Иррационализм XIX – начала XX вв

В начале XIX в. формируется иррационализм как реакция на материалистические и революционные идеи мыслителей предшествующего периода, как реакция на рационалистическую традицию, прежде всего немецкой классической философии. Для Шопенгауэра и Кьеркегора Гегель был главным врагом. Логике они противопоставили страсти, эмоции, переживания.

Артур Шопенгауэр (1788–1860) – первый философов ХIХ века, провозгласивший иррационализм, порвавший с прогрессивно–оптимистической традицией в европейской философии. Шопенгауэр был младшим современником Гегеля; одно время, будучи приват–доцентом Берлинского университета, пытался конкурировать с ним (назначая свои лекции в то же время, что и Гегель), но скоро остался без слушателей и покинул университет. Сын зажиточного купца, Шопенгауэр не нуждался в средствах, занимался литературной деятельностью. В 1819 г. вышло в свет его главное произведение "Мир как воля и представление". В первые десятилетия ХIХ в. философия Шопенгауэра не привлекала внимания. Перелом в отношении к нему произошел после революционных событий 1848 г.

Начиная свою философскую концепцию, Шопенгауэр считал, что "истинная точка опоры философии" была найдена Декартом. "Ею существенно и необходимо служит субъективное, собственное сознание. Ибо оно одно есть и остается непосредственным; все остальное, чем бы оно ни было, опосредованно и обусловлено им, следовательно, зависимо от него".

Апеллируя к Канту, Шопенгауэр дальше утверждает, что сознание, посредством форм пространства и времени, причинности создает для нас внешний мир. Мир объявляется представлением. Мир, в котором мы живем, "зависит от того, как мы его представляем, – он принимает различный вид, смотря по индивидуальным особенностям психики: для одних он оказывается бедным, пустым и пошлым, для других – богатым, полным интереса и смысла".

Мир как объект представления и представляющий субъект неразрывно связаны. Но Шопенгауэр ставит вопрос: а что находится за субъектом и объектом? Для решения этого вопроса обратимся к субъекту, человеку.

Человека характеризует не только представление, но и действие, движение его тела. А движение его тела – это объективированный акт воли. Более того, "все тело не что иное, как объективированная… воля". Воля оказывается более глубоким моментом человека. Воля – сущность "проявлений и действий" тела, тело – "объектность воли". Воля первична перед интеллектом. "Организм – это сама воля, это воплощенная, т.е. объективно созерцаемая в мозгу воля… Интеллект же просто функция мозга, лишь паразитарно питаемая и поддерживаемая организмом".

Человек – часть мира. "Философия, которая желает проникнуть в сущность мира, должна признать, что, подобно человеку, в его основе лежит воля". " Воля есть то, что каким–либо образом должно проявиться в каждой вещи в мире, ибо она – сущность мира и ядро всех явлений".

Но что собою представляет эта воля? Воля объявляется Шопенгауэром "вещью в себе". Поскольку "вещь в себе" принципиальным образом отличается от явления, воля не может быть выражена в рациональных формах и законах, она дается только через априорные иррациональные интуиции.

Интуиция Шопенгауэра приводит к истолкованию воли как некоего "слепого влечения", "темного, глухого порыва". Воля – бессознательная жизненная сила; воля сверхприродна, неразрушима. Она – таинственна первооснова бытия. Здесь уместно сопоставить Гегеля и Шопенгауэра. У первого – сущность мира разумна, рациональна, у второго – бессознательна, неразумна. (Между прочим, Шопенгауэр называет Гегеля "грубым шарлатаном", "ничтожным типом" и т. п.).

Воля объективируется сначала в идеях, а затем в явлениях природы. "Идея – непосредственная объектность этой воли на определенной ступени", затем "все идеи со всей силой стремятся войти в явления, жадно захватывая материю". Есть различные уровни, ступени объективации воли, начиная от тяжести в неорганической природе и заканчиваясь в действиях человека.

В неорганической природе воля проявляется слепо, глухо, односторонне. "Мы видим в природе повсюду столкновение, борьбу и изменчивость победы и впоследствии именно в этом сумеем яснее распознать сущностное для воли раздвоение с самой собой. Каждая ступень объективации воли оспаривает у другой материю, пространство, время". "Воля вынуждена пожирать самое себя, так как кроме нее нет ничего, а она – голодная воля". В двойственности воли, в ее разладе с самой собой коренится зло.

Воля не знает временности. Мировая воля, как таковая, не имеет истории. Существует одно настоящее. В действительности существуют лишь индивиды. Для Шопенгауэра нет таких исторических понятий как общество или народ. При этом угнетены ли индивиды или нет, гибнут ли культуры, распадаются государства или нет, – это не имеет значения. Для мировой воли нет ни приобретений, ни потерь.

Человек с его познанием – высшая ступень объективации воли. Воля не связана с каким–то органом, она повсюду в организме. Воля создала интеллект. Если сама воля неразрушима, то интеллект, связанный с физической субстанцией мозга, возникает и распадается вместе с ним. Интеллект – орудие воли. "Первоначально и по своей сущности познание полностью находится на службе воли". Шопенгауэр при этом считает, что "слишком большое развитие интеллекта служит препятствием твердости характера и решительности воли".

Учение Шопенгауэра о человеке проникнуто духом пессимизма. Есть "три мировые силы": ум, сила, счастье (судьба). Судьба – это иное название воли, от нее зависит жизнь человека. Действия человека основываются на воле. "Всякое воление возникает из потребности. Следовательно, из недостатка чего–либо, следовательно, из страдания. Оно прекращается вслед за удовлетворение этой потребности; и все–таки на одно удовлетворенное желание приходится, по крайней мере, десять оставшихся неудовлетворенными".

Шопенгауэр утверждает что жизнь – это страдание. Как для человеческого рода, так и для отельного человека характерны, в большом и малом, всеобщие лишения, усилия, постоянная суета, бесконечная борьба. "Что заставляет людей жить, действовать, терпеть и т.д.? " Это – "воля к жизни, проявляющая себя как неутомимый механизм, неразумное влечение". По мере того, как проявления воли становятся все более совершенными, усиливается страдание. Страдание тем сильнее, "чем яснее познание человека, чем он интеллигентнее; тот, в ком живет гений, страдает больше всех".

Шопенгауэр занимает противоположную Лейбницу позицию: "Наш мир – худший из возможных миров". Шопенгауэр призывает отказаться от иллюзий относительно мира и человеческого бытия. "Жизнь рисуется нам как беспрерывный обман, и в малом, и в великом. Если она дает обещания, она их не сдерживает или сдерживает только для того, чтобы показать, как мало желательно было желанное. Так обманывает нас то надежда, то ее исполнение. Если жизнь что–нибудь дает, то лишь для того, чтобы отнять… Настоящее… никогда не удовлетворяет нас, а будущее ненадежно, прошедшее невозвратно". "Люди подобны механизмам часов, которые, будучи заведены, идут, сами не зная зачем".

Шопенгауэр говорит, что оптимизм – заблуждение, преграждающее путь к истине. "Существует лишь одно врожденное заблуждение, и оно состоит в том, что мы рождены, чтобы быть счастливыми… Мир и жизнь отнюдь не обладают теми свойствами, которые могут дать нам счастливое существование". Само удовольствие и счастье имеют отрицательный характер, а страдание по своей природе положительно. Мы чувствуем боль, а не ее отсутствие, страх, а не безопасность. "Три высшие блага жизни – здоровье, молодость и свобода, не сознаются нами, как такие, покуда мы их имеем: мы начинаем сознавать их лишь тогда, когда потеряли их".

Шопенгауэр говорит, что жизнь большинства людей уныла и коротка, она качается подобно маятнику между страданием и скукой, что все блага – ничтожны. "Все заняты, одни размышляют, другие действуют, суета неописуемая. – Но какова же последняя цель всего этого? В сохранении в течение короткого времени эфемерного существования замученных индивидов, в лучшем случае в условиях не слишком тяжелой нужды и сравнительно без страданий, которые, впрочем, сразу же вытесняются скукой, затем продолжение этого рода и его деятельности".

Осознание причины страданий приводит нас к выводу, что необходимо "успокоение" воли, отрицание "воли к жизни". Познание, показывая ничтожность жизни, призывает к тому, чтобы пересмотреть наше отношение к жизни и смерти. "Все стремления, проявление которых есть жизнь, напрасны, суетны, противоречивы, и отрешение от них – спасение".

Шопенгауэр призывает не страшиться смерти. Возьмем природу. В ней идет постоянная борьба жизни и смерти, гибель одних и зарождение других существ. Природа говорит: "смерть или жизнь индивида не имеет никакого значения… погибая, они возвращаются в ее лоно, где они в безопасности, и таким образом их гибель не более чем шутка. К человеку она относится так же, как к животным". " Смерть, бесспорно, является настоящей целью жизни, и в то мгновение, когда смерть приходит, свершается все то, к чему в течение всей своей жизни мы только готовились и приступали. Смерть, это – конечный вывод, резюме жизни, ее итог". "В конце концов, смерть должна победить, ибо мы отданы ей уже самим рождением, и она только некоторое время играет со своей добычей, пока не проглотит ее. Между тем мы с великим усердием и заботой продолжаем нашу жизнь, пока это возможно, так же, как раздувают по возможности большой мыльный пузырь, хотя и не сомневаются в том, что он лопнет".

Шопенгауэр против привязанности к жизни, страха смерти. Если бы причиной того, что смерть представляется нам столь страшной, была бы мысль о небытии, то мы должны были бы с таким же ужасом думать о том времени, когда нас еще не было. Ибо не вызывает никакого сомнения, что небытие после смерти не может отличаться от небытия до нашего рождения и, следовательно, не должно вызывать большее огорчение. Ведь прошла вечность, когда нас еще не было, но это нас совсем не печалит. А то, что за мгновенным интермеццо эфемерного существования последует вторая вечность, в которой нас больше не будет, мы находим жестоким и невыносимым. Возникла ли эта жажда существования как следствие того, что мы испытали его и нашли столь прекрасным? Бесспорно нет… Ведь надежда на бессмертие души всегда связана с надеждой на "лучший мир" – признак того, что этот мир не слишком хорош. Человек понимает, что до него была бесконечность его небытия и это принимается, а то, что после него также будет бесконечность его небытия, этого не хочется. Где последовательность?

Отношение к жизни и смерти различно с позиций молодости и старости. "Основная разница между молодостью и старостью остается все–таки та, что у первой впереди жизнь, а у второй – смерть, что, стало быть, первая обладает коротким прошлым и долгим будущим, а вторая – наоборот. Действительно, когда человек стар, для него остается еще только смерть, а когда молод, перед ним жизнь, – и еще вопрос, что из двух страшнее, и не есть ли жизнь, взятая в целости такая вещь, которую лучше иметь позади, нежели впереди". К тому же Шопенгауэр говорит, что высшие удовольствия и наслаждения – духовные, а молодежь обманывается на этот счет.

Что же в итоге? Шопенгауэр пишет: "Кто же вполне усвоил учение моей философии и потому знает, что все наше бытие нечто такое, чего лучше бы совсем не было, и что величайшая мудрость заключается в самоотрицании и самоотказе, тот не соединит больших надежд ни с какой вещью и ни с каким состоянием, ничего на свете не будет страстно добиваться и не станет много жаловаться на свои неудачи в чем бы то ни было". Шопенгауэр, однако, против самоубийства. Нужно остаться жить, понимая ничтожество жизни, преодолевая волю к жизни, подавляя страх смерти.

Шопенгауэр отмечает особую роль искусства в жизни человека. В искусстве отражаются идеи, в которых объективируется воля, и которые являются "сущностными формами мира и всех его явлений". Ближе всего к познанию идей – гении, у которых познание преобладает над волением.

Но "мы должны предположить, что все люди, – разве что существуют люди, совершенно неспособные к эстетическому наслаждению, – обладают способностью познавать в вещах их идеи и таким образом на мгновение отрешаться от собственной личности. Преимущество гения перед нами состоит только в значительно более высокой степени и большей длительности такого типа познания, что позволяет ему сохранять при этом осмотрительность, необходимую для повторения познанного в произвольном творении, а это повторение и есть произведение искусства. В нем он сообщает постигнутую идею другим".

Ближе всего отражает идею историческая живопись и ваяние. "Объективная сторона наслаждения прекрасным здесь решительно преобладает, а субъективная отступает на задний план". В музыке – обратное соотношение.

Искусство может дать частичное избавление от страданий. "Преобладание познания над волением" приближает человека к покою. Шопенгауэр говорил, что к этому близки голландские художники, которые "воздвигли в натюрмортах вечный памятник своей объективности и душевного покоя". В их произведениях – свободное от воли созерцание.

Прекрасное в искусстве тогда, когда представление преобладает над волей, возвышенное – обратное соотношение. В красоте человека достигается высшая степень объективации воли и высшая степень познаваемости идеи человека, выраженная в созерцаемой форме.

– Но возможен не временный, а постоянный выход. Он был открыт в Индии. Причина страданий – это напряжение воли. Мир со всеми его явлениями – это воля. Чем меньше мы будем упражнять волю, тем меньше будем страдать. С отказом от воли мы приближаемся к небытию. И Шопенгауэр призывает как можно ближе подойти к "несуществованию". Шопенгауэр проповедует киетизм, отказ от всех желаний. Жизненным идеалом Шопенгауэра является аскетический квиетизм буддийского отшельника или христианского пустынника. Этому типу недеятельного человека противопоставляется как крайняя противоположность человек–деятель. Настоящим героем, по Шопенгауэру, является не завоеватель мира, а отшельник.

У Шопенгауэра много язвительных замечаний о филистере – "человеке без духовных потребностей". Он не знает, как провести свой досуг, скучает и тяготится самим собой. Многие занимаются играми. "Во всем свете карточная игра сделалась главным занятием любого общества; она – мерило его ценности, явное обнаружение умственного банкротства. Не будучи в состоянии обмениваться мыслями, люди перебрасываются картами, стараясь отнять у партнера несколько золотых. Поистине жалкий род!"

В годы, когда Европа была охвачена революционным брожением, против материализма и рационализма выступил датский философствующий писатель Сёрен Кьеркегор (1813–1855). Кьеркегор родился и почти всю жизнь провел в Копенгагене, в религиозной семье зажиточного коммерсанта. Он был неуравновешенной личностью, быстро переходил от религиозного сомнения к фанатичной вере, от мрачных раздумий к иронии. В юности вел свободный образ жизни, затем ударился в этический ригоризм, а потом – в религию. Собирался стать священником, но понял, что это для него не годится.

Кьеркегор много писал, и очень неровно. В его работах много повторений, слабых мест. Но в целом, его считают видным представителем датской литературы. Сам он не претендовал на звание философа. У него нет систематического изложения взглядов. Главные произведения Кьеркегора "Или – или" (1843), "Понятие страха" (1844), "Стадии на жизненном пути" (1845), "Завершающий научный постскриптум" (1846). Основные темы Кьеркегора – религиозно–этического плана.

Основной интерес Кьеркегора – человеческая личность и ее судьба. Один из героев Кьеркегора ставит мучительные вопросы: "Где я? Что значит сказать – мир? Каково значение этого слова? Кто заманил меня сюда и покинул здесь? Кто я? Как я оказался в мире? Почему меня не спросили, почему не познакомили с его правилами и обычаями, а просто всунули в него, как будто я был куплен у продавца душ? Как я оказался вовлеченным в это громадное предприятие, называемое действительностью? Разве это не дело выбора?… Кому я могу пожаловаться?"

Человек для Кьеркегора – сложнейшая проблема, его существование (экзистенция) – тайна. Раскрыть эту тайну можно, только обращаясь внутрь себя, стараясь в своей собственной душе найти разгадку своего бытия. При этом научные рациональные методы не пригодны для познания человека. Это возможно только путем рефлексии и чувств. Человек и его экзистенция – вне науки.

Кьеркегор писал: "Именно интеллект, и ничто другое, помимо интеллекта, есть то, что следует опровергнуть. Вероятно, именно поэтому я, обязанный выполнить эту работу, был наделен колоссальным интеллектом". Кьеркегор выступил против Гегеля и рационализма вообще, утверждая, что эта философия – учение об отвлеченных сущностях, постигаемых в общих понятиях. Эта философия парила в сфере общего, не снисходя до индивидуального. Настоящая же реальность – это так называемое существование, под которым Кьеркегор понимает бытие индивидуальности в цепочке ее внутренних неповторимых переживаний.

Существование не может быть выражено с помощью понятий. Мое собственное существование дано мне в жизни, в чувстве, переживании. Смысл существования становится понятным, когда человек находится в критических моментах жизни, когда возникает необходимость в выборе – "или–или".

Кьеркегор говорит, что есть три уровня существования, три стадии жизни: эстетическая, этическая и религиозная.

Эстетическая – чувственный способ жизнедеятельности, характеризующийся эротизмом и цинизмом, хаотичностью и случайностью. "Эстетический человек" живет в мгновении, жадно схватывая его и наслаждаясь им на лету. Наслаждение не дает ему возможности остановиться и это позволяет свободно отдаваться каждому последующему мгновению. Человек на этой стадии лишен целенаправленности, он – игрушка в руках стихии собственных эмоций, чувств, страстей.

На эстетическом уровне человек обращен к внешнему миру, погружен в мир чувств. Символ этой стадии – Дон Жуан. Человек здесь стремится испытать все виды наслаждения – от чувственного до высокоинтеллектуального. Музыка, театр, искусство, женщины – все к его услугам. Но чем больше эстетический человек предается игре чувств, тем сильнее становится его неудовлетворенность и разочарование. Скука, вызываемая эстетическим образом жизни, приводит человека на грань отчаяния. И он переходит на этическую стадию.

На этической стадии господствует не стремление к наслаждению, а чувство долга. Человек отказывается от свободной игры чувств, добровольно подчиняется нравственному закону. Он знает различие между добром и злом, сознает себя греховным, но сознательно вступает на истинный путь. Символ этой стадии – Сократ, иллюстрация – законный брак, противопоставляемый распутству эстетика.

Если на эстетическом уровне личность связана с внешним миром, зависит от него, то на этическом человек живет внутренней жизнью, выполняет долг по отношению к самому себе. Для этического человека суть в том, чтобы быть самим собою. Это – в воле каждого человека. Будь самим собой, делай свой выбор – вот заповедь Кьеркегора. Он подчеркивает, что нравственный поступок требует не только знания нравственного принципа, но и решимости следовать ему, выбирать из различных возможностей ту, которая ему соответствует. Сущность человеческого существования – в этом акте свободного выбора; только благодаря ему человек может стать самим собой.

Если эстетический человек живет в мгновении, то этический – во временном потоке. Он устанавливает внутренние связи между отдельными моментами бытия. Это требует от него напряжения, труда, воли, борьбы. Индивид становится на сторону добра. Но здесь возникает трагическое существование: единичное, индивидуальное толкает человека к одним поступкам, а всеобщие абстрактные этические требования – к другим действиям. Подчиняясь всеобщему, человек невольно становится сухим формалистом.

Высшая стадия – религиозная. На ней преодолеваются недостатки этической. На этой стадии человек, решая дилемму "или– или", выбирает вечность, а не конечность, полностью реализует свои возможности и выполняет свое назначение.

На религиозной стадии человек вступает в прямое общение с божеством; при этом он может переступить через всеобщий моральный закон, подняться выше его. Символ этой стадии – Авраам. Кьеркегор имеет в виду библейскую историю о том, что Авраам услышал голос бога, который повелевал ему принести в жертву любимого сына Исаака. Трепет и ужас овладели Авраамом: нравственный закон говорит, что отец должен оберегать своих детей; но он обязан повиноваться богу. Столкнулись два требования, исключающие друг друга. И Авраам переступает через нравственное правило. Таким образом, общее правило нравственности не всегда может быть обязательным для человека. Человек – конкретная неповторимая индивидуальность, которая не охватывается полностью никаким законом. Я должен сам решать, что буду делать в каждом конкретном случае.

Кьеркегор говорит: "Выбор сам по себе является решающим для внутреннего содержания личности; с выбором она погружается в выбранное, а если она не выбирает, то увядает в истощении". И еще: "Мое или/или обозначает… не выбор между добром и злом, оно означает тот акт выбора, посредством которого выбирают добро и зло, или отбрасывают добро и зло".

Кьеркегор говорит, что обычно человек ведет неистинное существование. Он занят своими делами, погружен в свои интересы, в отношения с другими людьми. Кьеркегор нападает на все "земные" дела. "Земные" люди – такие люди, которые, используя свои таланты, копят деньги, ведут дела и т.п. "Век этот, как говорят, наполнен как раз людьми такого рода, в целом преданными миру, умеющими применять свои таланты, накопляющими деньги, уже достигшими успеха или же собирающимися преуспеть и т.д.… Их имя, возможно, и останется в истории, но были ли они поистине собою? Нет, ибо в духовном они были лишены Я".

Кьеркегор выступает не только против алчных искателей наживы, но и против тех, чьи таланты направлены на науку, искусство, на расширение границ познания, на освобождение людей от угнетения, нищеты, голода. "Земное" подразумевает заботу о здешнем мире. В обычной жизни человек не отдает себе отчета в том, что представляет собою его истинное существование.

Кьеркегор считает, что жить социальными устремлениями – значит подменить некое вечное блаженство суррогатом преходящих удовольствий" "Если вечное блаженство есть наивысшее добро для индивида, то все имеющие предел земные удовольствия должны усилием воли переноситься в разряд таких вещей, от которых нужно отказаться в пользу этого вечного блаженства". Существует лишь одно решение – надо любить бога, униженно склониться перед ним.

Переход на религиозную стадию совершается через кризисное состояние, когда происходит столкновение разума и чувства. В некоторые моменты жизни человеком овладевает страх. "Поскольку, как говорят врачи, нет ни одного вполне здорового человека, то, хорошо зная людей, можно также сказать, что никто не свободен от отчаяния; нет никого, в ком глубоко внутри не пребывало бы беспокойство, тревога, дисгармония, страх перед чем–то неизвестным или перед чем–то, о чем он даже не осмеливается узнать, – страх перед чем–то внешним или же страх перед самим собой" Страх этот – трепетное состояние жгучего опасения перед неизвестным, таинственным, мистическим. В момент страха человек начинает понимать, что такое существование и несуществование, ничто. Страх ставит человека перед выбором: а именно, между верой и безверием, верой и разумом.

Человек может выбрать веру. И если он сделает такой выбор, он найдет себя, выберет свое истинное Я, которое является и конечным, и бесконечным. Тогда благодать сойдет на человека, он ощутит и свою свободу, и свое общение с божеством. Отказавшись от разума, человек находит свое спасение в вере. "Вера начинается там, где прекращается мышление".

Кьеркегор провозглашает значение веры. "Я никоим образом не думаю, что вера – это нечто незначительное; напротив, она есть самое высокое;… со стороны философии нечестно предлагать нечто иное, что способно было бы занять ее место и унизить веру". "Однако вот уж для чего нет никакого позволения, так это для представления, будто вера есть нечто незначительное или совсем легкое, в то время как она является самым великим и самым трудным из всего возможного". "Вера – это чудо, и все же ни один человек не исключен из нее; ибо то, в чем соединяется всякая жизнь, – это страсть, вера же поистине есть страсть". "Вера – это высшая страсть в человеке. В каждом поколении, возможно, существуют многие, кто вообще не приходит к ней, но ни один не идет дальше".

Кьеркегор выступал против объективности знания, объективной истины и в моральном, и в гносеологическом смысле. "Истина есть субъективность"; "убедительность только в субъективности, искать объективность – значит заблуждаться". Критерий истины – искренность и страстность, с которой человек принимает какую– то идею, верит в нее всем своим существом. Так же как и Тертуллиан, Кьеркегор считал, что чем абсурднее догмы веры, тем лучше, т.к. тем сильнее вера, которая нужна для их принятия. Он писал, что абсурд – объект веры и единственная вещь, в которую можно верить.

Бог трансцендентен, невидим, никакого доказательства бытия бога нет. В него можно только верить. Бог присутствует всегда и везде, он вездесущ. "Бог может все в любое мгновение. В этом и состоит здравый смысл веры".

Кьеркегор негативно оценивает современную социальную действительность. Все существующее представляется парадоксальным: несчастнейший человек считается счастливейшим, а счастливейший – несчастнейшим, истина – ложью, ложь – истиной, реальность – иллюзорностью, иллюзорность – реальностью и т.д. Кьеркегор призывает своих читателей "спастись", признав мир "абсурдным". "Существование в целом пугает меня, а мое собственное существование – наименее объяснимая вещь из всего". Мир для Кьеркегора – нечто неумолимо враждебное человеку. Он нападает на все попытки сделать мир более понятным и более приспособленным для жизни с помощью наук и социальных реформ.

Иррационализм, антигуманистическая и антисоциальная направленность взглядов Кьеркегора привлекли к себе внимание в ХХ веке. Экзистенциалисты объявили его своим первоучителем.

Один из наиболее влиятельных представителей иррационализма – Фридрих Ницше (1844–1900). Родился он в семье пастора. В десятилетнем возрасте начал учиться в гимназии. В 14 лет, как одаренный ученик, принят в интернат "Шульпорт" ("Врата учения"). В 1864 г. – студент Боннского университета, где учится два семестра. Затем переезжает учиться в Лейпциг. Еще до завершения учебы получает приглашение на должность профессора университета в Базеле (Швейцария). В 1867–1868гг. отбывает обязательную военную службу. С 1869 по 1879 г. Ницше – профессор классической филологии Базельского университета. С 1878 г. у него начались сильные головные боли, которые в конце жизни привели к помешательству.

Ницше хорошо знал античную и современную философию; в юности увлекался Шопенгауэром. В философской деятельности Ницше выделяют три периода:

• 1871–76 гг. Работы: "Рождение трагедии", "Несвоевременные размышления". Сам он этот период характеризовал как "время общения", когда он хотел "учиться всему".

• 1876–77 гг. Работы: "Человеческое, слишком человеческое", "Пестрые мнения и изречения", "Странник и его тень", "Утренняя заря", "Веселая наука". Это – переломный период; нарастают настроения разочарования и критичности, пессимизма. Ницше говорит, что это – "время пустыни. Критика всего почитаемого (идеализация непочитаемого). Попытка перевернутых оценок".

• В последний период: работы "Так говорил Заратустра", "По ту сторону добра и зла", "К генеалогии морали". "Надо мной нет больше ни бога, ни человека!" – пишет Ницше.

Работы Ницше не отличаются логической строгостью, доказательностью. Обычно его работы представляют собою собрания отдельных афоризмов, высказываний, проповедей и т.п. Все это создает возможность различных интерпретаций и оценок взглядов Ницше.

Ницше считает, что в течение длительного времени люди привыкли считать, что есть вещи, тела, существующие сами по себе, что есть объективные причины и т.п. Но на самом деле это не так. "Это мы, только мы выдумали причины, последовательность, взаимную связь, относительность, принуждение, число, закон, свободу, основание, цель; и если мы примысливаем, примешиваем к вещам этот мир знаков как нечто "само по себе", то мы поступаем снова так, как поступали всегда, именно, мифологически". "Мир, взятый независимо от нашего условия, а именно возможности в нем жить, который не сведен нами на наше бытие, нашу логику и наши предрассудки, такой мир, как мир в себе, не существует".

Человеку представляется, что есть свобода. Но это тоже заблуждение. "Когда мы смотрим на водопад, нам кажется, что в бесчисленных изгибах, извивах и преломлениях волн видно присутствие свободы воли и произвола; на самом деле все необходимо, каждое движение может быть математически вычислено. Так обстоит дело и с человеческими поступками: будь мы всеведущими, мы могли бы наперед вычислить каждый поступок, каждый успех познания, каждое заблуждение, каждое злое дело. Сам действующий, правда, погружен в иллюзию произвола".

Однако Ницше отступает от лапласового детерминизма. Ницше исходит из того, что в основе мира лежит воля. При этом, в отличие от Шопенгауэра, Ницше говорит о множестве воль, конкурирующих и сталкивающихся в смертельной борьбе. Мир – хаос, не укладывающийся в рамки каких–либо законов, в нем не господствует какая–либо закономерность. Если этот мир хаоса сил и кажется нам логичным, то только потому, что мы сами вносим в него логику.

Но этому хаотичному миру присуще "вечное возвращение". В силу конечности пространства в течение бесконечного времени повторяются одни и те же комбинации сил, одни и те же явления. "Все возвращается – Сириус и паук, и твои мысли в этот час, и эта твоя мысль – все возвращается". "Все идет, все возвращается; вечно катится колесо бытия. Все умирает и расцветает вновь; вечно бежит год бытия… В каждом моменте начинается бытие: в каждом "здесь" поворачивается колесо "там". Повсюду середина. Кругло колесо вечности"

Изменения в мире привели к человеку. Но это вовсе не прогресс. "Напротив, можно доказать, что все ведущее к нам, было упадком".

Ницше пренебрежительно говорит о человеке. "Сомнительно, чтобы во вселенной можно было бы найти что–нибудь отвратительнее человеческого лица. "У Земли есть кожа; и у кожи этой есть болезни. Одна их этих болезней называется человеком". Человек недалеко ушел от животных. "Там бегают утонченные хищники, и вы среди них... Воздвигнутые вами города, ваши войны, ваши взаимные хитрости и суета, ваши вопли, страдания, ваше упоение победой – все есть продолжение животного начала". Человек есть "насквозь лживое, искусственное и близорукое животное". Человек возник из обезьяны и может снова стать ею. "Причем нет никого, кто был бы заинтересован в странном исходе этой комедии".

Ницше старается принизить роль сознания. "Телесные функции принципиально в миллион раз важнее, чем все состояния и вершины сознания"... То, что мы называем "телом" и "плотью" имеет неизмеримо большее значение, остальное есть незначительный придаток". Происхождение сознания непонятно, тем более, что "осознаваемое мышление есть лишь самомалейшая часть всего процесса, скажем так: самая поверхностная, самая скверная часть".

Ницше против логичности, разума, стремления к истине. "К вещам, которые могут привести в отчаяние мыслителя, принадлежит познание, что нелогичное тоже необходимо для человека и что из него проистекает много хорошего". Нет никакой связи между истиной и благом человечества. Между истиной и ложью нет сущностного противопоставления. Ницше прогнозирует: "Можно почти с достоверностью предсказать дальнейший ход человеческого развития: чем меньше удовольствия будет доставлять интерес к истине, тем более он будет падать; иллюзия, заблуждение, фантастика шаг за шагом завоюют свою прежнюю почву, ибо они связаны с удовольствием; ближайшим последствием этого явится крушение наук, обратное погружение в варварство; опять человечество должно будет сызнова начать ткать свою ткань, после того как оно, подобно Пенелопе, ночью распустило ее. Но кто поручится нам, что оно всегда будет находить силы для этого?".

Ницше эпатирует читателя: нужно произвести переоценку – нужно поклоняться не истине, а лжи. "Кто не может лгать, не знает, что есть истина". "Не истина, а ложь божественна". "Жить – это условие познания. Заблуждаться – это условие жизни... Нам следует любить и пестовать заблуждение".

Обычно считают, говорит Ницше, что высшей целью является истина. Но это роковое заблуждение. В основе жизни, всего общественного и культурного процесса лежит "воля к власти". Само познание служит воли к власти. "Что хорошо? – Все, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что дурно? – Все, что происходит из слабости. Что есть счастье? – Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия". Способствует ли рациональное познание повышению "воли к власти"? Нет. Доминирование интеллекта парализует волю к власти, подменяя деятельность резонированием.

Социализм проповедует равенство между людьми. Но это противоречит воле к власти как сущности жизни, и поэтому социализм нетерпим. Вообще, "рабство принадлежит к сущности культуры". Ницше прославляет войну и насилие как источник государственности.

Ницше осуждает господствующую в Европе мораль. Господствующая мораль – это "инстинкт стада против сильных, инстинкт страдающих и ошибающихся против счастливых, инстинкт посредственных против исключительных". Если "сильные" примут эти правила "слабых", то они сами превратятся в стадных животных. Ницше пренебрежительно относится к народу, "толпе".

Ницше утверждает релятивизм морали. "Что справедливо для одного, вовсе не может быть справедливым для другого... существуют градации между людьми и, следовательно, между видами нравственности". Ницше призывает к переоценке ценностей. Он против традиционной морали. "Аристократическое уравнение ценности (хороший – знатный – могучий – прекрасный – счастливый – любимый богом) евреи сумели с ужасающей последовательностью вывернуть наизнанку и держались за это зубами бездонной ненависти (ненависти бессилия). Именно "только одни несчастные – хорошие; бедные, бессильные, низкие – одни хорошие; только страждущие, терпящие лишения, больные, уродливые благочестивы, блаженны, только для них блаженство. Зато вы, знатные и могущественные, вы – на вечные времена злые, жестокие, похотливые, ненасытные, безбожны, и вы навеки будете несчастными, проклятыми и отверженными".

Ницше против принципа "Возлюби ближнего своего". "Вы жметесь к ближнему, и для этого есть у вас прекрасные слова. Но я говорю вам: ваша любовь к ближнему есть ваша дурная любовь к самим себе... Разве я советую вам любовь к ближнему? Скорее я советую вам бежать от ближнего и любить дальнего". Христианская любовь – результат страха: я боюсь, что мой сосед обидит меня, поэтому я уверяю его, что люблю его. Если бы я был сильнее и храбрее, я бы открыто показывал свое презрение к нему, которое я, конечно, чувствую. В финале Ницше призывает к замене морального закона произволом. "Послушание" и "закон" – это звучит из всех моральных чувств. Но "произвол" и "свобода" могли бы стать еще, пожалуй, последним звучанием морали".

Существует природное неравенство людей, обусловленное различием их "жизненных сил" и "воли к власти". Существуют высшие и низшие люди. Под высшими людьми Ницше понимает тип человека, обладающего хорошим и постоянно прогрессирующим здоровьем, человека, в котором энергично пульсирует воля к власти. Это – аристократы типа японских самураев, викингов и средневековых рыцарей. К высшим людям Ницше причисляет также лиц свободных профессий, которые отвергают традиционную мораль и духовно подготавливают господство высших людей.

"Высшие люди", "господа земли" отличаются жестокостью, воинственностью по отношению к другим людям, но они нежные, гордые и снисходительные по отношению друг к другу. Ницше подводит под понятие высшего человека расово–биологическую базу. "Господин земли" – "белокурая бестия"; Ницше требует биологической чистоты этой расы белокурых арийцев.

Люди высшей расы станут носителями нового мирового порядка, они покончат с "декадансом" XIX века, под которым Ницше понимает науку, либеральный и социалистический гуманистический образ мышления, демократию, эмансипацию женщин. Высшим людям необходимо воевать с массами. Ницше говорит, что господство этих людей принесет с собой бедствия. "Следует обрести громадную энергию величия, чтобы путем отбора, а также путем уничтожения миллионов уродов сформировать человека будущего и не погибнуть от страдания, которое творит новое и равного которому никогда еще не было". "Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно еще помочь в этом". "Жить – это значит: быть жестоким и беспощадным ко всему, что становится слабым и старым в нас, и не только в нас". И еще: "Я говорю: что падает, то нужно еще толкнуть".

Ницше выдвигает идею сверхчеловека. "Человек есть нечто, что должно преодолеть". "Чем свободнее и сильнее индивидуум, тем взыскательнее становится его любовь; наконец, он жаждет стать сверхчеловеком, ибо все прочее не утоляет его любви". Нужно создать существо более высокое, чем мы сами.

Сверхчеловек вырастет из представителей высшего типа людей. Он будет представлять собою наиболее совершенное воплощение воли к власти. Историческими предшественниками сверхчеловека были Цезарь, Чезаре Борджиа, Наполеон. Ницше предвещает приход нового "вождя", "фюрера", полубожественного существа.

История, по Ницше, – проявление "воли к власти". Исторические события начинаются с творческих усилий великих личностей, способных разорвать путы событий. Массы же – это "сила сопротивления великим". Ницше говорит, что "вся наша европейская культура... как будто движется к краху". Нужны люди, которые взяли бы на себя смелость "переоценки всех ценностей", у которых была бы воля к творчеству нового. Европейцы должны взять на себя руководство всей мировой культурой. На этом пути предстоит "несколько столетий войн, следующих друг за другом, подобных которым еще не знала история". Ницше рисует образ будущего милитаризованного общества.

Идеи Ницше способствовали укреплению идеологии антисемитизма. Он говорил о некоем чистом немецком характере, к которому насильственно прививаются чуждые элементы. Эти чуждые элементы – евреи. Это они сговорились изобрести христианство из ненависти к неевреям. Чтобы отомстить за себя, они решили сместить все ценности и изобрели рабскую мораль. Эта мораль пытается скрыть ту правду жизни, что воля к власти является ведущим принципом организации общества. Нужно истребить эту идеологию и ее авторов как нечто чуждое и вредное.

Ницше пренебрежительно относится к женщине. "Мужчина должен воспитываться для войны, женщина – для отдохновения воина. Все остальное – вздор". "Мы находим удовольствие в женщине, как в более изящном, более тонком и эфемерном создании. Какое удовольствие встретить создание, у которого в голове только танцы, чепуха и наряды! Женщины всегда были наслаждением для всякой сильной и глубокой мужской души".

Однако эти привлекательные свойства можно обнаружить в женщинах только до тех пор, пока их держат в повиновении мужчины. Как только женщины достигнут какой–то независимости, они становятся невыносимыми. Женщину нужно рассматривать как собственность, следуя примеру жителей Востока.

Завершая разговор о Ницше, обратим внимание на его оценку двух отношений к жизни – дионисиевского и аполлоновского. Он говорит о том, что дионисиевское начало неизмеримо выше аполлоновского. Близость к природе, инстинкт, страстность отличает дионисиевский элемент в человеке. Дионисиевское отношение к жизни принимает ее во всех, даже самых ужасных проявлениях. Экстаз, опьянение, признание бренности всего – путь "преодоления" действительности.

Во второй половине XIX века в рамках иррационалистического направления возникает так называемая философия жизни.

Родоначальник "академической" философии жизни – Вильгельм Дильтей (1833–1911). На его мировоззрение оказал определенное влияние Ницше. Дильтей разделяет пессимистические настроения. "К нам ужасающе быстро близится катастрофа: безверие этого века, его неспособность сохранить или, что то же самое, создать сызнова убеждения, которые сделали бы человека свободным, в отношении убогой, солидарной, досужей, болтливой, угодливой социальной массы".

Основная идея философии жизни заключается в утверждении, что разум недостаточен для выражения целостного мировоззрения, а нужно исходить из "полноты переживаний жизни". Сейчас – господство науки над жизнью. Нужно радикально изменить ситуацию.

Исходное понятие этой философии – "жизнь" как некая интуитивно постигаемая целостная реальность, не тождественная ни материи, ни духу. Жизнь – что–то изначальное; "никакое мышление не может проникнуть за жизнь". Сначала нужно понять жизнь из нее самой", а затем мир может быть объяснен из жизни. Представители "философии жизни" при описании жизни часто используют образ реки, ветра и т.п. Жизнь как поток, неуловима рассудочными методами познания. Ее познание возможно на основе переживания и сопереживания (понимания), интуиции, веры, любви.

"Философия жизни" требует пересмотра роли "чистого разума", уменьшения его значения в объяснении и оценке "жизни". Любая рациональность квалифицировалась как скучная и трезвая расчетливость, игнорирующая все "высокое", все этическое и эстетическое. Логико–дискурсивному мышлению противопоставлялось некое иррациональное созерцание, интуиция и т.п.

Но на этом Дильтей не останавливается. Дильтей говорит о жизни как о человеческой жизни; последняя сводится к жизни духа или сознания при игнорировании материальной стороны человеческой жизни. Человеческая жизнь, в итоге, – индивидуальная психическая жизнь. Она – прообраз и источник духовной жизни общества.

Задача философии – раскрыть "жизнь" как способ бытия человека. Для этого нужно применять метод "понимания", как некоторое непосредственное постижение духовной целостности. Понимание, родственное интуитивному проникновению в жизнь, противопоставляется "объяснению", применяемому в науках о природе, которые имеют дело с внешним миром.

"Природу мы объясняем, духовную жизнь понимаем". Познание природы рационально, осуществляется с помощью логических категорий. Но оно не схватывает самой сути бытия, "жизни". Утверждалось, что, объективного знания о мире вообще не существует. Представление о мире – это всегда интерпретация мира данным субъектом.

Познание жизни (главным образом, душевных явлений) – это понимание. Оно достоверно, но иррационально, интуитивно. "Во всяком понимании имеется иррациональное, как иррациональна и сама жизнь; она не может быть представлена никакими формулами логических операций".

Дильтей противопоставляет понимание общества и познание природы. "Факты, относящиеся к обществу, мы можем понять только изнутри, только на основе восприятия наших собственных состояний... С любовью и ненавистью, со всей игрой наших аффектов созерцаем мы исторический мир. Природа же для нас безмолвна, она нам чужда, она для нас внешнее. Общество – наш мир".

Общественная жизнь Дильтеем понимается исключительно как духовная жизнь, развертывающаяся в переживаниях людей. О какой–то материальной основе этой жизни ничего не говорится. Далее Дильтей утверждает: "Так как общество состоит из структурированных индивидуумов, то в нем проявляются те же закономерности структуры, что и в индивидууме... Закономерности отдельной души принимают форму закономерностей социальной жизни". Следовательно, структура общества определяется психической структурой личности.

Дильтей считает, что поток психических событий непредсказуем. "Мы не в состоянии предсказать, что в душевном развитии последует за достигнутым уже состоянием". "Мы не знаем, что мы внесем в грядущий день. Историческое развитие обнаруживает совершенно такой же характер".

Анри Бергсон (1859–1941) – представитель французского варианта философии жизни. Бергсон имел профессиональное математическое образование. В 1881–83 гг. – он преподаватель математики и механики в г. Анжер. Затем был лектором в Эколь нормаль, с 1900 по 1914 г. – профессор престижного учебного заведения "Коллеж де Франс". В 1914 г. избран членом Французской академии. В 1927 г. ему присуждена Нобелевская премия по литературе. Наиболее известные работы Бергсона – "Опыт о непосредственных данных сознания" (1889), "Материя и память" (1898), "Творческая эволюция" (1907), "Длительность и одновременность" (1922), "Два источника морали и религии" (1932).

В книге "Творческая эволюция" Бергсон проводит главную идею своей философии – "дополнить теорию познания теорией жизни".

Бергсон признает существование "внешней реальности", но ее нужно понимать как "жизнь", движение, "длительность", связность. "Что в известном смысле имеются множественные предметы, что человек отличается от человека, дерево от дерева, камень от камня – это неоспоримо, ибо каждое из этих существ, каждая из этих вещей обладает своими характерными свойствами и подчиняется определенному закону развития. Но обособление вещи от окружающей ее среды не может быть абсолютным; путем нечувствительных переходов одно соединяется с другим ... предметы эти не имеют тех точных границ, которые мы им приписываем".

Материя и сознание "растворяются" в общем "потоке" жизни. Такая позиция, считает Бергсон, позволяет ему стать выше материализма и идеализма. Соотношение материи и сознания у Бергсона: "Дело происходит так, как будто в материю проник широкий поток сознания, снабженный, как и всякое сознание, огромным количеством перемешанных друг с другом возможностей. Он увлек материю на путь организации, но его собственное движение было тем самым сильно замедлено и в очень значительной степени раздроблено". "Материя обременена геометрией, и она, идущая книзу, распадающаяся действительность, имеет длительность только благодаря своей связанности с тем, что подымается вверх. Жизнь же и сознание и есть этот подъем. Кто однажды постиг их, усвоив их движение, тот поймет, как остальная действительность происходит от них".

Бергсон разрабатывает концепцию развития, получившую название "творческая эволюция". Ницше и Бергсон упрекают науку в том, что она неспособна постигнуть действительное развитие, "настоящую" эволюцию. Наука превращает "живую" действительность в жесткую и сухую схему. Не от математической схемы нужно идти к жизни, а непосредственно обращаться к жизни. И все–таки, при этом отношении к науке "философия жизни" в своих рассуждениях ссылалась на биологию. Выступая против механицизма, Бергсон понимает эволюцию как "жизнь". Но что это такое? У Бергсона это не биологическая жизнь, а "длительность", "жизненный порыв". Время или длительность есть существенная характеристика жизни. "Чистая длительность есть форма, которую принимает последовательность наших состояний, когда наше Я активно работает". "Длительность предполагает, следовательно, сознание; и уже в силу того, что мы приписываем вещам длящееся время, мы вкладываем в глубину их некоторую долю сознания". Таким образом, Бергсон считает, что время немыслимо вне сознания, представляя собой отношение между состояниями сознания.

Эволюцию Бергсон трактует как непрерывный процесс качественного изменения. Источник этого изменения – какой–то жизненный порыв, жизнь. Этот порыв дан однажды в начале мира. Мир как целое – своеобразный центр, "из которого, как из огромного букета выбрасываются миры, лишь бы только центр этот не выдавался ... не за вещь, но за беспрерывное выбрасывание струй". В духе идеализма Бергсон пишет, что "жизненным началом должно быть сознание... Сознание или сверхсознание – это ракета, потухшие остатки которой падают в виде материи; сознание есть также и то, что сохраняется от самой ракеты и, прорезая эти остатки, зажигает их в организмы." Материя – это момент остановки "жизненного порыва". "Жизнь... есть сознание, пущенное в материю".

И еще одно описание. "Все организованные существа, начиная с самого скромного и до самого возвышенного, от первых зачатков жизни до нашей эпохи, везде и во все времена только и делают, что выявляют единый порыв, обратный движению материи и неделимый в себе самом. Все живые существа держатся вместе и все поддаются одному и тому же страшному напору. Животное опирается на растение, человек обуздывает животных, и все человечество в пространстве и во времени – это одна огромная армия, скачущая галопом рядом с каждым из нас и позади нас в сокрушительной атаке, способная преодолеть всякое сопротивление и победить многие препятствия, может быть, даже смерть".

Эволюцию Бергсон представляет в виде пучка стеблей. Первая развилка в живой природе – разделение растений и животных. Животные подразделяются на членистоногих и позвоночных. У первых сверхсознание принимает форму инстинкта, у вторых развивается в интеллект.

Инстинкт – форма приспособления сознания к материальным условиям своего "пребывания". Инстинкт наиболее четко выражен у насекомых. Это – некая стандартная, "машинообразная" согласованность действия животного и его предмета, не нуждающаяся в обучении, памяти, самосознании. Так, осу никто не учил укалывать жалом гусеницу, в которую она откладывает свои яйца.

В человеке развит интеллект. "Существенной функцией интеллекта, как сформировала его эволюция жизни, является освещение нашего поведения, подготовка нашего действия на вещи, предвидение явлений благоприятных или неблагоприятных для данного положения". В отличие от инстинкта, интеллект обладает творческой потенцией. Сверхсознание использует мозг субъекта как свое вместилище, орудие, подобно тому, как художник использует холст и краски для воплощения своего замысла, или рак–отшельник использует пустую раковину улитки, чтобы прикрыть свое мягкое брюшко.

Но интеллект ограничен. Ему недоступно понимание жизни, он способен понять только то, что он называет материей, т.е. неживую действительность. Интеллект разлагает изменение на "неизменные моменты". Интеллект может ясно представлять себе только прерывное и неподвижное. Он разделяет в пространстве и фиксирует во времени. Типичные продукты интеллекта – геометрия и логика; они применимы, строго говоря, только к твердым телам.

Таким образом, ни инстинкт, ни интеллект не в состоянии постигнуть жизнь, хотя оба они – ее форма. "Жизнь" ускользает от нас, когда мы пытаемся схватить ее интеллектуальными средствами. Но есть путь непосредственного постижения жизни – интуиция. Интеллект и интуиция – два свойства нашего сознания. Случайно в ходе эволюции развились интеллектуальные возможности нашего сознания в ущерб интуитивным.

Что же такое интуитивное познание и в чем его преимущества по сравнению с интеллектом? Бергсон говорит, что "интуицией называется род интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что в нем есть единственного и, следовательно, невыразимого". Сопоставляя интеллект и интуицию, он пишет, что это "два глубоко различных способа познавания вещи. Первый состоит в том, что мы движемся вокруг объекта; второй – что мы входим в него. Первый зависит от позиции, с которой мы смотрим, и от символов, с помощью которых себя выражаем. Второй не зависит ни от точки зрения, ни от каких–либо символов. Можно сказать, что познание первого рода останавливается на относительном; познание второго рода, в тех случаях, где оно возможно, стремится достигнуть абсолютного". "В то время, как интеллект трактует все вещи механически, интуиция действует, если можно так выразиться, органически". Интуиция – взятие реальности в ее сущности.

Интуиция – это такое созерцание, которое не зависит от практических интересов людей, от практики. С другой стороны, интеллект и наука связаны с практикой и поэтому не могут достигнуть "бескорыстного", "чистого" созерцания. Так как научное познание служит практике, оно всегда односторонне. Интеллект выбирает то, что нужно, опускает все остальное. "Прежде, чем философствовать, нужно жить; а жизнь требует, чтобы мы надели наглазники, чтобы мы не смотрели ни направо, ни налево, но прямо перед нами в том направлении, куда нам нужно будет идти... В бесконечно обширном поле нашего возможного познания мы выбрали все, что полезно для нашего действия на вещи, чтобы создать из этого нынешнее знание: остальным мы пренебрегли".

При многочисленных заявлениях о важности интуиции у Бергсона, однако, нет ясного описания того, что она собой представляет. Интуиция характеризуется скорее негативно. Чтобы познавать интуитивно, не требуется ничего знать, ничего предпринимать: требуется только усилие воли, направляющее сознание наперекор всем склонностям, привычкам, точкам зрения. Нужно разрушить все связи с практикой, смотреть на вещи чисто созерцательно – это и значит обладать интуицией.

Бергсон говорит, что интуиция сильнее всего проявляется в искусстве. Художник познает действительность не извне, а изнутри, с помощью интуиции. Философия должна уподобиться искусству. "Философия, такая, как я ее понимаю, приближается скорее к искусству, чем к науке. Ее слишком долго рассматривали как науку, иерархически наиболее возвышенную. Но наука дает лишь неполную, или, скорее, отрывочную картину действительности, она улавливает ее лишь опосредованно крайне искусственными символами. Искусство же и философия, напротив, соединяются в интуиции, являющейся их общей основой. Я скажу даже, что философия – это жанр, видами которого являются различные искусства".

В человеческом, социальном поведении где–то "позади" разума, по мнению Бергсона, скрыта мощная сила, "виртуальный инстинкт", который надзирает за разумом. На ее основе возникает мораль и религия, которая "вездесуща". Жизнь, как она воплотилась в человеке, есть борьба против природного и, в определенной мере, его преодоление.

Небезынтересны взгляды Бергсона на собственность и отношения между людьми. Он говорит о том, что человеческий интеллект использует законы "мертвой" материи и заставляет ее служить жизни. Создавая технические средства своего господства над природой, человек превратил их в личную или коллективную собственность. Желание увеличить ее порождает конфликты между людьми. "Поскольку причиной войны является индивидуальная или коллективная собственность и поскольку человечество предрасположено к собственности своей структурой, война естественна". Преодолеть войны можно путем ограничения стремления людей к богатству и роскоши, противопоставив "духу комфорта" "дух аскетизма". "Надо, чтобы человечество принялось упрощать свое существование с той же одержимостью, с какой оно его усложняло".

Философия Бергсона оказала влияние не только на многие направления в философии ХХ века (французский экзистенциализм, персонализм, феноменология и др.), но и на искусство ХХ века. Она в той или иной мере отразилась в творчестве М.Пруста, Ф.Мориака, Верхарна, Клоделя, Метерлинка, Д.Джойса, Вирджинии Вульф, У.Фолкнера, в музыке Дебюсси, в живописи кубизма и т.д.

Иррационалистические мотивы прослеживаются у О.Шпенглера (1880–1936), автора знаменитой в начале ХХ века книги "Закат Европы" (1 том вышел в 1918, 2–ой – в 1922г.).

Шпенглер считал главной задачей философии "понять мир как историю". В философском плане Шпенглер исходит из некоего творческого жизненного начала (аналогично с Бергсоном). В этом начале – основа и исток всей культурной жизни человечества. В духе идеализма Шпенглер говорит о том, что мир зависит от Я. Нет никакого реального мира, есть только субъективное, индивидуальное представление о мире, меняющееся от человека к человеку, от культуры к культуре.

Шпенглер противопоставляет природу и историю. Природа – результат деятельности интеллекта, результат познания; история _ результат созерцания, интуиции. Природа и история – противоположности мертвого и живого, покоя и движения. История для Шпенглера – вовсе не наука, история – это вообще не знание, а переживание. Здесь нужно заметить, что сочинения Шпенглера – не строго научное рассмотрение проблем истории, а скорее мистическая интуиция, прозрение ясновидца. В его работах рискованные сопоставления, парадоксы, претензия на исключительность и оригинальность, и, в то же время, – литературный талант, что взятое вместе производило сильное впечатление.

Шпенглер отрицает существование всемирной истории как единого закономерного поступательного процесса. В истории – циклы, круги, которые проходит всякая культура: рождение, расцвет и умирание. Каждая культура замкнута в себе и не может передать свои достижения другой культуре. "Всякая культура переживает возрасты отдельного человека. У каждой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость".

А что направляет жизнь каждого человека? "Центром моего построения служит идея судьбы". А что такое судьба? Этого нельзя объяснить. "Судьба – слово, содержание которого надо чувствовать". Кто не в состоянии этого сделать, пусть не занимается историей. Истинный историк чувствует ход исторического процесса, переживает его, интуитивно усматривает ход истории.

"Культура зарождается в тот момент, когда из первобытно–душевного состояния вечно–детского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного и пребывающего. Она расцветает на почве строго ограниченной местности, в которой она и остается привязанной наподобие растения. Культура умирает после того, как эта душа осуществит полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств и наук и таким образом вновь возвратится в первичную душевную стихию".

Шпенглер перечисляет 8 достигших своего завершения культур: китайская, вавилонская, египетская, индийская, античная, арабская, западная, майя. Русская культура – еще в возникновении.

В основе каждой культуры – особая душа. Так, в основе античной культуры – аполлоновская душа, арабской – магическая душа, в основе западноевропейской – фаустовская душа. Фаустовскую душу характеризует вечное беспокойство, устремленность к бесконечному, воля к власти. Религиозная вера, по Шпенглеру, является наиболее глубоким проявлением жизни души.

Шпенглер выделяет три этапа в развитии каждой культуры:

• первый, подготовительный; накопление сил;

• второй, интенсивное творчество; здесь создаются все духовные ценности, расцветают религиозные верования, появляются метафизические системы, создаются шедевры искусства;

• третий, период цивилизации, период упадка; духовная жизнь постепенно начинает замирать, религиозная вера падает, философские учения становятся плоскими, искусство вырождается. В этом периоде внешние стороны жизни берут верх над внутренними. Люди возвращаются к внеисторическому, биологическому существованию. Культурный организм умирает, хотя люди остаются.

Весь период существования культуры Шпенглер определяет примерно в 1000 лет, последнюю стадию – в 200–300 лет. Нынешняя западная культура, считает Шпенглер, вступила в свою последнюю стадию и приближается к своей гибели.

"Все ставшее преходяще. Преходящи не только народы, языки, расы и культуры. Через несколько столетий не будет существовать западноевропейской культуры, немцев, англичан, французов, как во времена Юстиниана уже не было римлян. Погибла не масса человеческих поколений, перестала существовать форма народа, соединявшая некоторое число народов в одном общем месте... Всякое искусство смертно, не только отдельные произведения его, но само искусство. Придет день, когда прекратится существование последнего портрета Рембрандта и последнего такта моцартовской музыки, хотя, пожалуй, и будет еще существовать закрашенное полотно и нотный лист, так как не будет уже ни глаза, ни уха, которым был бы доступен их язык форм. Гибнет всякая мысль, всякий догмат, всякая наука, когда угасают души и умы, в мирах которых их "вечные истины" с необходимостью переживались, как нечто непреложное, Преходящи даже и звездные миры, которые созерцали астрономы с Нила и Евфрата, потому что наша – столь же преходящая – видимая глазом западного человека, возникшая из его чувства система мира, установленная Коперником, есть нечто совершенно от них отличное".