Путь.в.философию.Антология.2001

ПОИСК ЯСИОСТИ

м.с Козлова

Философия - совокупность псевдопроблем. Точка зрения позитивизма.

Рудольф Карнап

Рудольф Карнап 0891-1970) - выдающийся логик. внесший весомый вклад в развитие этой науки-, расцвет и применение которой составля­ ют одну из отличительных черт ХХ в. Вместе с тем Р. Карнапу принад­ лежит видное место и в области философии. О нем правомерно говорить как о ведущем теоретике логического позитивизма (или «логического

эмпиризма» - концепции, развивавшейся в 20- 30-х годах в рамках

Венского кружка), лидером которого был Мориц Шпик. Логический

позитивизмявился продолжениеми новой версией позитивизма- умо­ настроения, оформившегося в Европе в первой трети XIX в. и за 100лет

своего существования уже завоевавшего ДОВОльно прочные позиции, прежде всего среди естествоиспытателей и других специалистов, ориен­ гирующихся на опытное, точное, проверяемое знание.

Родоначальником позитивизма и автором самого этого термина явился французский философ Огюст Конт (1789-1857), подробно раз­ вернувший свое учение в капитальном шеститомном труде «Курс по­ зитивной философии» (1830-1842) 7. В апогее творчества философ опубликовал сжатое изложение сути своей концепции «Дух позитив­ НОЙ философии» (1844). (В русском переводе: Дух позитивной фило­ софии (или слово о положительном мышлении). СПб., 1910.) Термин «Позитивный» осмысливается у Конта как Синоним научного, кото­ рое приравнивается (такова главная идея концепции) к опытному, полезному, точному, практически эффективному знанию. Антиподом позитивного знания, мышления считается спекулятивное - умозри­ тельное, абстрактное, отвлеченное, оторванное от опыта - умствова­ ние. Его варианты - теологическое и метафизическое (философское) мышление - расцениваются как незрелые формы, предварительные

стадии развития интеллекта на пути от младенчества к возмужалости.

Конт предложил следующую схему становления научного метода (еЗакон трех стадий развития человеческого интеллекта»). Человече­

ство в своем историческом развитии (а также в индивидуальном ста­ новлении) якобы последовательно проходит три фазы: теологичес­ кую, или фиктивную, затем метафизическую, или абстрактную, доходя наконец до наиболее зрелой положительной, или реальной, стадии. На первых ступенях формирующийся человеческий ум, еще неспособный решать даже простейшие научные проблемы, одержим

поиском ответов на неразрешимые, недоступные исследованию воп­ росы. Он ищет начала всех вещей, конечные причины явлений, ле­ жащие в их основе абстрактные сущности. Теологическое мышление

62

М.с. Козлова. Философия - совокупность пробаем...

соответствует младенческому состоянию ума. метафизическое ха­ рактеризуется как хроническая болезнь роста, преддверие интеллек­ туальной зрелости. В эти донаучные периоды сначала инстинкт и воображение, а затем абстрактное умозрение резко перевешивают наблюдение. Но постепенно сфера познавательной любознательнос­

ти ограничивается: люди отказываются от постижения непроницае­ мых тайн, поиска первопричин и конечных целей сущего. Все более вступает в свои права, набирает силу положительное, научное мышле­ ние. полностью базирующееся на изучении явлений, доступных на­ блюдению. На основе явлений формируется знание фактов. Медлен­ ная, постепенная индукция (обобщение частного) позволяет выявлять законы - устойчивые зависимости фактов. Установление научных за­

конов открывает путь к успешному практическому использованию знаний и рациональному предвидению, идущему на смену пророче­ ствам. «Позитивный» образ мышления, как его понимает Конт, отка­ зывается от попыток объяснения явлений, довольствуясь наблюдени­ ем, описанием, нахождением их устойчивых отношений (сходства, последовательности и др.). Таковы основные требования положитель­ ного, или научного, метода в понимании Конта.

Научное познание не предстает в абсолютно чистом виде. Оно по­

стоянно переплетено с вненаучными домыслами и лишь постепенно освобождается от них, приобретая более вразумительный, реальный, конкретный облик. Конт подметил, что и на зрелых стадиях познания те или иные сложные явления все еще могут объясняться в теологичес­ ком или метафизическом ключе. Наука осмысливается как соци­ альный продукт и фактор, включающий в себя области (фрагменты) разной степени зрелости. Считается, что позитивная философия при­ звана способствовать освобождению науки от идей, понятий, противо­ речащих нормам опытного мышления, и содействовать укреплению, росту, развитию позитивного знания. Конт, в частности, мечтал о том, чтобы столь же точной и надежной областью исследований, как физи­ ка, стала еше не окрепшая наука социология. Это представлялось ему тем более важным, что социология (в качестве «социальной физики») призвана обосновывать научную политику, примиряя принципы «по­ рядка» и «прогресса». Такова была в обших чертах предложенная Кон­ том философская программа, на основе которой развился позитивизм как одно из характерных и влиятельных философских течений XIX - ХХ ВВ.С целостной системой основных принципов.

Мысли, представленные в работах О. Конта, а также Дж.Ст. Милля (1806-1873) и Г. Спенсера (1820-1903), характеризуют первый период (ва­ риант) позитивизма, влияние которого распространяется на весь XIX в. Второй период (и тип) позитивизма отмечен доктриной эмпириокри­ тицизма или махизма и связан с именами Р. Авенариуса (1843-1896), Э. Маха (1838-1916) и др. Влияние его охватило последнюю четверть

63

Поиск ясностн

XIX - начало ХХ в. И наконец, третья форма: в ХХ в. на сцену высту­ пил логический позитивизм, именуемый еше научным или логическим эмпиризмом. В его названии нашло отражение то обстоятельство, что философская концепция науки тесно переплелась в нем с успехами в оБЛаСТИ логики. Приверженцы этой новейшей формы позитивизма за­ являли, что они занимаются логикой науки или логическим анализом научного языка. Традиционная философия при этом была подвергну­ та беспощадной критике - как не отвечающая критериям научности и даже критериям осмысленности формулируемых ею вопросов и ут­ верждений. Общий тезис позитивизма «наука - сама себе филосо­ фия» тоже обрел логическую тональность: на место не подлающего­ ся распутыванию комплекса проблем, который обычно именовали философией, заявил Р. Карнап, вступает логика науки. Философские проблемы были объявлены псевдопроблемами, а утверждения - псев­

доутверждениями, в основе которых лежит недопонимание логики язы­

ка. Считалось. что логический анализ - детище ХХ в. - призван выяв­

лять опытные, четко проверяемые положения науки и устранять, выводить за скобки науки лишенные смысла философские псевдоут­ верждения. В предлагаемой вашему вниманию статье Р. Карнапа чет­

ко представлена данная позиция.

Логический позитивизм выступил на сцену в 20-х годах и вылил­

ся в международное интеллектуальное движение, начало которому

было положено в Австрии. Постепенно оно распространилось на Германию, Скандинавию, Польшу, Великобританию, а затем и США, куда, спасаясь от фашизма, эмигрировали многие видные его участники, включая и Р. Карнапа. Логический позитивизм претер­ пел долгую и сложную эволюцию, на протяжении которой видоиз­

менялась его доктрина, притом настолько, что итоги уже весьма мало

походили на исходные позиции. И все-таки в развитии этих идей были единые истоки, история, свои безусловные авторитеты. К тако­ вым, несомненно, принадлежал и Р. Карнап. Влияние концепции ло­

гического позитивизма, его интеллектуальных импульсов ощущалось

еше и в 60-х годах, затем пошло на убыль, уступив место иной про­ грамме, получившей название (впрочем, не отражающее сути дела) «постпозигивизм». Несмотря на то что логический позитивизм при­ надлежит уже прошлому, его нельзя вычеркнуть из истории исканий истины. И не только потому, что работа специалистов (а это, как пра­ вило, были представители конкретных наук - логики, физики, соци­ ологии и др.) по изучению логики науки оказалась весьма плодотвор­ ной. Во многом поучительной и справедливой оказалась и критика философского пустословия, выдаюшего себя за науку, а то и берущего ее под идеологический контроль (философская «тирания. марксизма в нашей стране и др.). Одним словом, если бы в истории философс­ ких исканий ХХ столетия логического позитивизма не оказалось, его

65

Поиск ЯСНОСТИ

Мориц Шлик

Будущее философии

Изучение истории философии является, пожалуй, самым увлекатель­

ным занятием для всякого, кто стремится понять человеческую циви­ лизацию и культуру, поскольку различные элементы человеческой природы. с помощью которых строится культура какой-либо эпохи или народа, все так или иначе находят свое отражение 13 их философии.

Историю философии можно изучать двояким образом: во-первых, с точки зрения историка, во-вторых, с точки зрения философа. Они подойдут к истории философии с ра3НЫМИ чувствами. Величайший энтузиазм историка вызовут замечательные труды мыслителей всех времен, огромная умственная энергия и воображение, усердие и бес­

корыстие, какие они вложили в свои творения; все это доставит ис­ торику высочайшее наслаждение. Философ, занявшись историей фи­ лософии, тоже, разумеется, испытает наслаждение, его тоже не могут

не вдохновить удивительные проявления гениальности во все века.

Однако он не сможет наслаждаться зрелищем, которое являет собой философия, с таким же чувством, как историк. Он не сможет упи­ ваться мыслями античности и Нового времени, не будучи при этом обеспокоен совсем другими чувствами.

Философ не удовлетворится тем, что спросил бы обо всех системах историк, а именно - являются ли они красивыми, блестящими, исто­ рически значимыми и т. д. Единственный вопрос, который будет его интересовать, таков: «Что истинно В этих системах?» И в самый момент

вопроса он испытает разочарование, едва лишь посмотрит на историю

философии, ибо, как все вы знаете, противоречие между разными си­ стемами столь глубоко, споры и разноголосица мнений, выдвинутых философами разных времен и народов, столь серьезны, что поначалу, кажется, невозможно поверить, будто в истории философии есть хотя бы подобие устойчивого продвижения вперед, какое наблюдается в

других поисках человеческого разума, например в науке или технике. Сегодня мы обсудим следующий вопрос: «Продлится ли хаос, су­

ществовавший до сих пор, и в будущем?. Продолжат ли философы взаимные распри и насмешки или будет наконец достигнуто своего рода всеобщее согласие, единство философской веры в мире?

М. Illлик. Будущее философии

Все великие философы были убеждены, что именно их системы положили начало новой эпохе в мышлении, что они по крайней мере открыли последнюю истину. Не будь у них этой веры, они вряд ли

смогли бы что-нибудь совершить. Это можно сказать, например, о Декарте, разработавшем метод, который сделал его «отцом филосо­ фии Нового времени»; о Спинозе, пытавшемся применить в филосо­ фии метод математики, и даже о Канте, который объявил в предис­ ловии к своему величайшему труду, что философия отныне может идти по тому надежному пути, по какому прежде шла только наука. Все они были уверены, что способны положить конец хаосу и начать нечто совсем новое, что в конце концов приведет к повышению цен­ ности философских взглядов. Но историк обычно не может разделить

их веру; она даже может показаться ему смешной.

Мы хотим задать вопрос «Каково будущее философии?» всецело с точки зрения философа. Однако же, чтобы ответить на него, нам придется воспользоваться методом историка, ибо мы не сможем су­ дить о будущем философии иначе, как выводя свои заключения из

знания о ее прошлом и настоящем.

В результате такого исторического разбора философских взглядов мы прежде всего убежлаемся. что не можем испытывать доверие ни к одной системе. В таком случае, - если мы не можем быть картези­ анцами, спинозистами, кантианцами и т. д., - нам, видимо, только

и остается стать скептиками, и мы начинаем склоняться к мысли, что никакая истинная система философии вообще невозможна. Ведь

если бы истинная система существовала, то о ней хотя бы догадыва­ лись, она каким-то образом обнаружила бы себя. Однако если подой­

ти к философии непредвзято, то мы не увидим в ней даже следа от­ крытия, которое могло бы привести к единодушию в философии.

Этот скептический вывод фактически был сделан довольно многи­

ми историками, да и некоторые философы пришли к заключению, что не существует и подобия философского прогресса и что сама филосо­ фия есть не что иное, как история философии. В начале B~Ka эту точ­ ку зрения отстаивал отнюдь не какой-то философствующий одиночка, она получила название «историцизм». Странная мысль - что филосо­

фия состоит только из ее собственной истории, - однако ее подкреп­

ляли и защищали с помошью поистине замечательных аргументов. И

все-таки мы не считаем, что со скептиками нельзя не согласиться.

Пока что мы обсудили два возможных мнения: во-первых, что конеч­ ная истина действительно представлена в какой-то философской си­

стеме, и во-вторых, что никакой философии не существует вовсе, а есть только история мышления. Я не предлагаю сегодня выбрать один

из этих вариантов, а хотел бы предложить третий подход - не скепти­ ческий и не основанный на убеждении, что философская система мо­ жет быть системой абсолютных истин. Я хотел бы держаться совсем

Поиск ясиости

другой точки зрения на философию, и именно она - по моему мне­ нию, конечно, - в будушем станет общепринятой. В самом деле, мне показалось бы странным, если бы философия, благороднейший из ин­

теллектуальных поисков, громадное человеческое достижение, столь часто величавшаяся «царицей всех наук», оказалась лишь грандиозным обманом. Значит, весьма вероятно, что тщательный анализ позволит нам выявить еше одно, третье представление о философии, и я убеж­

ден, что точка зрения, которую я намерен здесь выдвинуть, воздаст по

справедливости всем скептическим доводам и притом никоим образом не лишит философию ее достоинства и величия.

Конечно, сам по себе факт, что до сих пор известные философские системы не были успешными и не смогли завоевать обшего признания, еще не доказывает, что и впоследствии не будет построена такая систе­ ма, которая станет общепризнанным окончательным решением великих проблем. Этого действительно можно было бы ожидать, будь филосо­ фия наукой. Ведь в науке мы постоянно сталкиваемся с тем, что неж­ данно-негаданно возникают удовлетворительные решения важнейших проблем, и когда нет полной ясности в мелочах, мы не отчаиваемся, Мы убеждены, что будущие ученые окажутся более счастливыми и откроют то, что не удалось нам. В этом отношении, однако, выявляется серьез­ ное различие между наукой и философией. Наука обнаруживает посте­ пенное развитие. При всех скептических замечаниях в ее адрес нет ни малейшего сомнения, что наука уже продвинулась и продолжает идти вперед. Ни на миг нельзя всерьез усомниться в том, что мы знаем о при­ роде гораздо больше, нежели люди, жившие в предыдущие столетия. В науке, бесспорно, наблюдается прогресс, но если быть до конца честны­ ми, то в философии мы не увидим ничего подобного.

По сей день философы обсуждают те же проблемы, что и во вре­ мена Платона. Едва покажется, что вопрос окончательно решен, как он снова возникает, снова требует разбора и обсуждения. Для рабо­ ты философа характерно то, что он всегда должен начинать сначала. Он никогда ничего не принимает на веру. Философ сознает, что ни­ какое решение философских проблем не является вполне достовер­ ным и прочным, и потому бьется над ними снова и снова. Именно это различие между наукой и философией лежит в основе нашего крайнего скептицизма по отношению к будущему прогрессу в фило­ софии. И все же времена меняются, а потому можно было бы наде­ яться, что нам еще удастся создать истинную философскую систему. Но это тщетная надежда, ибо мы можем привести основания, объяс­ няющие, почему философии не удалось - причем не случайно - по­ лучить твердые результаты, подобные результатам науки. Если эти основания будут достаточными, они оправдают и наше неверие в [су­ ществующие] философские системы, и наше убеждение, что истин­ ная система не появится и в будущем.

68

М. Шлик. Будущее философии

Позвольте мне сказать сразу, что эти основания лежат не в труд­ ности прсблем, с которыми имеет дело философия; не следует искать их и в слабости инемощи человеческого рассудка. Если бы они сво­ дились К этому, то легко было бы представить себе, что человеческий

рассудок и разум могут развиться и что если не мы, то наши преем­ ники будут достаточно разумными, чтобы создать систему. Нет, под­ линная причина - в любопытном неверном понимании и интерпре­ тации природы философии; она кроется в неумении разграничить научную и философскую позиции. В той мысли, что природа фило­ софии и природа науки более или менее одинаковы, что они пред­ ставляют собой системы истинных утверждений о мире. В действи­ тельности философия вовсе не является системой утверждений и, следовательно, в корне отличается от науки. Правильное понимание отношения между философией, с одной стороны, и науками - с дру­ гой, является, по-моему, лучшим способом проникнуть в природу философии. Поэтому мы начнем с исследования этого отношения и его исторического развития. Это обеспечит нас фактами, необходи­ мыми для предсказания будущего философии. Будущее, конечно,

всегда остается предметом исторического предположения, посколь­ ку может быть вычислено только исходя из опыта прошлого и насто­ ящего. Поэтому мы сейчас спрашиваем: какие существовали пред­ ставления о природе философии по сравнению с природой наук? И как они изменялись в ходе истории?

Философия у своих истоков, как вы, вероятно, знаете, считалась

просто другим названием для «поисков истины»; она отождествля­

лась с наукой. Людей, которые искали истину ради истины, называ­ ли философами, и никакой разницы между людьми науки и филосо­ фами не было.

Небольшое изменение в эту ситуацию внес Сократ. Сократ, можно сказать, презирал науку. Он не верил в те спекуляции вокруг астроно­ мии и строения Вселенной, каким предавались ранние философы. Он был убежден, что достоверное знание об этих вещах недостижимо, и ограничил свои исследования человеческой природой. Он не был че­

ловеком науки, не верил в науку, и все же мы дружно признаем его од­

ним из величайших философов. Однако же не Сократ положил нача­ ло антагонизму, который мы находим позднее между наукой и философией. В сущности, его последователи прекрасно сочетали изу­ чение человеческой природы с наукой о звездах и Вселенной.

Философия сохраняла единство с науками до тех пор, пока они постепенно не ответвились от нее. Вероятно, математика, астроно­ мия, механика и медицина одна за другой стали самостоятельными и таким образом было создано различие между философией и наукой. Тем не менее единство, или тождество, философии и науки дожило, можно сказать, почти до нашего времени, а именно дО XIX в. Я уве-

Поиск ясности

рен, мы с полным правом можем сказать. что некоторые науки, в ча­ стности физика, не вполне отделились от философии вплоть до XIX в. даже сейчас в некоторых университетах кафедры теоретической фи­ зики официально называются кафедрами «натурфилософии».

В XIX в. возник также и настоящий антагонизм, с характерным чув­ ством недружелюбия, развившимся у философа по отношению к уче­ ному и у ученого - по отношению к философу. Это чувство появи­ лось, когда философия заявила о своих претензиях на обладание более благородным и совершенным методом открытия истины, нежели на­ учный метод наблюдения и эксперимента. В Германии в начале XIX в. Шеллинг, Фихте и Гегель были убеждены, что сушествует нечто вро­ де королевского пути к истине, уготованного философу, тогда как уче­ ный бредет тропой плебейского и крайне утомительного эксперимен­ тального метода, требуюшего лишь механической сноровки. Они думали, что до той истины, какую пытается найти ученый, можно доб­ раться гораздо проще, тем кратким путем, который открыт лишь для величайших умов, для философского гения. Об этом [заблуждении],

однако, я не стану говорить, поскольку его можно считать изжитым. Есть еще одна точка зрения, пытаюшаяся усмотреть различие

между философией и наукой в том, что философия имеет дело с са­ мыми общими истинами о мире, какие только возможны, а наука - с более частными. Эту точку зрения на природу философии я должен вкратце обсудить, поскольку это поможет нам понять дальнейшее.

Мнение, что философия есть наука о наиболее общих истинах, ко­ торые не относятся к области специальных наук, является самым рас­ пространенным, вы найдете его почти во всех учебниках; его придер­ живаются большинство пишущих о философии в наши дни. Обычно рассуждают так: химия, например, формулирует истинные утвержде­ ния о химических соединениях, физика - о физических свойствах, философия же имеет дело с самыми общими проблемами, касающи­ мися природы материи. И далее, если история изучает различные це­ почки отдельных событий, которые определяют судьбу человеческого рода, то философии (а именно «философии историю» надлежит выяв­ лять общие принципы, направляюшие эти события.

Принято думать, что философия как наука о наиболее общих исти­ нах дает нам так называемую общую картину мира, общее мировоззре­ ние, в котором находят свое место и сплетаются в одно большое полотно разнообразные истины специальных наук, - цель будто бы недостижи­ мая для специальных наук, поскольку те недостаточно общи и исследу­ ют только отдельные свойства и части великого целого.

Этот так называемый синоптический подход к философии как к науке, но только самой обшей науке, привел, мне кажется, к ужасной

путанице. С одной стороны, философ наделяется характером учено­ го. Он сидит в библиотеке, роется в бесчисленных книгах, работает

М. Шлик. Будущее философии

за столом, изучает разнообразные философские взгляды, - так ис­ торик сравнивает источники и так же действует ученый, когда он поглошен конкретным поиском; философ имеет вид ученого да и действительно убежден, что использует научный метод, только бо­ лее общего характера. Он считает философию наукой гораздо более утонченной и благородной, нежели все другие науки, но по существу не отличающейся от них.

С другой стороны, стоит нам только взглянуть на реальные резуль­ таты, достигнутые нашим философом, как обнаруживается разитель­ ный контраст. При всем внешнем сходстве труда философа и труда ученого нет сходства в их результатах. В науке результаты непрерыв­ но наращиваются, соединяются один с другим и получают обшее признание. в философии же мы не видим ничего подобного.

Что сказать об этой ситуации? Она привела к очень любопытным и даже забавным последствиям. Открыв учебник по философии или пе­ релистывая увесистое творение современного философа, мы часто ви­

дим, какие огромные усилия затрачиваются на выяснение того, что та­ кое философия. Ни в одной другой науке этого нет. Физикам или историкам не надо исписывать многие страницы, чтобы разобраться в том, что такое физика или история. даже признавшие философию си­ стемой самых общих истин и те объясняют эту общность весьма по­ разному. Я не буду вдаваться в детали. Позвольте мне просто отметить, что одни считают философию «наукой О ценностях», будучи убеждены, что самые общие проблемы, к каким в конце концов ведут все вопро­ сы, так или иначе ценностные. Другие говорят, что философия есть

эпистемология, Т.е. теория познания, поскольку та имеет дело с самы­ ми общими началами, на которых основываются все частные истины. Один из обычных для приверженцев этой точки зрения выводов состо­ ит в том, что философия - отчасти либо всецело - является метафи­ зикой. А метафизику они считают неким строением, возведенным и частично основанным на структуре науки, но устремленным в заоблач­

ные выси, совершенно недосягаемые для наук и опыта.

Из всего этого мы видим, что даже признание философии наибо­ лее обшей наукой не приводит к согласию относительно ее сути. Это нелепо, и будущему историку сто или тысячу лет спустя покажется очень забавной та серьезность, какая присуша нашим прениям о при­ роде философии. Что-то явно не так, коли обсуждение приводит к такой путанице. Имеются также совершенно определенные положи­ тельные основания, в силу которых «общносты не может служить ка­ чеством, отличающим философию от «специальных» наук, но я не стану на них останавливаться, а попытаюсь прийти к положительно­ му выводу более кратким путем.

Когда совсем недавно я говорил о Сократе, я отмечал, что его

мысли в известном отношении шли вразрез с естественными наука-

Поиск ЯСИОСТИ

лал его по-настоящему ясным и действительно покончил с несправ­ данными допущениями о времени, которые были сделаны никому не ведомо как. Установление смысла утверждений путем их логического прояснения было настоящим философским достижением.

Я мог бы привести и другие примеры, но, пожалуй, этих двух бу­ дет достаточно. Мы видим, что смысл и истинность взаимосвязаны в процессе верификации; однако первый открывает нам простая реф­ лексия о возможных обстоятельствах в мире, вопрос же об истинно­ сти требует выяснить, существуют ли эти обстоятельства в действи­ тельности или нет. Рефлексия в первом случае является философским методом, простейший пример которого - диалектическая процеду­ ра Сократа.

После всего сказанного может показаться, будто философию сле­

дует определять просто как науку о значении; как, например, астро­ номия есть наука о небесных телах или зоология - наука о животных, точно так же и философия должна быть наукой, только предмет у нее якобы другой, а именно «Смысл». Эту точку зрения отстаивает Сю­ занн К. Лангер в своей великолепной книге «Практика философии». Она прекрасно понимает, что философия должна прояснять смысл, однако же убеждена, что прояснение смысла может привести к науке, к «системе истинных утверждений», а это и есть правильная интер­ претация термина «наука». Физика есть не что иное, как система ис­ тин о физических телах, астрономия - система истинных утвержде­ ний о небесных телах, и т.Д.

Но В таком случае философия не является наукой. Не может быть науки о смысле, поскольку невозможна система истинных утверждений о смысле. Ведь чтобы понять смысл предложения или утверждения, мы должны выйти за пределы утверждений. Не приходится надеяться, что можно объяснить смысл утверждения, просто выдвигая другое утверж­ дение. Скажем, я спрашиваю кого-то: «Каков смысл...?» Он должен от­

ветить предложением, с помощью которого пытается описать смысл.

Но в конечном счете его цель не будет достигнута, так как ответное предложение будет лишь еще одним утверждением, и я вправе спро­ сить: «Что вы имеете в виду под этим?» Мы, вероятно, продолжим оп­ ределять, что он имел в виду, употребляя разные слова, и будем повто­ рять его мысль все в новых и новых предложениях. Я всегда могу спросить: «Но что означает это новое угверждение?« Как вы понимае­

те, такому исследованию нет конца; смысл невозможно прояснить, если до него нельзя дойти иначе, нежели через ряд утверждений.

Обратимся к примеру, и я уверен, что все сразу станет понятно. Столкнувшись с трудным словом и пожелав узнать его значение, вы заглядываете в Британскую энциклопедию. Определение слова дается здесь в разных терминах. Если окажется, что они вам незнакомы, то придется поискать и их. Однако эта процедура не может тянуться до

М. Шлик. Будущее философии

бесконечности. В конце концов вы придете к очень простым терми­ нам, которые в энциклопедии никак не объясняются. Что это за тер­ мины? Это термины, которые далее нельзя определить. Согласитесь, что такие термины существуют. Если бы я сказал, например, что аба­ жур желтый, вы могли бы попросить меня описать, что я имею в виду под желтым, - и я не смог бы этого сделать. Мне пришлось бы указать на некий цвет и сказать, что это и есть желтый, но я просто не смог бы объяснить это посредством предложений или слов. Если вы никогда не видели желтого цвета, а я не мог бы показать вам его, то было бы аб­ солютно невозможно разъяснить, что я имею в виду, когда произношу это слово. Слепой, конечно, никогда не понял бы, что оно означает.

Все наши определения должны завершаться демонстрацией, дея­ тельностью. Есть такие слова, значение которых можно понять с по­ мощью определенной умственной деятельности, точно так же как значение слова, означающего цвет, я могу прояснитъ, лишь указав на этот цвет. Определить цвет невозможно - он должен быть показан. Определенная рефлексия необходима, чтобы прояснить употребле­ ние некоторых слов. Возможно, нужна рефлексия над тем способом, каким выучиваются эти слова; рефлексия проясняет для нас и то, что подразумевается под различными утверждениями. Возьмем, напри­ мер, термин «одновременность» событий, происходящих в разных местах. Чтобы узнать, что действительно означает этот термин, мы должны проанализировать утверждение и выяснить, как на самом деле детерминирована одновременность событий, происходящих в разных местах, что и сделал Эйнштейн; мы должны сослаться на имевшие место эксперименты и наблюдения. Это должно привести к пониманию того, что философская деятельность никогда не может быть ни заменена системой утверждений, ни выражена в ней. Откры­

тие смысла любого утверждения должно в конечном счете достигать­ ся неким действием, непосредственной процедурой, каково, напри­ мер, указание на желтый цвет; оно не дано в самом утверждении. Философия - «поиски смысла», поэтому она не может состоять из утверждений; она не может быть наукой. Стало быть, поиски смыс­ ла есть не что иное, как разновидность умственной деятельности.

Мы пришли к заключению: люди, полагавшие, что философские выводы можно выразить в утверждениях и что возможна система фи­ лософии как система утверждений, являюшихся ответами на «фило­ софские» вопросы, понимают философию неправильно. Нет никаких специфически «философских» истин, которые представляли бы со­ бой решения «философских» проблем, а задача философии - поис­ ки смысла всех проблем и их решений. Ее следует определить как де­

ятельность, направленную на установление смысла.

Философия есть деятельность, а не наука, но эта деятельность, ра­ зумеется, непрерывно осуществляется в каждой отдельной науке, по-

Поиск ЯСности

скольку, прежде чем науки установят истинность или ложность ут­ верждения, они должны прояснить его смысл. Иногда ученые, полу­

чив противоречивые результаты, с удивлением обнаруживают, что употребляли слова, не вполне прояснив их значение; и тогда они дол­

жны заняться их прояснением, Т.е. философской деятельностью; они не могут продолжить поиски истины, не узнав смысла утверждения. Таким образом, философия - чрезвычайно-важный фактор внутри

науки, и она вполне заслуживает имени «Королева Наук».

Королева Наук сама не является наукой. Это деятельность, кото­

рая осуществляется всеми учеными и неотъемлема от любой их дея­ тельности. Но все настоящие проблемы являются научными и других проблем не существует.

Если бы я спросил, например: «Является ли голубой цвет более тождественным, чем музыка?», вы сразу поняли бы, что это предло­ жение бессмысленное, хотя оно и не нарушает правил грамматики. Это вовсе не вопрос, а просто набор слов. Тщательный анализ пока­ зывает, что так обстоит дело с большинством так называемых фило­ софских проблем, Они выглядят как вопросы, и очень трудно понять, что они бессмысленны, но логический анализ показывает, что они являются просто набором слов. Как только это выясняется, вопрос сам собою исчезает и наше философское беспокойство сменяется со­

вершенным умиротворением; мы знаем, что не может быть ответов, поскольку не было вопросов.

Некоторые «философские» проблемы, далее, оказываются насто­ ящими проблемами. Однако всегда есть возможность показать с по­

мощью соответствующего анализа, что эти проблемы разрешимы ме­ тодами науки, пусть даже по чисто техническим причинам мы не можем применить эти методы в настоящий момент. ПО крайней мере мы можем сказать, что следует сделать для их решения, даже если наши подручные средства недостаточны. Иначе говоря, это не специ­ ально «философские», а просто научные проблемы. Если не практи­

чески, то в принципе они всегда поддаются решению, и решение мо­ жет быть найдено только с помощью научного исследования.

Итак, судьба всех «философских проблем» такова: одни из них ис­ чезнут, коль скоро будет показано, что они - ошибки и результат не­ правильного понимания языка, другие же будут признаны обычны­ ми научными вопросами, хотя и замаскированными. Эти замечания, я думаю, определяют все будущее философии.

Некоторые великие философы весьма отчетливо понимали сущ­ ность философского мышления, хотя и не Формулировали ее. Кант, например, любил говорить в своих лекциях, что философии нельзя научить. Однако если бы она была наукой, подобно геологии или ас­

трономии, то почему нельзя было бы ей научить? действительно, тог­ да это было бы вполне возможно. Значит, Кант подозревал, что фи-

!"I. Шлик. Будущее философии

лософия не наука, когда утверждал: «Единственное, чему я могу на­ учить, - это философствование». Употребляя здесь отглагольную форму и отказываясь от существительного, Кант недвусмысленно, пусть и почти невольно, указывал на особый характер философии как деятельности, тем самым в известной степени противореча своим книгам, где он пытался строить философию по образцу научной си­

стемы.

Пример проницательности дает нам и Лейбниц. Закладывая основы Прусской академии наук в Берлине и набрасывая план ее устройства, он отвел в ней место для всех наук, кроме философии. Лейбниц не предус­ мотрел в системе наук места для философии, поскольку ясно понимал, что она является не поиском какой-то разновидности истины, но дея­ тельностью, которая должна сопровождать всякий поиск истины.

Точка зрения, которую я отстаиваю, в наше время наиболее отчет­ ливо выражена Людвигом Витгенштейном. Он излагает ее суть в та­ ких предложениях: «Целью философии является логическое проясне­ ние мыслей. Философия есть не теория, а деятельность. Результатом философии является не ряд "философских утверждений", а проясне­ ние утверждений». Именно это н пытался здесь разъяснить.

Сегодня наше знание истории помогает нам понять, почему фило­ софию считали самой общей наукой: это неверное понимание вызва­ но тем, что «смысл» ее утверждений кажется чем-то очень «общим», поскольку составляет основание всякого рассуждения. История помо­ гает также понять, почему в древности философия была тождественна науке: ведь тогда все понятия, какие употреблялись для описания мира, были чрезвычайно смутными. Задачу науки определяло отсут­ ствие ясных понятий. Им предстояло обрести ясность в ходе медлен­ ного развития, на их прояснение было нацелено основное усилие на­ учного исследования, а потому это последнее носило философский характер и было невозможно разграничить философию и науку.

Ныне мы тоже располагаем фактами, которые доказывают истин­ ность нашей точки зрения. В наши дни отдельные области исследо­ вания, такие как этика и эстетика, называются «философскими» И считаются «частью» философии. Однако философия как деятель­ ность есть целостность, которая не может быть разбита на части или независимые дисциплины. Почему же тогда эти поиски называются философией? - Потому, что они находятся лишь в начале научной стадии; видимо, в известной степени это верно также для психологии. Этика и эстетика явно не располагают пока достаточно ясными по­ нятиями, их усилия по большей части затрачиваются на прояснение понятий, а потому справедливо называются философскими. Но в бу­ дущем, конечно, они станут частью большой системы наук.

Я надеюсь, философы будущего поймут, что они не могут даже внешне перенять методы ученых. Должен сознаться, большинство

Поиск ясиости

философских трудов с их выспренними суждениями кажутся мне за­ бавными. Написанные, казалось бы, научным языком, они кажутся чрезвычайно научными книгами. Однако прояснение смысла не мо­ жет не отличаться от установления истинности. Это различие гораз­ до более отчетливо проявится в будущем. Есть немалая правда в том, как Шопенгауэр (хотя его собственное мышление, как мне кажется, очень несовершенно) описывает противоположность между настоя­ щим философом и академическим профессионалом, который видит в философии предмет научного исследования. Шопенгауэру не отка­ жешь в чутье, когда он пренебрежительно отзывается о «профессор­ ской философии профессоров философии». По его мнению, вообще следует обучать не философии, а только истории философии и логи­

ке; и в пользу этого взгляда можно сказать немало.

Надеюсь, вы не поняли меня превратно, как если бы я пропове­ довал действительное разделение научной и философской деятельно­ сти. Наоборот, будущие философы в большинстве своем должны быть учеными, так как им обязательно понадобится предмет для при­

ложения сил, а понятия с туманным и непроясненным смыслом они

найдут главным образом в основаниях наук. Однако потребность в

прояснении смысла существует, разумеется, и для огромного числа проблем обычной человеческой жизни. Некоторые мыслители, и воз­ можно самые сильные, могут оказаться особенно одаренными в практической области. В таких случаях философ может и не быть ученым, но он всегда должен быть человеком, смотрящим в суть ве­ щей. Короче говоря, он должен быть мудрым человеком.

Я убежден, что наш взгляд на природу философии в будущем ста­ нет общепринятым и, как следствие, больше не будут пытаться на­ учить философии как системе. Мы станем учить специальным наукам и их истории в подлинно философском духе - в духе стремления к ясности - и тем самым развивать философское сознание будущих поколений. Это все, 'по в наших силах, однако это будет серьезным

шагом в умственном прогрессе человеческого рода.

М.с. Козлова

В поисках новой философии. К размышлениям М. Шлика

Мориц Шлик (1882-1936) - немецкий физик и философ, после­ днюю четверть своей жизни работавший в Австрии, где с 1922 г. в Венском университете он возглавлял кафедру истории индуктив­ ных наук, которой до того заведовал Э. Мах. Под его лидерством здесь сложился Венский кружок (Р. Карнап, О. Нейрат, Ф. Вайс­ ман, Г. Фейгль, П. Наторп, В. Крафт, Ф. Кауфман, Э. Цильзель и др.), деятельность которого переросла в философское движение «ло­ гического эмпиризма». Его философским кредо стало строго опыт­ ное обоснование науки на основе широкого применения идей и ме­ тодов новой, символической, логики, технический аппарат которой заключал в себе мощные аналитические возможности. При этом важнейшая роль отводилась таким двум процедурам, как выявление с помощью логического анализа «чисто» опытного базиса знания и разработка приемов сведения теоретических положений к их опыт­ ной основе (редукция, верификация). Эта «позитивная» задача

предполагала и «негативное», критическое развенчание, удаление из науки инородных, чуждых ей по духу философских спекуляций. Принципы и цели движения были изложены в манифесте «Научное миропонимание» (1929) и выражали программу позитивизма в его новом, логическом, обличье. Автором основных теоретических идей логического позитивизма стал Р. Карнап.

М. Шлик активно участвовал в разработке концепции опытного фундамента науки, схем опытной проверяемости знания и др., важное значение он придавал также переосмыслению задач фило­ софии в свете новейших достижений логического анализа языка. Он основательно знал физику и математику: в 1904 г. под руковод­ ством М. Планка он защитил диссертацию по физике света, к 1915 г. завершил работу о пространстве и времени (в связи с принципом отно­ сительности). Одним из первых Шлик понял философское значение те­ ории относительности, был лично знаком с А. Эйнштейном и Д. Гиль­ бертом. Его вообще глубоко интересовали принципиальные вопросы естествознания (психофизическая проблема и др.). В 1925 г. увидел свет его обобщающий натурфилософский труд «Философия природы»,

Через всю жизнь Шлик пронес любовь к философии и интерес к ее многообразным проблемам. Среди его ранних изысканий - «Жиз­ ненная мудрость (Опыт учения о счастье)» и «Важнейшие проблемы эстетики в историческом освещению>. В более зрелый период на пер­ вый план выйдет философское осмысление познания. В 1918 г. пуб­ ликуется систематический труд Шлика «Общая теория познания», лейтмотивом которого стало обоснование эмпиризма.

Поиск ясиости

К моменту приглашении в Вену (1922) Шлик уже не один год пребывал в философских исканиях. Он все более ориентировался на такое понимание философии, которое не исходило бы лишь из какой-то одной позиции, а вдохновлялось бы стремлением постро­ ить воззрение, способное объять все системы. Решение этой зада­ чи связывалось с идеей разработки концептуальной «схемы» опы­ та или своего рода философской грамматики. Продвигаясь в этом направлении, философ шаг за шагом приближался к решающему, принципиально важному пункту. Этим поворотным пунктом ста­ ло новое понимание того, что есть и чем должна стать философия, понимание, оформившесся под влиянием «Логико-философского трактата» Витгенштейна С \924 г. начинается «погружение» Шлика в философию Витгенштейна, влияние идей «Трактата» на формирующуюся концепцию Венского кружка. Шлик был уже зрелым профессионалом, автором компетентных работ и воспри­ нял мысли Витгенштейна вовсе не в пылу увлечения, а вполне осознанно. Он нашел у него то, что как бы давно искал, к чему от­

части уже пришел и сам.

Шлик обладал способностьюинтуитивнопочувствоватьпроблему, прояснитьтрудное. Он был наделен талантом аналитика: испытывал отвращение к пустословию,тщательно взвешивал фразы. Его отлича­ ли пристальное внимание к значению фраз и слов, понимание того, что они способны обретатьособый смысл или терять его, становиться бессмысленными. С годами в нем росла симпатия к тому недогмати­ ческому образу философии, который формировали великие умы про­ шлого (включая Беркли, Юма и др.) и который в ХХ в. - С успехами в исследовании логики языка - обрел новую жизнь. Язык, в том чис­ ле анализ обманов, сбоев, нарушений смысла, порождаемых его упот­ реблением, привлекал/все большее внимание Шлика: он критиковал неосторожное употребление языка, выявляя языковые источники псевдопроблем (многозначность слов, скрытый смысл и др.). Важ­ нейшую роль в этом процессе сыграли освоение логики, обновлен­ ной Фреге и Расселом, знакомство с применением новых логических методов к анализу языка науки. Шлик, подобно Витгенштейну и др., проникся мыслью Рассела: логика есть сущность философии. Он все

отчетливее понимал, что логическое исследование языка открывает со­

вершенно новые возможности для анализа философских проблем. Суть философии все более связывается в его представлении с логическим

прояснением языка, с выявлением и четким выражением молчаливо принимаемых допущений, лежащих в основе рассуждений, в распу­

тывании многих перепутавшихся смысловых (концептуальных) ни­ тей. Но все эти установки по сути (и даже формулировкам) уже очень близки к позициям, заявленным в «Логико-фипософском трактате» Л. Витгенштейна.

М.С. Козлова. В поисках новой философии. К размышлениям М. Шлика

Шлик пропаганпировал идеи «Логико-философского трактата», стремился создать на его основе более широкую, более доступную философию. Под влиянием Витгенштейна были написаны его крат­ кая программная статья «Поворот В философии» (1930) и «Будущее философии» (\93\). Начало новой эры, «поворот» В философии Шлик связывал именно с трактатом Витгенштейна,давшим, по его мнению, яркое и убедительноевыражениедавно вызревавшихтенденцийв пони­ мании сути философии и «ремесла» философов. Принимая близко к сердцу предвестиеЛейбницаи воспроизводяего мысль, Шлик выска­ зываетубеждение: решительноеприменениеновыхлогическихметодов способно положить конец бесплодномуконфликтуфилософскихсис­ тем, принципиальноизменить облик философии. Он опирался на мысль Витгенштейна,что истинными или ложными, а значит осмыс­ ленными, могут быть лишь предложения-описания,«изображающие» факты, - предложения же метафизики, этики, эстетики, религии и др., не повествующие о фактах, ни истинны, ни ложны, они относятся к об­ ласти невысказываемого (Мистического) и - в отличие от первых - толкуются как бессмысленные. Шлик повторил тезисы Витгенштейна: метафизика пыталась говорить о том, что не может быть сказано, а мо­ жет быть лишь показано, в этом и заключалась причина ее бессмыслен­ ности; задачи метафизики должна взять на себя новая философия, ко­ торая, в отличие от метафизики, является не системой предложений, а системой действий по прояснению смысла слов и предложений. Всякая наука, пояснял Шлик тезисы Витгенштейна, есть система познаватель­ ных предложений, Т.е. истинных утверждений опыта. Какой-то особой области «философских» истин не существует. Философия не система ут­ верждений, не наука. Философия - деятельность, позволяющая выяв­ лять или определять смысл предложений. С помощью философии пред­ ложения объясняются, с помощью науки они проверяются, Наука занимается истинностью предложений, а философия - прояснением их смысла. Философская деятельность по наделению высказываний соот­ ветствуюшим смыслом - это альфа и омега всего научного знания. Уси­ лия метафизиков всегда направлялись на абсурдную цель - с помощью познавательных предложений выразить «сущность» вещей, Т.е. выска­ зать невысказываемое. Ныне метафизике приходит конец, но гибнет она не потому, что человеческий разум не в состоянии разрешить ее задачи (как, к примеру, думал Кант), а потому, что таких задач не существует.

Шлик явно склонялся К «научному эмпиризму», но вопреки широ­ ко распространенным у нас представлениям радикальным позитивис­ том не был. В его «Общей теории познания» позитивистский запрет на обращение к ненаблюдаемой реальности (электрон и др.) расценива­ ется как губительный для науки. Да и позже позитивизм Шлика был значительно мягче того, что исповедовали, например, Р. Карнап или А.дж. Айер. В отличие от большинства участников Венского кружка