«Декларация прав военнослужащих»

9 мая Керенский издает свой знаменитый «Приказ по армии и флоту», получивший собственное имя — «Декларация прав солдата». Она была подготовлена Советом и согласована с комиссией генерала Поливанова. «Эта «декларация прав», давшая законное признание тем больным явлениям, которые распространились в армии, — писал Дени-. кин, — ...окончательно подорвала все устои старой армии. Она внесла безудержное политиканство и элементы социальной борьбы в неуравновешенную и вооруженную массу, уже почувствовавшую свою грубую физическую силу...»⁴⁸⁶ Даже Гучков, протестуя против «декларации», сложил с себя должность военного министра, «не желая разделять ответственность за тот тяжкий грех, который творится в отношении родины». «Есть какая-то линия, за которой начинается разрушение того живого, могучего организма, каким является армия»⁴⁸⁷. А. Гучков мотивировал свою отставку сложившимися условиями, «которые изменить я не в силах и которые грозят роковыми последствиями армии и флоту, свободе и самому бытию России...» Такое признание со столь высокого поста показалось нам чрезмерным, вспоминал П. Милюков⁴⁸⁸.

«Вся военная иерархия была потрясена до основания, наружно сохраняя атрибуты власти и привычный порядок сношений: директивы, которые не могли сдвинуть армии с места, приказы, которые не исполнялись, судебные приговоры, над которыми смеялись...»⁴⁸⁹ Безысходной грустью и жутью веяло от всех спокойных по форме и волнующих по содержанию речей главнокомандующих, рисовавших крушение русской армии, на объединенном совещании Временного правительства и ЦИК Совета 2-4 мая. Генерал Брусилов: «...Есть еще надежда спасти армию и даже двинуть ее в наступление, если только не будет издана декларация... Но если ее объявят — нет спасения». Генерал Алексе-

109

ев: «...Реформы, которые армия еще не успела переварить, расшатали ее, ее порядок и дисциплину. Дисциплина же составляет основу существования армии... Свобода на несознательную массу подействовала одуряюще. Все знают, что даны большие права, но не знают какие; не интересуются и обязанностями...» Генерал Драгомиров: «Трудно заставить сделать что-либо во имя интересов России. От смены частей, находящихся на фронте, отказываются под самыми разнообразными предлогами: плохая погода, не все вымылись в бане. Был даже случай, что одна часть отказалась идти на фронт под тем предлогом, что два года назад уже стояла на позиции под Пасху. Гордость от принадлежности к великому народу потеряна, особенно среди населения поволжских губерний. «Нам не надо немецкой земли, а до нас немец не дойдет; не дойдет и японец». Генерал Щербачев: «Главнейшая причина этого явления — неграмотность массы. Конечно, не вина нашего народа, что он необразован. Это всецело грех старого правительства, смотревшего на вопросы просвещения глазами министерства внутренних дел... Я не буду приводить вам много примеров, я укажу только на одну из лучших дивизий русской армии, заслужившую в прежних войсках название Железной и блестяще поддержавшую свою былую славу в эту войну. Поставленная на активный участок, дивизия эта отказалась начать подготовительные для наступления инженерные работы, мотивируя нежеланием наступать. Причина — исчезла дисциплина, нет доверия к начальникам, слово «Родина» для многих стало пустым звуком... Если развал армии продолжится, то мы не только потеряем союзников, но и сделаем из них врагов. А это грозит нам тем, что мир будет заключен за наш счет... Если вы введете декларацию, то армия рассыплется в песок»⁴⁹⁰.

Генерал Алексеев: «Главное сказано, и это правда. Армия на краю гибели. Еще шаг — и она будет ввергнута в бездну, увлечет за собой Россию и ее свободы, и возврата не будет. Виновны все. Вина лежит на всем, что творилось в этом направлении за последние два с половиной месяца»⁴⁹¹. 7 мая Всероссийский съезд офицерских депутатов, военных врачей и чиновников открылся речью Верховного главнокомандующего генерала Алексеева: «...Это, к сожалению, тяжелая правда. Россия погибает. Она стоит на краю пропасти. Еще несколько толчков вперед — и она всей тяжестью рухнет в эту пропасть...»⁴⁹²

Реакция представителей Советов и Временного правительства была прямо противоположной. Церетели: «Тут нет никого, кто способствовал разложению армии, кто играл бы на руку Вильгельму. Я слышал упрек, что Совет способствовал разложению армии. Между тем все признают, что если у кого в настоящее время и есть авторитет, то только у Совета. Что стало бы, если бы его не было? К счастью, демократия помогла делу, и у нас есть вера в спасение»⁴⁹³. «Исполнительный комитет Совета 13 мая отозвался на декларацию восторженным воззванием, в котором убогая мысль остановилась исключительно на вопросе отда-

110

ния чести: «Солдат-гражданин освободился от рабского отдания чести и как равный, свободный будет приветствовать того, кого пожелает. Дисциплина в революционной армии будет существовать народным энтузиазмом, а не обязательным отданием чести... Впрочем, большинство революционной демократии Советов не удовлетворилось декларацией. Ее называли «новым закрепощением солдата»⁴⁹⁴.

В командном составе армии также не было единства. Генерал Клембовский предлагал «поставить во главе фронта триумвират из главнокомандующего, комиссара и выборного солдата; Квецинский — «снабдить армейские комитеты особыми полномочиями от военного министра и Центрального комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, дающими им право действовать от имени комитета»; генерал Вирановский — «...обратить командный состав в технических советников, передав всю власть комиссарам и комитетам!»⁴⁹⁵ «...Генерал Вирановский, будучи сам противником наступления, заявил дивизионным комитетам, что он ни в каком случае не поведет гвардию на убой...»⁴⁹⁶