JP-NOVA-XXI_era_vek_2020

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

Американка Рут Бенедикт

ияпонский национальный характер

Вдовоенноеи военноевремя пропагандисты превозносили японцев за верность императору, умение избира-

тельно заимствовать иностранный опыт, чистоплотность, вежливость, справедливость, чувство прекрасного и т.д.1 Однако после войны эти хвалебные сочинения были выкинуты из сознания. Тем не менее, вопрос о «национальном характере» продолжалволноватьобщество. Большуюроль

впостановке этого вопроса сыграли американцы, которые, какэтопринятоуколонизаторов, сталипристальновглядываться в тех людей, которых они оккупировали. Особенно большое впечатление произвела на японцев книга американского этнопсихолога (или «культурного антрополога») Руты (Руфи) Бенедикт «Хризантема и меч». На английском

языкеонабылаизданав1946 г., японскийпереводпоявился в1948 г.2

Бенедикт была специалистом по индейцам и не владела японским языком. Она никогда не была в Японии, поэтому ей пришлось прибегнуть к методу, который она назвала «дистанционным изучением культуры». Основные информанты Бенедикт – интернированные американцы японского происхождения и военнопленные. Обследуя этих смирных пленников (они не поднимали мятежей и не делали попыток сбежать), Бенедикт пришла к выводу, что никто из японцев не стремится к свободе. Анализируя c помощьюпереводчиковяпонскуюпропагандистскуюлите-

1Мещеряков А.Н. Хага Яити и его «Десять этюдов о национальном характере» // Orientalia et Classica I (LXXII), «История и культура Японии», выпуск 12. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2020.

2Рут Бенедикт. Хризантема и меч. Модели японской культуры. М.: «Росспэн», 2004.

600

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

ратуру и фильмы, она выделила следующие главные особенности всех японцев: желание знать свое место в иерархически организованном обществе и повиноваться долгу (гири), который препятствует формированию«свободной» личности.

Бенедикт придумала также оппозицию стыд/ грех. Она подчеркивала: японцами управляет стыд (хадзи), то есть они больше всего боятся осуждения за свои действия со стороны других японцев. В то же самое время у них (в отличие от «западных людей», под которыми Бенедикт разумелапреимущественноамериканцев, преимущественнобелых, преимущественнохристиан) отсутствуетпонятие греха как такового, каждый по отдельности они не различают добро и зло, то есть лишены морального начала, которое свойственно западным людям. В этом выводе есть зерно истины, но только зерно: японцы и вправду весьма чувствительны к мнению окружающих. Однако утверждать, что в японской культуре отсутствует понятие греховности как таковой – безусловно неверно. К такому выводу мог прийти только человек, порожденный христианскойкультурой, которая, какизвестно, несклоннадопускать, что у «примитивных» языческих народов существует понятие о добре и зле – они попросту не различают их. Христианскиемиссионерыиздавнапользовалисьэтойзаезженной формулой, Бенедикт тоженепренебрегла ей.

Книга Бенедикт вызвала живейшую реакцию японских интеллектуалов. В четвертом номере журнала «Этнографические исследования» за 1950 г. были опубликованы откликинанее. Японцывэтовремямучилисьоткомплекса неполноценности, и многие похвалили книгу Бенедикт. Однако философ Вацудзи Тэцуро (1889–1960) обиделся за японский народ и заявил: нельзя судить о нем только по армейским чинам, военнопленным, эмигрантам и прави-

601

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

тельственной пропаганде. Знаменитый этнолог Янагита Кунио(1875–1962) тоженаписалрецензию. Внейоннастаивал: рассуждения о японцах того человека, который не знаком с исследованиями самих японцев, лишены основательности. Возмутился он и рассуждениями о том, что у японцев отсутствует чувство греха. В исторической ретроспективедело, поегомнению, обстоялосточностьюнаоборот: приверженные буддизму «простые люди» руководствовались прежде всего боязнью согрешить и быть наказанными за это адскими муками, а чувство стыда воспитывалось только у относительно немногочисленных самураев, которым конфуцианцы прививали мысль, что религия – это шарлатанство. Янагита поймал Бенедикт на нескольких неточностях и ошибках, справедливо утверждая, что ее суждения огульны и внеисторичны.

Несмотря на критику, влияние работы Бенедикт на умы японцев вышло значительным (совокупный тираж японского издания «Хризантемы и меча» составляет около 2,5 миллионовэкземпляров). Преждевсегопотому, чтоона заново легализовала понятие «национальный характер». Бенедикт не была знакома с работами довоенных исследователей (вернее было бы сказать певцов) японского характера, но точно так же, как и они, она рассматривала «японцев» вообще. Японцыжесудовольствиемсхватились за ее книжку, поскольку она исходила из предпосылки, что их«национальный характер» существует3.

УБенедиктобнаружилосьвЯпониимножествопоследователей и эпигонов. В списке бестселлеров 1951 г. на первом месте находилась книга журналиста Рю Синтаро (1900–1967) «Взгляд на мир: чему поучиться у Запада», в которой автор убеждал читателя, что, по сравнению с

3 Ёсино Сакудзо. Бунка насёнаридзуму-но сякайгаку. Гэндай нихон-но айдэнтити-ноюкуэ. «Нагоя дайгаку сюппанкай», 1997. С. 121–122.

602

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

западным человеком, в японце отсутствуют самостоятельность, независимость и рационализм, а потому воспитание этих качеств является первейшим условием для создания демократической Японии.

В 1953 г. была издана (и пользовалась большой популярностью) книга«социальногопсихолога» МинамиХироси (1914–2001), получившего ученую степень в Корнельском университете, что придавало его сочинению дополнительный вес. Книга называлась «Психология японцев». В качестве отправной точки выступили рассуждения Бенедикт, которую в первых строках своего исследования автор обвинил в подгонке фактов под свои гипотезы, которыеона ставит вперед фактов.

Тем не менее, Минами тоже упирал на «отрицательные» черты в личности японца, обусловленные пережитками «феодальной» структуры общества и сознания. К таковым он относил беспрекословное послушание (полиции, чиновникам, офицерам, императору, старшему по положению), которое приводит к фатализму, растительному существованию, пассивности и уничтожению индивидуальности, отрицанию своего «я», а это, в свою очередь, несмотря на все модернизационные институциональные реформы периода Мэйдзи, не позволило стать Японии понастоящему «современным обществом»4. Японская армия исповедовала самурайские принципы бусидо. Согласно им, тело военного человека принадлежит не ему, а сюзерену, и этот принцип был бездумно перенесен в армию ХХ в., воспитывавшую культ жертвенности (по отношению к императору, начальству, родине) и героической смерти.

В своем исследовании Бенедикт уделила большое внимание понятию «долга» (гири) как базовой ценности,

4 МинамиХироси. Нихондзин-но синри. Токио: «Иванами», 2013. С. 20.

603

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

которая управляет поведением японца. Она рассматривала «гири» прежде всего как долг низшего по отношению к высшему. Согласно ее логике, такое понимание ведет к формированиютоталитарногорежима. Сопоройнатексты, созданные самурайской культурой, Минами показал: в своем изначальном понимании «гири» предполагает наличие обратной связи, т. е. не только подчиненный (низший), ноиначальник(высший) долженбытьверендолгуипроявлять заботу о нижестоящих. Однако в Японии военного и предвоенного времени в условиях милитаризации всех типов социальных отношений произошла деформация первичных смыслов, когда «долг» стал пониматься односторонне: как верность и безусловная жертвенность по отношению к императору и власти вообще. Этот тип отношений был «клонирован» и в семье, где отец обладал неограниченнойвластью, тоестьнапервыйпланвыдвинулся сыновний и дочерний долг по отношению к родителям – в ущерб долгу родителей по отношению к детям. Таким образом, Минами фактически возводил одностороннее понимание долга в трактовке Бенедикт вовсе не к проклятому феодализму, а к государственности новейшего времени. Это не отменяет его осуждения по отношению к сложившемуся «семейному» (то есть патриархальному) типу отношений, который проецируется на все общество, поскольку при такой социализации человек на всю жизнь остается «ребенком», то есть существом зависимым и несамостоятельным5.

Тем не менее, остается фактом, говорит Минами, что чувство «долга» воспитывалось прежде всего в самурайской среде. Но самураи – это далеко не все общество, и самурайским понятиям о верности сюзерену противопоставлялисьценности горожан (торговцев и ремесленни-

5 МинамиХироси. Нихондзин-носинри. Токио: Иванами, 2013. С.187–195.

604

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

ков). Для обоснования этого положения Минами привлек сочинение Нисикавы Дзёкэна (1648–1724) «Мешок премудростей», в котором автор превозносит деловые качества горожан и с недоверием относится к самураям, ибо они думают лишь о чести, пренебрегают житейскими делами и ставят верность сюзеренувышеверности родителям6.

В одной из историй-притч Нисикавы буддийский монах сулит добропорядочному и вполне благополучному горожанину переродиться после кончины самураем, но такаяперспективанеманитгорожанина. «Всюжизньтрепетать перед господином, не иметь сердечного отдыха, только и думать, что о славе, пугать людей, получать удовольствие от страшных дел… Нет уж, мне горожанином остаться больше нравится. Как же так? Всю жизнь служитьдоброму, апослесмертиродитьсянеизвестнокем. Нет, мнеэто совсем не подходит»7.

Осудив порядки военной Японии, Минами не забыл и про такие традиционные установки, в которых он видел истоки недавних бед: смирение, подавление желаний, довольство существующим материальным положением, нежеланиеулучшитьего– натомосновании, чтоневбогатстве счастье: оно эфемерно, является источником опасностей и раздоров. Счастье же заключено в мудрости и умеренности, ограничениипотребностей. Ревнителейтакого образа мыслей Минами по-революционному отправляет под откос, поскольку они мешают нынешнему японцу интегрироваться в современный (американизированный) мир. Минами утверждал: японцы крайне редко ставят «счастье» в качестве своей жизненной цели, воспевают

6Кайбара Экикэн. Поучение в радости. Нисикава Дзёкэн. Мешок премудростей горожанину в помощь. Перевод А. Н. Мещерякова. СПб.: «Гиперион», 2017. С. 109–110.

7Там же. С. 130.

605

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

умениетерпетьлишенияистрадания, воспринимаемыекак средствозакалкихарактера. Инымисловами, японцыявляются клиническими мазохистами.

Процитируем некоторых мыслителей, на которых ссылается Минами Хироси в качестве доказательства ущербности того типа японца, которого воспитывало традиционноеобщество.

Скрывшийся от мирской тщеты в горной хижине Камо-но Тёмэй (1155?–1216) писал в своих прославленных «Записках из кельи»: «И сам хозяин, и его жилище, оба уходят они, соперничая друг перед другом в непрочности своего бытия…»8.

Буддист Ёсида Канэёси (Кэнко-хоси, 1283–1350) в своих признанных литературной классикой «Записках на досуге» (начало XIV в.) неоднократно обличает стремление к богатству. Например: «Глупо искать славы и выгоды, и истощать тем свою жизнь, не зная покоя. Богатство человека не спасает. Наоборот – богатство приносит неприятностиигорести. Еслипослетвоейсмертиизтвоего золотасложатгору, подпирающуюПолярнуюЗвезду, какой в том будет прок? Что толку в тех усладах, что радуют глаз человека недалекого? Роскошный экипаж, откормленные лошади, золото и каменья… Для человека понимающего все это – забавы недоумка. Золото следует разбросать в горах, каменья – утопить в пучине. Опьяняющийся богатством– круглый дурак»9.

А чем лучше знаменитый конфуцианец Кайбара Экикэн (1630–1714), по трудам которого учились жизни многие поколенияяпонцев? «Если посчастливилось собрать много книг на полке, то как можно назвать тебя бедняком? Ведь

8Исэ моногатари. Перевод Н. И. Конрада. М.: «Наука», 1979. С. 209.

9Ёсида Канэёси. Записки на досуге. Перевод А. Н. Мещерякова. М.: «Наталис», 2009. С. 42–43.

606

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

у тебя настоящее богатство, которое не променяешь на корзину со златом. Разговаривать с добрым другом о Пути, вместе с ним радоваться луне и цветам, пребывать в прославленных местах и чудных пределах, наслаждаться там непревзойденными видами – вот это и называется чистым счастьем. Если удалось тебе заполучить его – знай

огромность этого счастья, которомунебывать успесивого богача»10.

Разумеется, такие не изжитые к середине «прогрессивного» ХХвека установки совершенно не соответствовали, по мнению Минами, «современному» капиталистическому (демократическому) обществу, которое превозносит совсем другие добродетели: полагаться на свои силы, быть инициативным и предприимчивым, больше производить, зарабатывать и покупать, наслаждаться нынешним мгновением, стремиться к «счастью», делать карьеру и меньшеболтать о всякой «нерациональной» ерунде.

Именно в «рациональных» (= капиталистических) поисках материальной выгоды Минами видел выход для «отсталого» японца. Альтернативой жертвенности по отношению к сюзерену или императору должна стать для него экономическая выгода, удовлетворение личных потребностей и забота о собственной семье, построенной на новых основаниях, когда каждый член семьи и общества обладает определенными правами для обеспечения своихинтересов. Доэтоговременислово«свобода» (дзию) имело по преимуществу негативный оттенок и понималось как «своеволие». После войны оно приобрело положительный смысл, к которомуследовало стремиться.

Книга американки Бенедикт будоражила японские умы. Янагита Кунио не только написал рецензию на

10 Кайбара Экикэн. Поучение в радости. Нисикава Дзёкэн. Мешок премудростей горожанину впомощь. СПб.: «Гиперион», 2017. С. 70.

607

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

«Хризантему и меч», но и составил сборник, который, без сомнения, былинспирированэтойкнигойипоследовавшей за ней дискуссией. Сборник назывался «Японцы» («Нихондзин», 1952 г.), вработенаднимпринялиучастиесотрудники этнологического института Янагиты. В первой же фразе предисловия Янагита пишет: «В данном томе мы хотим прояснить термин «японцы», который до этого времени употреблялся в весьма неопределенном значении. Если посмотреть на ситуацию в целом, то мы увидим, что ученые выстраивали свои искусственные и пристрастные конструкции на основании неверных трактовок: одни рисовали идеальную ситуацию, другие выдавали ничтожноеменьшинствоилиженетипичныхлюдейзавсехяпонцев, третьи демонстрировали чрезвычайно неприглядные черты как имманентно присущие японцам. Мы же прилагаем все усилия для того, чтобы, не впадая в крайности,

отобразить истинного японца, то есть дать картину всего народа»11.

Портретисты идеального японца – это довоенные идеологи, твердившие о его несравненной духовности, которая превосходит по этому мало верифицируемому параметрудругиенароды. Те, ктооцениваляпонцевисключительно негативно, – это послевоенные публицисты-мазо- хисты (вроде Рю Синтаро). Те, кто выдает меньшинство за большинство, – это Бенедикт и ее японские почитатели. Что до Янагиты и его этнологии, то только они описывали «японский народ» с максимальнойобъективностью.

«В основании жизни японцев есть то, что называют «сердцем японца», то, что можно было бы назвать «натурой» или «характером». Вот к этому понятию и следует подойти с научной стороны. Этнология является для этого наиболее подходящим средством… Имея в Японии бога-

11 Нихондзин. Янагита Кунио хэн. «Майнитисимбунся», 1976. С. 1.

608

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

тый этнологический материал, мы не относимся к нему как к грустномусвидетельствуотсталости страны, мы рассматриваем его как одно из тех предназначений, которые имеют японцы в мире»12.

Этнологи полагали, что несмотря на региональные и социальные различия обитатели Японии представляют собой единый народ. И основу этого народа, его «сердце» образуют крестьяне, у которых и стоит учиться всем остальным. Вместо верности конкретному лицу (императору) этнологи предложили другую референтную группу – они предложили быть верными своему японскому народу, искать у него «сердцевину» японской культуры. Под «народом» понимались прежде всего крестьяне. Точно так же, какивоеннаяпропаганда, этнологиделалисвоюосновную ставку не на носителей городской культуры, а на «людей земли». Хотя Япония стремительно урбанизировалась, большинство горожан родились еще в деревне. Задача состояла в том, чтобы описать крестьянскую культуру, составить ее каталог, поднять ее статус и возбудить всеобщуюностальгию, чтобыпревратитькрестьянскуюкультуру в основунациональнойидеологии.

Японских этнологов интересовало не событие, не его уникальность, а повторяемость событий. Поэтому их главное внимание было направлено на ритуалы и церемонии – годового и жизненного циклов. При этом этнологи исходили из того, что «японцы» существовали с начала мира. Однако иностранное влияние (сначала китайское, а потом европейское) лишилоихзначительнуючастьпервозданной исконности.

ПодчеркиваяостровноеположениеЯпонии, этнологи воспринимали море как преграду, а не как возможность

12 Нихондзин. ПодредакциейЯнагитаКунио. Токио: «Майнитисинбун-

ся», 1976. С. 20–21.

609