Глава 5. Философия эпохи возрождения

Эпоха Возрождения, "величайший прогрессивный переворот" (Энгельс), – эпоха зарождения капиталистических отношений, формирования нацио­нальных государств и абсолютных монархий, эпоха глубоких социальных конфликтов: крестьянской войны в Германии, религиозных войн во Фран­ции, буржуазной революции в Нидерландах.

Эта эпоха характеризуется значительными достижениями во всех об­ластях жизни общества и культуры. То, что мы называем культурой Возрождения началось в Италии в ХIV веке ("треченто"), достигло расцвета в ХV веке ("кватроченто"); в ХVI в. ("чинквеченто") культу­ра Ренессанса стала общеевропейским явлением. (Для справки – век, предшествующий эпохе Возрождения, называют "проторенессансом", век, следующий за ней (ХVII) – "постренессансом", "сеиченто"). Наивысшая степень специфичности культуры Возрождения характерна для Флоренции конца ХV – начала ХVI вв.

Жизнь итальянских городов–республик этого времени отличалась большой активностью, резко контрастировавшей с феодально–деревенс­кой спячкой большинства других стран Европы. В этих городах развиты торговля, банковское дело, появились шерстяные и другие мануфактуры. Культура эпохи Возрождения связана с развитием естествознания, с великими географическими открытиями.

Философия эпохи Возрождения возникает и развивается параллельно с завершением поздней схоластической философии и, в целом, незави­симо от схоластической традиции. Это, конечно, не означает полного разрыва с наследием средневековой философии; но повышенный интерес к классической античной культуре, стремление к ее возрождению (что и дало наименование эпохе) определило решающее значение античного философского наследия в формировании новой философии. Происходит своеобразная модернизация аристотелизма и платонизма, стоической и эпикурейской философской мысли.

Философии эпохи Возрождения присущ ярко выраженный антропоцент­ризм. Если в Средневековье человек рассматривался не сам по себе, а в своих отношениях с богом, то для Возрождения характерно расс­мотрение человека в его, так сказать, земном образе жизни. Формально мыслители эпохи по–прежнему в центр мироздания ставили Бога, но преимущественное внимание уделяли уже не ему, а человеку. Человек рассматривается как деятельная творческая личность – будь то в искусстве, политике, технике и т.д. Феодальному аскетизму, авторитету церкви, вере в потусторонний мир противо­поставляются светские интересы и полнокровная земная жизнь. Освобож­дение от духовных оков привело к необычайному расцвету искусства и литературы, становлению так называемого гуманизма.

Другая важная особенность эпохи заключается в формировании новой, пантеистической в своей главной тенденции, картины мира. Философы Возрождения тяготеют к отрицанию божественного творения, к отождест­влению бога и природы, своеобразному обожествлению природы и человека.

Рассмотрим вначале содержание гуманизма. Заметим, что в эту эпоху сильно вырос запрос на умственный труд, умножилось число лиц свобод­ных профессий, возникла светская интеллигенция. Гуманисты, как прави­ло, не были философами–профессионалами; они – политические деятели, дипломаты, филологи, поэты – люди новой социальной среды.

Гуманисты сделали новые переводы античных авторов и извлекли из забвения многие их сочинения. Новые переводы враждебно встречались представителями схоластической традиции, поскольку прежние были воз­ведены на уровень, не подлежащий обсуждению авторитетов. Гуманисты вступили в полемику с культом Аристотеля, ориентируясь на все богат­ство возрожденной культуры. В частности, в 1417г. нашли поэму Лукре­ция "О природе вещей"; обнаружили и перевели "Жизнеописания филосо­фов" Диогена Лаэртского и др. Никколо Никколи (ок. 1365– 1437), один из гуманистов, купец, собиратель антикварных вещей, создал целую библиотеку – около 800 рукописей произведений античных авторов.

Гуманисты негативно относились к официальной учености, пропитанной церковно–схоластическим духом. Характерно, что гуманисты не имели отношения к университетам и не были связаны с интересами церкви.

Гуманисты становятся в оппозицию к ряду сложившихся в средневековье концепций. Если в средневековье в человеке на первое место ставилась душа, а к телу культивировалось пренебрежительное отношение, то гуманисты стремятся к полной реабилитации телесного начала в человеке. Манетти (1396–1459) говорил о красоте духовно–телесного человека. Человек – творец материальной и духовной культуры.

Духовно–телесный человек прекрасен. Если человек: есть неразрывное единство души и тела, то нужно не бороться с его телесной, природной стороной, не преодолевать греховную природу, а наоборот, развивать телесную сторону человека. Такой подход к человеку антиаскетичен. Не случайно гуманисты обращаются к возрожденному ими античному эпикуреизму. Наслаждение, польза, личный интерес выводятся из природных оснований человека.

Гуманисты провозглашали доброту человеческой природы и равенство всех людей, независимо от рождения и принадлежности к тому или иному сословию. В человеке заложены возможности к совершенствованию. Характерно, что если в средневековье идеализировался смиренный, покорный Богу человек, то гуманисты подчеркивали важность человеческой деятельности. Значимость личности определяется ее собственными заслугами.

Важная черта гуманизма – антиклерикализм, критическое отношение к профессиональным служителям католической церкви, особенно к монахам, наиболее многочисленной части церкви. Бруни и Браччолини пишут диалоги "Против лицемеров", Балла – "О монашеском обете". Достается служителям церкви от Боккаччо и др.

В эпоху Возрождения изменяется форма философских произведений. Важным жанром становится диалог. Он дает возможность всестороннего обсуждения проблем.

Гуманистическое движение зародилось во Флоренции. В начале ХIV в. это был крупный политический, торговый, финансовый и культурный центр. В городе было около 18 тыс. домов и примерно 100 тыс. жителей. Около десяти тысяч школьников посещали начальные школы, около тысячи – коммерческие школы и примерно шестьсот – "гимназии" при церкви (такие данные приводил Джованни Виллани), около половины мужского населения могло получить школьное образование.

Любопытен следующий факт. В итальянских городах–государствах стремились построить соборы, в которых, в идеале, могло бы поместиться все население города. Главный храм Флоренции – Санта Мария дель Фьоре – вмещал тридцать тысяч человек.

Во Флоренции родился и долгие годы жил Данте Алигьери (1265–1321), в произведениях которого ("Божественная комедия", "Пир", "О монархии") гуманисты видели источник своих настроений и идей. Данте подчеркивает, что "из всех проявлений божественной мудрости человек – величайшее чудо". Он выдвигает новую идею – о двоякой роли человека. Человек предназначен к блаженству "вечной", посмертной жизни; но не меньшую ценность представляет его реальная, земная жизнь. Данте говорит о том, что судьба "благородного человека" не предопределена рождением его в том или ином сословии и должна складываться на основе стремления "к доблести и знанию".

Признанным родоначальником гуманизма в Италии является поэт и фи­лософ Франческо Петрарка (1304–1374). Он – пропагандист древней куль­туры, собиратель и исследователь старых рукописей и памятников куль­туры. В произведениях Петрарки типичны мотивы индивидуализма, любо­вания природой, гимны земной любви. Это особенно видно в книге стихов, посвященных его возлюбленной Лауре.

Петрарка считает, что теология, богопознание – вообще не дело лю­дей. "На что следует надеяться в божественных делах, этот вопрос пре­доставим ангелам... Небожители должны обсуждать небесное, мы же – че­ловеческое". Петрарка отвергает схоластическую ученость как "болтовню диалектиков", совершенно бесполезную для человека. Нужно не упражняться в диалектике, в схоластической учености, а обратиться к проблемам человека. "Что пользы знать природу зверей, птиц, рыб и змей, и либо игнорировать, либо не заботиться о знании природы человека". Кто мы, откуда и куда идем? Петрарка выдвигает на первый план моральную философию. Его позиция означала разрыв с традицией официальной философии.

Петрарка подчеркивает достоинство слова. "Хорош Сократ, который, увидев красивого подростка в молчании, сказал: "Говори, чтобы я тебя видел". Через слово человеческое лицо становится прекрасным".

Начиная с Петрарки, со второй половины ХIV в. складывается тенден­ция придавать большое значение латинской и греческой культуре, счи­тая античную культуру образцом для культурной деятельности.

Сильное внимание на формирование гуманизма оказал Джованни Бокка­ччо (1313–1375). В "Декамероне" он нападает на дворянство, выступает в защиту республики, прославляет пытливый разум и остроумие, кипучую энергию и полнокровную жизнь горожанина нового типа. Достается про­дажному, лживому и развратному духовенству, особенно монахам. Вот его характеристика монахам: "О, позор нашего испорченного света! Они не стыдятся являться тучными, с цветущим лицом, изнеженные в платьях и во всем остальном; выступают не как голуби, а гордо, словно петухи, подняв гребень и выпятив грудь; не станем говорить о том, что их кельи полны баночек с разными мазями и притираниями, коробок с разны­ми сластями, склянок и пузырьков с пахучими водами и маслами, кувши­нов, переполненных мальвазией, греческими и другими дорогими винами; так что, глядя, кажется, что это не монашеские кельи, а москательные и парфюмерные лавки; хуже того: им не в стыд, если другие знают, что у них подагра, и кажется, будто другие не ведают и не понимают, что великие посты, простая в небольшом количестве употребляемая пища и умеренная жизнь делают людей худыми, тощими и большею частью здоровы­ми, а если и заставляют их заболевать, то по крайней мере они болеют не подагрой, против которой советуют обыкновенно как средство цело­мудрие и все другое, пристойное жизни скромного монаха. И они думают еще, будто другие не знают, что, кроме воздержанной жизни, долгие бдения, и молитвы, и бичевания, по необходимости делают людей, бледны­ми и жалкими, и что ни св. Доменик, ни св. Франциск не имели по четыре рясы на человека и одевались не в цветные и другие тонкие сукна, а в рясы из грубой шерсти и естественного цвета, чтобы укрываться от холода, а не красоваться".

В круг гуманистов вошел друг Петрарки и Боккаччо Колюччо Салютати (1331–1406), канцлер Флоренции. Салютати утверждает первенство актив­ной жизни перед созерцательной. "Не верь, о Пилигрим, что избегая толпы, становясь отшельником, скрываясь в изоляции, уходя в скит, – ты тем самым находишь путь к совершенству". "Ты пребываешь в созер­цании, чтобы я, напротив, мог обогащаться. Медитируй в свое удоволь­ствие, я же, напротив, всегда буду погружен в действие, направленное к высшей цели, чтобы всякое мое деяние было полезным и мне, и семей­ству, и что более важно – чтобы оно послужило для пользы моим друзьям и родине, а тогда оно может послужить примером и человеческому общес­тву".

Леонардо Бруни (1374–1444) перевел на латинский язык некоторые диа­логи Платона, произведения Плутарха, Демосфена, "Этику Никомаха" и "Политику" Аристотеля. В античных мыслителях он видел учителей "гражданских" добродетелей. Бруни писал: "Хотите быть счастливыми – нет ни­чего надежнее честности и добрых дел". Он считал, что человек по–нас­тоящему осуществляется только в обществе.

Поджо Браччолини (1380–1459) нашел поэму Лукреция Кара "О природе вещей". Он видит назначение "литературы" в формировании человека и гражданина. Браччолини пропагандирует активную жизнь; истинное благо­родство завоевывается в действии.

Леон Батиста Альберти (1404–1472), архитектор, живописец, поэт, музыкант – продолжает тему активности жизни. Он писал, что человек "рожден не для того, чтобы, покоясь, увядать (в бездействии), но что­бы находиться в действии". При этом имелось в виду множество разнооб­разных видов деятельности: художественной, государственной, военной, ремесленной, торговой и т.д. Альберти против покорности судьбе. "Так не признается ли большинство из нас в том, что судьба наша есть то, что мы с быстротой и старанием вносим в качестве решения, которое мы утверждаем или поддерживаем? Легко побеждает тот, кто не желает быть побежденным. Терпит иго судьбы только тот, кто привык подчиняться". Альберти против метафизических умствований; люди могут знать только то, что дано в опыте.

Видный гуманист Лоренцо Валла (1407–1457). Он – один из основопо­ложников научной критики текстов, использования филологического ме­тода понимания священных текстов. Валла враждебно относится к схолас­тической метафизике. Он восхваляет эпикуреизм, утверждая, что стрем­ление к удовольствию есть требование природы, а потому безнравствен­ных наслаждений не существует. Валла обосновывает полноценность жизни человека; духовная жизнь невозможна без телесного благополучия, все­сторонней деятельности человеческих чувств. Однажды он даже выразил сожаление, что у человека только пять, а не пятьдесят или даже не пятьсот чувств. Наслаждение как "удовольствие души и тела" есть выс­шее благо. В книге "О наслаждении" он провозглашает: "Да здравствуют верные и постоянные наслаждения в любом возрасте и для любого пола!"

Валла утверждает индивидуализм: собственная жизнь – наивысшее благо, более предпочтительное, чем жизнь всех остальных людей. Даже о родителях следует думать во вторую очередь, а уж о родине – тем бо­лее. В 1440 г. Валла опубликовал трактат "Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина". Применив разработанные гуманистами методы филологической и исторической критики источников, он показал, что они фальшивка, служившая юридическим обоснованием претензий папства на светскую власть.

В Возрождении возник интерес к философии Платона. Козимо Медичи (глава флорентийской республики) санкционировал в 1459 г. учреждение Платоновской академии. Главой ее вскоре стал Марсилио Фичино (1433–1499). Фичино перевел на латинский язык все диалоги Платона и произ­ведения главных античных неоплатоников – Плотина, Прокла, Порфирия. В духе платонизма Фичино предлагает иерархию: Бог, ангел, душа, ка­чество (форма), материя. Основываясь на идее универсальной одушевлен­ности вещей, Фичино предлагал использовать предметы с учетом их "сим­патических свойств" (так называемая "естественная магия"). Он делал талисманы, призывал использовать в магических целях музыку, медицину.

В вопросе о соотношении философии и религии, в отличие от популяр­ной концепции томизма (философия – прислужница вероисповедальной доктрины) считает их равноправными сестрами. Кроме того, он выдвигает концепцию "всеобщей религии", согласно которой различные конкретные вероучения представляют собой проявления некоей единой религиозной истины.

Пико делла Мирандола (1463–1499) утверждает, что человек составляет особый, четвертый мир наряду с подлунным, поднебесным и небесными ми­рами. Человек – великое чудо. "Чудеса человеческого духа превосходят (чудеса) небес. На земле нет ничего более великого, кроме человека, а в человеке – ничего более великого, чем его ум и душа." ("Речь о досто­инстве человека"). Бог ставит человека в центре космоса, делая его как бы судьей мудрости, величия и красоты мироздания. Величие человека в том, что он может быть творцом самого себя.

Мирандола развивает оригинальную концепцию магии. Старому, "колдов­скому" смыслу ее он противопоставляет "белую магию" (естественную ма­гию), связанную с постижением тайн природы. В его магии звучат мотивы еврейской каббалы.

Гуманистическая традиция в Италии продолжена Пьетро Помпонацци (1462–1525). В работе "Трактат о бессмертии души" он вспоминает о концепции "трех великих обманщиках", высказанную вольнодумцами прош­лого. Дело в том, что из трех главных пророков: Моисея, Христа и Ма­гомета, основавших иудаизм, христианство и ислам, ошибались минимум два (как утверждают приверженцы каждой из этих религий) и тогда об­мануто большинство человечества. Но не исключено, что все три пророка впали в заблуждение, и тогда обмануто уже все человечество.

Помпонацци склоняется к идее о смертности души. Душа не может об­ходиться без тела. Кроме того, "считающие душу смертной гораздо лучше защищают добродетель, нежели те, кто полагают ее бессмертной. Ведь надежда на воздаяние и страх возмездия привносят в душу нечто рабс­кое, что противоречат самим основаниям добродетели". Религиозной истине Помпонацци противопоставлял истину философскую, основанную на чувствах и разуме. К сказанному нужно добавить, что Помпонацци выступал против суеверий, считал, что любое "чудо", любое волшебство в принципе может быть объяснено, опираясь на явления природы, хотя это и очень трудная задача. Идеи трактата вызвали осуждение томистов–доминиканцев; само произведение было сожжено в Венеции.

В эпоху Возрождения складываются новые социально–политические воззрения. Видным представителем их был Никколо Макиавелли (1469–1527). Он враждебно относился к феодальному дворянству, ведущему праздную жизнь на доходы от своих поместий. Симпатии его полностью отданы народу, под которым он подразумевает зажиточное и активное городское население. Но он негативно относится к низам, плебсу, с одной стороны, и к духовенству (вместе с дворянством), с другой.

Макиавелли считает, что католическая религия изжила себя. Она далеко отклонилась от идеалов, провозглашенных первоначальным христи­анством, Макиавелли не удовлетворен религиозным идеалом человека, как человека смиренного, отвращающегося от реальной жизни. Он одоб­рял активных людей, особенно полководцев и правителей государств. Макиавелли рассуждает о судьбе, фортуне и роли активной деятельности человека. "Я знаю, сколь часто утверждалось раньше и утверждается ны­не, что всем в мире правят судьба и Бог, люди же с их разумением ничего не определяют и даже ничему не могут противостоять; отсюда делается вывод, что незачем утруждать себя заботами, а лучше примириться со своим жребием... И однако, ради того, чтобы не утратить свободу воли, я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь поло­виной наших дел, другую же половину, или около того, она предостав­ляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбуше­вавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед ее напо­ром, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, – разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть воз­вести заграждения и плотины так, чтобы выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?"

Человек должен изучить объективные обстоятельства и противопоста­вить им свою волю, энергию, силу. Человеческая деятельность может приспособиться к фортуне, как некоей социальной необходимости. Особен­но важно понимание границ возможного для политического деятеля. "Сча­стлив тот, кто сообразует свой образ действия со свойствами времени". Но, с другой стороны, необходимы решимость и смелость, умение заста­вить служить себе обстоятельства". Я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна – женщина, и кто хочет с ней сладить, дол­жен колотить ее и пинать – таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, – подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают".

Макиавелли разрабатывает новую концепцию государства. В то время господствовала теократическая концепция государства. Макиавелли идет по иному пути. Он исходит из того, что самый могущественный стимул человеческих действий – интерес. Проявления его многообразны, но бо­лее всего он проявляется в желании людей сохранить свое имущество, свою собственность. В этой связи Макиавелли дает рекомендацию прави­телю. "Чтобы избежать ненависти, государю необходимо воздержаться от посягательств на имущество граждан и подданных и на их женщин. Даже когда государь считает нужным лишить кого–либо жизни, он может сде­лать это, если налицо подходящее обоснование и очевидная причина, но он должен остерегаться посягать на чужое добро, ибо люди скорее прос­тят смерть отца, чем потерю имущества". Другие интересы, например, забота о "чести и почестях" идут за собственническим интересом.

Сохранение собственности лучше всего обеспечивается стремлением к приобретению новой собственности. Но тогда происходит столкновение интересов различных людей. И нужно поставить рамки эгоизму людей. Taким образом, государство возникает не из божественной воли, а из не­обходимости самозащиты людей друг от друга.

Макиавелли – апологет мощного централизованного национального го­сударства, власть в котором должна принадлежать зажиточному сословию ремесленников и торговцев.

Макиавелли дает практические советы политику для достижения реаль­ных результатов. Прежде всего, нужно учитывать свойства людей. Макиа­велли считает, что цивилизованные люди почти все являются беспринцип­ными эгоистами. "Люди более склонны ко злу, чем к добру". Они непосто­янны, неблагодарны, трусливы, лживы, лицемерны, завистливы, преиспол­нены ненависти к другим. При ограниченных способностях они обладают неумеренными желаниями. Люди недовольны настоящим и хвалят старые времена. Они подражательны, причем пороки перенимают легче, чем дос­тоинства.

Реальная политическая действительность не оставляет места для прекраснодушных мечтаний. Нужно четко отличать действительное от должного, видеть, что в жизни есть и добро, и зло. "Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред се­бе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случа­ях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуж­дых добру. Из этого следует, что государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности".

Макиавелли оправдывает насилие во имя государственного блага. Муд­рый правитель должен сочетать в своей личности и в своих действиях качества льва, способного расправиться с любым из врагов, и лисицы, способной провести самого изощренного хитреца. "Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обви­нениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше ми­лосердия, чем те, кто по избытку его потворствует беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все насе­ление, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдель­ные лица".

Макиавелли спрашивает: "что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновре­менно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж при­ходится выбирать, то надежнее выбрать страх".

Политика включает в себя вопрос о средствах. Бесполезно преследовать благую политическую цель при помощи обреченных на неудачу мето­дов. Макиавелли фактически принимает в качестве принципа государст­венной морали правило: "Цель оправдывает средство". К примеру, "разум­ный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же". А благовидный предлог для отказа от обещания всегда найдется. Макиавелли говорит о политическом деятеле: "Пусть обвиняют его поступки, лишь бы оправдывали результаты, и он всегда будет оправдан, если результаты окажутся хороши".

Макиавелли подчеркивал, что цель политики – не личный интерес правителя, а "общее благо" – создание сильного и единого национального государства. Но в последующем на это не обращали должного внима­ния и говорили о макиавеллизме как о беспринципной политике, допуска­ющей любые средства во имя достижения любой, в том числе и не идущей для "общего блага" цели. Советы и рекомендации Макиавелли правителям в соответствующей интерпретации благосклонно принимались в абсолютис­тских и тоталитарных режимах.

К концу ХV века гуманистическое движение стало общеевропейским. Распространению идей гуманизма способствовали изобретение книгопечата­ния, применение технических новшеств на транспорте и связи.

Как правило, гуманисты вступали в конфликт с господствующей рели­гиозностью и обслуживающей ее схоластикой.

Общеевропейскую известность получил Дезидерий–Эразм Роттердамский (1469–1536), ставший лидером гуманизма с 10–х годов ХVI века. (Его настоящее имя – Герхард Герхардс). Эразм сделал ряд переводов с греческого на латинский язык, в том числе перевел Новый Завет. Этот перевод заменил старый (так называемый Вульгата), в котором было много ошибок. К переводу был сделан обширный комментарий.

Эразм свое учение в целом часто называл "философией Христа". В этой "философии Христа" он призывал к возрождению идей и идеалов пер­воначального христианства, которые были забыты католической церковью, погребены под формальными обрядами. Нормальный "человек должен поднимать себя до идей, зафиксированных в Священном писании. А для этого нужно полностью (а не в отрывках) знакомиться со Священным

писанием и не на непонятной для большинства людей латыни, а на род­ном языке.

Эразм призывал: "Привыкните направлять заблуждающегося, научать незнающего, поднимать падшего, утешать удрученного, помогать страждущему, пособлять нуждающемуся; в общем все богатство свое, все старания, все заботы направлять на то, чтобы возможно более быть полезным во Христе, чтобы и мы, подобно Ему, Который и родился, и жил, и умер не для себя, а всего себя отдал за нас, так и мы имели бы попечение о пользе братьев наших, а не о своей собственной. Если бы это произошло, то не было бы ничего счастливее и легче жизни благочестивых людей; ныне же мы видим, что она, напротив, почти печальна, трудна и полна иудейских суеверий".

Эразм говорит о традиционных проблемах схоластики (например, совершает ли Бог все по необходимости?; существует ли предопределенность для человеческой жизни? И т.д.): "Я без неодобрения отношусь к обсуждению этого в университетах – пусть только в этом будет сдержанность. Однако я думаю, что разумнее, если люди среднего ума воздержатся от такого рода исследований, в которых очень опасно допустить ошибку; и их не надо обсуждать перед народом".

Сильный резонанс имела книга Эразма "Похвала глупости" (I509). В этой книге он прибегает к неповторимому в своем роде приему: он не сам высказывает свои горькие истины, он отправляет вместо себя на кафедру Стультицию (Глупость), – пусть хвалит сама себя. Протаски­вать критику контрабандой с помощью иронии и символов – было эффек­тивным способом выражения свободных мыслей в мрачные времена, цензу­ры и инквизиции.

Госпожа Глупость в ученой мантии, но с дурацким колпаком на го­лове (так нарисовал ее Гольбейн) поднимается на кафедру и произно­сит академическую похвальную речь в свою честь. Только благодаря ей, похваляется Глупость, и ее служанкам (Лести и Самолюбию), про­должается ход мировых событий. "Без меня никакое общество, никакие житейские связи не были бы приятными и прочными: народ не мог бы долго сносить своего государя, господин – раба, служанка – госпожу, учитель – ученика, друг – друга, жена – мужа, хозяин – гостя, со­сед – соседа, если бы они взаимно не заблуждались, не прибегали к лести, не щадили чужих слабостей, не потчевали друг друга медом глу­пости". Лишь ради наживы старается купец, ради "мгновения суетной славы", неверного светлячка бессмертия творит поэт, лишь безумие делает отважным воителя.

И Глупость разражается бодрыми парадоксами. Она и только она од­на дает счастье – ведь человек тем счастливей, чем безоглядней отдается своим страстям, чем бездумней живет. Раздумья и внутренний разлад иссушают душу; не ум и ясность дарят наслаждение, но опьянение, безрассудство, дурман; без щепотки глупости нет настоящей жизни и бесстрастный праведник с незамутненным взором – отнюдь не образец нормального человека. В этой жизни лишь тот, кто одержим глупостью, может воистину именоваться человеком. Потому и славит себя взахлеб Стультиция как подлинную движущую силу всех человеческих поступков, словоохотливо показывает, к соблазну слушателей, как все прославлен­ные добродетели лишь отравляют жизнь тому, кто вздумает им следовать.

Глупость демонстрирует свой род безумия для каждого сословия. Про­ходят друг за другом риторы, правоведы, философы, кичащиеся знатно­стью дворяне, скопидомы, схоласты и писатели, игроки и воины (среди коллективных проявлений глупости самое печальное – война. Она обычно ведется всякими подонками общества), нако­нец, влюбленные, вечные пленники глупости. В "Похвале глупости" говорится, что глупости подвержены все люди, какое бы положение они ни занимали, включая королей с их придворными и пап с их кардинала­ми. Более того, "христианская вера, по–видимому, сродни некоем виду глупости и с мудростью совершенно несовместима". "Отнюдь не слу­чайно дураки столь угодны Богу".

Сарказм Эразма достигает наибольшей силы, когда он изображает богословов, сравнивая их с "комариным болотом" и "ядовитым растени­ем", Эразм против схоластической учености.

За маской шутовской "Похвалы глупости" скрывалась одна из опас­нейших книг своего времени, расчищавшая путь немецкой Реформации. Эразм буквально дал список прегрешений церкви. "Если бы верховные первосвященники, наместники Христа, попробовали подражать ему в своей жизни – жили бы в бедности, в трудах, несли людям его учение, готовы были принять смерть на кресте, презирали бы все мирское, –чья участь в целом свете оказалась бы печальнее? Сколь многих выгод лишился бы папский престол, если б на него хоть раз вступила муд­рость! Что осталось бы тогда от всех этих богатств, почестей, власти, должностей, отступлений от церковного закона, всех сборов инду­льгенций, коней, мулов, телохранителей, наслаждений! Вместо этого –бдения, посты, слезы, проповеди, молитвенные собрания, ученые заня­тия, покаянные вздохи и тысяча столь же горестных тягот".

Эразм показывает необходимость решительной реформы церкви. Он надеется облагородить погрязшую в суете церковь, если она вернется к евангельскому учению. Не поклонение святым, не паломничества и распевание псалмов, не богословская схоластика делают человека хри­стианином, а его нравственная, христианская жизнь. Эразм рисует картину прекрасного и созданного для радости и наслаждения мира.

Между Эразмом и лидером Реформации Лютером шла ожесточенная по­лемика вокруг проблемы свободы воли. Лютер настаивал на исключитель­ной роли божественного предопределения, сводившего на нет человечес­кую инициативу. Эразм защищал принцип свободы воли.

В трактате "О свободе воли" Эразм говорит, что божественное про­видение не отменяет свободы человеческой воли, свободы выбора, т.к. без этого теряют всякий смысл все божественные призывы, зафиксирова­нные в Писании, теряют смысл понятия греха, наказания, добродетели. Начало и конец человеческой жизни – в руках бога, но ее протекание невозможно без свободно–волевых действий человека.

Невозможна без определенного минимума свободы воли и любая человеческая мораль. Человек обязан непрерывно обуздывать свою волю си­лою разума, как бы ни сбивала его с толку всемогущая Глупость, "Ни­чего сверх меры" – основа этики Эразма,

Близкий друг Эразма Томас Mop (1478–1535) (из зажиточной семьи лондонских бюргеров) предпринял попытку охарактеризовать противоре­чия эпохи (периода "первоначального накопления") и предложить иде­ал общественного устройства.

В 1516 г. была опубликована "Весьма полезная, как и заниматель­ная, поистине золотая книжка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия..." В первой части книги – критическое описа­ние современной Мору Англии. Именно Мору принадлежит известная фра­за о том, что в Англии во время "огораживания" овцы "съели людей". Он говорит о современном ему государстве как "заговоре" богачей. Люди, занятые необходимым трудом, без которого "ни одно общество не просуществует и года", живут в таких условиях, по сравнению с которыми "положение скота представляется более предпочтительным". С другой стороны, жизнь тунеядцев "протекает среди блеска и роско­ши". В руки немногих хитрых и бесчестных людей попадают все блага, на долю же скромной и трудолюбивой массы остается беспросветная ну­жда. В чем же корень зла?

Причину всех народных бедствий Мор видит в существовании частной собственности. "Где только есть частная собственность, где все мерят на деньги, там вряд ли когда–либо возможно правильное и успешное течение государственных дел". Правильное общество должно быть основано на общественной собственности. Необходимость такого общества Мор обосновывал и ссылками на Священное писание. "Господь провидел многое, когда постановил, чтобы все было общим, и многое провидел Христос, когда снова пытался отвратить смертных от частного интереса к общему".

Во второй части книги излагается утопийский образ жизни. Здесь нет частной собственности. Отсутствие собственности подчеркивается тем, что здесь нет денег. Золото и серебро, которые выполняли функ­цию денег, утопийцы не используют даже для украшений. Более того, именно из них изготовляются ночные горшки и другие сосуды для не­чистот, из них также делают цепи для тех, кто опозорил себя каким–нибудь преступлением и стал в результате этого рабом.

Идеальное государство основано на общности имуществ, на всеобщем и обязательном участии всех граждан в производительном труде, на ликвидации паразитического существования привилегированных слоев и групп, на справедливом и равном распределении общественных богатств.

Мор высоко оценивает не только умственный, но и физический труд. И он неодобрительно отзывается о тех правителях, которые не заботят­ся о людях физического труда. В Утопии труд обязателен для всех. Основное занятие каждого гражданина – то или иное ремесло. Но, кро­ме того, периодически граждане обязаны заниматься сельскохозяйствен­ным трудом. Даже начальники, избираемые жителями, трудятся, показывая пример всем остальным.

Мор вводит в свое идеальное общество рабство: это наиболее гуман­ный способ разрешить проблему "неприятных" работ.

В Утопии нет никакого противоречия между частным и общим. Всеобщий и свободный труд производит обилие продуктов и вещей, их доста­точно для удовлетворения потребностей. Вся продукция доставляется на общие склады, откуда каждый получает по потребности. Среди утопийцев нет бедных; когда "все принадлежит всем", "хотя ни у кого там ничего нет, все, однако же, богаты".

Живут утопийцы в одинаковых домах, меняя их каждые десять лет. Одеваются одинаково; отличия имеются только в одежде мужчин и жен­щин, женатых и неженатых. Работают и мужчины, и женщины по 6 часов в день. Некоторые лица отбираются для ученой деятельности и осво­бождаются от другой деятельности, если оправдывают возлагаемые на них надежды. Все высшие должностные лица избираются из числа ученых. Во главе государства – князь, который избирается пожизненно.

Цель идеального общества – не только обеспечение материальных потребностей граждан и общества в целом, но и свободное развитие личности. Идеал человека у Мора антиаскетичен. На первом месте у человека – здоровье, которому вредит религиозный аскетизм. Но не нужно увлекаться радостями еды и питья; они должны быть умеренными, чтобы сохранялось здоровье.

Свободное время, остающееся после 6–часового рабочего времени "предоставляется личному усмотрению каждого, но не для того, чтобы злоупотреблять им в излишествах или лености, а чтобы на свободе от своего ремесла, по лучшему уразумению, удачно применить эти часы на какое–либо другое занятие. Эти промежутки большинство уделяет наукам".

Цель человеческого существования – счастье. Счастье же – в "честном и благородном" удовольствии. Жизнь в счастье и добродетели предусматривает помощь другим людям; она исключает индивидуалистический эгоизм.

В Утопии существует веротерпимость; каждый волен мыслить Бога в соответствии со своими понятиями. Даже безбожников "не подвергают никакому наказанию, в силу убеждения, что никто не властен над сво­ими чувствами". Но, хотя атеистов и не подвергают наказанию, им запрещено выступать со своими взглядами перед толпой.

Гуманистические идеи утверждали Франсуа Рабле (1494–1553) во Франции, Сервантес (1547–1616) – в Испании, Шекспир (1564–1616) – в Англии.

В позднем Возрождении возникают своеобразные мотивы скептицизма, направленного против догматизма. Уже Эразм говорил: "В жизни человеческой все так неясно и так сложно, что здесь ничего нельзя знать наверное". Французский гуманист Себастьян Кастеллион (1513–1563) говорил, что опаснейший грех совершают люди, когда верят в то, в чем следует сомневаться. Выступая против традиционализма, он пишет, что только невежды считают, что чем древнее какое–нибудь положение, тем оно истиннее. Ценные результаты достигаются новаторами, а не ретроградами.

Мишель Монтень (1533–1592) в духе эпохи исходит из того, что традиционная схоластическая философия безнадежно отстала от запросов современной жизни. Подлинные истоки разумного философствования – в классической древности, т.к. ей свойственна "свобода мнений и воль­ность", благодаря которой, "как в философии, так и в науке о челове­ке образовалось несколько школ и всякий судил и выбирал между ними. Но в настоящее время, когда люди идут одной дорогой... и когда все школы на одно лицо и придерживаются одинакового способа воспитания и обучения, уже не обращают внимание на вес и стоимость монеты, a всякий принимает ее по общепринятой цене, по установленному курсу".

Монтень отвергает авторитет Аристотеля, ибо "Аристотель – это бог схоластической науки". Подлинная философия требует свободного и непредвзятого взгляда на мир. Монтень подчеркивает несостоятель­ность ссылок на авторитеты. Стремление все проверять, все подверг­нуть самостоятельной оценке разума составляет основу скептицизма Монтеня. Сомнению подвергается общепризнанное знание; общепризнан­ность не есть доказательство. Скептицизм Монтеня – не познаватель­ный пессимизм, а скорее критицизм по отношению к знанию своей эпохи. Скептицизм его – в отказе от "самоудовлетворенности и самоуверенности".

Монтень постоянно предупреждает об опасности признать сегодняш­ний уровень знаний и представлении о мире как окончательный. Позна­ние бесконечно. "Если мы бываем довольны тем, что другие или мы сами добыли в этой погоне за знанием, то лишь по слабости наших способ­ностей: человек более пытливого ума не будет доволен. За ним пойдет кто–то другой (пойдем и мы сами), открывая новые пути. Пытливости нашей нет конца: конец на том свете. Удовлетворение ума признак его ограниченности или усталости. Ни один благородный ум не остано­вится по своей воле на достигнутом: он всегда станет притязать на большее и выбиваться из сил, и рваться к недостижимому". Говоря о не­состоятельности ссылок на авторитеты, Монтень подчеркивает необходимость опоры на опыт. "Всякое доказательство не имеет других оснований, кроме опыта".

Монтень призывает к развитию ума, личной убежденности, умения мыслить. "Мне приходилось слышать, как некоторые уверяют, будто их голова полна всяких прекрасных мыслей, да только выразить они их не умеют: во всем, мол, виновато отсутствие у них красноречия. Но это пустые отговорки! На мой взгляд, дело обстоит так. В головах у этих людей носятся какие–то бесформенные образы и обрывки мыслей, которые они не в состоянии привести в порядок и уяснить себе, а стало быть, и передать другим: они еще не научились понимать самих себя".

Монтень выступает против антропоцентризма, согласно которому человек – венец творения. Он стремится "несколько развенчать" человека. "Когда я играю со своей кошкой, кто знает, не забавляется ли скорее она мною, нежели я ею?" Человек – часть природы. Истинное достоин­ство человека – не в возвышении его от природного до божественного состояния, а в осознании себя частицей природы.

В природе все совершается естественным образом. Новое появляется в столкновениях противоположностей. "Если чудеса и существуют, то только потому, что мы недостаточно знаем природу, а вовсе не потому, что это ей свойственно".

Монтень не высказывает в явной форме своего отношения к религии. Но вот, например, история, которую он приводит в "Опытах". "Вот как Диагор, по прозвищу Атеист, находясь в Самофракии, ответил тому, кто показав ему в храме многочисленные дарственные приношения с изображением людей, спасшихся при кораблекрушении, обратился к нему с вопросом: "Ну вот, ты, который считает, что богам глубоко безразличны людские дела, что ты скажешь о стольких людях, спасенных их милосердием?" "Пусть так, – ответил Диагор, – но ведь тут нет изображений утонувших, а их несравненно больше".

В своих этических размышлениях Монтень исходит из того, что "жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее". Монтень призывает так воспитывать человека, чтобы физические качества, "внешность", совершенствовались вместе с его душой. "Нельзя воспитывать то и другое порознь".

Монтень склонен к эпикурейской этике. Он требует признания закон­ности и естественности наслаждения, благодарного принятия всего, чем одарила человека мать–природа. Счастье и удовольствие есть, в сущности, основной двигатель человеческих поступков, хотя, с другой стороны, человеческая жизнь невозможна и без страдания, которое как бы оттеняет удовольствие и заставляет сильнее ценить его. При этом Монтень говорит о разумном использовании благ жизни. "Я полагаю, что пренебрегать всеми естественными наслаждениями так же неправильно, как и слишком страстно предаваться им". Главное для человека – это "жить умеючи". Эти­ческий идеал Монтеня – мирное наслаждение естественными физическими и духовными радостями. Принятие жизни во всей ее сложности, достой­ное перенесение страданий тела и духа – такова позиция истинного философа.

Этика Монтеня индивидуалистична. Она противостоит общественному лицемерию, когда требование "жить для общества" оказывается лишь маской, прикрывающей эгоистические корыстные интересы, а также ос­татки средневековой сословно–корпоративной традиции, признающей человека не личностью, а лишь частью традиционного сообщества. "Мы жили достаточно для других, проживем же для себя хотя бы остаток жизни. Сосредоточим на себе и на своем благе все наши помыслы и на­мерения". Автономная, независимая от господствующих мнений и предра­ссудков нравственная позиция есть высшее достижение человека. Но это нужно всему обществу. Полезной обществу и другим людям может быть, по Монтеню, только суверенная личность.

В оценке общества у Монтеня причудливо сочетается оптимизм, не видящий в истории безвыходных конфликтов, с пессимизмом консервато­ра, считающего, что лучше все оставить по–старому, ибо новое бесси­льно что–либо существенно изменить.

"Опыты" Монтеня в 1676 году включены Ватиканом в индекс запрещен­ных книг.

Культура Возрождения ориентирована не только на человека, но и на новое истолкование мира.

Средневековье продолжило, в основном, концепцию Аристотеля (пас­сивная материя и налагаемая на нее форма). Правда, у некоторых фи­лософов Средневековья была мысль о том, что формы содержатся в по­тенции в самой материи. Но эта точка зрения была исключением, а не правилом.

Для натурфилософии Возрождения характерны следующие основные особенности:

– пантеизм, идея взаимопроникновения природы и бога;

– идея тождества микро– и макрокосма, что приводило к своеобразно­му органистическому мировоззрению, трактующему природу по аналогии с человеком;

– гилозоизм, убеждение в оживленности и даже одушевленности всего бытия;

– качественная интерпретация природы.

Центральная идея натурфилософии Возрождения – идея самодеятель­ности материи. В гносеологическом плане от Данте ("Божественная ко­медия") до Галилея ("Диалог") прослеживается идея познания бесконечности мира через земной, человеческий разум.

Здесь речь идет о некотором общем характере натурфилософии Воз­рождения. Что же касается отдельных ее представителей, то у них можно увидеть многие идеи, выходящие за рамки этих наиболее харак­терных признаков натурфилософии эпохи Возрождения.

У истоков итальянской натурфилософии – Николай Кузанский (1401–1464). Будучи видным деятелем церкви (кардинал), он в то же время глубоко интересовался, в отличие от современников, вопросами мате­матики и естествознания.

Рассматривая проблему соотношения бога и мира, Кузанский прово­дит доктрину отрицательной теологии. Бог – бесконечное существо, абсолют, "абсолютный максимум". Бог не соразмерен с миром конечных вещей. Говоря о Боге, нужно исходить из "ученого незнания" – Бог не соразмерен с миром, божественный абсолют принципиально непознава­ем.

Но Кузанский не до конца стоит на этой позиции. Он говорит о том, что божественное искусство при сотворении мира состояло, главным образом, в геометрии, арифметике и музыке; "первый образ вещей в уме творца есть число", без которого ничего невозможно ни понять, ни создать.

Отходя от противопоставления Бога и мира, Кузанский идет по пути пантеизма, отождествления творца и творения. "Бог есть все во всем". "Бытие Бога в мире есть не что иное, как бытие мира в Боге". В Боге есть все в "свернутом виде". Бог содержит в себе все вещи. Мир "развертывается из того, в чем оно существует в свернутом виде". При этом Кузанский считает, что Бог бесконечен актуально, а мир бесконечен потенциально, как возможность перейти любую границу, любой предел.

Кузанский подвергает радикальному пересмотру представления о ми­ре. Если в Средневековье он рассматривался как конечный, ограничен­ный сферой неподвижных звезд, с землей в центре мира, то Кузанский говорит о мире как огромной космической машине, не имеющей никакого центра. "Машина мира как бы имеет свой центр повсюду, а свою окруж­ность нигде, ибо бог есть окружность и центр, так как он везде и нигде". Этот космический механизм имел начало, но не может погиб­нуть. Характерно, что Кузанский отрицает проводимое в Средневеко­вье различие между подлунным и надлунным мирами.

То, что Кузанский называет мир машиной, не означает механистичес­кого истолкования природы; оно является органистическим. Кубанский уподобляет земной мир животному организму, где камни – кости, реки – жилы, растения – волосы, а животные – насекомые.

Кузанский возрождает идею (которая была уже в античности) о чело­веке как микрокосме, который в своем существе воспроизводит окружа­ющий его мир. В этой связи он говорит о "трехсложности" мира: есть "малый мир" – человек, "большой мир" – универсум, "максимальный мир" – бог, божественный абсолют. При этом, "малый подобие большого, большой – подобие максимального". В итоге Кузанец приходит к обожес­твлению человека. Христос – не богочеловек, а человекобог, макси­мальный человек. "Я определяю ум как образ божественного ума".

Человеческий ум – сложная система способностей, включающая чувс­тво (вместе с воображением), рассудок и разум. Ощущениям принадле­жит инициативная роль; сила ума не может быть приведена в действие без чувственного представления. Познавательная роль чувственного познания реализуется лишь во взаимодействии с рассудком. "Логика есть не что иное, как искусство, в котором развертывается сила рассудка".

Однако рассудок, согласно Кузанскому, не способен охватить противоположности в их единстве. Здесь на помощь рассудку приходит разум, интеллект. Кузанский развивает концепцию совпадения противоположностей. Так, разум показывает, что по мере увеличения радиуса окружности она все больше будет совпадать с касательной к ней. В бесконечности кривизна и прямизна неразличимы. Совпадение противоположностей – путь к истине. В Боге совпадает "максимум" и "минимум".

Рассматривая проблему веры и разума, Кузанский согласен с теми,

которые "утверждают, что с веры начинается всякое понимание". Но это не слепая вера. "Разум направляется верой, а вера раскрывается разу­мом".

В ХV–ХVI вв. происходят важные изменения в естествознании. Но по­вестку дня ставится вопрос о пересмотре философских основ науки. Леонардо да Винчи (1452–1519), выступая против умозрительно–словес­ного "выяснения" истины, подчеркивал, что полны заблуждений те нау­ки, которые "не порождаются опытом, отцом всякой достоверности, и не завершаются в наглядном опыте, т.е. те науки, начало, середина или конец которых не проходят ни через одно из пяти органов чувств". Утверждая, что "все наше познание начинается с ощущений", Леонардо решительно отвергает иное знание: полученное из Священного писания или мистическое познание. "И если мы подвергаем сомнению достовер­ность всякой ощущаемой вещи, тем более должны мы подвергать сомнению то, что восстает против ощущений, каковы, например, вопросы о сущ­ности бога, души и тому подобные, по поводу которых всегда спорят и сражаются".

"Мудрость есть дочь опыта".

Но научное познание не должно сводиться только к опыту. Леонардо говорит о необходимости обоснования опыта. За опытом должно следовать "рассуждение", которое должно доказать, "почему данный опыт выну­жден протекать именно так". Задачу науки Леонардо видел в выявлении причинных связей. "И хотя природа начинает с причины и кончает опы­том, мы должны идти обратным путем, начиная... с опыта и с ним изыс­кивая причину".

Природа у Винчи предстает как творческое, деятельное начало, она как бы сливается с богом, который является гарантом необходимости природных явлений. Природа создает и человеческое тело, и челове­ческую душу. Душа неразрывно связана с телом, она не может существо­вать и действовать без него. Леонардо говорит о том, что человек ничего не способен сделать без и вне природы. Не способен он, нап­ример, делать золото, к чему стремились алхимики, т.к. золото при­надлежит к тем простым вещам, которые способна создать только приро­да. Но, далее, человек использует эти простые природные вещества и может создать сложные вещи, предметы, которых в самой природе ни­когда не было и не будет.

Леонардо считал, что познанию реального мира служат наука и ис­кусство. Главное дело науки – раскрытие количественных сторон мира. Он подчеркивал важное значение математики в исследовании природы; там, где нет математики, нет достоверности. Искусство же направлено на качественную сторону, конкретность и индивидуальность вещей.

Книга Николая Коперника (1473–1543) "О вращении небесных сфер" (опубликована в 1543 г.) сыграла решающую роль в пересмотре представлений о мире. Новая система упраздняла противопоставление земли и "неба"; Земля рассматривается в качестве одного из небесных тел, образуя с ними единую Вселенную. В системе Коперника отпадает на­добность во внешних двигателях, в картину мира вводится идея самод­вижения тел. Энгельс писал о системе Коперника: "Отсюда начинает свое летоисчисление освобождение естествознания от теологии". (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.20, с.347).

Натурфилософия начинает рассмотрение природы, исходя из ее "собственных начал", независимо от всяких сверхприродных сил. В этом плане даже характерно название книги Бернардино Телезио (1509–1588) – "О природе вещей согласно ее собственным началам".

Задачу натурфилософии Телезио видит в выделении действительных свойств вещей на основе чувственного познания. Началами вещей слу­жат материя ("телесная масса"), которая сама по себе пассивна, не способна к действиям, и активные силы – тепло и холод. В природе эти начала существуют в неразрывном единстве. Материя придает вещам телесность и массу, тепло и холод дают им свойства и формы.

Главным средоточием холодного начала, по Телезио, является Зем­ля, тепло сосредоточено в противостоящем ей Солнце. Но противостоя­ние тепла и холода динамично. Начала теплого и холодного "дерутся за материю" как "два жениха за женщину". Качественная определенность вещей возникает в результате различного соотношения расширяющего тепла и сжимающего холода. Тепло рождает свет, прозрачность и дви­жение, от холода происходят плотность, темнота, неподвижность.

Телезио признает акт божественного творения мира, трех его на­чал, но в дальнейшем обходится без бога; природа объясняется на основе "собственных начал", не нуждается в постороннем вмешатель­стве. Здесь видна деистическая позиция Телезио.

Телезио подчеркивает единство всей живой природы, включая и че­ловека. Жизненный дух, присущий животным и человеку, идет от миро­вого тепла. Отличие "духа" человека от "духа" животных лишь в боль­шей "тонкости", "тепле", "благородстве".

Телезио выводит основания этики из единства человеческой природы со всем материальным миром. Всему в природе свойственно стремление к самосохранению, оно же составляет основу человеческой морали. Ра­дость есть чувство самосохранения, любовь возникает к тому, что со­действует самосохранению, ненависть – против того, что ему мешает. Этика самосохранения, в целом, индивидуалистична, но она предпола­гает необходимость человеческого сообщества для защиты "от других животных и от насилия дурных людей".

Но этика Телезио не до конца последовательна. Для объяснения морали кроме природной человеческой души допускается существование в человеке второй, "высшей" души, непосредственно происходящей от бога. Эта душа бессмертна; только учет ее позволяет объяснить специфику человеческого сознания.

Крупной фигурой натурфилософии Возрождения был Джордано Бруно (1548–1600). Человек трагической судьбы. Он бежал из монастыря, преследуемый церковниками за свои взгляды. Покинул Италию и жил в Швейцарии, Франции, Англии, Германии. По возвращении в Италию (1592) был обвинен в ереси и свободомыслии и после 8–летнего пребывания в тюрьме сожжен на костре.

При характеристике взглядов Бруно нужно иметь в виду различные формы пантеизма. В так называемом мистическом пантеизме (к нему склонялся Кузанский) мир, универсум погружался в бога, сохранявшего свою обо­собленность по отношению к миру. В другом варианте, так называемом натура­листическом пантеизме, деперсонализированный бог погружается в при­роду. Бруно идет по этому пути. "Бог находится во всем и повсюду… Бог есть бесконечное – в бесконечном. Сама природа не что иное как Бог в вещах".

Вселенная едина. "Эта Вселенная – не сотворена, она существует вечно и не может исчезнуть. В ней происходит непрерывное изменение и движение", но сама она неподвижна, так как Вселенная в целом не может перемещаться. Бруно говорит о принципиальном единстве земного и небесного миров. Природа, в понимании Бруно, фак­тически приобретает полную самостоятельность, а бог мыслится как синоним ее единства.

Выступая против аристотелевско–схоластической концепции материи–формы. Бруно считает, что материя в самой себе содержит все формы, она "производит формы из своего лона". Внутренняя способность мате­рии к образованию форм именуется душой мира. Она находится внутри материи и главенствует над ней. Отсюда Бруно приходит к мысли о все­общей одушевленности природы. "Сколь бы незначительной и малейшей ни была вещь, она имеет в себе члены духовной субстанции, каковая, если находит подходящий субъект, стремится стать растением, стать животным и получать члены любого тела, каковое обычно называется одушевленным". Мир представляет собою некоторый организм. В резуль­тате получается, что материя, понятая как обладающая всем совершен­ством, не нуждается во внешней причине бытия и движения. Самодвиже­ние природы – таков финальный смысл учения Бруно об одушевленности природы.

Бруно утверждает бесконечность мира, делает радикальные выводы из гелиоцентризма Коперника. В новой космогонии нет места для фик­сированного центра мира. Бруно утверждает множественность миров. "Вселенная есть бесконечная субстанция, бесконечное тело в бесконечном пространстве. Вселенная одна – миры же бесконечны. У каждого мира – своя звезда". Бруно высказывает предположение о существовании жизни и разума на других небесных телах. Он даже предполагает существование разных форм жиз­ни, чувственной и разумной.

В своем учении Бруно обращается к атомизму древних. "Существует предел деления в природе – нечто неделимое, что уже не делится на другие части". Атомы – основа всякого бытия, именно они определяют единство всех вещей. Необходимым условием движения атомов и тел яв­ляется существование пустоты. "Движение возможно не туда, где нечто есть, а туда, где нечто перестает быть". Но в то же время, простран­ство неотделимо от материи, "Пустота–пространство – это то, в чем находятся тела, а не то, в чем ничего нет. Когда же мы говорим о пустоте как о месте без тела, мы отделяем его от тела не реально, но лишь мысленно". И Бруно идет дальше, когда он утверждает, что "атомы находятся в эфире" – некоторой материальной среде.

Другим необходимым условием существования материи является время. "Время есть некая длительность, которая, хотя разумом может быть воспринята и определена отвлеченно, однако не может быть отделена от вещей",

В гносеологии Бруно сравнительно невысоко оценивает чувственное познание. Чувства пригодны лишь для того, чтобы "возбуждать разум; они могут обвинять, доносить, а отчасти свидетельствовать перед ним, но они не могут быть полноценными свидетелями, а тем более не могут судить или выносить окончательное решение. Ибо чувства, каки­ми бы совершенными они ни были, не бывают без некоторой мутной при­меси. Вот почему истина происходит от чувства только в малой части, как от слабого начала, но она не заключается в них". Главный недо­статок чувственного познания в том, что оно "не видит бесконечнос­ти... ибо бесконечное не может быть объектом чувств". Выше чувств рассудок, а затем разум (или интеллект). Степень умственной силы, согласно Бруно, определяется способностью человека подняться до максимального единства знаний.

Бруно разделяет веру и разум. "Вера требуется для наставления грубых народов, которые должны быть управляемы", в то время как фи­лософские доказательства, имеющие в виду раскрытие "истины относи­тельно природы", адресованы "не простому народу", а только мудре­цам, которые способны понять наши рассуждения".

Продолжает и фактически завершает натурфилософию Возрождения Томмазо Кампанелла (1568–1639). Кампанелла говорит о том, что сущес­твуют две божественные книги, в которых мы черпаем истину – природа и Священное писание. Живую книгу природы человек познает с помощью разума и ощущений. "В исследовании природы следует доверять ощущению, которому она открывается такой, какова она в действительности и ка­кой ее создал бог". Священное писание не имеет своей целью излагать законы природы. "Писание учит людей лишь тому, что относится к их спасению". Концепция "двух книг" у Кампанеллы означала отказ от согласования научных взглядов с библейскими текстами.

Кампанелла выступал против аристотелевской концепции материи–фор­мы. "Формы умирают, а материя пребывает такой же. Следовательно, она едина и бессмертна, а формы многочисленны, изменчивы, тленны, подвержены возникновению и гибели. Следовательно, материя в большей мере, нежели формы, обладает действительным бытием". Но материя – бесформенная телесная масса. Следуя Телезио, Кампанелла говорит о двух активных началах – тепло и холод – создающих многообразный мир вещей из материи.

Кампанелла говорил о том, что бог сотворил материю и эти начала. И этим ограничивается его роль. "Хотя творение есть чудеснейшая вещь, однако бог в акте творения учредил Природу, и созданные им вещи сле­дует изучать не как чудеса, а как природные сущности, обладающие природными законами". В таком виде, фактически, утверждается авто­номия природы и ее законов.

Главному принципу физики Аристотеля, согласно которому движущее­ся тело получает движение от другого. Кампанелла противопоставляет принцип самодвижения. "Все, что движется естественно, получает дви­жение от себя, а не от особого двигателя". В основе же самодвижения – тепло; оно есть "истинная причина возникновения, изменения и ги­бели вещей".

Кампанелла стоит на позиции органицизма. "Мир – это огромное жи­вое существо, а мы живем в его чреве". Всем природным вещам и явле­ниям присуще стремление к самосохранению. Но оно реализуется благо­даря тому, что вещи обладают способностью ощущать. "Все вещи чувст­вуют". Но дело не только в этом. Кампанелла говорит о "прималитетах" – трех первоначалах бытия – мощи, мудрости и любви; что означа­ет разумное начало в природе.

Из учения Кампанеллы об одушевленности природы, о всеобщей спо­собности вещей к ощущениям, их взаимосвязях и взаимозависимости вытекало признание астрологии. Так, например, он утверждал, что "кометы предсказывают голод, войны и смерть... действуя исключительно своим теплом. И, добавляя свой свет в воздух, которым дышат живые существа, они возбуждают гнев, желание людей, недовольство положе­нием вещей, стремление к новшествам и иные страсти, отчего и проис­ходят действия, меняющие положения вещей в мире". Астрологию Кампанелла считал точной наукой.

Натурфилософские воззрения у Кампанеллы сочетались с глубокой заинтересованностью в социальных и политических вопросах своего времени.

Кампанелла считал, что будет гибель и обновление мира в огне. Но концу света должно предшествовать установление справедливого общества – "царства божьего" на земле.

Кампанелла стремился к изменению социальных порядков, унижающих человека. "Во всем христианском мире обнаруживается это заблуждение, что одни – бедняки, а другие – богачи... И сегодня мы видим, что у одного есть сто тысяч скуди дохода, а у тысячи людей нет и трех скуди на одного. И вот тот, у которого сто тысяч, захватывает доход тысячи людей и тратит его на собак, лошадей, шутов, на дорогие одеж­ды и, что того хуже, на блудниц. А если бедняк вступит с ним в спор, то не сможет добиться справедливости и становится изгнанником или умирает в тюрьме, а богач угнетает, кого ему угодно, потому что судья от него зависит, поскольку судьями становятся благодаря покро­вительству и еще больше за деньги". Главную причину всех бедствий и неустройств современного ему мира Кампанелла видел в социальном неравенстве, существовании богатства и нищеты. Власть денег приво­дит к господству в обществе частного интереса, к погоне за наживой, к разрушению нравственности.

В книге "Город Солнца" (1602) Кампанелла изложил свою социальную программу. Народ, бежавший на остров, "решил вести философский образ жизни общиной", создав такое государственное устройство, которое исходит не от бога, а представляет собой прямой результат деятель­ности человеческого разума.

В жизни соляриев большую роль играют различные технические изоб­ретения и усовершенствования – в земледелии, при передвижении на су­дах и повозках при помощи механизмов. Изобретены у них подзорные трубы, дающие возможность видеть скрытые звезды, и слуховые трубы, позволяющие слышать небесную гармонию.

Жизнь в этом государстве основана на отсутствии частной собственности. У соляриев нет ни бедных, ни богатых. "Община делает всех од­новременно богатыми и вместе с тем бедными: богатыми – потому, что у них есть все, бедными – потому, что у них нет никакой собственнос­ти, и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им".

Ликвидация частной собственности связана с упразднением моногам­ной семьи, с общностью жен, поскольку Кампанелла считал, что "соб­ственность образуется у нас и поддерживается тем, что мы имеем каж­дый свое отдельное жилище и собственных жен и детей", а "отсюда воз­никает себялюбие". Общность жен должна служить "научному" государст­венному контролю за деторождением и воспитанием детей.

Сразу же после вскармливания дети передаются назначенным государ­ством воспитателям, "занимаются, играючи, азбукой, рассматривают кар­тины, бегают, гуляют и борются; знакомятся по изображениям с исто­рией и языками... На седьмом году они переходят к естественным нау­кам, а потом к остальным, по усмотрению начальства, затем к ремес­лам" Для выявления наклонностей детей их "водят в мастерские к сапож­никам, столярам, живописцам и т.д." Затем юноши и девушки "получают должности в области тех наук и ремесел, где они преуспели больше всего".

В Городе Солнца труд является не только обязанностью, но и жиз­ненной потребностью всех граждан. Солярии уже с детства привыкают относиться с уважением к труду. Нет пропасти между умственным и фи­зическим трудом, всякая работа одинаково почетна. Рабочий день про­должается четыре часа; остальное время проводится "в приятных заня­тиях науками", "развитии умственных и телесных способностей", при этом "все делается радостно". Высвобождение свободного времени дос­тигается благодаря применению технических новшеств и изобретений.

Во главе государства – верховный правитель, он же первосвященник ("Метафизик"). При нем имеются три соправителя–помощника: "Мощь", ведающий вопросами войны и мира, ремеслами, связанными с обслужива­нием военных нужд, "Мудрость", ведающий свободными искусствами, нау­ками, учебными заведениями, и "Любовь", занимающийся вопросами конт­роля за деторождением и воспитанием младенцев, медициной, земледели­ем и скотоводством. У каждого из них в подчинении еще более узкие специалисты. Дважды в месяц собирается Большой совет – народное соб­рание, которое может сместить правящих лиц (за исключением большой четверки, которая избирается пожизненно; но и они обязаны уступить свои руководящие места, как только появляются лица, превосходящие их своими способностями и познаниями).

Принцип жизни соляриев – евангельское правило: чего не хотите самим себе, не делайте этого другим, и чего вы хотите, чтобы делали люди вам, делайте и вы им.

Кампанелла выдвинул идею всемирного единения людей. В нем он видел залог избавления человечества от войн, голода, эпидемий.

Гуманистическая культура охватывала, в основном, образованные слои; духовная жизнь народных масс шла по традиционному религиозному руслу.

Ситуация изменилась в ходе реформационных движений ХVI–первой половины ХVII вв. В это время совершился переворот в отношении христиан–ми­рян к религии и церкви, разрушивший духовную диктатуру католической церкви и положивший начало развитию буржуазному светскому мировоззрению и культуре.

Вехи Реформации – формирование лютеранской церкви в германских кня­жествах, подъем анабаптизма и крестьянская война 1524–25 гг., утверж­дение кальвинизма в Швейцарии, распространение протестантизма в Нидер­ландах, Скандинавии, Англии и Франции, борьба Нидерландов за независи­мость (1568–72 гг.), религиозные войны первой половины ХVII в., появ­ление "второго поколения" протестантских конфессий (социниане, пиетисты, гернгутеры, квакеры, мормоны и др.), английская революция 1645–48г.

Первое реформационное движение, одержавшее победу над римско–като–лической церковью примерно в половине Германии, связано с именем Мар­тина Лютера (1483–1546). Началом Реформации послужил случай с продажей индульгенций на территории Германии. Летом 1517 г. представитель папы Льва X, имевший поручение добыть крупную сумму денег на завершение строительства собора св. Петра в Риме, появился в приходе около Виттенберга, где служил Лютер. Отпущение грехов оценивалось различными суммами (за убийство родителей – 10, за оскорбление святынь – 9, за простое убийство – 7 и т. д. червонцев). Лютер выступил против продажи индуль­генций, заявив, что священники не имеют законного права прощать или наказывать христиан. Лютер порицает действия папы.

Лютер выразил настроения немецких бюргеров и более широких слоев немецкого народа, которые видели в церкви, представленной иерархией священников и монахов, направлявшейся из далекого Рима, одного из глав­ных эксплуататоров.

На Реформацию определенное воздействие оказали идеи гуманизма Возрож­дения. В частности, Лютера с гуманистами сближала высокая оценка раннего христианства. Реформаторы первого поколения (Лютер, Цвингли, Meланхтон) говорили о необходимости религиозного обновления, о "возвращении к истокам". Лютер говорил:

"Очень плохо, когда один существует за счет другого, богат и хорошо живет… в этом случае святой Павел говорит: кто не работает, тот не ест". В проповедях Томаса Мюнцера (ок. 1490–1525) утверждалось "божественное право", согласно которому Христос покончил с деле­нием на богатых и бедных, господ и рабов, оставив завет объединяться.

Реформаторы утверждают примат Писания над преданием, над постанов­лениями пап и соборов. Лютер утверждал, что любой христианин способен понять Писание не хуже священников и папы. Лютер перевел и издал Биб­лию на немецком языке. Затем Библия была издана и на других националь­ных живых языках. В Германии за 50 лет с 1534 по 1584 год на немецком языке было издано около 100 тыс. экземпляров.

Лютер говорил о свободе от внешних церковных предписаний, выступал против ряда обрядов, признавал только два таинства: крещение и причащение. Лютер говорил, что в отношениях между человеком и Богом нет нужды в специальных посредниках. Само существование священнослужителей было поставлено под вопрос.

Выступая против римско–католической церкви, Лютер, однако вовсе не выступает против религии. Он требует укреплять веру, он – за ограниче­ние права разума, "Разум дарован нам не для постижения того, что над нами (природы Бога, ангелов и святых обитателей неба), а для постиже­ния того, что ниже нас (животных, растений, состава веществ)". Бог не соразмерен конечному, бренному и греховному человеку. Но Бог, если за­хочет, может стать доступен пониманию. "Бог лишь настолько известен человеку, насколько сам пожелал ему открыться". Нужно вслушиваться в смысл Священного Писания и верить.

Лютер утверждал божественное управление миром, людьми. "Все, что мы делаем, все, что совершается, даже если это и кажется нам изменчивым или случайным, совершается, однако, если принимать во внимание Божью волю, необходимо и неизменно. Ведь воля Божья сильна, ей ничего не может противостоять, потому что в ней заключается природное могущество Божье".

При этом Лютер считал, что "Дела Божьи вообще непостижимы". "Мы не смеем доискиваться до смысла божественного желания".

В основу лютеранского вероучения положен догмат о достижении "небесного спасения" посредством личной веры, а не подчинения авторитету, различным приношениям церкви. Лютер призывал к внутреннему раскаянию. " Меа сulра". ("моя вина"). Через "отчаяние" человек проложит дорогу к спасению; отчаявшись, он доверяется Богу, вверяет себя воле Божией, и таким образом приближается к благодати и спасению.

Реформаторы отрицали право на свободу воли. Всякое действие челове­ка предопределено провидением. Вести себя нужно так, как требует вера. При этом, добрые дела, "которые совершаются от всего сердца, и не для собственного успеха, пользы, почета, удобства или святости, а для поль­зы, успеха, почитания и святости других" могут быть причислены "к свя­тым делам, к делу любви". И здесь даже не важно, к какой религии чело­век относится, "предписывает ли это Ветхий или Новый завет, иудейское ли это дело или языческое".

Победившее лютеранство реформировало церковь. Упрощена догматика (вместо 7 таинств осталось только 2 – крещение и причащение). Упроще­но богослужение. Устранены иконы. Роль духовенства ограничивалась. Цер­ковь подчинилась государственному руководству.

Еще более радикальную теологическую доктрину проповедовал Жан Каль­вин (1509–1564). Кальвин выдвинул идеал религиозного поведения: "солдат господа" должен посвятить свою жизнь служению господу. Спасение возмож­но только через слово Божие. Любое представление о Боге, которое идет не от Библии, а от человеческого разума, в частности, от философии эллинов, – пустая фантазия. Ум искажает истину и волю, склоняет ко злу. Кальвин утверждал, что невежество верующего ценнее, чем дерзость мудрс­твующего. Он обвинял ренессансный гуманизм за "порчу веры".

Кальвин утверждает позицию религиозного фатализма. "Бог посредством своего сокровенного решения управляет полностью всем существующим, и ничто не происходит такого, чего Он сам не дозволил мудростью и волей своей". В работе "Наставление в христианской вере" Кальвин утверждает, что каждый человек изначально предопределен богом к погибели или спасению. И своими силами мы изменить это не можем. В то же время человек не знает своего предназначения и только своим трудом и его результатами выявит свое предназначение. Если у человека – успех и богатство, это знак божественного предопределения.

Кальвин говорил, что человек обязан трудиться во славу Господа, утверждая царство Божие на земле. "Молись и работай! "

Верующему внушалось, что для человека свобода воли не нужна, ведь взамен ее ему дается сила "божественного духа", который не может быть ни побежден, ни сломлен.

Кальвин призывал к простоте жизни, регламентации поведения людей. В 1541 г. Кальвин фактически стал во главе управления Женевы; она стала центром кальвинизма. Магистрат города упразднил католический культ, принял новую церковную организацию.

Большие права приобрела первичная религиозная община верующих, избирав­шая своего пастора и его помощников–пресвитеров (старейшин), притом на ограниченный срок. Церковь сохраняет самостоятельность по отношению к светской власти.

В Женеве Кальвин ввел придирчивый контроль над жизнью граждан. Запрещены развлечения, игры, контролировалось посещение проповедей, соблюдение нравственных предписаний. Кальвин говорил – помни, что "если Бог с нами, кто против нас? " В кальвинизме резко проявлялась нетерпимость к инакомыслящим. Так, в 1553 г. – сожгли Мигеля Сервета.

Макс Вебер (1864–1920), характеризуя протестантскую этику, писал, что она выдвинула перед человеком в качестве жизненных ориентиров "мирское служение" и "мирской аскетизм", т. е. добросовестный труд, скромность в быту, строгость нравов, рациональное и бережливое скапливание состояния на благо своей семьи. Эта этика стимулировала развитие капиталистической системы хозяйствования.

Несмотря на реформаторские движения, католицизм, в целом, устоял. В ходе Контрреформации усилилась централизация католической церкви, организован орден иезуитов (1534). Основатель ордена и с 1541 г. генерал ордена – Игнатий Лойоли (1491–1556) в "Духовных упражнениях" утверждает принцип абсолютного и нерассуждающего повиновения как главной добродетели члена "Общества Иисуса". Учрежден центральный инквизиционный трибунал 1542), после чего резко усилилось преследование всякого рода ересей. В 1559 году был опубликован первый "Индекс запрещенных книг"; для издания новых книг учреждалась церковная цензура.

Свое идейно–философское обоснование деятели Контрреформации видели в томистской схоластике. Выдвинулись новые ее теоретики – Луи де Молин (1536) и Франциско Суарес (1548–1617), из школы иезуитов. Суарес пред­принял попытку актуализации томизма. Он считал, что томистские доказа­тельства бытия Бога недостаточны, говорил о том, что между категориями сущности и существования нет реального различия, Суарес детализирует учение о причинности, он выделяет причины всеобщие, особенные и инди­видуальные, материальные и формальные, выделяет первопричину и конеч­ную причину. В социальном плане Суарес говорит, что законы естествен­ного права причастны к "вечному закону" Божества. Для естественного состояния недопустимо, чтобы один человек господствовал над другим. Господство появляется в общественном состоянии. Люди объединяются в общество для облегчения своей жизни, создают законы права. При нару­шении закона тиранами народ имеет право на сопротивление.

В эпоху Возрождения было заметно увлечение магией. Природа предс­тавлялась таинственной книгой, написанной на зашифрованном языке. При­рода – это загадка, в ней кроются таинственные силы. Но у человека есть возможность стать магом, овладеть сверхъестественными силами. Для этого, прежде всего, нужно их познать. Одним из представителей та­кой точки зрения был Парацельс (493–1541).

В Германии известными мистиками являлись Себастьян Франк (1494–1542) и Якоб Бёме (1575–1624). Бёме описывал свои видения. Он был уверен, что его наставляет сам Бог. Он писал об очеловечении Христа, о Боге как Отце, Свете, Сыне, Сердце, об ангелах и Люцифере. Он говорил, что Бог не подобен никакой веши, не занимает какого–либо места. Бёме гово­рил о непосредственном присутствии Бога в вещах и в человеке. Человек в своей душе "носит небо и землю" и самого Бога. В то же время, в от­личие от пантеистов, Бёме говорит, что Бог не только "в природе", но и "выше и вне природы". В мире идет борьба двух начал " добра, и зла. Они борются и в человеке. Бёме учит, что в человеке присутствует "свет божий", причем вo всех людях, независимо от вероисповедания.

Завершает натурфилософию эпохи Возрождения и, с другой стороны, яв­ляется одним из основоположников естествознания Нового времени Галилео Галилей (1546–1642). Галилей разработал принципы механики (ее важней­шего раздела – динамики), сделал ряд важных астрономических открытий. Одним из первых он сконструировал подзорную трубу и с ее помощью обна­ружил на Луне "горы" и "моря", увидел спутники Юпитера, увидел, что Млечный путь состоит из бесчисленного скопления звезд и т.д. Галилей заменяет органистически–гилозоистическую трактовку природы геометричес­ки–механической.

Как и Кампанелла, Галилей говорит о двух "книгах" – Священное писа­ние как книга божественного откровения и Природа как книга божественно­го творения. "Философия природы написана в величайшей книге, которая всегда открыта перед нашими глазами, – я разумею Вселенную, но понять ее сможет лишь тот, кто сначала выучит язык и постигнет письмена, ко­торыми она начертана. А написана эта книга на языке математики, и пись­мена ее – треугольники, окружности и другие геометрические фигуры, без коих нельзя понять по–человечески ее слова: без них кружение в темном лабиринте".

Фома: "Малое знание о высочайших вещах лучше, чем самое подробное знание о вещах низких и мелких".

Галилей: "Я предпочитаю найти одну истину, хотя бы и о незначительных вещах, нежели долго спорить о величайших вопросах, не достигая никакой истины".

А как относиться к Библии? В принципе, Священное писание правильно, но нужно учитывать, что его главная цель – моральное поучение, что оно приспособлено к пониманию необразованных людей. Образованные же люди не могут держаться буквального смысла Писания, особенно в тех случаях, когда этот смысл противоречит результатам научных исследований.

Галилей изгоняет из понимания природы антропоморфные моменты. Сущ­ность природы раскрывается не на путях "скрытых качеств", "внутренних форм", "симпатий и антипатий" и т.п. Природа проста и упорядочена, все ее явления регулярны и необходимы. Она действует в соответствии с со­вершенными и незыблемыми математическими законами.

Источник рационального в природе – Божественный разум. При сотворе­нии мира Бог вложил в него строгую математическую необходимость, кото­рую с трудом постигают люди. Исследование природы – занятие столь же благочестивое, как и изучение Библии, "Тo, как Господь Бог предстает перед нами в явлениях природы, достойно восхищения ничуть не в меньшей степени, чем его дух в священных строках Библии".

Галилей придерживается атомистической концепции при объяснении при­роды. Он пытается выделить те характеристики материи, которые можно измерить, а затем установить между ними зависимости, выражаемые мате­матическими законами. Такими характеристиками являются – пространство, время, тяготение, скорость, ускорение, инерция, сила и импульс.

Галилей продолжает концепцию различения качеств, которая была в ан­тичном атомизме. "Никогда я не стану от внешних тел требовать чего–либо иного, чем величина, фигура, количество и более или менее быстрое дви­жение для того, чтобы объяснить возникновение ощущений вкуса, запаха и звука, и думаю, что если бы мы устранили уши, языки, носы, то оста­лись бы только фигуры, числа, движения, но не запахи, вкусы и звуки, которые по моему мнению, вне живого существа являются не чем иным, как только пустыми именами".

Галилей размышляет о характере научного исследования и говорит о необходимости сочетания в нем анализа и синтеза. В ходе анализа иссле­дуемое явление расчленяется на более простые составляющие его элементы. В процессе синтеза выдвигается гипотеза, с помощью которой можно объяснить факты. Причем нужно учитывать, что в основе всех явлений природы лежит универсальная причинность.

Галилей также считает, что при изучении явлений нужно прибегать к идеализации (например, отвлекаться от сопротивления воздуха, трения). В процессе научного исследования нужно выделить наиболее фундаменталь­ные свойства явлений, измерить их, найти количественные соотношения между ними и построить дедуктивно физику на основе фундаментальных фи­зических принципов. Галилей подчеркивает объективность законов природы.