Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

сложную ситуацию. Подобное миролюбие Ельцина было вещью н е- слыханной и непонятной. Дума, со своей стороны, пошла Ельцину навстречу, вняла его призывам и отложила голосование. Явлинский был единственным политиком, кто не выдержал и обвинил ком мунистов в интриганстве и закулисных переговорах с президе нтом. Лидер «Яблока» заявил, что КПРФ несет ответственность за состояние экономики, ибо она поддержала бюджет 1997 г. и все остальные инициативы кабинета. Явлинский публично высказал то, о чем говорили в кулуарах: о секретных сделках между исполнительной властью, с одной стороны, и коммунистами и Жириновским — с друг ой. В результате бюджет накачивался воздухом за счет удовлетворения групповых интересов. И на этот раз было ясно, что разыгрывается спектакль, в ходе которого все хотели лишь взаимных уступ ок, но никак не решительного изменения соотношения сил: парламе нт не хотел ухода Черномырдина, а президент в этот момент не хотел распускать Думу.

Правда, некоторые считали, что игра идет всерьез и отставк а Черномырдина реальна. Те, кто питал надежды на взлет Чубайса, выглядели в эти дни особенно взволнованными. Немцов, кандидату ру которого на пост премьера также называли, зачастил в Думу. Словом, кое-кто в который раз начал делить портфели.

17 октября Ельцин в очередном радиообращении сделал еще од ну попытку снизить напряженность, заявив, что нет никаких ос нований для политического кризиса. «Я хочу вас уверить, — заяви л он, —

что в стране нет никакой катастрофы». Он убеждал слушател ей, что повторения событий 1993 г. не будет. «Сегодня мы имеем стабильную политическую систему», — заверил президент. Далее он призвал граждан страны продолжать «квасить капусту, закатывать консервы, утеплять окна» 12. Ельцинские спичрайтеры постарались изо всех сил.

Миролюбие и благодушие президента было тем более странны м, что еще несколько дней назад он метал громы и молнии и обещ ал задать парламенту трепку. Возможно, Ельцин пришел к выводу, что в результате конфронтации он скорее не выиграет, а проиграет. Может быть, он вспомнил, что сам провозгласил «год мира и согласия», и решил обуздать свою агрессивность. А может, не хотел обостре-

ния напряженности перед празднованием 70-летия Октябрьской революции. Не исключено, что миролюбивый шаг Ельцина был спо н- танной акцией, как и большинство его действий, — ну, изменилось у президента настроение...

Как бы то ни было, 21 октября представители основных фракций

встретились с Ельциным и после обсуждения довольно быстр о при-

шли к компромиссу. Причем президент добровольно принял большинство условий оппозиции. Так, под давлением Явлинского он неожиданно для всех согласился отозвать Налоговый кодекс. После встречи Ельцин опубликовал официальное письмо, в котором были изложены условия компромисса. Он согласился проводить регулярные встречи «четверки» (президента, премьера и председат елей палат), на чем настаивало думское большинство, и «круглые столы»

ñучастием основных политических сил. Президент также при знал, что коммунальная реформа, планировавшаяся Немцовым, нуждается в совершенствовании. Он одобрил создание совместной пр ави- тельственно-парламентской комиссии для обсуждения попр авок к закону о правительстве. Еще одной уступкой было согласие на «парламентский час» по телевидению. Он также пообещал организовать общественные наблюдательные советы на двух контролируе мых государством каналах — ОРТ и РТР. Парламентские представители были приглашены присоединиться к этим советам. Ельцин даже согласился на создание парламентской газеты и внесение соответст вующей строки в бюджет.

Âответ парламент 22 октября снял с повестки дня вопрос о во туме недоверия кабинету. Зюганов выглядел именинником: он заявил, что его партия полностью удовлетворена результатом компромисса

ñпрезидентом, который должен вести к «лучшему взаимному пониманию» и более «рациональному балансу» между властями. В то же время Зюганов сказал, что его фракция резервирует за собо й право

вновь поставить вопрос о недоверии кабинету в будущем, если «круглый стол» и встречи «четверки» будут безрезультатными.

Âсамый разгар правительственного кризиса только 7% насел е- ния, согласно данным ВЦИОМ, полностью доверяли парламенту, 42% не доверяли полностью, 29% не доверяли совсем, 22% не высказали определенного мнения. В то же время только 10% полно - стью доверяли правительству, 45% не доверяли полностью, 32% не доверяли совсем, 13% затруднились ответить на соответствующий вопрос. Только 11% опрошенных поддерживали роспуск Думы (12% больше поддерживали, чем нет, 23% в большей степени не поддерживали, 38% не поддерживали совсем, 16% не имели определенно-

го мнения). В то же время только 12% поддерживали отставку каб и- нета (10% больше поддерживали, чем нет, 23% больше не поддерживали, 38% не поддерживали, 17% не ответили на вопрос определенно). Опросы подтвердили, что количество поддерживавших Думу и правительство почти одинаково. А это означало, что больш инство

населения было против резких действий и нарушения статус-кво 13.

В Москве на вопрос «Если Дума выразит недоверие правитель ству, как должен поступить президент?» 6,9% опрошенных ответили «Отправить в отставку правительство», 13,5% — «Распустить Думу», 19,1% — «Должен уйти сам президент», 15,3% дали другие ответы, затруднились ответить 45,2% 14.

Что касается рейтингов популярности отдельных политических лидеров, то их потенциал воспринимался населением следую щим образом: 40,6% опрошенных доверяло Лужкову, 32,9% — Немцову, 31,8% — Лебедю, 28,2% — Явлинскому, 22,5% — Зюганову, 18,4% — Ельцину, 17,4% — Черномырдину 15.

Тот факт, что Ельцин решил не обострять отношений с парламентом и пошел на диалог с представительной властью, являлос ь позитивным сдвигом. Россия не выиграла бы от роспуска Думы, ибо по всем прогнозам новый парламент был бы еще более оппозицио нным, в нем могло оказаться больше сторонников Лебедя и других непредсказуемых сил, что внесло бы новую напряженность в жизнь о бщества. Исполнительной власти и парламенту нужно было учить ся диалогу. Но все зависело от того, для чего он велся: во имя нового этапа реформ или ради сохранения баланса сил и удержания у власти ельцинской группы за счет сделки с коммунистами. Дальнейшие события показали, что достигнутый компромисс работал прежде всего на консервацию режима.

Осенние события и диалог двух властей продемонстрировал и тот замкнутый круг, который возник перед режимом. С одной стороны,

потребности нормального развития заставляли думать об у силении влияния парламента на принятие решений. С другой стороны, если учитывать, кто имел большинство в Думе (коммунисты вместе с союзниками), такое усиление вело к торможению экономической реформы. Напротив, укрепление команды реформаторов в правит ельстве и расширение их самостоятельности могло означать прогресс в налоговой, бюджетной, социальной сферах. Но одновременно это усиливало напряженность в отношениях кабинета с парламе нтом, а может быть, и с обществом, если реформы сопровождались бы н о- выми тяготами для населения.

Осенью 1997 г. после того, как сторонники компартии выигра-

ли выборы в ряде регионов, Зюганов был вынужден признать, ч то «партия пока не смогла переварить добытый ею кусок власти». На протяжении 1997 г. он все чаще говорил о необходимости «встроиться во власть» 16. Не исключено, что вероятность самостоятельного прихода КПРФ к власти он уже считал сомнительной. Зюг а-

нов выработал определенную тактику поведения: он пытался не

раздражать Ельцина при личных встречах и одновременно из о всех сил ругал «ельцинизм» на публике, понимая, что должен сохранить партию и ее базу.

Согласно опросам в сентябре — ноябре Зюганов продолжал лидировать, за него в случае досрочных президентских выборов готовы были проголосовать 17% избирателей. Но это не давало гаранти и победы и не означало, что сам Зюганов хотел стать президен том. Дмитрий Фурман верно подметил: «Зюганов и его соратники — блестящие политики, которые в труднейших условиях добились почти невозможного: не сумели прийти к власти. <...> Наше политическое пространство населено страшными радикалами, которые вед ут себя

ñвластью более “ответственно”, чем любая вполне “системная” и нерадикальная оппозиция в других странах. Это вообще не о ппозиция, а функциональный элемент системы власти» 17. И действительно, в России постепенно возникло то, что пытался создать Ельцин еще в 1995 г., — двухпартийная система. Роль одной ее составляющей играла бюрократия, рупором которой был черномырдинск ий НДР, а второй была КПРФ. Пока эта система обеспечивала определенное равновесие.

Что касается октябрьского компромисса, то он мог в конечн ом счете ослабить позиции компартии. Уступчивость Зюганова, то, что он сознательно отказался от конфронтации с властью, могло оттолкнуть от него протестный электорат. Зюганова уже называли «соци- ал-предателем». Вот как реагировали его коллеги (например , Алек-

сандр Куваев, первый секретарь Московского горкома КПРФ) на компромисс с Ельциным: «На последнем съезде мы провозгласили линию наступления на режим, собрали 10 миллионов подписей з а отставку президента. А как теперь объяснить избирателям наш отказ от выражения недоверия правительству? <...> Ельцин ведет игру

ñоппозицией. Такую игру, при которой у него на руках все козыри» 18. Это была правда. Ельцин и на этот раз вновь переиграл всех, и прежде всего Зюганова 19.

Âто же время Ельцину Зюганов был нужен как представитель влиятельной оппозиции, чтобы он сохранял влияние на недовольных, предотвращая их уход к более непримиримому и опасному пол итику

типа Лебедя. Зюганов нужен был и как основной оппонент на с ледующих выборах. «Получить лидера компартии в соперники во втором туре — мечта каждого претендента на президентский пос т», — справедливо отмечал Вячеслав Никонов 20. Однако для того чтобы сохранить партию и ее электоральную опору, Зюганову необходимо

было вновь перейти в атаку на правительство.

Ошибка технократов

Не успев остыть после октябрьских передряг, политический истеблишмент вскоре получил еще один повод для размышлений. 5 ноября Ельцин неожиданно подписал указ о снятии Березовског о. Отставка могущественного чиновника вызвала еще больше пересудов, чем его назначение годом прежде. Снятию Березовского пред шествовала почти детективная история. Чубайс с Немцовым, восп ользовавшись отпуском Черномырдина, который благоволил к Бере зовскому, и обманув бдительность лояльных к нему Татьяны Дьяченко и руководителя президентской администрации Валентина Юмашева, приехали 4 ноября к Ельцину на дачу в Горки-10 с проектом указа о снятии Березовского и уговорили президента подписать его 21.

Технократы пошли ва-банк и выиграли. «Общая газета» дала следующее объяснение ельцинского решения: «Скорее всего, Ель цин понимал, что людей типа Березовского, которых принято асс оциировать с курсом, который некоторые называют стабилизацие й, а другие стагнацией, немало. С потерей Березовского равнове сие в верхах не будет серьезно нарушено. После продолжительного падения влияния Чубайса он пошел ему навстречу» 22. Президент убрал человека, которого поддерживала его семья, и в первую очередь — младшая дочь. Это значит, что он все еще мог принимать решения, не сообразуясь с интересами своих домочадцев. Не исключен о, что

зная о близости между Березовским и Черномырдиным, которо го СМИ вновь начали прочить в будущие президенты, Ельцин, увольняя «олигарха», решил нанести удар по премьеру — это было в его стиле. Впрочем, возможно, все гораздо проще: Ельцина просто возмутил факт использования Березовским должности в Совете безопасности для реализации своих финансовых интересов. Итак , президент пошел навстречу реформаторам, которые уже несколько месяцев только и делали, что теряли.

Возникает вопрос: почему Чубайс с Немцовым решили добитьс я снятия Березовского именно в тот момент? В Москве была поп улярна версия, связывавшая стремление Чубайса скорее избавит ься от

Березовского со снятием ограничений на допуск иностранн ых инвесторов к участию в нефтяных приватизационных аукциона х. Было известно, что Березовский и те, кто действовал вместе с ним , боролись против этого. Реформаторы якобы постарались избавит ься от Березовского до начала продажи «Восточной нефтяной комп ании»,

«Тюменской нефтяной компании», «Роснефти» и акций «ЛУК-

îéëà» 23. Впрочем, помимо этого обстоятельства могли существовать

èдругие, сам повод для решительной атаки реформаторов на Березовского не был важен. Важнее канва политической борьбы, которая развела «молодых волков» и могущественного интриган а по разным лагерям. Чубайс с Немцовым знали, что пока Березовский держится в окружении Ельцина, им спокойно спать не придется, и постарались не упустить свой шанс.

Усилия по увольнению Березовского можно было рассматривать и какотказЧубайсаотхрупкогоперемирия,котороесталоустанавливаться после августовского конфликта вокруг «Связьинвеста» . Чубайс в своей традиционной манере решил пойти напролом н нанести удар. Прежде эта тактика приносила успех. Но на сей раз удача ему изменила.

Удар по Березовскому означал новый поворот в кремлевских играх. Дело было не в самом Березовском, вернее, не только в нем. Чубайс задел интересы слишком многих группировок. Кроме т ого, сам Ельцин постепенно стал относиться к Чубайсу с прохлад цей. Заметно усилились позиции Юмашева, возрастала роль Татьяны Дьяченко в формировании кремлевской атмосферы. «Дружба Ю машева и Татьяны с Березовским, с одной стороны, и жесткая борьба Чубайса за влияние на президента и за право устанавливать собственные правила игры в экономике, с другой, постепенно разв ели их по разные стороны баррикад», — говорили журналисты 24. Это была правда: семья президента отвернулась от Чубайса, по крайн ей мере, в тот период, что только подтверждает, что благосклонность силь-

ных мира сего непостоянна.

Âцелом все это материал скорее не для политического, а для психологического анализа: как столкнулись эти две личности, Березовский и Чубайс, ставшие на время символами двух подходов к в ласти

èее использованию. Первый — чрезвычайно пластичный, по ри сунку политической игры беспринципный человек, блестящий ин триган, но главное — политик, стремящийся приватизировать власть исключительно в своих интересах. Второй — скорее жесткий, агрессивный, прямой, играющий в открытую, политик, способный раб о- тать в бюрократической парадигме. В какой-то момент он вкл ючился в логику власти и, видимо, ощутил опасность подчинения е е инте-

ресам нескольких «олигархов», пусть даже своих вчерашних союзников. Некоторое время эти два человека были в одном лагер е. Затем им было суждено столкнуться, и один из них проиграл, другой оказался в положении победителя. Но тоже на время.

Вскоре технократы поняли, как важно иметь друзей в семье пре-

зидента и в его администрации. Повод для ответного удара по Чу-

байсу нашелся очень быстро. 13 ноября очередной скандал пот ряс Москву. Известный своими разоблачениями журналист Александр Минкин на радиостанции «Эхо Москвы» огласил факты о «книгоиздательской деятельности» высших государственных чиновников, которых в Москве окрестили «новым союзом писателей». Кста ти, попасть в «список Минкина» было кошмаром для любого политика — пощады он не давал никому. Теперь наступила очередь Чубайса. Компромат готовился тщательно, и без помощи спецслужб, а также без подталкивания Березовского, скорее всего, не обошлось.

Позволю себе напомнить суть дела: первый приватизатор вме сте со своими соратниками — Максимом Бойко (новым вице-премье ром, руководителем Госкомимущества), Петром Мостовым (председателем Федеральной службы по делам о несостоятельности), Аль фредом Кохом (бывшим председателем Госкомимущества) и Александром Казаковым (заместителем руководителя администраци и президента) якобы готовили книгу о приватизации в России. Кни ги никто не видел, но авторы уже успели получить гонорары — на каждого по 90 тыс. долл. (так что каждая страница книги объемом 200—250 страниц стоила около 1,5 тыс. долл.). Еще более любопытно было то, что гонорар был выплачен группой, близкой к ОНЭКСИМ, и как раз перед аукционом по «Связьинвесту» 25. Те, кто обвинял Чубайса и его соратников в лоббировании интересов Потанина, получ или в свои руки сильные аргументы.

Выступление Минкина было жестким: «Если вице-премьер полу -

чает гонорары, похожие на взятку, то это не компромат, это основание для возбуждения уголовного дела». В принципе, этот гон орар был мелочью в сравнении с теми баснословными прибылями, к оторые зарабатывали другие, в частности, руководители «естес твенных монополий», руководители некоторых государственных институтов, например, Центрального банка. Однако по этическим соображ ениям реформаторы не должны были брать даже этот гонорар, а тем более от группировки, которая успешно участвовала в прива тизации. Чубайс потерял свое главное преимущество — репутацию безусловно честного человека.

Ельцина информировали немедленно. Как утверждали посвящ ен-

ные, он пришел в бешенство, узнав об этой истории 26. Он отправил в отставку всех «писателей» кроме Чубайса. Чубайс тоже на писал прошение об отставке, но Ельцин его не подписал, дав понять , что Чубайс ему еще нужен. Тем не менее случившееся явилось тяжелейшим ударом по Чубайсу. После команды он вскоре потерял и мини-

стерство финансов — новым министром был назначен предста витель

фракции «Яблоко», председатель бюджетного комитета Думы и старый оппонент Чубайса Михаил Задорнов.

Наступил момент, когда у Черномырдина появилась возможность взять под контроль основные экономические ведомства. Влияния, какое премьер имел в конце 1997 — начале 1998 г., у него не было никогда. Но Ельцин не любил, когда кто-то один оказывался в выигрыше. В частности, еще и поэтому он пока решил сохранить Чубайса в правительстве. Вот как оценило общество результаты «книжного дела»: 55% одобрили отставку реформаторов, 25% назвали дейст - вия людей Чубайса воровством, 15% — взяткой, 15% — легализацией доходов, 16% — нарушением этических норм и только 3% — нормальным гонораром. Причем 53% опрошенных высказалось за отставк у Чубайса, 13% одобрили решение президента его оставить. 10% высказали мнение, что скандал был организован врагами, 48% — что журналисты сказали правду, 73% одобрили деятельность журналистов по раскрытию «книжного» дела 27.

История с очередным возвышением и падением Чубайса исклю - чительно важна для понимания сущности правления Ельцина . Чубайс был не первым «временщиком». До этого были Бурбулис и Гайдар, которых Ельцин тоже вначале включил в свою орбиту, а затем удалил. Все это разные варианты и формы одной модели, которую и с- пользовал Ельцин, манипулируя своими людьми: стремительн ое возвышение человека, который начинал фокусировать на себе не нависть и зависть остальных, а затем его внезапная опала.

В то же время, конечно, появление очередной команды технок ратов и те полномочия, которые они получили в марте 1997 г., нельзя объяснить лишь любовью Ельцина к фаворитизму. Надо отдать ему должное: он прибегал к помощи «команды прорыва», очевидно , не только из-за склонности иметь возле себя лояльных людей. Е сли бы дело было только в этом, он мог бы ограничиться фигурами типа Коржакова, время от времени их меняя. Но Ельцин несколько р аз делал выбор именно в пользу тех, кто, по его мнению, был спос обен на реформаторские действия. Он, видимо, понимал, что ни лоял и- сты вроде Коржакова, способные обеспечить его безопасность, ни близкие к нему по духу и по крови прагматики типа Черномыр дина,

которые могли удерживать стабильность, не способны обеспечить динамику режима. Поэтому в решающие моменты он призывал л ю- дей с технократическим потенциалом — Бурбулиса, Гайдара, Чубайса.

После нескольких лет черномырдинской стабилизации, кото рая завершилась стагнацией, а кое-где и усилением кризиса, в марте

1997 г. Ельцин вновь попытался разрубить узлы и начать новый ви-

ток реформ. Черномырдин тоже поддержал приход технократо в — значит, и он понимал необходимость встряски, которую не мог или не хотел осуществить сам.

Смена команд в ельцинском окружении подтверждает существование определенной логики российского развития, которая находит отражение в чередовании прорывов и стабилизации. Этот при нцип саморегулирования обеспечивает выживание и динамику и в других обществах. Как свидетельствует российский опыт (1991—1992 и 1997 гг.), прорыв совершают «молодые реформаторы», не обремененные ни социальной зависимостью, ни идеологическими до гмами, ни жесткими моральными установками и в силу этого спос обные действовать рискованно и без оглядки. То, что российские реформаторы непопулярны и не имеют массовой базы, отличает их от реформаторов в большинстве других переходных обществ. Но ро ссийская специфика вполне объяснима: одиночество технократо в делает их зависимыми исключительно от президента, что дает ем у возможность оказывать решающее воздействие на ход развития . Возможность привлечь представителей неаппаратных слоев позволяет президенту сохранять и определенную самостоятельн ость по отношению ко все усиливающейся бюрократии. Сделав свое де ло, реформаторы уходят. Начинается следующий период, когда решающая роль принадлежит умеренной или довольно консерватив ной бюрократии, лозунгом которой становится идея стабилизац ии, а также исправление «перегибов» предыдущего этапа.

Впрочем, по прошествии некоторого времени оказалось, что ре- форматоры-технократы приходили во власть вовсе не для тог о, чтобы динамизировать систему и обеспечить рывок вперед. Возм ожно, вопреки собственным устремлениям и целям они были вынужд ены сыграть роль стабилизаторов, в конечном счете способству я укреплению позиций консервативной части правящего класса. Причем именно потому, что они при этом использовали реформаторскую лексику и увлекали за собой либеральные группы, реформато ры оказывались вынуждены играть драматическую роль, дискредит ируя сами реформаторские ценности.

Было ли неизбежным падение реформаторов? Чубайс и его ком ан-

да в первой половине 1997 г. действовали в условиях относительного благоприятствования: положительное отношение презид ента и его семьи, правительственные рычаги контроля, поддержка н екоторых финансовых групп, свои СМИ. Но закрепиться и начать экспансию им так и не удалось. В конце 1997 г. стало ясно, что они не толь-

ко потеряли инициативу, но и начали сдавать одну позицию за дру-

гой. Фактически единственным ресурсом группы Чубайса стала поддержка Ельцина, но она с самого начала была условной. Прези дент так и не дал своим выдвиженцам возможность расширить влия ние за пределы экономического блока в кабинете. Да и в сфере экономи- ческой политики он сохранил противовесы, поддерживая Чер номырдина. Кроме того, перейдя в кабинет, Чубайс потерял возможность контролировать каналы влияния на Ельцина, подвласт ные ему в бытность шефом президентской администрации.

Даже имея ограниченные ресурсы и далеко не полную поддерж ку Ельцина, Чубайс имел шанс попытаться создать честные правила игры, по крайней мере в экономике. Причем не только Ельцин, но и Черномырдин могли бы поддержать его, хотя бы в той степени, в какой эти правила не нарушали их роли на политической сце не. Между тем реформаторы, не преуспев особенно в продвижении реформ, проявили завидную активность в формировании собств енной «партии власти». Возможно, их логика была следующей: укреп им свои позиции, а затем возьмемся и за реформы.

Впрочем, второе поколение реформаторов отличалось от первого, гайдаровского. Их было трудно заподозрить в идеализме, который был все же присущ некоторым гайдаровцам. Команда Чубайса обеими ногами стояла на грешной земле и знала, что такое личный интерес.

Как бы то ни было, преуспеть в своих реформах в 1997 г. Чубайс и его соратники не смогли: их Налоговый кодекс не был одобрен, со-

циальная реформа отложена, коммунальная реформа вызвала критику, перестроить управление «естественными монополиями» не удалось, собираемость налогов не увеличилась, невыплаты хоть и сократились, но все же полностью не были ликвидированы.

Стоит задуматься, чем, собственно, было вызвано падение ко манды Чубайса. Ведь головы полетели не из-за «книжного сканда ла» — у других представителей «партии власти» можно было найти г рехи и покрупнее. Реформаторы не выполнили своих обещаний? Проявили опасный радикализм? Слишком хорошо относились к Западу ? Рано стали строить свою «властную вертикаль»? Но ведь премьер постоянно не справлялся с экономическими проблемами и тем не м енее

продолжал руководить правительством. Что касается либерального радикализма, то Чубайс и его соратники не сделали ничего, ч то могло бы дать повод обвинить их в этом грехе — все их реформато рство свелось к полумерам. Сам же Чубайс вел себя как типичный ад министратор, даже государственник — и в отношениях с экономическими

субъектами, и с регионами, и со средствами массовой информации.