрское достоинство только одного человека и позволила двоим унаследовать титулы предков. Упорство Елизаветы вызывало недовольство дворянства, стремившегося таким путем повысить свой социальный статус и добиться политического влияния. Но даже высшие государственные деятели, члены тайного совета, оставались простыми рыцарями, так и не добившись от нее титулов, а получивший пэрство Берли довольствовался лишь баронским званием. О ценности титулов и возможности именоваться лордом в глазах современников свидетельствует наивная гордость мудрого политика и уравновешенного человека Берли своим новым статусом, его снобистское стремление выдать дочь замуж за одного

11Stone L. The crisis... P. 97, 756.

12Naunton R. Fragments Regalia, or observations on the late queen Elisabeth, her times and favourites. L., 1895. P. 37.

13De Maisse H. A. Journal, 1597. Bloomsbury, 1931. P. 12.

14The Sayings of Queen Elizabeth. L., 1923. P. 158.

17

О. В. Дмитриева

из его подопечных молодых аристократов: он последовательно предлагал ее руку графам Эссексу, Саутгемптону и Рутленду, которые один за другим откупались от этого брака.

Престиж и притягательность принадлежности к пэрству были велики, даже несмотря на заметное падение в XVI в. его материального благополучия. Разорение и денежные затруднения тюдоровской аристократии — сюжет, хорошо исследованный в научной литературе15 . Нас он будет интересовать с точки зрения изменений в психологических установках этого слоя.

Одно из следствий материального оскудения английского пэрства — ослабление внутренних барьеров и увеличение количества браков с неравными по рангу партнерами. Если в 1485—1569 гг. половина браков пэров и их наследников мужского пола заключалась в своем кругу, то во второй половине столетия это относилось лишь к одной трети аристократов. Остальные искали партию в среде юристов и государственных чиновников, как правило, выходцев из джентри, и даже в купеческих семьях. Желание поправить финансовые дела при этом выступало очень ясно. Удивительно яркое свидетельство тому — история графа Стаффорда, который безуспешно уговаривал (!) богатого лондонского горожанина отдать дочь за его сына и прибегал для этого к посредничеству олдермена и самого лорда Берли. Горожанин же отказывался и заявлял, что выдаст ее за человека одного рода занятий с ним 16. Но часто мезальянсы с богатыми купеческими наследницами или вдовушками имели место при повторных браках, когда пэр уже имел от жены-дворянки наследника и чистота рода была обеспечена. Елизавета крайне отрицательно относилась к подобным бракам, поэтому за время с 1561 по 1591 г. только сын маркиза Винчестерского женился на дочери купца, но и она в предшествующем браке уже сделалась дворянкой. Лишь в самом конце века начались послабления, и вышеупомянутому примеру последовали еще пять пэров 17.

В конце XVI в. Т. Вильсон оценил совокупный доход английской аристократии (1 маркиза, 19 графов, 39 баронов и 2 виконтов) в 220.000 ф. ст., то есть в среднем чуть больше 3,5 тыс. на каждого. При этом преуспевали единицы, а большинство сталкивалось с серьезными затруднениями. Единственным способом

15Stone L. The crisis...; Stone L. Family and Fortune. Studies in aristocratic finance. Oxf., 1973; Tawney R. The Rise of the Gentry 1558—1640 // English Historical Review. V. XI, 1941; Tawney R. The Rise

of the Gentry: a postscript // Economic History Review. V. VII, 1954; Mac Caffrey W. T. Place and Patronage in Elizabethan politics // Elizabethan Government and Society. L., 1961.

16 Original Letters illustrative of English History. L., 1846. V. 4. P. 67. 17 Stone L. The crisis... P. 627

18

Английское дворянство в XVI — начале XVII в.: границы сословия

продержаться на прежнем уровне для пэрства было обращение к поддержке короны: служба при дворе, получение должностей, пожалований, пенсий, подарков, монопольных патентов и проч. Пэрство не чуралось и предпринимательской деятельности. По данным Л. Стоуна, во второй половине XVI — начале XVII в. 78% аристократических семейств в той или иной степени были заняты в бизнесе. Среди различных видов их деловой активности на первом месте — участие в паевых товариществах и торговых компаниях, вложение денег в кораблестроение и пиратство, горнорудные работы 18 . Это существенно для понимания психологии английской аристократии и отношения дворянства вообще к такого рода деятельности. Очевидно, что ни граф Кумберленд, препираясь с лондонскими купцами из-за цен на шерсть или торгуя захваченными в пиратском налете красителями и пряностями, ни графы Эссекс или Лейстер, в чьих руках была сосредоточена монопольная торговля иностранными винами, ни другие не опасались нанести ущерб своей репутации причастностью к столь неблагородным занятиям.

Однако бизнес был для них уступкой велению времени. В целом же стиль жизни аристократии определялся традицией. Почти для всех она была связана с двором, исключение составляли лишь северные лорды, проводившие большую часть жизни в своем «медвежьем углу». Непременным условием жизни при дворе была роскошь: наличие городской резиденции в Лондоне, богатых выездов, многочисленных слуг, дорогого и экстравагантного гардероба. Неотъемлемое достоинство аристократа — щедрость, открытые двери и стол для дворянской клиентелы, меценатство, содержание театров и т. п. Колоссальная расточительность, превосходящая всякие разумные пределы, превратилась при блестящих дворах Генриха VIII и Елизаветы в одну из определяющих, сущностных характеристик аристократии. Типичным ее времяпрепровождением были балы, представления, процессии, театральные зрелища, спорт, охота. Ренессансное учение о достоинствах и добродетелях человека, преломленное в трактатах об «идеальном придворном», оказало на английскую аристократию благотворное воздействие. Если в начале века многие пэры, даже занимавшие высшие государственные должности, с трудом писали, то к концу столетия большинство молодых аристократов имело хорошее университетское образование, владело новыми и древними языками.

Особый статус пэрства в обществе подчеркивался его привилегиями. Они были подсудны только суду «равных», могли быть арестованы только за государственную измену или тяжкое уголовное преступление, были свободны от вызовов в суд, принесения

18 Stone L. The crisis... P. 627

19

О. В. Дмитриева

судебной присяги, к ним не применяли пыток и позорных видов казни.

Военные платежи и налоги, которые они несли, определялись не местными властями, а специальными комиссиями во главе с лордом-канцлером или лордом-казначеем. Эти привилегии скромны в сравнении с широкими свободами, и прежде всего налоговым иммунитетом аристократии других европейских стран, но в Англии они обеспечивали этому слою особое положение.

Хотя роль палаты лордов в парламенте, где заседали пэры, неуклонно снижалась на протяжении XVI столетия, уступая инициативу общинам, а монополии на высшие должности в государственном управлении английская аристократия не имела, ей удавалось сохранять доминирующие позиции в государственной и политической системе. Это выражалось в возможности влиять на систему выборов в графствах и таким образом формировать состав как парламента, так и местной администрации. К концу века корона все чаще возлагает именно на аристократию, близкую ко двору, функции наблюдателей за разладившимся механизмом местного управления, наделяя чрезвычайными полномочиями лордов-депутатов.

Следующая за титулованной аристократией категория английского дворянства

—рыцарство. Т. Смит писал о нем: «Ни один человек не является наследственным рыцарем, даже король... Поэтому рыцарями не рождаются, в них посвящают или перед битвой, чтобы сильнее побудить их рискнуть своей жизнью, или после стычки в награду за выказанные отвагу и мужество, или не в военное

время за выполнение какой-либо важной службы, или за добрые надежды, которые они подают, благодаря доблести, проявляющейся в них» 19 . Сама церемония посвящения в XVI в. осталась такой же, какой была на протяжении многих веков: «Когда кого-нибудь посвящают в рыцари, король ударяет его, коленопреклоненного, по спине или по плечу обнаженным мечом со словами "Sus" или "Sois chevalier au nom de Dieu", причем в прежние времена они добавляли — "и святого Георгия", и когда тот поднимается, король произносит "Avauncer". Таков нынешний обычай посвящения в рыцари. И это слово — "посвящение" (dubbing)

—старинное слово для обозначения этого обычая, а не нынешнее — "возведение"

(creation)»20.

Сохранение архаичного обряда не означало тем не менее, что сама система возведения в рыцарское достоинство не изменилась. Если прежде молодого человека благородного происхождения по

19Smith Th. Op. cit. Ch. 18.

20Ibidem.

20