Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

ру. Летом 1997 г. создавалось впечатление, что «молодые реформаторы» вполне могут обеспечить себе мощные финансовые позиции, взять под контроль ведущие средства массовой информации . Если бы им удалось хотя бы частично подчинить «естественные монополии», можно было бы сделать вывод, что на политической сцене утвердилась влиятельная сила, с которой пришлось бы считать ся в будущей борьбе за власть.

В марте во время реорганизации правительства группе Чуба йса не удалось поставить своих людей во главе «силовых» министерств и МИДа. Но у его соратников и сторонников оказались в руках серьезные рычаги влияния — Министерство финансов, Министерст во экономики, Госкомимущество и Министерство топлива и энергетики. Связка между Чубайсом и популярным Немцовым стала мощ ным политическим фактором. По существу, в лице Немцова реформаторы получили своего кандидата в президенты, который, как ка залось, может консолидировать часть прежнего ельцинского элект ората.

Но к середине лета стала очевидна основная ошибка реформа торов и лично Чубайса. До этого момента то, что он сохранял равную дистанцию по отношению ко всем «олигархам», давало ему во зможность широкого маневра и было основой того уважения, которое к нему испытывало все финансовое сообщество. Более того, «молодые реформаторы», перейдя на государственнические позиции, вполне могли получить определенную поддержку со стороны других групп влияния. Но как только Чубайс и его коллеги начали испытывать

слабость к одному «олигарху», они потеряли позицию «над схваткой», которая позволяла им не ввязываться в постоянные клановы е войны. «С некоторых пор у правительства возник любимый банк — ОНЭКСИМ, оказавшийся в привилегированном положении. Любовь эта выразилась в том, что этому банку достались счета Главного таможенного комитета», — писал обозреватель Михаил Бергер 3. И он был прав. Причем как только основной игрок в команде «моло дых реформаторов» Чубайс дал себя заподозрить в игре в одни в орота, тень немедленно легла и на Немцова. И вся борьба Немцова с «олигархическим» капитализмом теряла свою убедительность.

Между тем группа ОНЭКСИМ начала действовать на всех напра в-

лениях. Владимир Потанин приобрел контрольные пакеты акц ий влиятельных «Известий» и «Комсомольской правды». К этому времени группа ОНЭКСИМ если не контролировала, то влияла на п о- зиции Российского телевидения. Создание информационной империи было воспринято как знак того, что реформаторы-технок раты

начинают готовиться к овладению политическими высотами . Это

был звездный час Чубайса. Никогда прежде он не выглядел столь уверенно. Но именно эта уверенность действовала на его враго в и оппонентов, как красная тряпка на быка.

Поворотным моментом в российской политической борьбе ст ал состоявшийся 25 июля аукцион «Связьинвеста» (монопольной на российском рынке корпорации, контролировавшей телефонную связь и телекоммуникации). Именно этот аукцион развел нед авних союзников по разные стороны баррикад и стал толчком к формированию нового баланса сил. Это событие стало формальным ко нцом «Давосского пакта», который заключили представители нес кольких финансовых группировок, чтобы способствовать переизбра нию Ельцина в президенты зимой 1996 г. и который некоторое время удерживал их от серьезных столкновений. Повод для распада «па кта» дал сам Чубайс, который отказался помочь группе Березовского — Гусинского заполучить акции «Связьинвеста» по минимальной цене. Таким образом, «молодые реформаторы» по существу отказалис ь от платы по счетам «олигархам», которых сами же взрастили. Трудно сказать, была ли это их собственная инициатива или они действовали по указанию президента, не желавшего больше находиться в зависимости от банкиров. Но дело было сделано: того, на что надеялись некоторые «олигархи» после переизбрания Ельцина, не произошло. Кое-что они получили, но не то и не столько, на скольк о претендовали. Чубайс жестко определил границы возможнос тей влияния банков. «Те банки, которые считают, что они являются хо-

зяевами страны, которые считают, что могут диктовать правительству, что целесообразно, а что нецелесообразно, которые считают, что правительство обязано выполнять их пожелания, не имею т перспективы... Банки не могут брать на себя функции правительства», — заявил Чубайс 4. Это был конец прежних отношений взаимного благоприятствования.

Возможно, государственническая переориентация реформаторов и не вызвала бы у обиженных «олигархов» столь откровенных чувств, если бы сами реформаторы были абсолютно объективны и нико му не подыгрывали. Но проведенный аукцион был небезупречен, ибо, по мнению независимых наблюдателей, группа Потанина полу чила

фору при покупке акций. Недаром вскоре Ельцин был вынужде н отстранить от должности руководителя Госкомимущества Альфреда Коха, одного из ближайших соратников Чубайса, который проводил этот аукцион 5. Как бы то ни было, возник повод для того ожесточенного сражения, которое потом окрестили «банковской войно й».

Строго говоря, это была война между несколькими политичес кими

актерами, каждый из который претендовал быть основной пол ити- ческой силой: между реформаторами и стоявшим за их спиной Потаниным, с одной стороны, и группой Березовского — Гусинского, с другой. Последние явно сблизились с Черномырдиным, которы й вряд ли спокойно относился к слишком амбициозному поведе нию молодых членов своего правительства.

Впрочем, и без «Связьинвеста» фрагментация российского п равящего класса была неизбежна. Ее вызвали несколько фактор ов: новый этап приватизации, подготовка к будущим президентским выборам и поиск кандидатов на президентский пост, новый виток борьбы за влияние на Ельцина, различное понимание иерархии за дач, стоявших перед Россией. Разумеется, сам факт фрагментации правящего класса свидетельствовал и о том, что его позициям в этот момент ничто не угрожало.

Жесткость клановой борьбы в этот период была во многом св язана со стремлением отдельных группировок обеспечить себе более выигрышные позиции в случае ухода Ельцина. Борьба шла прежде всего вокруг способов осуществления групповых интересов. Но углублявшиеся противоречия рано или поздно должны были най ти отражение в разных концепциях осуществления власти.

Так, часть бизнес-элиты (в частности, в лице Березовского) явно пыталась утвердить такие правила игры, при которых предпр иниматель главенствовал бы над бюрократией. Это отражало появление в России социального слоя, возникшего на основе приватиза ции

собственности и теперь пытавшегося получить властные рычаги. Напротив, часть политической элиты (в лице Чубайса) пыталась ограничить влияние бизнеса и подчинить его своим потребн остям. Технократы объективно должны были стать государственниками, ибо только это могло обеспечить их самостоятельную роль во власти. Государственные устремления технократов, несомненно, были поддержаны и бюрократией, и основной массой предпринимат ельского класса, который в отличие от китов бизнеса хотел равных правил игры для всех. Многих смущала лишь слишком тесная связь между либерал-технократами и одной финансовой группой.

Начавшаяся борьба получила отражение в резкой полемике п ечат-

ных изданий, контролируемых разными кланами. По жесткости и агрессивности, по использованию недипломатических прие мов этому не было аналогов в короткой истории российских СМИ. В ко нце августа Березовский предупредил Чубайса и Немцова, что он и делают «серьезную ошибку», не прислушиваясь к мнению «финансо вого

сообщества» — т. е. к мнению Березовского. Потанинская «Комсо-

мольская правда» немедленно ответила, обвинив самого Бер езовского в том, что не делает различия между политикой и бизнесом . Пер- чатку подняла «Независимая газета», которая написала, что Чубайс «стремится к полному контролю России и усиливает олигарх ические тенденции в российском развитии» 6.

Вслед за этим в российской печати была перепечатана стать я Питера Реддауэея, в которой он ставил под сомнение честно сть и реформаторские устремления Чубайса. «Американское прав ительство не должно больше поддерживать коррумпированное российское правительство и личности, которые вызывают отторжение в с воем обществе», — писал Реддауэй 7. Статья Реддауэея наделала немало шума в США, где «молодые реформаторы» и прежде всего Чубайс до этого рассматривались как символ российского реформато рства.

Война в прессе приобрела столь ожесточенный характер, что Ельцин посчитал нужным вмешаться. 15 сентября он пригласил в Кремль основных «олигархов» — Потанина, Фридмана, Гусинского, Ходорковского, Смоленского — и попытался, как Кот Леопольд, убед ить их жить дружно. При этом он твердо заявил, что своих реформа торов на съедение не отдаст. Призывы президента к миру не произвели должного впечатления. Борьба продолжалась, и в те дни публика узнала немало пикантного о жизни «олигархических» групп ировок.

Еще одним действительно неприятным последствием «банко вской войны» было то, что все увидели зависимость российской пр ессы от отдельных кланов. Талантливые, известные журналисты были вынуж-

дены изощряться в атаках на противников своих хозяев. Трудно было избежать препротивного ощущения, что действительно свободной прессы и телевидения в России почти не осталось.

Группа Чубайса совершила серьезную ошибку, сделав ставку на один банк и создав ему благоприятные условия. В результате Чубайс стал уязвим для многочисленных врагов. Но гораздо важнее было то, что, поддержав лишь одну финансовую группу, либерал-технокра- ты дали повод усомниться в искренности своих реформаторс ких устремлений.

В какой-то степени «банковская война» была полезна для ре жима. Она препятствовала возобладанию одной лишь группировки . Никто

не мог монополизировать влияние на Ельцина. Так что внутренние распри в той группировке, которая еще недавно ковала побе ду Ельцина, позволили президенту высвободиться из объятий своих кредиторов. Кроме того, тонны компромата ударили по всем «олигархам», дискредитировав их так, как никогда бы не сумела сделать оп-

позиция. Впрочем, дискредитация в России уже давно потеря ла

прежнее значение и не была особенно важна для борьбы за вл астные ресурсы.

«Война банков» имела два более существенных последствия . Вопервых, она подорвала уверенность в существовании в России мощной «олигархии», во-вторых, облегчила торжество и лидера, и аппарата. Неожиданно оказалось, что кланы, которые до этого счи тались супервлиятельными, не могут навязать власти свои правила игры. Они оказались даже неспособны решить самостоятельно соб ственные проблемы. Лопнул миф о «семерке», якобы контролировав шей и власть, и экономику. Трудно сказать, насколько в этот миф верили в России. Но на Западе поверили и стали рассматривать «семерку» «олигархов» как некий высший теневой орган российской вл асти. После того, как «олигархи» выставили свою подноготную на всеобщее обозрение, оказалось, что они не столь уж значительны и структуры у них дутые, а кое у кого и никаких ресурсов, кроме государственных, нет. Кланы явно проиграли в «банковской войне» хотя бы потому, что многое вышло на поверхность. Произошедшее вполне дает основания взять сам термин «олигархия» применитель но к российской действительности в жирные кавычки.

Выиграли президент и его аппарат. Сам этот факт продемонстрировал, что в России постепенно начали осознавать то обсто ятельство, что нужно провести границу между властью и бизнесом — в о имя выживания этой самой власти и ее легитимности. Усилилось понимание необходимости укреплять корпоративные интересы с амой

власти, стало возникать понимание своеобразия психологи и бюрократического сословия. Разумеется, еще рано было делать в ывод, что власть разрывает свои узы с бизнесом. Но стало очевидно: в б юрократии усилилось понимание старой истины — для укреплени я позиций нужно держать предпринимательскую элиту на рассто янии. Для части бюрократии власть и кресло в конечном счете был и важнее, чем деньги и связанная с ними головная боль. Свежий при мер Альфреда Коха подтвердил, чем может закончиться слишком тесное единение политики и бизнеса. Постепенно начала пробивать себе дорогу новая логика функционирования российской власти. Это еще не был переход к новой системе координат — к расчленению поли-

тики и экономики, но некоторое приближение к нему.

Всепроизошедшеепоставилонаповесткуднявопрос:можно литрактовать российский режим как «олигархический»? Во всяком случае, российские «олигархи» представляли собой весьма своеоб разное явление, которое нельзя было втиснуть в традиционные рамки. В б ольшин-

стве своем это были фавориты, полностью зависимые от лидера, от

аппарата и бюрократии и паразитировавшие за счет использ ования государственных ресурсов. Но в России все же были и настоящие оли- гархи—группывлияния,связанные с«естественнымимонополиями» — «Газпромом», «ЕЭС России» и транспортной системой. И они остались на властном поле, даже тогда, когда начался процесс вытеснения финансовых «олигархов». Впрочем, падение последних было еще впереди. Пока появились признаки их ослабления.

Осенние события 1997 г. позволили еще раз взглянуть на роль ре- форматоров-технократов в рамках возникшей в России систе мы власти. Действия тандема Чубас — Немцов показали, что технократы выполняли важную, а в определенные моменты и решающую фун к- цию в обеспечении самосохранения власти. Технократы оказались лучшим средством «встряхивания» ситуации, осуществлени я непопулярных мер, которые не могли проводить прагматики типа Черномырдина. Они же оказывались в случае необходимости и пе рвыми кандидатами на роль козлов отпущения.

Технократы были нужны не только президенту. Они были нужны коммунистам для поддержания боевого духа. Он были необход имы Черномырдину, за которого делали черную работу и которому позволяли расслабиться, ничего не предпринимать и ни за что не нести ответственность. Технократы были лучшей рекламой для Запада, гарантией того, что в России все идет хорошо. Но их сущ ествование имело и отрицательные последствия: числясь в реформ аторах и зачастую выполняя функцию стабилизации отнюдь не де мо-

кратического режима, они дискредитировали идею реформ, ко торые осуществляли в конечном счете в интересах правящего к ласса.

События 1997 г. показали, что режим был заинтересован в разных своих составляющих — и в «олигархах», и в технократах, в их взаимодействии в момент опасности и в их столкновении, когда лидеру необходим новый импульс выживания.

Возвращаясь к теме «банковской войны», отмечу, что она не только показала слабость «олигархов», но и во многом предопре делила будущее падение «молодых реформаторов». В борьбе с «олигархами» они оказались слабее. Им не хватило цинизма, агрессивности и умения интриговать. Хотя их падение было не столько следс твием

расторжения контракта с «олигархами», сколько того, что т ехнократы продолжали политику преференций, лишавшую их единстве нной легитимности, на которую они могли тогда претендовать, — моральной. Кроме того, в условиях массовых нападок на технократо в президент был вынужден от них дистанцироваться, пытаясь сохр анить

свои ограниченные ресурсы влияния...

Президент опять маневрирует

Тем временем Москва вновь принялась активно обсуждать будущую президентскую борьбу. Мало кто верил, что Ельцин дотянет до 2000 г. Причем некоторые политики явно пытались получить благословение Ельцина, пока тот еще мог его дать.

Основные кандидаты на пост в Кремле начали свои кампании. Лужкову повезло — у него был серьезный повод напомнить о с ебе. Речь идет о 850-летии Москвы, которое мэр 5—7 сентября отметил с грандиозным размахом. Явлинский уже давно заявил, что соб ирается участвовать в выборах. Что касается Лебедя, то он, еще будучи членом ельцинского окружения, начал бороться за Кремль. Ельцин, понимая, что его начинают выталкивать с политического пол я, повел свою игру. 1 сентября он заявил, что не собирается участвовать в выборах. Пусть «более молодой» и «более энергичный» лидер будет управлять Россией, лукаво улыбаясь, заметил Ельцин. Однак о мало кто верил, что президент искренен. 2 октября Ельцин заявил, что его советники просили его больше не комментировать этот в опрос. «Мои друзья и коллеги запретили мне говорить на эти темы» , — сказал Ельцин во время поездки в Нижний Новгород. Это заявлен ие уже не звучало двусмысленно — оно было воспринято однозначно как признание готовности к борьбе.

Отныне одной из самых популярных тем стала конституционн ость

третьего срока Ельцина. Конституция говорила о невозможн ости трех президентских сроков подряд. Но ельцинские соратник и счи- тали, что у него есть шанс, ибо по новой Конституции России он избирался только один раз. Пресс-секретарь президента Сер гей Ястржембский, взявший на себя смелость толковать Конституцию, заявил, что Основной закон позволяет президенту баллотироваться на третий срок. Вскоре, прибыв на заседание Совета Европы в Ст расбург, Ельцин вновь вернулся к этой теме и заявил: «Как президент я являюсь гарантом Конституции. Я должен давать пример того , как следовать Конституции». Он пообещал, что не будет баллотироваться на третий срок, и выразил надежду, что его наследник будет «мо-

лодым энергичным демократом». Разумеется, это был далеко не конец истории. Ельцин известен как человек, который не забот ится о выполнении своих обещаний. Но по крайней мере на Западе мн огие обратили внимание на его рефрен «молодой и энергичный нас ледник» и стали выискивать кандидата на эту роль в ельцинско м окру-

жении.

Самым подходящим был, конечно, Немцов. Он все еще был чрезвычайно популярен. Даже в скептически настроенном россий ском обществе многие смотрели на него как на человека, который может стать официальным преемником стареющего президента. А некоторые начали даже посматривать в сторону Чубайса. «Почему бы и нет, — говорили они, — ведь он уже набрался опыта, у него есть необходимая жесткость и хватка, он умеет решать проблемы. А популярность — дело наживное». Вероятно, Ельцин получал удовольствие от того, как ловко пустил по ложному следу многочисленную аналити- ческую братию: пусть себе делают прогнозы, наверное, думал он, придет время — я еще не раз удивлю их. Ведь история с наследником началась давно, еще в 1995 г., когда Ельцину впервые вздумалось предложить некоторым соратниками взять на себя эту «почетную » роль. Такие предложения он делал Черномырдину и Лужкову, а те, догадываясь о коварных замыслах «хозяина», отнекивались и отшуч ивались. Было ли в этой истории с «формированием» наследника что-т о продуманное, была ли это часть интриги или нечто, как это обычн о слу- чалось с Ельциным, спонтанное? Конечно, о «наследнике» в ельцинском окружении не могли не размышлять. Но речь, разумеется, шла не о конкретном человеке, который должен был заменить его, а скорее о том, как, используя эту тему, снять давление с президента. Вряд ли кто-то в Кремле верил, что шеф собрался уходить. Но «моло дые реформаторы» вполне могли пойматься на удочку и серьезно втянуться в игру с «преемственностью».

Впрочем, сама история с угадыванием преемника президента в стране, где по Конституции президент избирается всеобщим голосованием, свидетельствовала о возникновении власти, котору ю Игорь Клямкин вскоре назвал «выборной монархией». При этом мало кому приходило в голову, что говорить о наследнике Ельцина значило подтверждать существующее в самой структуре власти неразре шимое противоречие между ее выборностью и стремлением лидера к пожизненному правлению. Кроме того, восприятие какого-либо пол итиче- ского актера в качестве ельцинского наследника ничего хо рошего ему принести не могло: это был верный путь к преждевременному завершению карьеры. Президент вряд ли мог испытывать добрые чу вства

к тому, кто осмелился бы согласиться на эту роль.

Впрочем, игра в преемника была для Ельцина новым обоснованием своей нужности при отсутствии других факторов поддерж ки: ведь коль скоро необходим преемник, его еще надобно найти, «вос питать», подготовить и благословить, а в таком деле без отца-о сновате-

ля не обойтись. Начав эту игру, Ельцин тем самым выводил себя из

унизительной для него предвыборной тусовки, заставляя др угих бежать по кругу, соревноваться в рейтингах (которые были безжалостны к президенту) и в «сбрасывании» компромата. Сам он же ок азывался в судейском кресле и контролировал гонку, поддерживая одних, ставя подножку другим.

Ельцин был явно заинтересован в существовании нескольки х претендентов на роль преемника и в расколе «партии власти». П оявление официально назначенного наследника означало бы его отказ от власти. Впрочем, всем было ясно, что пока Ельцин дышит, этого не случится. Возможные преемники Ельцина должны были облегч ать его выживание, но убийственным для себя способом. Если они сами претендовали на эту роль, президент был в силах с ними разд елаться. А для любого назначенного наследника поддержка Ельцина озна- чала бы «поцелуй смерти» — прежде всего потому, что избранник становился объектом коллективной неприязни 8.

Но игра в поиск наследника была не единственным, чем развл е- кал себя российский истеблишмент осенью 1997 г. Подходило время принимать бюджет, а это означало оживление Думы и возможность нового противостояния. Кроме того, Думе еще предстояло ра ссмотреть новый Налоговый кодекс и программу социальных рефор м, предложенные технократами. Ельцин переключил внимание на Думу и вернулся к излюбленной политике кнута и пряника.

Как обычно в таких случаях, из президентской администраци и понеслись намеки на то, что Думу могут все же распустить. Эт от до

боли знакомый тезис обычно озвучивал Сергей Шахрай. Но те перь за дело взялись другие, и вышло совсем не страшно. Одноврем енно Ельцин решил обойти Думу и обратился к Совету Федерации з а помощью. 24 сентября президент выступил в верхней палате с реч ью. Он обещал уступки регионам и гарантировал, что правительство будет консультироваться с сенаторами по всем вопросам бюджета. А несколько раньше он отказался выступить перед Думой, ссыл аясь на загруженность. Все было ясно: Ельцин вовсю пытался польстить региональным начальникам, называя Совет Федерации «стабил изирующей силой» и обвиняя Думу в «политической анархии». Желание столкнуть обе палаты было очевидно. Но сенаторам не стоил о осо-

бенно радоваться: чтобы уравновесить губернаторов, Ельцин решил усилить местное самоуправление — мэров и муниципальные в ласти. Он подписал указ о финансовых основах местного самоуправ ления, что вряд ли могло понравиться губернаторам.

В начале октября Госдума принялась за обсуждение бюджета на

1998 г. Как и ожидалось, проект бюджета в первом чтении был от-

вергнут (326 голосов «против» и 13 «за» при одном воздержавшем - ся) 9. После этого депутаты решили начать процедуру вынесения недоверия правительству, в котором им не нравились, конечно же, «молодые реформаторы». Перетягивание каната между парла ментом

èисполнительной властью возобновилось. Коммунисты стре мились не только заставить правительство усилить популизм, но и осуществить свою давнюю мечту об изгнании технократов. Вряд ли они серьезно рассматривали возможность собственного вхождения в кабинет. «Яблоко» тоже критиковало кабинет, но за слишком медленные

èнепоследовательные действия. Проблема была, однако, в то м, что обе эти силы не были готовы к сотрудничеству при подготовке вотума недоверия Черномырдину. Поэтому когда коммунисты предложили для голосования свою резолюцию по вотуму недоверия 10, Явлинский в последний момент отказался к ним присоединиться и выдвинул собственную резолюцию о вотуме недоверия, которую не поддержали коммунисты 11. И здесь неожиданно оказалось, что никто (возможно, кроме «Яблока») не был серьезно заинтересован в том, чтобы «уйти» правительство Черномырдина. Сам премьер устраивал многих — ну, разве что без либералов. Впрочем, Черномырдин, очевидно, знал, что на этот раз ему беспокоиться нечего.

Тем временем коммунистическое большинство раскололось по поводу недоверия правительству. Умеренные его члены, в первую очередь Геннадий Селезнев, выразили опасение, что если премьер будет вынужден уйти, Ельцин назначит на его место Чубайса либо

Немцова. Депутаты, считал Селезнев, должны были «найти точ ки соприкосновения с премьером». Угроза пришествия Чубайса вновь была пущена в ход, чтобы сохранить Черномырдина. Впрочем, б оевого духа для непримиримой борьбы у парламентского больш инства не было.

Совет Федерации, обычно более уступчивый и миролюбивый, 15 октября в решающий момент обсуждения вотума недоверия кабинету принял резолюцию, призывающую президента, премьера и обе палаты к сотрудничеству. Возникло отчетливое ощущение, что и компартия, и региональные боссы ищут путь к примирению, но при этом, как обычно, пытаются сохранить лицо перед электоратом.

Âтот же день, когда вопрос о недоверии правительству обсуждался в Думе, произошло невиданное: президент дважды звонил С елезневу с просьбой снять с голосования вопрос о вотуме недов ерия. Как передавал гордый от сознания важности своей миссии Селез нев, президент «не хочет конфронтации и не хочет новых парламе нтских

выборов». Ельцин через спикера просил депутатов не ставит ь его в