Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

12 шиитских имамов. Непременно являлись к могиле имама ‘Али в Неджефе, имама Хусейна — в Кербеле, имама Мусы ибн Джа’афара — в Казмейне и имама Махди — в Самарре.

В Самарре, где пещера имама Махди, проживал, переселившись из Неджефа, прославленный муджтахид, знаток шиитского толка, Хаджи Мирза Мухаммад Хасан Ширази. В своде легенд и преданий о самом имаме Махди, упоминается о том, что при «приближении к дверям мечети, в которую он ходил молиться, замок, если двери были закрыты, спадал с них сам собою; и двери отворялись перед ним чейто невидимой рукой».

Находясь в 1897 г. в командировке в Кербеле, вспоминал первый русский консул в Басре титулярный советник А. Адамов, ему «удалось полюбоваться только красивой мозаикой ворот мечети, где покоится имам Хусейн. Вовнутрь мечети нога неверного ступать не может, под страхом смерти [речь идет о Хусейне ибн ‘Али (626–680), третьем шиитском имаме, втором сыне четвертого «праведного» халифа ‘Али и Фатимы, дочери Пророка Мухаммада]».

Многие последователи этого толка, отмечал в своих информа- ционно-справочных материалах дипломат-востоковед А. Адамов, на старости лет приезжали из Персии, случалось, что и из России тоже, и поселялись в Кербеле и Неджефе, чтобы умереть в Священных для шиитов местах. Ежегодно Священную гробницу в Кербеле посещало «80 000 поклонников». Богатства, притекавшие вместе с ними в Кербелу, были громадными.

«Колесное сообщение в фургонах между Неджефом и Кербелой», содержалось, по словам, А. Адамова, русскоподданным Али Аскером и персидскоподданным, тавризцем, Хаджи Мамед Джафаром (68**).

Мусульмане-шииты и мусульмане-сунниты, прибывавшие для совершения паломничества в Хиджаз и Месопотамию, везли с собой для продажи там оружие. Так, паломники-шииты с Кавказа ежегодно завозили в Неджеф и Кербелу не менее 600 ружей. Стоимость винтовки достигала 85 рублей, а револьвера — 50. Продажа паломниками огнестрельного оружия помогала им покрывать расходы на совершение хаджжа. Чуаши, сопровождавшие пилигримов, заметили, что дело это — прибыльное; и «поставили его на регулярную основу». Целыми партиями они закупали оружие на Кавказе и на Нижегородской ярмарке, главном рынке ворованного оружия в России, раздавали паломникам, а по прибытии к месту поклонения изымали его у них и выгодно сбывали. Особым спросом пользовалась у беду-

инов Аравии и Месопотамии винтовка Мосина; за нее в оружейных рядах на рынках Джидды и Багдада просили до 170 рублей.

«Великий визирь, — как явствует из депеши русского посла в Османской империи (21.12.1871), — информировал его о том, что в Константинополь, отправляясь на богомолье в Мекку, прибыло около 2 000 мусульман-богомольцев из России. …Многие из них привезли с собой весьма большое количество оружия — кинжалов, ножей, пистолетов и ружей. Все это они намеревались продать здесь прежде, чем отправиться дальше. … Турецкой таможней было задержано около 3 000 ружей, завезенных ими, преимущественно богомольцами из Дагестана. …При одном из дагестанских горцев-паломников имелось 300 ружей, предназначавшихся, по его словам, для продажи». Великий визирь, извещал посол, настоятельно просил «принять меры по недопущению ввоза в Турцию», а также в ее владения в Месопотамии и в Аравии, мусульманами-паломниками из России «такого количества оружия» (69).

Интересные сведения о паломниках-шиитах из России содержатся в записке (15.05.1897) коллежского асессора Виктора Федоровича Машкова, служившего в Багдаде.

Четвертый «праведный» халиф ‘Али ибн Аби Талиб, двоюродный брат и зять Пророка Мухаммада, духовный глава шиитов, «как и его 11 преемников, имамов, все, за исключением одного …, — рассказывает В. Машков, — погибли насильственной смертью — в борьбе с суннитами. Теперь эти имамы почитаются святыми мучениками за веру, и к их, рассеянным по Месопотамии, могилам шииты стекаются со всех концов мусульманского мира».

Среди 80 000, в среднем, ежегодно прибывающих в Месопотамию паломников-шиитов «число русскоподданных не превышает … 2 000 человек. Так, в 1895 г. общее число поклонников-шиитов всех наций достигло 80 793 чел., в том числе персов — 73 170 чел., индусов — 5 700 чел. и русскоподданных — 1 925 чел. (2,3%)».

Путь из России до Багдада пилигримы преодолевают за 40– 60 дней. Возвращаются назад после месячного пребывания в Священных городах. Получается, что на совершение паломничества у мусульман-шиитов из России уходит от 4 до 5 месяцев.

В 1895 г. наибольшее количество паломников-шиитов из России, согласно сведениям, содержащимся в записке В. Машкова, пришлось на Бакинскую (1 381 чел., 70, 5%), Эриванскую (251 чел., 13,1%) и Елисаветпольсую (213 чел., 11,1%) губернии, а также на Бухару, Карсскую, Самаркандскую и Дагестанскую области». Пили-

гримы из России прибывали в Месопотамию «большей частью верхом, на собственных лошадях; число пеших не превысило … и 13%».

Примерно 3/4 всех паломников-шиитов из России, указывает в записке В. Машков, составляют бакинцы. «Представителей привилегированных классов среди них практически нет. Много состоятельных сельчан из числа владельцев нефтеносных земель в окрестностях Баку. Общее число женщин-паломниц — незначительное (70–75 человек в год); больше половины из них опять-таки приходится на Бакинскую губернию».

Число беспаспортных паломников среди мусульман-шиитов из России — подавляющее. В 1894 г. таковых было примерно 98,75%, а в 1895 г. — 70% (1321 чел.). Объяснением тому — легкость нелегального перехода границы, что подтверждается также вывозом из России тел умерших мусульман-шиитов для погребения в Неджефе и Кербеле. «Среди 11 000–12 000 тел умерших, ежегодно привозимых из-за границы для захоронения в Святых местах шиитов в Месопотамии, около 500 приходится на долю Закавказья».

Шииты-паломники из Дербента, Баку, Сальян, Кубы, Шемахи и Елисаветполья, уточняет В. Машков, переходят границу с Персией у села Гюльваз, что в 3 часах от границы, с помощью «местных пограничных проводников»; а пилигримы из Шуши, Нахичевани, Ордубада, Эривани — через село Агсахлар.

«Руководителями всего шиитского мира, — говорится в донесении В. Машкова от 16.02.1898 г., — являются муджтахиды [авторитетные законоведы, имеющие право выносить самостоятельное суждение по религиозным и правовым вопросам]. Люди они — высоконравственные. Несмотря на огромные богатства, стекающиеся к ним в виде подаяний и находящиеся в их бесконтрольном распоряжении, образ жизни они ведут аскетический, отдаваясь исключительно служению своей пастве».

Можно смело утверждать, делится своими соображениями В. Машков, что власть в шиитской Персии, через которую проходят паломники-шииты из России, направляясь в Месопотамию, «находится в руках не шахского режима, а духовенства … Истинными законодательными центрами для Персии являются Неджеф и Кербела».

Рассказывая о пожертвованиях шиитов, В. Машков замечает, что та их часть, которая поступала от индийских шиитов (организованно, через английское консульство в Багдаде), использовалась британцами и на содержание «нештатных английских консульств

в Неджефе и Кербеле». Более того, случалось, что кое-что из этих пожертвований некоторыми английскими служащими «бессовестно присваивалось». Самый громкий скандал, связанный с «хищением пожертвований», разразился в 1876 г., когда «в Кербеле умерла некая индийская принцесса, вдова владыки города-княжества Лакноу [располагается на северо-западе страны], оставившая своей малолетней дочери большое наследство — одних только драгоценностей на 300 000 фунтов стерлингов». Так вот, «из этих 300 000, — пишет В. Машков, — служивший здесь английским генеральным консулом полковник Никсон, в сообществе с двумя набобами [быстро разбогатевшими людьми], присвоил себе разных вещей на 200 000». Скандал случился громкий; полковника со службы уволили.

Русский генеральный консул в Бомбее Василий Оскарович фон Клемм сообщал о попытках англо-индийских властей использовать многотысячное паломничество из России в политических целях. Информировал Санкт-Петербург о том, что «наши па- ломники-мусульмане подвергались в Индии враждебному влиянию» (70); что довольно частое представление английскими компаниями бесплатных билетов русскоподданным паломникам на пароходы до Бомбея из Аравии едва ли можно было объяснить желанием английских чиновников «оказать бескорыстную любезность русским богомольцам» (71). В самой Индии паломникам, возвращавшимся в Россию, выдавались даже, как следует из его донесений, бесплатные билеты для проезда по индийским железным дорогам. «Особое внимание уделялось при этом бухарцам» (72).

Опережая ход повествования, скажем, что неурегулированность хаджжа и попытки Англии использовать паломничество мусульман в качестве инструмента в противоборстве с Россией в Азии побудили российское Министерство иностранных дел тщательно изучить данный вопрос и в 1911 г. войти в правительство с предложением о проведении специального межведомственного совещания. Такое совещание состоялось, 8 июня 1911 г. (73). Решения, принятые на нем, обращали внимание российских дипломатических миссий в Джидде, Басре, Багдаде и Константинополе, а также властей на Кавказе и в Средней Азии, на необходимость устранения «обдирательств паломников» и злоупотреблений с билетами и паспортами. Все это должно было поднять престиж российского правительства не только среди мусульман России, но и мусульманского мира в целом; показать, что русское правительство должным образом заботиться о своих подданных-мусульманах. Такой подход,

как полагали в Санкт-Петербурге, мог бы также сыграть роль своего рода противовеса «панисламистским устремлениям Турции и честолюбивым замыслам англичан в Средней Азии» (74).

Российское консульство в Джидде было одним из главных источников информирования Санкт-Петербурга, о событиях, происходивших на Аравийском полуострове. Донесения, поступавшие из консульства, давали неплохое в целом представление о политической обстановке на полуострове, деятельности там Англии

иТурции. Вместе с тем, явно просматривалась нехватка информации о планах и настроениях мекканских кругов. В этих целях и для «полного ознакомления с недоступными для европейцев Священными землями ислама … желательно и крайне полезно было бы, — уведомлял МИД консул Александр Дмитриевич Левитский, — хотя бы временное (на 5–10 лет) назначение консулом в Джидду мусульманина с опытом работы». И уж вне всяких сомнений должность драгомана или секретаря консульства должен занимать мусульманин, хорошо знающий свое дело, писал он. Только «мусульманин может свободно изучать край; посещать подворья, где останавливаются паломники»,

ибеспрепятственно совершать поездки в Мекку и Медину (75). К такому мнению, которое разделял и посол России в Константинополе, в Петербурге, судя по всему, прислушались. И в 1894 г. драгоманом в Джидду был назначен, как уже говорилось в этом разделе исследования, татарин Шакирджан Ишаев, «вольнонаемный переводчик ташкентской городской Думы» (76).

Кместу, представляется, будет привести здесь и сведения о паломничестве в Мекку и Медину, собранные А. Левитским и содержащиеся в подготовленном им «Отчете о хадже 1894 г.», отправленном послу в Константинополе А. И. Нелидову 04.08.1894 г. (77).

«В среду, 1 июня, — говорится в нем, — около половины четвертого часа пополудни, пушечные выстрелы возвестили о наступлении праздника курбан-байрама [жертвоприношения], пришедшегося на 2, 3, 4 июня. Все собирающиеся к этому времени в Мекке паломники, еще с утра, накануне праздника, выступают из города,

иследуют сперва к горе Арафат (около 6 часов пути). Проведя там ночь, утром, в день праздника, идут … в долину Мина (около 1 часа пути) — для заклания жертвенных животных и исполнения других … обрядов». Из-за «скученности многочисленных паломников, жары и … других причин редкий год хаджа [хаджжа] проходит без какой-либо эпидемии».

По словам турецких официальных лиц, отмечается в отчете, «паломников в нынешнем году собралось меньше наполовину прошлогоднего хаджа [хаджжа], а именно: около 150–160 тысяч человек» (78).

Жара во время нынешнего хаджжа, сообщается в отчете А. Левитского, «была слабее прошлогодней. Саранчи и вовсе не было, да и самум [песчаная буря] дул всего три дня, тогда как в прошлом году он продолжался три недели». Но, несмотря на все это, «только

виюне в Мекке умерло до 1015 чел., включая 66 бухарцев (в том же месяце в прошлом году в Мекке и в Медине было 7 578 смертельных случаев)» (79).

С10.06.1893 г. по 01.06.1894 г. «через Джидду и Ямбо [Йанбу], — информировал А. Левитский, — прошло 49 628 паломников»; в Джидду прибыло 180 паломнических судов (в том числе 64 английских, 50 египетских и 20 турецких). Суммарное число всех судов (включая парусники), посетивших Джидду во время хаджжа 1894 г., «составило 878 (в 1893 г. — 959)» (80).

«Наемная плата одного верблюда для двух пилигримов от Мекки до Медины (12–15 дней пути) и обратно, установленная шарифом Мекки (с согласия генерал-губернатора Хиджазского вилайета), была высокой — по 30 мекканских талеров в один конец». Имея

ввиду заставить паломников «добираться из Мекки в Медину сухим путем, на верблюдах», шариф повелел выставить у ворот Мекки усиленные военно-сторожевые посты, «дабы не допускали они проезд богомольцев в Медину через Джидду, то есть морем».

В хаджж 1894 г., как следует из отчета, был введен «жесткий запрет на ввоз паломниками огнестрельного оружия и австрийских талеров», самой ходкой в то время серебряной монеты на рынках Хиджаза. Но если оружие, изъятое таможенниками у пилигримов при прибытии

вХиджаз им по завершении паломничества, при отъезде, возвращалось, то серебряные талеры подлежали конфискации (81).

В отчете А. Левитского приводится список далилей, посещавших Бухару и Туркестан для «собирания наших паломников на хадж [хаджж] в Святые земли ислама». Из Мекки приезжали два человека: Хасан Кучук и Абдалла (‘Абд Аллах) Кучук; а из Медины — уроженец Бухары Мухаммад.

В 1894 г. паломников-мусульман из России, согласно отчету консульства, «прибыло немного — до 3349 чел., из которых 2 931 проследовали через Индию и 418 человек — через Суэц». Паломники, добиравшиеся через Афганистан и Индию, были «или вовсе без паспортов, или имели плакатные билеты, либо удостоверения старшин об уплате

податей. …Паспортов с пометкой “в Мекку на богомолье”, кроме бухарцев, в консульство предъявлено никем больше не было».

Поскольку «всякий пароход, шедший с пилигримами из Индии, подвергался 10-дневному карантину» на островах Камаран или Абу Са’ад, то с каждого паломника за время нахождения в карантине турки взимали примерно по 68,5 турецких пиастров.

«Выдержав карантин», паломники прибывали в Джидду. Здесь каждый из них должен был заплатить по 1 рупии лодочнику, довозившему его до берега; по 10 турецких пиастров «поземельного налога в местном карантине»; установленную сумму за оформление документов в паспортном отделении и т. д. (82).

Принимая во внимание солидный массив сведений, представленных А. Левитским в его отчетах о паломничестве в Мекку и Медину, посол в Константинополе А. И. Нелидов вызвал его к себе (ноябрь 1893 г.) и после обстоятельного разговора с ним направил в МИД (23.12.1893) ряд конкретных соображений и предложений на этот счет.

Во-первых, рекомендовал «содержать в Ямбо [Йанбу] консульского агента, хотя бы в течение трех-четырех месяцев самого горячего времени хаджа [хаджжа], с жалованием в 15–20 турецких лир в месяц» (указал, что в 1893 г. через этот порт проследовало 1444 мусульманских паломников-бухарцев).

Во-вторых, учитывая то, что паломники из Средней Азии, в подавляющем большинстве своем, прибывали в Аравию (через Афганистан и Индию) без загранпаспортов, предлагал предоставить консульству в Джидде «право визировать — в целях облегчения их возврата в Россию — имеющиеся у них плакатные паспорта и свидетельства».

В-третьих, принимая во внимание, что мусульмане-выходцы из России, оставшиеся после хаджжа на жительство в Аравии, «русских видов не имели, но за покровительством в консульство обращались», разрешить консулам «действовать в отношении них сообразно обстоятельствам, по своему усмотрению» (83).

Несомненный интерес для исследователей представляет информация А. Левитского о Мухаммаде ‘Али, одном из сыновей легендарного Шамиля. Отправившись в 1871 г. в паломничество в Святые места в Аравии вместе со своим отцом (там, к слову, и скончавшимся), он обратно в Россию не вернулся. «Жил этот старец, лет 56–60-ти, — докладывал А. Левитский (04.08.1894), — с женой в Медине, в наемном доме», располагавшемся «за зданием медресе “Узбек”». Единственное дитя свое, дочь, «выдал замуж за губернатора

(мухафиза) Медины по имени Осман-паша Черкес». Поддерживал с ним тесные отношения, «дом его посещал почти ежедневно». «Образ жизни вел скромный и тихий». За заслуги отца своего в «деле исламского миссионерства» жалован был турецкими властями «титулом паши и имел вспомоществование до 50 турецких лир в месяц» (84).

Учитывая популярность и авторитет Шамиля среди мусульман Кавказа, русское правительство предписывало консулу пристально наблюдать за деятельностью Мухаммада ‘Али и сообщать о его контактах во время сезона паломничества с соотечественниками, которых «ежегодно стекалось в Медину до 3 тыс. человек».

Довольно часто во время паломничества случались, как уже упоминалось выше, эпидемии разных болезней. В июне 1893 г., в Мекке, лихорадку подхватил муфтий Оренбургской области Мухаммедияр Султанов. Из переписки русского консульства в Джидде с посольством в Константинополе складывается следующая картина: «18 июня муфтий вместе с сыном возвратился из Мекки в Джидду, и остановился в российском консульстве; а 23 июня на пароходе “Абдул Кадыр” выехал в Константинополь». Прибыл туда «только в середине сентября, выдержав в разных местах 75 дней карантина». Благодаря медицинской помощи, вовремя предоставленной ему в русском консульстве, с болезнью удалось справиться и жизнь авторитетному среди мусульман Оренбургской области муфтию Султанову сохранить (85).

Об эпидемиях чумы в Месопотамии, в местах поклонения му- сульман-шиитов, упоминал в одном из своих донесений (19.01.1896) В. Ф. Машков, русский консул в Багдаде. «Небывало сильные дожди, выпавшие в Месопотамии в январе 1896 г., — писал он, — вызвали масштабные наводнения и составили огромные убытки», в одном только Багдаде — на сумму в 200 000 турецких лир. Местные власти не исключают возможности «появления в крае чумы и других заразных заболеваний, как это имело место после подобных наводнений 1831, 1876 и 1877 г г.» (85*)

Следующим российским дипломатом, возглавившим консульство в Джидде после Александра Дмитриевича Левитского, был надворный советник Георгий Васильевич Брандт (с 8 сентября 1894 г. по май 1895 г.).

«Имею честь донести Вашему Высокопревосходительству, — уведомлял Г. В. Брандт (08.09.1894) посла в Константинополе А. И. Нелидова, — что 8-го сего сентября я вступил в управление

делами консульства в Джидде, приняв оное по ведомостям, представленным Вам надворным советником Левитским» (85**).

Особый интерес представляют информационно-справоч- ные материалы Г. В. Брандта, в которых содержится оценка роли и места ваххабизма, (религиозно-политического течения, объединившего аравийских арабов против Османской империи) в истории Аравии. Движение ваххабитов, писал Г. Брандт, возникнув на религиозной почве, превратилось со временем из течения мусульманского пуританизма в консолидирующую, собирательную силу арабов Аравии, поставившую под свои знамена большую часть разрозненных и враждебных друг другу племен Центральной Аравии. Это способствовало образованию в Аравии сильного централизованного государства во главе с представителями династии Аль Са’уд.

Консульство в Джидде внимательно следило за всеми назначениями и перемещениями среди главных лиц вилайета. Из донесений Г. В. Брандта, по данному вопросу следует отметить те, в которых сообщалось о новом каймакаме (губернаторе) Джидды (вступил в должность 05.11.1894), Мехмеде Асафе-эфенди, и о прибытии в Джидду (20 января 1895 г.) нового генерал-губернатора Хиджаза Хасана Хильми-паши.

О приезде в Джидду Хильми-паши, генерал-губернатора Хиджаза, жителей города «известили 19 пушечными выстрелами». Остановился он в доме тамошнего богача ‘Умара Насифа, «поверенного мекканского шарифа». На время пребывания Хильми-паши в Джидде «пришлось празднование дня рождения Его Величества Султана (30 января)», докладывал Г. Брандт, отмеченного пышно и торжественно. Упомянул Г. Брандт и о своих встречах с генерал-губерна- тором, о визите Хильми-паши в российское консульство, и о том, как местное население поздравило пашу с недавним производством в чин мушира (маршала). Заметил, что Хильми-паша «в лучшую сторону отличался» от прежнего генерал-губернатора, Ахмеда Ратиба-паши, «не отдававшего визитов консулам» и оставлявшего «без всякого внимания справедливые их требования». Выразил надежду, что если добрые намерения Хильми-паши, которыми он с ним поделился, «не будут парализованы шарифом и другими лицами, заинтересованными в эксплуатации паломников», то консульство получит возможность эффективно покровительствовать русским подданным, совершающим паломничество в Мекку и Медину (86).

Согласно телеграмме А. И. Нелидова от 14.10.1894 г. на Г. В. Брандта «была возложена обязанность по покровительству интересов персидских подданных в Джидде» (86*).

Работать в Джидде приходилось в очень сложных условиях, и климатических, и политических. «Решившись поехать в Джидду, — писал (19.12.1894) Г. Брандт своему хорошему знакомому, Юрию Николаевичу Щербачеву, служившему в то время в центральном аппарате МИД, — где, как Вам известно, климат, жизнь, все условия обстановки и службы крайне тяжелы, я рассчитывал этим хоть сколько-нибудь выиграть в служебном отношении. Думал, что пребывание мое здесь мне будет поставлено хоть в какую-нибудь заслугу; и что если после этого меня не утвердят здесь консулом, то хоть предложат пост получше того, что предлагали до Джидды. …Но вновь получил предложение ехать секретарем в Бейрут, от чего я год тому назад отказался» (86**)

Обращает на себя внимание информация Г. Брандта о посещении Джидды иеромонахом Феодосием. Ставя российского посла в Константинополе в известность о прибытии в Джидду, 10 января 1895 г., из суданского Суакина, иеромонаха Феодосия, Г. Бранд сообщал, что «иеромонах объезжал порты Красного моря по поручению Александрийского патриарха — для совершения религиозных треб, проживавших в этих портах православных христиан». Из депеши

Г.Брандта следует, что по случаю приезда иеромонаха в Джидду «члены греческой колонии во главе с санитарным инспектором, доктором Иеронимаки», обратились к русскому консулу, «как к единственному в городе представителю православной державы, с просьбой, разрешить отслужить в консульстве обеднею». Просьба греков была удовлетворена. И «в воскресенье, 15 января, утром, в присутствии всех проживавших в Джидде православных, числом более 30 человек, отец Феодосий отслужил в здании русского консульства литургию. Вслед за ней вознес ектенью [протяжное моление] за здравие Государя Императора Николая Александровича, супруги его Государыни Императрицы Александры Федоровны, наследника его и всего Российского Царствующего Дома» (87).

Виюне 1895 г. Г. Брандт выехал на лечение в Константинополь и на прежнее место службы не вернулся. Дело в том, что вследствие беспорядков, охвативших Джидду весной 1895 г.,

Г.Брандту нанесли тяжелое увечье — выстрелом из пистолета раздробили верхнюю челюсть. «В Джидде, — информировал МИД Российской империи посол в Константинополе действи-