Либерально-демократический и социально-демократический типы государств

Чем же обусловлен выбор общественно-государственного устройства?— Нетрудно заметить, что наиболее яркие представители социально-демократических стран находятся в зонах с суровым климатом. На политэкономии он отражается в виде дополнительного климатического налога. Он приводит к снижению общей сравнительной экономической эффективности системы и, как следствие, к резкой социальной поляризации общества. Выживание и развитие большинства членов общества в данных условиях может быть обеспечено только за счет относительного социального выравнивания. Последнее достигается путем перераспределения доходов от богатых слоев общества в сторону искусственного увеличения численности среднего класса.

246

Но, скажет критик, та же Франция или Германия находятся в благоприятных климатических условиях, но они также идут по социально-ориентированному пути развития? — Здесь в силу вступает другой фактор, приводящий к снижению эффективности экономической системы,— войны. Непрерывные, опустошительные европейские войны уничтожали накопленные десятилетиями ресурсы развития общества, каждые 20-40 лет все приходилось практически начинать с нуля. Для обеспечения своего выживания среднеевропейское государство было вынуждено переходить на социально-ориентированную модель развития.

Графически этот процесс можно представить в следующем виде. Под воздействием неблагоприятной внешней силы: климатическо-географической или войны — общественные уровни начинают изгибаться либо в сторону сохранения капитала, либо в сторону сохранения жизней членов общества. Новый компромиссный — искусственный уровень достигается за счет установления некоего компромисса между этими двумя тенденциями. При социально-ориентированном пути развития материальных жертв со стороны капитала (богатых слоев общества) в пользу среднего класса больше, чем со стороны остального населения.

График влияния негативных сил на развитие общества

Отметим, что англосаксонский тип может существовать только в странах, имеющих «тепличные» условия развития, с благоприятным климатом, географией и не ведущих войн на своей территории. Кроме того, радикальный либерализм не может существовать только за счет ресурсов своей страны. Поэтому радикальный англосаксонский тип в чистом виде не может существовать без внешней подпитки, например, за счет мировой торговой или финансовой монополии... На самом

247

главном — стартовом — этапе для Англии в роли внешней подпитки выступала эксплуатация колоний, для США европейские войны и т.д.

Различия типов государств отражают и принципы их создания. Так, в основе англосаксонской модели государства лежали принципы, озвученные Гоббсом, А. Смитом, Дж. Локком, утверждавшими, что государство существует для защиты богатых против бедных. В Германии философию государства обосновал Ф. Лист в первой половине XIX века, указывавший, что «между человеком и человечеством стоит государство, которое обеспечивает выживание этого человека». По словам Вильгельма II, сказанным в 1902 г., цель немецкого государства определяется постулатом: «Свобода отдельной личности и ее стремление к саморазвитию, внутренне присущие нашей расе, сочетаются у нас с подчинением частного общему ради блага этого общего»¹⁰¹⁷.

Россия является уникальной страной, поскольку суровые климатические условия сочетаются у нее со сложными географическими и, кроме этого, Россия всегда была в центре евроазиатской политики. Т.е. участвовала во всех значимых войнах на континенте. В этих условиях до революции существование российского государства обеспечивалось за счет господства патриархальных отношений. После нее само существование государства и народа могло быть обеспечено только и исключительно при социально-ориентированном общественном строе.

Эти размышления приводят к одному замечанию — «экспорт революции» между странами с различным общественно-политическим устройством ограничен вполне объективными факторами. В 1917 г. попытка экспорта в Россию «либеральной революции англосаксонского типа», тем более во время войны, приведшей к сверхкритическому росту величины «негативной силы», потерпела поражение именно по этой причине. В. Румянцев в связи с этим отмечает: «Герберт Уэллс в своей книге «Россия во мгле» ошибочно принимает большевистский переворот за регресс глобального масштаба, за наступление Азии на Европу. На самом деле Россия отторгла чуждые ей по своей природе Временное правительство и Учредительное собрание, потому что они перестали быть русскими с первого дня своего существования. Разогнав 7 ноября 1917 года Временное правительство, гарнизон Петрограда сделал только полдела. Необходимо было поставить юридическую точку в том политическом режиме, который выстраивался усилиями русской интеллигенции по «лучшим образцам». И 19 января 1918 года точка была поставлена. Это было не разрушением России, «которую мы потеряли» а сохранением ее»¹⁰¹⁸. Радикальность обстановки требовала радикальных мер для обеспечения выживания населения.

Для Запада «экспорт либеральной революции» — цивилизации — приобретал характер исторической миссии, о чем писал, например, Р. Киплинг в стихотворении «Бремя Белых». Это был взгляд из XVII века, из эпохи становления капитализма в Англии, пришедше-

248

го на смену монархии. Времен полного и абсолютного господства идей либерализма. Последний, конечно претерпел существенные изменения за несколько столетий, но даже М. Тэтчер в 2003 г. утверждает основы своей политики строками из Р. Киплинга, начала XIX столетия:

А если чернь или монарх

Нарушат вековой обычай...

Вскипит упрямый дух английский¹⁰¹⁹.

В конкретных условиях России начала XX века, где более 85% населения представляли ту самую чернь, эти принципы выглядели не иначе, чем проявление социального расизма. Именно радикализованный индивидуализм либералов, их социальный расизм по отношению к черни стали первоосновой интервенции и гражданской войны и дикого, ничем не сдерживаемого насилия.

Запад быстро почувствовал приближение того ада, к которому привели их благие начинания. С. Харпер, вероятно, ведущий специалист в США по России в те годы, заметил про либеральных революционеров: «Казалось, что они вели дело хорошо в противовес пресловутым неумелым бюрократам. Естественно, они вносили политический элемент в свою работу, (но) Впоследствии многие были разочарованы в способности этого класса к практической работе, когда они стали полностью нести ответственность за управление Россией после Февральской революции 1917 г.». Британский посол, спустя всего две недели после февральской революции, приходил к еще более пессимистичным выводам: «Военные перспективы в высшей степени неутешительны, и лично я потерял всякую надежду на успешное русское наступление весною. Равным образом я не держусь оптимистических взглядов на ближайшее будущее этой страны. Россия не созрела для чисто демократической формы правления, и в ближайшие несколько лет мы, вероятно, будем свидетелями ряда революций и контрреволюций, как это было около пятисот лет назад в Смутное время»¹⁰²⁰. Позже Бьюкенен добавлял: «Монархическое правление является единственно возможным способом удержания этой огромной империи. Эта страна не готова для республиканской формы правления, и у меня есть большие сомнения, будет ли республика приемлема для большинства нации. Причина, по которой я в беседе с Милюковым выступил за сохранение за великим князем Николаем поста главнокомандующего, заключается в том, что если он добьется доверия к себе армии и сможет удержать ее в руках, то возникнет реальный шанс для великого князя стать в конечном счете императором»¹⁰²¹.

Палеолог уже 5(18) марта, через три дня после появления Временного правительства, телеграфировал своему премьеру: «Беспорядок в военной промышленности и на транспорте не прекратился и даже усилился. Способно ли новое правительство осуществить необходимые реформы?

249

Я нисколько этому не верю. В военной и гражданской администрации царит уже не беспорядок, а дезорганизация и анархия. В любом случае следует предвидеть ослабление национальных усилий, которые и без того анемичны и беспорядочны. И восстановительный кризис рискует быть продолжительным у расы, в такой малой степени обладающей духом методичности и предусмотрительности... Факторы, призванные играть решающую роль в конечном результате революции (например: крестьянские массы, священники, евреи, инородцы, бедность казны, экономическая разруха и пр.), еще даже не пришли в действие. Поэтому невозможно уже теперь установить логический и положительный прогноз о будущем России. До сих пор русский народ нападал исключительно на династию и на чиновничью касту. Вопросы экономические, социальные, религиозные не замедлят выйти на поверхность. Это — с точки зрения войны — вопросы страшные, потому что славянское воображение, далекое от конструктивности (как воображение латинское или англосаксонское), в высшей степени анархично и разбросано. Их решение не пройдет без глубоких потрясений...»¹⁰²² Деникин, комментируя Палеолога, отмечал: «Этим соображениям нельзя отказать в глубине и проницательности. Ход процесса, его темп и его результаты были действительно таковы, и предвидеть их при знании России было возможно. Возможно ли было предупредить их, предвидя? К этому, в сущности, сводился основной вопрос русской внутренней политики»¹⁰²³.

Предвидеть их действительно было возможно, и их предвидели Витте, Столыпин, Дурново, предвидели все здравомыслящие люди того времени, и они пытались предупредить их первопричину — отсталость России и войну... После начала войны не осталось ни одной силы, способной встать на пути хаоса и анархии кроме большевиков.