JP-NOVA-XXI_era_vek_2020

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

внутренней и внешней политике (глава 4) -- до литературы (глава 5), традиционной культуры (глава 6) и особенностей межкультурного взаимодействия (глава 7). Каждая из глав включает до 10 разделов, благодаря чему перед читателями предстаёт информативная и красочная палитра жизни Японии сегодня. Особо отметим, что многие материалы весьма инновационны, впервые введены в

широкий научный оборот отечественного востоковедения и могут явиться стимулом для новых дискуссий. Авторский коллектив монографии, объединивший более полусотни учёных и начинающих исследователей из нескольких стран, искренне надеется, что подобная структура книги в значительнойстепенисможетудовлетворитьлюбопытство взыскательного читателя. Материалы опубликованы в авторской редакции на русском, английском и японском языках с целью максимально донести до читателя многогранностьмнений, представленныхпризавершениипроекта на международном научном симпозиуме на Восточном факультете Санкт-Петербургского госуниверситета 9-10 октября 2020 года. Авторский коллектив предполагает дальнейшую плодотворную совместную деятельность в рамках новых международных симпозиумов «Япония: цивилизация, культура, язык» (), выражая надежды на их проведение преимущественно в формате «живого общения», т. е. оффлайн. Для удобства читателя в содержании приведены имена авторов каждого соответствующего раздела; подробныесведенияобавторах (аффилиация) – опубликованы в концеиздания.

Картина современной жизни Японии представлена в книге на фоне демонстрации глубинной взаимосвязи дня сегодняшнего с историческим прошлым страны. Именно

10

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

представление настоящего в параллели, в совмещении с событиями дней минувших, позволяет воспринять непрерывность эволюции общества, найти проявления общего и особенного, оценить традиции культуры, понять логику межкультурного взаимодействия, смысл внешней рецепции понятий и явлений иной культуры и особенности внедрения инновационныхчерт.

Выражаемискреннююпризнательностьвсем, оказавшим помощь при реализации данного проекта. Особо благодарим за спонсорскую поддержку проекта японскую компанию JTI, Генеральное консульство Японии в СанктПетербурге за всестороннее содействие в исследованиях, ОбществодружбыРоссия–Япониязапостоянноевнимание к распространению знаний о японской культуре. Авторский коллектив вверяется благосклонности читателя и надеется, что книга будет полезна для новых исследований, посвящённыхСтране Восходящего Солнца.

11

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

ГЛАВА 1. ЯПОНСКИЙ ЯЗЫК

Актуальные вопросы изучения японского языка в настоящее время

Я хочу остановиться на трех вопросах. Это роль науки в подготовке специалистов по японскому языку, краткая история исследований японского языка в нашей странеи ситуацияв нашей японистикесейчас.

Как люди выучивают язык? Как писал академик Л. В. Щерба [1, с. 4], имеются два пути: либо естественное овладение языком через человеческое общение, либо сознательное освоение в процессе обучения. Ребенок бессознательно овладевает языком (иногда несколькими языками) в раннем детстве. Такого рода овладение еще какими-либо языкамиможет происходить ипозже, однако при этом всегда происходит значительное влияние освоенного в раннем детстве материнского языка. Новый для его носителя язык получает черты уже известного языка (в науке их называют субстратными), и осваивается не полностью. Именно этим, в частности, объясняются те значительные трудности, с которыми связано установление родственных связей японского языка, который нередко считают гибридным по происхождению. Как доказал наш замечательный лингвист (кстати, японист по образованию) С. А. Старостин, этот язык в своей основе— алтайский, но подвергся значительному влиянию австронезийских языков, на которых, по-видимому, в большинстве говорили предки японцев. Затем на острова переселились кочевники-алтайцы и передали коренному населению свой язык. Австронезийцы освоили алтайскую грамматику и базовую лексику, но не справились с овладением алтайской фонетикой, более сложной по

12

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

сравнению с австронезийской. В результате сложился язык с алтайской грамматикой, австронезийской фонетикой и двумя слоями лексики разного происхождения; он затем стал материнскимдля последующихпоколений.

Однако бывает и так, что люди сохраняют материнский язык, но для общения с носителями другого языка используют особый язык, в котором присутствуют черты обоихконтактирующихязыков, а грамматикаупрощается. Такие контактные по происхождению языки называют пиджинами. Известная фраза Моя твоя не понимай существовала в пиджине, на котором русские на Дальнем Востоке говорили с местным населением. Впрочем, такую фразу могли сказать русские, а их собеседники говорили Моя твоя понимай нету: в тунгусо-маньчжурских языках, как и в японском, отрицание стоит на конце. При благоприятных условиях развития пиджин может стать обычнымязыком.

Таким образом, естественным путем чужой язык осваивается с искажениями. Для адекватного его освоения нужно использовать сознательные методы обучения, что и делается в мире, начиная с глубокой древности (школьники заучивали парадигмы склонения и спряжения чужого для них шумерского языка в Древнем Вавилоне ещё около четырех тысяч лет назад). Сознательные методы применяются и для овладения нормированными, обработанными вариантами материнского языка: тем, что у нас называется литературным языком, а в Японии —

хёдзюнго.

Но сознательные методы требуют эксплицитной формулировки правил, а для этого язык нужно описать. Для этой цели формировалось большинство лингвистических традиций. Европейская традиция (русская традиция — одно из ее ответвлений) сложилась в III–II вв. до н. э. в египетской Александрии, где языком культуры

13

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

был древнегреческий, а большинство населения составляли носители других языков; для обучения языку культуры были созданы первые греческие грамматики. В них уже содержались многие понятия, сохраняющиеся в науке о языке до сих пор: слово, части речи, глагол, наклонение, падеж, предложение и многие другие. И японская традиция сложилась в эпоху Токугава во многом для обучениябунго.

Впервые годы после «открытия Японии» в Иокогаме

идругих портовых городах распространялись японоанглийские пиджины [2, с. 57–59]. Его следы — слова, пришедшие в это время из английского языка устным путем и воспринятые на слух, вроде пурин ‘пудинг’ из pudding или мисин ‘швейная машина’ из machine. Но затем всегда господствовало сознательное обучение японскому языку как иностранному, для чего писали учебники и грамматики.

Однако здесь возникает проблема: как описывать чужой (в том числе и для автора учебника и/или грамматики) язык. Она не была столь острой, когда речь шла о близких друг к другу языках, например, разных языках Европы, принадлежащих к индоевропейской семье. Но огромное количество языков мира, включая японский, по строю значительно отличаются от русского или английского. Эти проблемы в Европе встали с появлением первых грамматик «экзотических» языков в XVI в., когда был выработан жанр «миссионерской грамматики» (в большинстве их писали миссионеры, которым нужно было распространять христианство среди «бродивших во тьме» народов). Тогда европейская лингвистическая традиция основывалась на грамматиках латинского языка (по строю очень близкого к древнегреческому). И авторы ранних европейских грамматик японского языка, находили те же самые части речи, грамматические категории и пр. Не

14

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

решало проблему и изменение эталона: место латыни в дальнейшем стали занимать современные языки. Но всё равно происходило искажающее влияние материнского или наиболее престижного для исследователя языка, которое может быть значимо не только при бессознательном, но и при сознательномосвоении другихязыков.

Авторы миссионерских грамматик и продолжатели их традиций исходили из того, что человеческое мышление обладает универсальными категориями, в основномописанными еще Аристотелемв IV в. до н. э.: это субстанция, количество, время и др. Эти категории должны выражаться в любом языке. Однако, как показал видный французский лингвист ХХ в. Эмиль Бенвенист, эти категории являются категориями древнегреческого языка, единственного, который знал Аристотель. Например, разработанная им традиционная логика представляет собой упрощенный синтаксис древнегреческого языка [3]. Центральным для классической логики является понятие субъекта: считается, что мы мыслим о ком-то или о чём-то, и этому приписываются некоторые свойства (предикаты). По сути, субъект и предикат — не что иное, как подлежащее и сказуемое, а центральная роль субъекта в мышлении обосновывается тем, что в древнегреческом языке (как и, например, в русском) сказуемое согласуется с подлежащим и (что редко замечают) только с ним. Других доказательств главной роди субъекта в мышлении нет. Но в огромном количестве языков, включая японский, сказуемое ни с чем не согласуется, а в айнском языке сказуемоесогласуется и с прямымдополнением.

Освобождаться от влияния материнского или престижного языка можно, лишь развивая лингвистическую теорию. Я, конечно, не говорю, что каждый преподаватель языка должен быть теоретиком или владеть большим числом языков, но он должен учитывать

15

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

то, что достигнуто к данному времени лингвистикой. А там происходит двуединый процесс: расширяется база языковых фактов (это могут быть ранее неизвестные языки или факты, впервые замеченные в уже известном языке) и строятся теории, объясняющие факты. Можно сказать, что идет борьба хаоса и упорядочения: открытия фактов увеличивают хаос, построение теорий производит упорядочение. Многие практики считают, что теория им не нужна, но попытки обходиться без теории иллюзорны, и исследователь вольно или невольно опирается на ту теорию, к которой он привык, например, теорию из его школьного учебника, когда-то прочитанного, который обычно уже не отражает современный уровень науки. А хорошая теория дает возможность обнаружить в языке больше интересного и получить лучшее описание, которое может и должнобытьи практически использовано.

В связи с этим стоит кратко рассмотреть историю изучения японского языка в нашей стране. Оно проходило те же этапы, что в странах Европы и Америки, но ускоренными темпами. Первые русские японисты были практиками-страноведами, обычно изучая самые разные аспекты: географию, историю, экономику, литературу и пр., и в том числе язык. Среди них иногда встречались очень талантливые люди: таким был автор первой русской грамматики японского языка [4] миссионер Д. Д. Смирнов; см. о нём [5, с. 15–21]. Он не обладал университетской подготовкой, но, может быть, поэтому мог быть свободнееот догмнауки того времени.

Первым ученым, который начал преодолевать разрыв между практикой и теорией, был Е. Д. Поливанов. Он занимался различными областями японского языкознания и всегда стремился теоретически обосновывать все свои положения, учитывая факты многих языков. Он, в частности, предложил научно обоснованные концепции

16

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

слова и частей речи. Однако он во многом опирался на представления, выработанные на материале русского языка. Для него, как и для большинства специалистов по русскому языку, слово должно быть «оформлено», то есть регулярно изменяться по тем или иным грамматическим категориям. Поэтому он разработал концепцию японского словоизменения, в частности, падежного склонения. Она оказала существенное влияние на отечественное японоведение, даже несмотря на трагическую судьбу ее автора. Ей следовали Н. И. Конрад, А. А. Холодович, Н. И. Фельдман и другие ученые двух поколений (при этом она не нашла отражения в западной японистике и крайне редко встречалась в японской науке, где всегда преобладало представление о так называемых падежных показателях как об отдельных словах). Однако концепция Е. Д. Поливанова хорошо соответствовала традициям отечественного языкознания. Понятие грамматической категории, в частности, понятие падежа, здесь строго ограничивается случаями, когда грамматическое значение выражается внутри слова; аналитические формы допускаются лишь если они входят в один ряд с синтетическими. Но в японском языке можно говорить о падежах лишь с точки зрения их функций, однако считать падежные показатели окончаниями оказывается во многих отношениях затруднительно. Поэтому концепция падежного словоизменения была подвергнута критике И. Ф. Вардулем и И. В. Головниным с 60-х гг. ХХ в. и сейчас скорее относится к прошлому науки, хотя в учебной литературеможет сохраняться.

И так было не только с падежами. Уже понятие подлежащего в его традиционном виде вызывает трудности сразу в двух отношениях. Во-первых, японский язык, где нет согласования сказуемого с именными членами предложения, ставит под сомнение идею о

17

ЯПОНИЯ XXI NOVA: эраи век

подлежащем как вершине или одной из вершин предложения. В России вершиной предложения считал сказуемое уже Д. Д. Смирнов, а затем эту точку зрения и в теоретическом плане, и для японского языка развил А. А. Холодович. В Японии с середины ХХ в., начиная с работ Миками Акира, она господствует. Во-вторых, дополнительные сложности, отсутствующие для языков типа русского, представляет то, что у нас называют словомтемой, а в американской лингвистике топиком. Традиционная (школьная) классификация членов предложения плохо применима к словам, оформленным частицей ва. Отмечу, что распространенные сейчас в США исследования топика в разных языках были предвосхищены работами Н. И. Фельдман о слове-теме в японском языке в

1940-1950-хгг. [6].

Одно из традиционных представлений лингвистики, восходящее еще к Аристотелю, заключается в том, что глагол должен изменяться по временам, которых бывает не менее трех. И Н. И. Конрад в «Синтаксисе» 1937 г. развивал концепцию о настоящем, прошедшеми будущем временах в японском языке. Однако он указывал, что форма настоящего времени может употребляться, «если действие произойдет обязательно», а форма будущего времени возможна и в смысле «предполагаемого настоящего» [7, с. 174–175]. Если подойти к вопросу непредвзято, то очевидно, что здесь выражено не время, а достоверность-предположительность, что вскоре сделала Н. И. Фельдман.

Формы настояще-будущего времени могут переводиться на русский язык и настоящим, и будущим временемв зависимости от контекста. Но бывают и случаи, когда присутствует нерасчлененное значение. Вот стандартная фраза, которой начинаются прогнозы погоды на радио: Тэнки-ёхо: дэсу, ср. заключительную его фразу:

18

«ISSUES OF JAPANOLOGY, vol. 8» St-Petersburg State Univ 2020

Тэнки-ёхо: дэсита 'Прогноз-погоды был'. Как перевести эту фразу? Прогноз ужеесть, но он еще ибудет.

В современном японском языке, безусловно, можно говорить о грамматической категории времени, однако времен всего два. А вопрос о существовании данной категории в древнеяпонском языке проблематичен. Во многихжеязыках, например, в китайском, еевообщенет.

Следование привычным для отечественной науки схемам иногда в 30-50-е гг. доходило до крайностей. Е. Л. Наврон-Войтинская пыталась искать в формах вежливости категорию лица на основании того, что некоторые из них не употребляются, когда говорят о себе [8, с. 45–46]. Писали и о согласовании в японском языке сказуемого с подлежащим, но не в лице и числе, а в формахвежливости.

А вот более сложный пример: конструкции со вспомогательным глаголом симау. При опоре на русский эталон хочется найти в числе прочего японские эквиваленты глагольной категории вида. И писали, чтоконструкции с симау обозначают совершенный вид, хотя нетрудно найти опровергающие примеры. Более адекватно понимание этих конструкций как обозначающих законченность действия; это значение входит в число значений русского совершенного вида и соответствует этимологии глагола симау. Но вот пример, который я уже приводил [9, с. 33]. В повести Исикава Тацудзо «Доро ни мамирэтэ» («Измазанная грязью») мать говорит выходящей замуж дочери, что женщина в браке становится женой на сто процентов, а мужчина, хотя и женится, но наполовину остается холостяком. В отношении женщины трижды употребляется конструкция кэккон-ситэ симау, а про мужчину сказано, что он просто кэккон-суру (этот глагол значит и ‘выходить замуж’, и ‘жениться’). С точки зрения законченности все события одинаковы, но там, где речь идет о женщине,

19