Европейское_дворянство_XVI_XVII_вв.__границы_сословия

Дворянство Венгрии XVI-XVII вв.

это — особый, очень большой вопрос, рассмотреть который в пределах данной работы не представляется возможным.

Вместе с носителями коллективного дворянства число дворян в Венгрии в середине XVII в. некоторыми исследователями самым приблизительным образом оценивается в 200 тыс. человек, что по отношению к общей численности населения в 2—2,5 млн. человек составляло около 10% 89 . Массовые масштабы, условия аноблирования, социальный состав и занятия многих новых дворян, конечно, вели к определенной девальвации дворянского статуса. Это, в свою очередь, приводило к дальнейшему замыканию сословий светской и духовной аристократии. В то же время усиливалось стремление дворянства к независимости от них. Этому способствовали конфессиональные расхождения между баронством и дворянами: первые ориентировались на католицизм, вторые в своем большинстве исповедовали протестантизм. Во многом их разделяли и политические симпатии: прогабсбургские у значительной части светской и духовной аристократии и протрансильванские у большинства венгерского дворянства. В середине XVII в. противоречия между аристократией и дворянством приобрели небывало острый характер, вылившись в открытую борьбу.

89 Magyarország története. III. köt. Pt. 2. 989.o.

191

М. В. Дмитриев

ПОЛЬСКАЯ ШЛЯХТА В XVI—XVIII ВВ.

В настоящей главе — в соответствии с общим замыслом всей книги — предпринята попытка рассмотреть удельный вес польского дворянства* в социальной структуре; региональные различия социального статуса и внутреннего расслоения шляхты; систему внутрисословных структур и связей; вопрос о социальной мобильности в польском обществе XVI—XVIII вв. и о степени сословной замкнутости шляхты; формы, темпы, особенности аноблирования в Польше; особенности сословного самосознания и роль различных факторов в определении статуса дворянина в обществе.

Польские историки сделали очень много для изучения социального облика и судьбы польской шляхты в XVI—XVIII вв. В разработку этого направления исследований внесли известный вклад и отечественные историки 1 . Благодаря этому история польского дворянства может быть весомо представлена в истории дворянства всей Европы, причем польская шляхта вряд ли окажется

* Польское обозначение дворянства — шляхта, szlachta — происходит от нем. deschlecht, «род».

1Кареев Н. И. Исторический очерк польского сейма. М., 1888; Он же. Борьба шляхты с духовенством в Польше на сеймах середины XVI в. // Юридический вестник. 1881. № 9. С. 38—64; № 10. С. 177—215; Он же. Польские реформы XVIII в. СПб., 1890; Макушвв В. В. Общественные и государственные вопросы в польской литературе XVI в. // Славянский сборник. Т. 3. СПб., 1876. С. 27—121; Якубский В. А. Проблемы аграрной истории позднесредневековой Польши. Л., 1975; Он же. О методике исследования структуры землевладения феодальной Польши (шляхетское землевладение Малой Польши в начале XVII в.) // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 г. Вильнюс, 1964; Халмашкеева E. М. Структура феодального землевладения Люблинского воеводства в первой половине XVII в. // Вестник ЛГУ. Серия истории, языка и литературы. 1966. № 3. С. 132—136; Пичета В. И. Аграрная реформа Сигизмунда Августа в Литовско-Русском государстве. Т. 1—2. М., 1917 (2-е изд. Минск, 1958); Иванова О. Е. К. вопросу о польском фольварке XVI в. // Вестник ЛГУ. Серия истории, языка и литературы. 1958. № 3. С. 19—34.

192

Польская шляхта в XVI—XVIII вв.

на периферии общей картины. Ее историческая биография и своеобразные черты важны для осмысления судьбы европейского дворянства в целом.

Демографическое развитие Речи Посполитой в XVI—XVIII вв. изучено пока недостаточно, хотя первые шаги в этой области уже сделаны 2 . Состояние демографических исследований не позволяет пока дать соответствующую характеристику польской шляхты, но бесспорно, что на ее судьбе самым непосредственным образом сказывались процессы, характеризующие динамику и структуру народонаселения в целом. В XVI—XVIII вв. население Речи Посполитой росло следующим образом: 7,5 млн. человек в 1500 г., 11 млн. в 1650 г., 14 млн. в 1772 г.; плотность населения возрастала соответственно с 6,6 чел. на кв. км в 1500 г. до 11,1 в 1650 г. и 19,1 в 1772 г. (учтено сокращение территории Польши и Великого княжества Литовского за этот период). Не только восточные территории Речи Посполитой, но и западные части ее коронных земель не достигли в XVI—XVIII вв. того уровня плотности населения, который был характерен для стран Западной Европы. Например, во Франции в 1700 г. на квадратный километр приходилось 38 жителей, а накануне революции — 50; плотность населения Британских островов в два раза превышала плотность населения в Речи Посполитой; даже Испания превосходила в этом отношении Речь Посполитую. На территории Речи Посполитой в XVI—XVIII вв. продолжались колонизационные процессы, что усиливало неравномерность в демографическом развитии отдельных регионов. Кроме того, в эту эпоху Речь Посполитая пережила две демографические катастрофы: в годы шведского «потопа», польско-казацких войн и польско-русских войн, и в период Северной войны. Во многих регионах эти события унесли около 1/3 населения и уничтожили больше половины производственного потенциала 3.

Речь Посполитая — вместе с Испанией — принадлежала к тем регионам Европы, где дворянство было очень многочисленным и имело большой удельный вес в социальной структуре общества. В последней четверти XVI в. шляхта составляла 5,6% населения в Великой Польше, 4,6% в Малой Польше, 3,0% в Королевской Пруссии и целых 23,4% в Мазовии. Если же мы возьмем только

2Gieysztorowa I. Wstеp do demografii staropolskiej. Wroclaw etc., 1976; Koczerska M. Rodzina szlachecka w Pokce póznego sredniowiecza. Warszawa, 1975.

3Ihnatouiicz I., Mączak A., Zientara B. Spoleczenstwo polskie od X do XX wieku. Warszawa, 1979. S. 254—255; Morzy J. Kryzys demograficzny na Litwie i Biatorusi w drugiej polowie XVII wieku. Poznan, 1965 (по подсчетам автора, Великое княжество Литовское потеряло между 1648 и 1667

годами 48% населения); Dzieje Polski. Pod red. J. Topolskiego. Warszawa, 1977. S. 258—259; 342—343; Mączak A. Problemy gospodarcze // Polska XVII wieku. Pod. red. J. Tazbira. Warszawa, 1974. S. 102—103.

193

М.В. Дмитриев

сельское население, то удельный вес шляхты — вопреки, казалось бы, логике — будет еще выше: 7,6% в Великой Польше, 6,3% в Малой Польше, 5,2% в Королевской Пруссии и 27,2% в Мазовии. При этом в Мазовии, буквально переполненной шляхтой, дворянство, не имеющее фольварка или вовсе безземельное, составляло 21,7% всего населения (в Великой Польше — 3,5%, в Малой Польше — 1,0%, в Королевской Пруссии — 2,1%). Характерно при этом, что только 6% населения Мазовии, Великой и Малой Польши вместе взятых, по подсчетам В. Кули, получали доходы благодаря своим феодальным привилегиям4. Уже эти цифры заставляют обратить внимание на то, насколько своеобразна была польская шляхта и насколько трудно зачислить без оговорок всю ее массу в эксплуататорский класс.

В целом обыкновенно считается, что 8—10% населения Речи Посполитой принадлежало к шляхте (для сравнения: во Франции — 1%, в Англии — 3,7% вместе с духовенством, в Испании — 10%) 5, хотя в последнее время появились и другие, более скромные оценки6.

Нарисовать единый внутренне стройный портрет польской шляхты — и тем более дворянства всей громадной Речи Посполитой — было бы чрезвычайно сложно, а то и вовсе невозможно. Причина — резкие религиозные различия и не менее резкая, хотя и сглаженная на какой-то период внутренняя социальная дифференциация сословия. С одной стороны — Великая Польша, где преобладали в XVI—XVII вв. шляхетские владения размером в 1—2 деревеньки, а магнатскими считались владения из 20 и более деревень (в первой половине XVII в. — уже 50—60). С другой стороны — юго-восток Речи Посполитой, Русское воеводство, украинские земли, Литва и Белоруссия, где возникали гигантские латифундии из сотен деревень и нескольких десятков местечек. С одной стороны

— шляхта-голота Мазовии, Подкарпатья, Подляшья, ничем кроме привилегий и шляхетского гонора не отличавшаяся; с другой — въезд в Рим посольства Е. Оссолиньского в 1633г., потрясшего воображение видавших виды итальянцев серебряными подковами лошадей, фантастически богатым убранством наездников, золотыми монетами, бросаемыми пригоршнями в толпу зевак.

Судьба той или иной шляхетской семьи теснейшим образом зависела от состояния принадлежащего ей фольварка. Последствия военных разорений середины XVII в. и первой четверти не отличавшаяся от крестьян, а иногда и пахавшая их, крестьянскую землю

4Ihnatowicz I., Mączak A., Zientara В. Op. cit. S. 256—257.

5Polska w epoce Odrodzenia. Pod. red. A. Wyczanskiego. Warszawa, 1986. S. 245.

6Rostworowsky E. Ilu bylo w Rzeczypospolitej obywateli szlachty // Kwartalnik historyczny, XCIV

(1987). № 3. S. 3-40.

194

Польская шляхта в XVI—XVIII вв.

XVIII в. были для огромного числа шляхетских родов поистине катастрофическими, в то время как магнатские латифундии сумели пережить эти катаклизмы и укрепиться в годы социально-политической стабилизации. Но даже безотносительно к такому внешнему фактору развития, как войны и порожденный ими демографический спад (достигший в Речи Посполитой масштабов, которые превзошли — в удельном измерении — потери времен Второй мировой войны на тех же территориях!), благосостояние мелкой и средней шляхты было в значительной степени следствием местоположения шляхетских имений, ибо от близости торговых путей зависели перспективы развития фольварочного производства.

ВXVII и XVIII вв. заметен процесс вымывания слоя мелкой и средней шляхты

вВеликой Польше, Малой Польше и Поморье, превращения ее чаще всего в шляхту-голоту или — в редких случаях — переход в ряды магнатов. В связи с этим А. Вычанский предпочитает говорить не о концентрации шляхетской собственности, а о поляризации шляхетского слоя, в котором богатые становились еще богаче, бедные — еще беднее и многочисленнее, а слой среднего дворянства постепенно сходил на нет7, хотя еще во второй половине XVI в. зажиточное, но все же небогатое дворянство играло в этих землях доминирующую роль в экономической жизни. Например, в Познанском воеводстве ему принадлежало 71,1% деревень (9,2% — королю, 1,4% — городам, остальное — церкви). При этом 47,5% шляхетских имений (но только 14,8% фольварочных земель) принадлежало семьям, не имевшим целой деревни и фольварка, 32% (и 24% фольварочной площади) — семьям, владевшим лишь одной деревней, и 20,5% имений (но 61,2% фольварочных земель) — зажиточной шляхте8.

Как пример перестройки структуры феодального землевладения можно привести Люблинское воеводство: в конце XV в. шляхетские имения, включавшие до 100 ланов крестьянской земли, составляли здесь 45%, а имения, включавшие больше 500 ланов, — лишь 13% общего числа. В XVIII в. положение в корне переменилось: первая категория имений охватывала 10% земель, вторая — 42%9.

7 Wyczancki A. La structure de la noblesse polonaise aux XVIе—XVIIIе siècles // Acta Poloniae historica. Т. 36. Warszawa, 1977. P. 113.

8Piotrkowska U. Struktura i rozmieszczenie wlasnosci feudalnej w województwie Poznanskim w drugiej polowie XVI w. // Spoleczenstwo staropolskie. Т. IV. Warszawa, 1986. S. 19—31; Wyczariski A. Uwarstwienie spoleczne w Polsce XVI w. Warszawa, 1977. S. 9—69; Якубский В. А. Проблемы аграрного развития. С. 78—100; Халмашкеева Е. М. Указ. соч.; Klonder A. Elita polityczna Prus Królewskich w latach 1576— 1586 // Spoleczenstwo staropolskie. Т. III. Warszawa, 1983. S. 93—97. 9 GierowskiJ. A. Historia Polski. 1505—1764. Warszawa, 1979. S. 270.

195

М.В. Дмитриев

Совершенно специфическая ситуация возникла в Мазовии, Подляшье, княжеской Пруссии, подкарпатских землях. Здесь сохранялась и даже возрастала высокая доля мелкой шляхты, смешанной со шляхтой-голотой. Например, к 1795 г. в Махновецком повете Мазовии насчитывалось 1929 мелко шляхетских родов!10 В некоторых из этих земель были законсервированы отношения феодальной иерархии. Так, в Северском княжестве вплоть до 1790 г. шляхта приносила краковскому епископу присягу верности, платила дань, которую называли Homagium, подчинялась юрисдикции епископского суда и должна была по его требованию нести военную службу. Подобные отношения существовали во владениях плоцкого епископа в Мазовии (т. н. Селюнское княжество), в некоторых землях Гнезненского архиепископства11. Картина таких отношений воссоздана, в частности, Б. Леснодорским на материалах Варминского епископства, составлявшего часть княжеской Пруссии. Шляхты здесь было немного, ей принадлежало только 11,8% обрабатываемой земли. В XVI в. шляхетские владения выкупались варминским капитулом, но отсутствовал противоположный процесс — выкуп шляхтой церковных владений. Шляхта как сословие оказалась под угрозой. По словам Б. Леснодорского, она не проявляла ни жизненной энергии, ни стремления к господству и освобождению из-под власти епископов. Более того, она была лишена права обращаться с жалобами к королю, не занимала практически никаких должностей в местном самоуправлении, позволив духовенству захватить все ключевые позиции администрации. На 88,2% земель варминский епископ выступал прямым господином-вотчинником земель по отношению не только к крестьянству, но и к рыцарству, сидящему на этих землях, обладал частноправовой, а не публично-правовой властью. Соответственно и местный сеймик, сложившийся под польским влиянием, не имел большого значения как орган самоуправления, оставаясь под фактически полным контролем епископа 12 . А. Зайончковский объясняет это своеобразное явление тем, что церковь, в отличие от магнатерии, стремившейся к политическому господству в сейме и сеймиках, не была заинтересована в сохранении формально привилегированной многочисленной клиентуры и поэтому, не стесняясь,

10Zajączkowski A. Glówne elementy kultury szlacheckiej w Polsce. Ideologia a struktury spoleczne. Wroclaw, 1961. S. 40. Przyp. 3.

11Historia panstwa i prawa Polski. Т. II. Od polowy XV w. do r. 1795. Pod. red. J. Bardacha. Warszawa, 1966. S. 77.

12Lesnodorski B. Dominium warminskie. Poznan, 1949. S. 86—89, 91—93; Smolenski W. Mazowiecka szlachta w poddanstwie proboszczów plockich // Smolenski W. Wybór pism. Warszawa, 1954. S. 47—103; Polaczkówna H. Szlachta na Siewierzu biskupim w latach 1442—1790. Lwów, 1913.

196

Польская шляхта в XVI—XVIII вв.

превращала мелкую шляхту в ленников или держателей наделов, по сути не отличимых от крестьян13.

Все эти региональные отличия бросались в глаза уже современникам, которые хорошо понимали, что говорить о шляхте вообще — бессмысленно. Например, Мартин Кромер писал: «Никто не имеет подчиненной себе шляхты с землей и деревнями, разве что на Руси, на основе права, издавна принадлежащего местным князьям. Подобное право имеет также краковский епископ в Северском княжестве; есть оно и у варминского епископа и капитула подчиненной ему церкви; наконец, у препозита плоцкого и, может быть, других»14.

Выявить внутреннюю структуру шляхты даже в отдельно взятом регионе оказывается весьма не просто15. И дело не только в том, что мера богатства была разной в отдельных землях, а величина доходов зависела не только от размеров владения и количества крестьян, но и от степени включения во внутрипольские и международные рыночные связи. Дело и в том, что наряду с имущественными " факторами был ряд других, которые предопределяли место того или иного дворянина в социальной иерархии. Скажем, бедный шляхтич, занявший влиятельные позиции при дворе крупного магната, обладал в обществе много большим весом, чем его богатый сосед, не связанный ни с какой магнатской группировкой или семьей. Держатель королевщин, обладая незначительным собственным состоянием, мог стремительно обогатиться и даже передать управляемые им королевщины как бы по наследству своему сыну. Шляхтич, ставший епископом, автоматически оказывался в высших слоях польского общества и т. д. Поэтому необходим какой-то комплексный критерий для оценки реальной внутренней иерархии шляхетского сословия.

Одним из составных элементов этого критерия, конечно, станет имущественный статус дворянина. А. Зайончковский предлагал выделять в землевладельческой шляхте 4 слоя: «загоновую» шляхту, фактически не имеющую запашки, но имеющую приусадебное хозяйство; шляхту, владеющую долей фольварка; фольварочную шляхту; магнатерию. Среди безземельной шляхты он предлагал выделить чиншевую, городскую и шляхту, прислуживающую при дворе магнатов, церковных иерархов, зажиточных владельцев фольварков 16 . А. Вычанский предлагает несколько

13 Zajączkowski A. Op. cit. S. 42—43. Ср.: Gierszewski St. Obywatele miast Polski przedrozbiorowej. Studium zródtoznawcze. Warszawa, 1973. S. 90 nast.

14Kromer M. Polska. Olsztyn, 1977. S. 70.

15См.: Wyczanski A. Uwarstwienie spoleczne. S. 9-26; idem. La structure de la noblesse polonaise. P. 112—113.

16Zajączkowski A. Op. cit. S. 32—33.

197

М.В. Дмитриев

другую классификацию отдельных слоев шляхты17. Однако оба историка отдают себе отчет в том, что реальная картина социальных связей была еще пестрее, богаче и сложнее. Например, А. Вычанский считает, что выделить среднюю шляхту на основе имущественного критерия просто невозможно, потому что переходные, пограничные состояния будут в этом случае чрезвычайно разнообразны, и средняя шляхта в них как бы растворится. Поэтому средняя шляхта — «скорее политическая и культурная, чем социально-экономическая категория»18.

Сама шляхта в XVII в., хотя и настаивала каждодневно на принципе равенства шляхтичей-братьев, которые вне зависимости от социального ранга должны были в официальной обстановке обращаться друг к другу через выражение «пан-брат», ясно отличала различные слои своего сословия. Документы сохранили соответствующую терминологию, в которой различались «nobilis» и «generosus», «generosus» и «illustris», «illustris» и «magnifex». В 1634 г. шляхта Русского воеводства на сеймике в Вишне досадовала на то, что новая лжешляхта, состоящая из узурпаторов шляхетских достоинств и герба, осмеливается подписываться не только «nobiles», но и «generosi». В. Лозинский очень проницательно пишет, что шляхетское представление о равенстве было очень своеобразным, градуированным. «Его очень характерной в своей противоречивости формулой было "par super parem"» 19 . При этом тенденции к внутреннему расслоению и дезинтеграции шляхты возобладали в XVII—XVIII вв., в то время как XVI в. принес бесспорную консолидацию дворян, не нарушенную ни религиозными конфликтами, ни серьезными политическими столкновениями и оставившую твердую мифологему равенства в шляхетском самосознании вплоть до конца XVII в. Эта мифологема уживалась даже с таким явлением, как шляхетская клиентела или ленная шляхта в XVII—XVIII вв. Существование клиентелы, практики прямой «покупки» голосов и личной преданности магнатам не было ни для кого секретом. Например, француз де Нуайе в донесении о Польше в 1662 г. писал: «В каждом воеводстве наиболее важные паны стремятся к популярности и успеху среди мелкой шляхты. Чтобы завоевать ее на свою сторону, они часто устраивают пиры для шляхты и назначают пенсии тем, кто имеет наибольшее влияние среди шляхтичей. И когда завоюют на свою сторону шляхту в воеводстве, выбирают послов на сейм и дают им

17Wyczanski A. Uwarstwienie spoleczne. S. 26—69.

18Idem. La structure de la noblesse polonaise. P. 113.

19Loànski IV. Prawem i lewem. Obyczaje na Czerwonej Rusi w pierwszej polowie XVIII wieku. Т. I. Kraków, 1960. S. 236; ср.: Ihnatowicz I., Mączak A., Zientara B. Op. cit. S. 282-292.

198

Польская шляхта в XVI—XVIII вв.

инструкции по своей воле» 20 . Фольварочная шляхта боролась против такого явления и добилась в конце XVII в. постановления об исключении безземельной шляхты из числа участников сеймиков. Однако это постановление, как и многие другие, не исполнялось, и «шляхтичи-гречкосеи» продолжали «нелегально» участвовать в сеймиковых дебатах, препирательствах и выборах, в чем были горячо заинтересованы магнаты.

Отношения между мелкой безземельной и вовсе пауперизованной шляхтой и ее богатыми патронами строились на квазифеодальной основе. Это был тот «неофеодализм» или «незаконнорожденный феодализм», существование которого отмечено во всех европейских странах в первые века Нового времени21. Суть его во «внеюридических связях, которые объединяли могущественного дворянина-защитника и скромного дворянина, расплачивающегося преданной службой» за покровительство22. Однако для Польши — в силу многочисленности мелкой и безземельной шляхты — это явление было особенно характерно. Оно едва ли не определяло репутацию и облик типичного польского шляхтича. В нем было много комических черт, о которых пластично и проникновенно написал В. Лозинский23. Чего стоит факт присутствия на военных смотрах большого числа шляхтичей, вооруженных деревянными палками или, в лучшем случае, секирками! «Благородный Иван Заплатынский явился с ружьем для охоты на птиц и секирой; благородный Федор Добровланский из Братковиц присутствовал на смотре personaliter, пеший, с палкой; благородный Иван Ясинский Волович явился пешком, с палкой; благородный Роман Гошовский — personaliter, пешком, с палкой» — бесстрастно сообщают львовские гродские книги24.

Именно из этих шляхетских слоев рекрутировались низшее духовенство, наемные отряды магнатов, служащие хозяйственной администрации шляхетских и магнатских фольварков и ключей, просто собутыльники и льстивые прихлебатели можновладства. При этом именно служба при дворе магната становилась самым надежным путем к социальной карьере, потому что ни воинская доблесть, ни церковная деятельность, ни служба в суде или канцелярии не давали сколько-нибудь надежных шансов для шляхти-

20Цит по: Zajączkowski A. Op. cit. S. 44.

Billaçois F. La crise de la noblesse européenne (1550—1650). Une mise au point // Révue d'histoire

moderne et contemporaine. Vol. 23. 1976. № 2. P. 262—263.

22Ibid. P. 263.

23Lozinski W. Op. cit. S. 267 nast.

24Ibid. S. 276.

199

М.В. Дмитриев

ча — «выдвиженца»25. Та же шляхта, которая не стремилась стать парвеню и довольствовалась унаследованным статусом, в рамках сельской приходской общности в каждодневной жизни фактически смешивалась с крестьянами. Это видно на примере локальных исследований. Например, изучив функционирование рядовой приходской общины в середине XVII в., Ц. Кукло пришел к выводу, что в ней стирались сколько-нибудь четкие сословные границы. У 42% крестьянских детей свидетелями на крестинах выступали шляхтичи. Обратная ситуация встречается реже, но тоже не является неожиданной. При этом, правда, соблюдается и некая иерархичность: верхушка шляхетского общества не снисходит до роли крестных отцов в крестьянских семьях, а шляхтичи попроще, участвуя в крестинах у богатых крестьян, очень редко оказывают подобную честь беднякам26.

Другой полюс шляхетского сословия, так гордившегося равенством всех дворян, составляла магнатерия. Здесь критерий размеров землевладения работает лучше, чем в других случаях. Только в очень редких ситуациях путем внедрения в ряды магнатов становилась политическая деятельность или военная карьера, как в биографии Яна Замойского. Чаще всего, наоборот, обладание обширными имениями открывало путь к политической деятельности. Однако тем, что отличало магната от шляхтича в Речи Посполитой в XVII—XVIII вв., становилась не латифундия сама по себе, а политическая независимость и наличие преданной клиентелы27. По мнению Г. Литвина, магнатерия — это сословие в веберовском значении этого понятия 28 , группа, обладающая некоторой общей чертой, создающей определенную общественную позицию. Такой чертой в Польше не мог стать формально-правовой статус и некий магнатский латифундиальный «минимум». Ею стало обладание высокой должностью и доступ к магнатскому «рынку невест». С точки зрения этого критерия, вплоть до середины XVII в. магнатерия как сословие (в веберовском смысле слова) еще не сложилась, ибо магнаты не имели монополии на те должности, которые чаще всего занимали; магнатерия не замкнулась в своем кругу, допуская по-прежнему в родство шляхту; не исчезли различия между магнатами отдельных регионов. Правда, к этому времени в основном сложился общепольский «брачный

25Zajączkowski A. Op. cit. S. 48; Loäriski W. Op. cit. S. 238.

26Kuklo C. Funkcjonowanie spolecznosci parafialnej na tie analizy rejestracji chrztów parafii Trzcianne. 1600—1654//Spoleczehstwo staropolske. T. III. Warszawa, 1983. S. 189—228.

27Ihnatowicz I., Mączak A., Zientara B. Op. cit. S. 286—287.

28См.: Kozyr-Kowalski S. Klasy i stany. Max Weber a wspólczesne teorie stratygrafii spotecznej. Warszawa, 1979. S. 135—178. MaciuszkoJ. T. Staropolska kategoria «stan». — Max Weber i slownictwo szlacheckie // Przeglad historyczny. R. 74. 1983. № 3. S. 442—449.

200