Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

Вряд ли стремление выйти из кризиса через ужесточение фис кальной политики и работу Временной чрезвычайной комиссии мо жно рассматривать как проявления либерализма. Что же до особых симпатий реформаторов к западному капиталу, то союз «Газпрома» с «Shell» говорил о том, что подобные претензии можно предъявит ь и прагматикам-газовикам. Если понимать большевизм как дей ствия по принципу «цель оправдывает средства», то тогда все российские политики во главе с президентом были классические большевики. Откуда в таком случае такая объединяющая всех ненависть к «команде мечты»?

Неужели все дело именно в том, что технократы стали готови ться к будущей битве за первый пост? Но ведь это делали все — и Лужков, и Черномырдин, и Зюганов, и это считалось естественным . В частности, у премьера уже давно были и своя партия, и огромная финансовая база, и лояльные средства массовой информации . Но это почему-то никого не пугало. А вот попытки Чубайса обзав естись собственным трамплином немедленно вызвали бурю.

Упрощением было бы считать, что падение команды Чубайса явилась только итогом противостояния кланов и интриг Березо вского. Более серьезно было то, что либерал-технократы пренебрегли основным законом политической борьбы: не создавай против себя единый фронт врагов. Они же восстановили против себя фактиче ски всех — семью Ельцина, Черномырдина, Лужкова, Думу, коммунистов, «Яблоко» и немало финансовых групп, недовольных тем, что Ч убайс

открыто встал на сторону Потанина. Они проиграли и потому, что спецслужбы оказались вне их контроля. Как говорили многие журналисты, именно спецслужбы собрали материал против групп ы Чу- байса и отдали его Березовскому 28. Не менее существенно, что реформаторы восстановили против себя и народ, ибо пообещали повышение квартплаты, сокращение государственных ассигнований на социальные нужды, рост цен и налогов. Все это значит, что они оказались плохими стратегами. «Книжная история» свидетельс твует о том, что они были чрезмерно уверены в себе, а также не слишком заботились о моральной стороне дела.

Разумеется, Ельцин имел возможность и не отдавать реформато-

ров на растерзание. Так, он довольно долго защищал Гайдара, затем Козырева, прежде чем отправить их в отставку. Президент никогда не любил «сдавать» своих людей под давлением. Но на этот ра з оказалось, что он сам был недоволен теми, кто обещал решить все проблемы, но так и не смог. Фактически Ельцин стал отходить от Чубай-

са в октябре, когда не поддержал его детище — Налоговый кодекс.

Конечно, в том, что происходило на протяжении всего 1997 г., немалую роль сыграла интрига как таковая, при помощи кото рой отдельные деятели проталкивали свои интересы. Иногда интрига действительно могла оказать решающее влияние на баланс сил. Но нельзя сводить всю российскую политику, несмотря на ее специфи- ческие особенности, к одной интриге. В российском развити и уже сложилась определенная система, и интриги удавались тогда, когда они отвечали социальным и групповым интересам и укладыва лась в логику момента. Эта логика заключалась в том, что в случае нужды президент призывал молодых технократов, которые пыталис ь придать динамику режиму, а затем, когда деятельность реформаторов начинала истощать президентский ресурс, он переходил к оп оре на прагматиков, которые обеспечивали стабилизазцию.

Сама тактика прорыва в целях обновления власти, решения в зрывоопасных проблем или просто создания видимости их решен ия далеко не нова и использовалась разными режимами, принима я порой весьма радикальные формы. Вспомним хотя бы периодические чистки Сталина и «культурную революцию» Мао Дзэдуна. Ельцин также пришел к выводу о необходимости держать под рукой « команду прорыва». Ее состав мог варьироваться, но функция оставалась неизменной. Видно было, что к своим реформаторам-технокра там Ельцин относился с симпатией. Но это не удерживало его от того, чтобы избавляться от них, когда появлялась необходимость. Циклич- ность функционирования российского режима отчасти объя сняет

то, как и почему вводились в игру новые люди и как они потом выдавливались из власти. Но и она не объясняет полностью пор ажения технократов-реформаторов в конце 1997 г.

Дело в том, что несмотря на все модернистские обрамления, р оссийская система и общество в целом оставались весьма трад иционалистскими. Патернализм, старые клиентельные связи, типичн о советские привычки и символы, популистские настроения сохр аняли свою роль регулирующих факторов. Сам факт, что во главе страны все еще стояли высшие представители коммунистической но менклатуры, являлся свидетельством сохранения преемственно сти и старых корней. Реформаторы с их самонадеянностью, уверенност ью,

что они все могут, с их пренебрежением ко всем корням, чувством избранности, динамизмом и напором были для системы и знач ительной части общества чуждыми. Чуждой для режима оставалась и немалая часть нового бизнеса, особенно те, кто не прошел сове тской школы и не усвоил привычек, которые продолжали господствовать

в начальственных кабинетах. Молодые выскочки получили возмож-

ность участвовать во власти и делать деньги. Их могли поставить на выполнение важных задач, они даже сами могли стать функцией, как Чубайс. Но они не могли претендовать на большее — на право диктовать свои законы. Так что падение группы Чубайса явилось следствием формирования внутри российского правящего класса негласного, стихийного распределения ролей. Оно нашло отражение в том, что технократы, которым поручалось разгребать завалы и ос уществлять болезненные реформы, не могли посягать на другие роли, а тем более пытаться монополизировать власть. В противном случ ае они немедленно отторгались системой. Здесь существует ловуш ка, в которую могут попасть и будущие российские реформаторы: с одной стороны, чтобы продвинуться вперед, они должны иметь поли тиче- ские ресурсы, и одной поддержки президента мало. Но, с друго й стороны, все их попытки воздвигнуть собственную «вертикаль» и «партию власти» встретят сопротивление уже сформировавшейся бюрократической машины, а возможно, и президента. Поэтому успе х реформаторов требует поддержки прагматиков-бюрократов, лю дей типа Черномырдина, Строева, Селезнева. Но в таком случае по следние должны отказаться от традиционного видения стабильн ости лишь как статус-кво. Как показывает опыт правительства Че рномырдина, самостоятельно решиться на продолжение реформ праг матики неспособны, даже если они и сознают необходимость прор ыва, хотя некоторые из них в острый момент могут подчинить гру пповые интересы общим, как Черномырдин, который в 1997 г. заставил-

таки «Газпром» помочь правительству выплатить пенсии, хотя для этого концерну пришлось занимать деньги за рубежом.

Ельцин, видимо, продолжал считать, что Чубайс остается мос том связи России с Западом, и разрушать этот мост ему не хотело сь. Поэтому, ослабив Чубайса, он оставил его в правительстве.

Каковы же были общие последствия очередной вспышки актив - ности Ельцина? «Ельцин, открыто признав неудовлетворительной работу своего кабинета и заявив о грядущем “разборе полет ов”, этим пока и ограничился, — писала я в декабре 1997 г. — Часть кабинета напряженно застыла в ожидании Судного дня, а другая занялась созданием видимости активности. Между тем всем уже ясно, что п рави-

тельство в этом составе, с этим кругом полномочий и с таким багажом ошибок и ответственности просто не может разрешить пр облемы, многие из которых оно же и породило. Но даже если и призн ать, что осенью Ельцин добился тактических выигрышей, приходится констатировать, что ни одна стратегическая проблема из по ставлен-

ных им в марте не решена. Президент лишился команды реформ а-

торов. Прежняя система его опоры оказалась разрушенной. С егодня Ельцин стоит перед дилеммой: либо создавать новую “команд у прорыва”, либо переходить к опоре на союз левых и правых прагм атиков. Продление ситуации выжидания есть углубление кризиса власти» 29.

Новое разочарование

Российская экономика все еще представляла собой противоречи- вую картину. В течение весны и лета жесткая финансовая политика дала результаты. Рост цен замедлился. Правительство даже начало выплачивать задолженности по пенсиям и зарплатам. Успешная приватизация помогла выплатить зарплату военным. В первой половине 1997 г. зарубежные инвестиции достигли 6,67 млрд долл., что более чем втрое превосходило объем капиталовложений за тот же период в 1996 г. (2,01 млрд). Но это была лишь одна сторона медали. Отсутствие уверенного экономического роста, плохая соби раемость налогов, отсутствие законодательно обеспеченной инфрас труктуры бизнеса, коррупция — все это явно не способствовало эконо мическому возрождению.

Осенью оказалось, что ситуация в российской экономике не столь уж благополучна, хотя Чубайс даже в октябре продолжал тве рдить: «Россия в полушаге от начала реального экономического ро ста». Между тем заместитель руководителя администрации прези дента и

бывший министр финансов Александр Лившиц определял поло жение более пессимистически. Так, в качестве основной проблемы он назвал «стабильно неудовлетворительную» ситуацию со сбором налогов. И действительно в октябре 1997 г. удалось собрать только 67% запланированных налогов (причем речь шла о показателях у же секвестрированого бюджета). По существу за два квартала 1997 г. правительство собрало налогов столько же, сколько прежнее пр авительство за один квартал 1996 г. Ничего удивительного, что из-за сохранения критической ситуации со сбором налогов МВФ временн о отказал России в очередном транше кредитов. Плохой сбор нал огов был естественным — экономика еще не заработала. Большинст во

предприятий по-прежнему было в плачевном состоянии. А от теневой экономики налогов было ждать нечего.

Несмотря на все обещания правительства решить эту проблему, оказалось, что выплатить все задолженности в 1997 г. не удалось (только объем задолженности по армии в октябре составил 9 т рлн

руб. — 1,5 млрд долл.). Лившиц прямо заявил, что существенного э ко-

номического роста в 1998 г. не предвидится. Скорее всего, по его мнению, должны были сохраниться тенденции 1997 г., а это означа- ло переплетение стагнации с ограниченными зонами успеха 31.

Академик Николай Петраков еще более резко оценивал состо я- ние экономики: «Российская экономика вот уже несколько ле т живет по отработанной схеме: свое производство рухнуло. Поэ тому продаем нефть и газ — восполняем товарный дефицит импорто м. Вся экономика держится на интенсивном экспорте нефти и, главное, природного газа. Тупик заключается в том, что мы примитивно проедаем природные ресурсы. Страна поражена экономическим и ммунодефицитом. Некоторые отрасли в России практически исче зли»32.

А вот оценка экономического состояния России, сделанная э кономистом Григорием Ханиным: «Население еще поддерживает терпимый уровень жизни, проедая национальное богатство, вклю чая оборотные фонды и запасы, которые сократились почти в 7 раз ». По подсчетам другого экономиста, Игоря Бирмана, душевое п роизводство в России отставало от США не в 6—7 раз, как уверяла оф ициальная статистика, а в 12—13 раз 33. Если он был прав, то душевое потребление в России в этот период находилось на уровне Кон го, Камеруна и Боливии. По подсчетам Ханина, основные производственные фонды в России сократились на 20%. При этом в 1992— 1997 гг. они сокращались на 5% ежегодно. В целом за 1991—1996 гг. российский ВВП сократился на 49%, в то время как по подсчетам Госкомстата — на 41% 34.

Постепенно надежды, возникшие весной и летом, когда правительство действительно выработало определенные приоритеты, провозгласило готовность действовать и по крайней мере взялось за вытряхивание из неплательщиков долгов, начали таять. Надо признать, что виной тому были не только внутренние трудности, но и разразившийся в октябре мировой финансовый кризис, который ударил и по России (чтобы смягчить этот удар, Центробанку пришлось потратить 7 млрд долл. для поддержки ГКО и предотвращения пад е- ния курса рубля). Как ни старались правительство и сам Черн омырдин демонстрировать уверенность и предсказывать скорый экономический подъем, им верили немногие. Постепенно и президент,

который еще в сентябре был удовлетворенным работой кабинета, начал понимать, что не все идет так, как он предполагал. Нак онец, в своем радиообращении 28 ноября Ельцин заявил, что собирается заслушать отчет правительства. Президент был суров: «Я хочу посмотреть в глаза нашим министрам... Не исключено, что по итогам

отчета придется принимать некоторые кадровые решения. Пл охо,

когда люди в правительстве часто меняются. Но еще хуже, когда плохие министры остаются на своих местах» 35. Ельцин также потребовал, чтобы правительство до 1 января 1998 г. погасило все задолженности по зарплате (задолженность по зарплате в ноябре сос тавляла еще 12,8 трлн руб., или 2,15 млрд долл.), долги по пенсиям и пособиям — 13,5 трлн руб., или 2,25 млрд долл. Наконец, и сам Чубайс в конце ноября 1997 г. после того, как мировой финансовый кризис смыл с российского рынка значительную часть зарубежных бирже виков, которые увели с собой почти 8 млрд долл., признал: «Мы отброш е- ны на полгода назад».

В итоге 1997 г. так и не стал годом перелома, как обещал Ельцин. Несмотря на победные отчеты кабинета, долги по зарплате т ак и не были погашены. Правда, отчасти вину за это несли регионы и п редприятия.

1997 г. завершился с ростом ВВП на 0,2% и промышленного производства на 1,7%, но задолженность по налоговым платежам в б юджет увеличилась по сравнению с началом года в 1,7 раза. Оказа лось, что 65% всех бюджетных поступлений давали только 700 предприятий, а вся остальная экономика с трудом справлялась с налогами либо вообще их не платила. Доля внешнего финансирования б юджета выросла с 45% в январе 1997 г. до 64% в середине года. К концу года бюджет не получил 37 трлн руб. (6,2 млрд долл.) налоговых пл а- тежей 36. Инфляция была снижена с 21,8% в 1996 г. до 11,3%. Но это было достигнуто за счет резкого сокращения денежного обо рота.

Выплаты задолженности в конце года (около 2,4 млрд долл.) могли привести к повышению инфляции в 1998 г. Доля убыточных предприятий в конце 1997 г. составила 48%.

Тем не менее некоторые российские политики излучали оптимизм. Немцов обещал в 1998 г. экономический рост в 2—4%. В своем ежегодном послании Федеральному собранию в феврале 1998 г. Ельцин также утверждал, что новый год станет годом долгожданного подъема. Между тем другие политики были более сдержаны в своих прогнозах. Новый министр финансов Задорнов был вынужден приз нать: «Рассчитывать на быстрый экономический рост в начавшемс я году пока преждевременно» 37.

Более очевидными стали некоторые тенденции в экономичес кой жизни России, которые определились на предыдущем этапе. Так, стало ясно, что надежды, которые еще недавно возлагались н а российский экономический класс, окончательно не оправдалис ь. Он все еще был слишком слаб и своекорыстен. «Этот класс загребал при-

быль на инфляции, выколачивал дивиденды с валютной биржи, кру-

тил бюджетные деньги... Предприятия интересовали олигархо в только в той мере, в какой можно доить их, загоняя в неплатежи. Так, “Сибнефть” Березовского зарабатывает миллионы на прода же конвертируемых облигаций, но находится в должниках у государства», — писал Александр Беккер 38. А так оценивал российскую бизнес-элиту журнал «Эксперт»: «Наши знаменитые олигархи не только не являют примеров предпринимательского духа, но все больше скат ываются к роли собак на сене. <...> Они не имеют долговременной ст ратегии своего огромного бизнеса. <...> У них только одна мысль — удержать то, что уже приобретено, не допустить перемен, посколь ку они могут вести к худшему. Доминирование этой мысли неизбежно ведет не к подъему, а к стагнации» 39. Не меньшая ответственность за состояние дел лежала и на государстве, на бюрократии, которая, не имея эффективной стратегии развития, сохраняя несоверше нное налоговое законодательство, не желая отказаться от клиен телизма, фактически консервировала стагнирующий ритм развития. П оддерживая только нескольких «олигархов», связанных с нею политиче- скими отношениями, власть бросила на произвол судьбы множество более мелких финансово-промышленных групп, не защищая их ни от произвола региональных властей, ни от аппетитов «олига рхов». В то же время на фоне этой довольно безрадостной картины мож-

но было уловить и определенные проблески надежды, связанн ой с появлением новой волны российских предпринимателей, кот орые стремились к утверждению подлинно экономических правил игры.

Они преобладали в мелком и среднем бизнесе, и это уже были д есятки тысяч людей. Пройдя наиболее трудный период становления, они выжили и могли стать основой нового экономического класса, заинтересованного в цивилизованных условиях деятельности. Н о для того, чтобы они стали мотором перемен, нужны были время и во ля политического класса, т. е. тех, кто реально управлял Россией.

Между тем Ельцин продолжал демонстрировать поразительн ую жизнеспособность. Осенью он сделал несколько бросков-виз итов, в частности в Европу и Китай. В Красноярске президент встре тился с японским премьером Рютаро Хасимото и договорился к 2000 г. подписать мирный договор с Японией. Поразительно — этот человек,

еще год назад бывший при смерти, вдруг стал проявлять удивительную активность.

5 декабря Ельцин неожиданно появился и Думе и попросил деп у- татов принять бюджет на 1998 г. «Прошу вас не задерживаться, а взять и принять бюджет», — дружески, почти отечески увещевал президент

депутатов 40. Вместо угроз и требований Ельцин продолжил линию

на диалог. В поддержку бюджета высказался 231 депутат, против проголосовало 136 и 6 воздержались. Бюджет поддержали и коммуни - сты, которые еще за несколько дней до того утверждали, что н икогда за него не проголосуют. «Фракция не может и не будет голосовать за бюджет», — постоянно твердил Зюганов. Ельцин тольк о появился в Думе — и все мгновенно изменилось. Своим визитом президент доказал, что может уговорить кого угодно. Правд а, он не сумел уговорить Явлинского, который остался непреклонен — «Яблоко» голосовало против бюджета. Но к этому уже привыкли...

Явлинский убедительно доказывал, что бюджет нереален и эта «нереальность» составляет почти 70 трлн руб. (около 12 млрд долл.). По его мнению, такая ситуация являлась отчасти следствием мирового финансового кризиса. Но были и внутренние причины: «наращивание внешних заимствований; привлечение краткосрочн ого капитала в условиях падения налоговых сборов; стагнация про изводства» (половина предприятий в России, словам Явлинского, б ыла в кризисе) 41.

Судя по всему, Ельцин не вдавался в бюджетные подробности. Они его не слишком интересовали и, видимо, он в них мало разбира лся. Он хотел получить одобренный Думой бюджет любой ценой. Показав, что он может уломать Думу, Ельцин выглядел победителем. Но, видимо, такова была его судьба: после момента победы каждый раз в его активности наступал спад либо провал. На сей раз вновь дало о себе знать огромное напряжение, которое испытывал президент на

протяжении всего года. В декабре в ходе своего визита в Шве цию Ельцин выглядел поникшим. Он постоянно допускал промахи и вел себя так, что окружающие вновь стали задавать себе вопрос , насколько российский президент адекватен. Так, будучи в Стокгольме, Ельцин перепутал Швецию с Финляндией; сократил российские бо еголовки на треть, чем озадачил всех; присвоил Японии и Германии ядерный статус. Он вызвал такое же удручающее впечатление, как когдато до своей операции. «Президент устал», — пытались неловк о объяснять в его команде. Ляпы и импровизации Ельцина шли в эфи р «живьем», без обычной подчистки — очевидно, Ястржембский, который обычно контролировал создание относительно норма льного

имиджа президента, уже махнул рукой.

Возникало ощущение, что Ельцин жил и действовал какими-то фазами: то он проявлял живость, остроту ума и великолепную па мять, то путал элементарные вещи и вел себя подобно компьютеру, у которого произошел сбой в программе: начинал «выдавать» чепух у или

информацию, подготовленную совсем для другого случая. Ель цин

всегда был склонен к экспромтам, и очень часто они ему удавались. Он любил играть на публику, ожидая восхищения и аплодисментов. Нередко эта манера помогала ему снимать напряжение в отно шениях с другими лидерами и приходить к согласию или компромиссу. Но в том декабре его шутки выглядели по меньшей мере странно. Это было тем более грустно, что Ельцин не осознавал своей неадекватности, был весьма доволен собой и даже пытался вести се бя величественно. Он уже откровенно и без смущения играл монар ха. Эта игра в сочетании с не всегда адекватным поведением производила жалкое впечатление.

Âконце декабря после возвращения из Швеции Ельцин опять слег, как заявила его пресс-служба, «с респираторным заболевани ем». Стало более чем очевидно, что ему нужна постоянная подстраховка. Эту функцию исполнял верный Черномырдин — человек, который был

êЕльцину и его семье лоялен и не претендовал на право прин имать решения.

Âопросе, проведенном Фондом «Общественное мнение» 13—14 декабря 1997 г., респонденты отвечали на вопрос «За кого бы Вы голосовали, если бы президентские выборы проводились в следующее воскресенье?». 3% проголосовали бы за Черномырдина, 4% — против всех кандидатов, 5% — за Жириновского, 6% — за Ельцина, 7% — за Лужкова, 9% — за Явлинского, 10% — за Немцова, 10% — за Лебедя, 11% не голосовали бы, 14% затруднились с ответом, 20% проголосовали бы за Зюганова 42. Судя по этому и другим опросам, Ельцин

имел минимальные шансы стать президентом на третий срок — но такие же шансы он имел в начале своей последней президент ской кампании. Зюганов сохранял самую устойчивую электоральную базу. Но успех новых президентских выборов зависел от того, за к ого проголосует почти треть избирателей, которая обычно поддерж ивала «партию власти», и куда повернется оппозиционный некоммунисти- ческий электорат, также составлявший не менее трети. Исход следующих выборов президента во многом зависел и от того, на к ого сделает ставку «партия власти», кто станет ее символом и с может гарантировать этой партии сохранение ее позиций. Такой кандидат имел шансы на победу. Но в случае усиления кризиса он мог вызвать

отторжение недовольной части общества. Если бы «партия вл асти» не сумела объединиться вокруг одного кандидата, ситуация становилась бы более непредсказуемой.

Тем временем, несмотря на всю фрагментацию правящего класса, постепенно вырисовывались основные тенденции его развития.

Более отчетливо проявился характер обновленного (после регио-

нальных выборов) политического истеблишмента на провинц иальном уровне. Согласно социологическим исследованиям 60% новых руководителей регионов составили представители коммуни стиче- ской элиты. Но это были уже более молодые и энергичные номе нклатурщики в сравнении с периодом 1991—1996 гг., более склонные не к борьбе с Центром, а к сотрудничеству с ним. Исследования, проведенные Иосифом Дискиным и его группой среди членов Сове та Федерации, позволили выявить подробности, касающиеся пор трета типичного представителя региональной элиты России. Так, если еще в 1995 г. сенатор рисовался «человеком без свойств», т. е. как личность, которая могла приспосабливаться к любым условиям, то сенатор образца 1997 г. был деятелем более консервативного склада. 70% сенаторов высказали уверенность, что усиление государственного регулирования улучшит ситуацию (в 1995 г. только 16% выступали за государственное регулирование). Только 30% членов верхней палаты оставались поборниками экономических свобод . Более половины полагало, что хотя признаки улучшения есть, положение в стране остается тяжелым и ответственность за ситуацию п олностью возлагали на ошибочный курс правительства. По всей в идимости, сенаторы разочаровались в либерализации экономики и теперь уповали на усиление роли государства. Исследователи писали по поводу современного российского сенатора: «Он допускает вольность в одежде и не верит в свободу прессы. Ему не чужда либ еральная риторика, но в глубине души он консерватор» 43.

Эта характеристика провинциальных лидеров означает, что они вряд ли горели желанием начинать новый этап либеральных р еформ. Но будучи прагматиками, эти люди понимали, что бездействовать и ждать, что все улучшится само собой, тоже нельзя: они видели ситуацию на местах и знали, что терпение людей не безгранично. Дв ойственность положения провинциальной элиты находила отраж ение в том, что она была против возврата назад, но и против резких шагов вперед. Но если на уровне регионов преобладали новые конс ерваторы, то в Центре все же существовало большее разнообразие тенденций и сохранялась, пусть неустойчивая, база для реформато рства. И 1997 г. заканчивался невесело. В декабре произошел взрыв на

одной из шахт Кузбасса, в результате которого погибло 67 шахтеров. На жилые дома Иркутска упал огромный «Руслан» (Ан-124), что то же привело к немалым жертвам. «Катастрофы становятся буднями. Ужас

èотчаяние становятся хроническими», — писала пресса 44.

Âто же время в целом 1997 г. российскими гражданами восприни-

мался как наиболее стабильный и наименее трудный за весь период